USSR v.2.0
August 15, 2019

К чему привели долгие поиски среднего класса в России?

Опора российского общества проваливается в советское прошлое

Отдел "Меха" в магазине ЦУМ (Центральный универсальный магазин). Москва ,1948 год. Фото: Анатолий Гаранин / РИА Новости

Очередное исследование о российском среднем классе – на сей раз от «РИА Новости», изучившего цифры Росстата, – претендует на то, чтобы вдохнуть немного оптимизма в страну с неуклонно падающим уровнем жизни. Средний класс жив, доказывают нам аналитики государственного агентства. В суровых, но богатых полезными ископаемыми краях – как, например, Ямало-Ненецкий автономный округ, Югра или Чукотка – его представители составляют от трети до половины малочисленного местного населения. Москва и Санкт-Петербург, если верить результатам, не менее чем на четверть состоят из обеспеченных граждан, твердо стоящих на ногах.

Времена сегодня непростые, так что не подумайте – средний класс не шикует. Семьям данной категории, согласно методике исследования, достаточно иметь хотя бы одного работающего, а еще возможность позволить себе покупку автомобиля и квартиры, в том числе, в кредит. При этом после ежемесячных выплат у такой семьи должно остаться не менее двух региональных прожиточных минимумов (что в среднем чуть больше 20 тысяч рублей) на человека для повседневных расходов.

Тема среднего класса всегда была чрезвычайно популярна в России. Национальная стратегия развития, рассчитанная до 2020 года, видела его представителем каждого второго гражданина страны. Цель казалась президенту Путину недостаточно амбициозной: в августе в 2008 года, непосредственно перед российской фазой международного финансового кризиса, он намеревался превратить в средний класс 70% населения.

В обстоятельном исследовании, опубликованном Российской Академией наук в начале 2014 года, перед самым Крымом, к среднему классу причислялись 42% населения в целом и 44% работающих граждан. Это не дотягивало до пожеланий Кремля и, тем не менее, производило впечатление на западных наблюдателей, уверявших россиян, что те просто не знают своего счастья.

Вот, например, ⁠мнение ⁠немецкого политолога Александра Рара (не стоит от него отмахиваться из ⁠подозрений в ангажированности, ведь подобные настроения ⁠тогда были довольно типичны для многих западных интеллектуалов, сочувствовавших ⁠России):

«За последние 12 лет в России ⁠произошли гигантские изменения. И средний класс в России живет действительно ⁠гораздо лучше, чем средний класс в Греции или Испании. Никогда россияне не жили с таким достатком, как сегодня. Конечно, далеко не все, но достаточно многие. Мои русские друзья считают, что мы должны жить намного лучше, потому что в Европе выше зарплаты, – но европейцы отдают треть дохода за жилье, до половины номинальной зарплаты уходит на налоги, все вынуждены оплачивать обязательные страховки – медицинскую и т.п. А в России людям подарили квартиры, за коммунальные платежи они отдают по сравнению с нами – копейки. Налоги для хорошо зарабатывающих граждан в Германии – 42%, во Франции – 75%, а у вас для всех – 13%. Российские туристы живут в гостиницах, которые не всякий рядовой немец может себе позволить. И тем не менее русские жалуются».

Из слов Рара складывается впечатление о неуклонном, почти линейном прогрессе. Но в действительности траектория жизни среднего класса в стране больше походила на кардиограмму сердца, оживляемого электрическими разрядами.

16 августа 1998 годы вы могли искренне считать себя многообещающим и высокооплачиваемым профессионалом, а 17-го – уже имели основания в этом сомневаться. Последующее восстановление экономики, сопровождавшееся ростом сырьевых рынков, казалось, снова возвращало вам уверенность в собственных силах, деньги и статус. Доля россиян, которые оценивали свое положение как среднее, со времен августовского дефолта менее чем за десять лет увеличилась с 37% до 60%. Всемирный банк в свое время установил границы доходов для среднего класса развивающихся стран на уровне $2–13 на человека в день (в ценах 2005 года на основе ППС). Эти критерии позволили Институту исследования быстрорастущих рынков «Сколково» в 2010 году поставить Россию рядом с Китаем, Бразилией и ЮАР, перешагнувшими пороговый уровень $6000 годового медианного дохода.

Какое-то время россияне были глобальным средним классом – и не только по меркам соседей по БРИКС. По этому показателю страна занимала одну из нижних ступеней лестницы, ведущей к вершинам богатства государств – типичных участников ОЭСР. Но уже через несколько лет достигнутое благополучие российских семей снова пошло прахом. Как отмечалось в работе Центра стратификационных исследований Института социологии РАН, опубликованной в конце 2014 года, с активного потребления и инвестиций в собственное будущее 70% среднего класса в стране переключились на режим строгой экономии.

Частота и сокрушительная сила российских кризисов просто обесценивали финансовый и социальный капитал, накапливаемый средним классом в коротких промежутках. Отчасти этим объясняются трудности по выработке твердых критериев самой этой прослойки общества на сколько-нибудь продолжительном отрезке времени.

Россияне в очереди за долларами в августе 1998 г. / REUTERS

Поиски среднего класса начались еще в Советском Союзе. Так, в 1989 году Александр Зайченко, в то время старший научный сотрудник Институт США и Канады, консультировавший членов Комиссии по экономической реформе советского совмина, предлагал по аналогии со Штатами считать средним классом владельцев личных автомобилей. Похожим образом рассуждал социолог Евгений Стариков, относивший к этому слою людей с «благоустроенным личным домом или многокомнатной квартиры со всеми удобствами, легковым автомобилем и полным набором домашней техники». При этом, добавлял он, «главное – не сам уровень материального благосостояния, а способ его достижения. Средние слои достигают высокого качества жизни не захватом ключевых рычагов в сфере бюрократизированного распределения, а высокоэффективной производительной деятельностью».

Звучит наивно, но будем снисходительны. То были времена позднего СССР, экономически и идеологически истощенного. Надежды на качественное обновление общества и вера в неумолимость социального прогресса были тогда в порядке вещей. Они сохранялись и позже, правда, в основном на Западе. «Почти все легкие деньги уже сделаны, – утверждал в 2002 году Харли Балзер, американский политолог и историк, изучавший средний класс в России с царских времен, – и движение вверх по лестнице успеха теперь зависит от настоящего труда так же часто, как и от доступа к импортно-экспортным лицензиям или эксплуатации природных ресурсов».

Важнее другое: российский средний класс с тех пор мало изменился. Он все больше напоминает нам советский аналог. Исследование РИА относит к среднему классу 14,2% российских семей, что совпадает с расчетами Института социального анализа и прогнозирования РАНХиГС (15%). Трудно не заметить, как это близко оценкам советских экспертов – того же Зайченко (11,2% всех семей СССР) или Старикова (13,15%). Конечно, исследователи предыдущей эпохи считали такие показатели стартовыми. Они мечтали перейти от системы государственного распределения и связанных с ней злоупотреблений (даже не подозревая, каких масштабов те достигнут впоследствии) к более здоровому обществу, до известной степени меритократическому и справедливому.

Но имей эти люди возможность перенестись в 2019 год на машине времени, их постигло бы жестокое разочарование. История не просто повторяется, а неуклюже пятится назад, воскрешая худшие страхи перестроечных либералов. Ведь они желали видеть в нарождающемся среднем классе отражение талантов и энергии свободных и самостоятельных людей, но никак не торжество государственного патернализма.

«И в стабильных экономических условиях, и в условиях кризиса большинство в российском среднем классе составляют работники предприятий и учреждений государственной формы собственности», – констатируют десятилетия спустя социологи РАН. Один из них, Владимир Петухов, возглавляющий Центр комплексных социальных исследований, отмечал, что уже к 2014 году большинство среднего класса в стране было лоялистским по духу: стабильность и порядок имели для него существенно больший приоритет, чем развитие.

Впрочем, возвращение России к истокам – к советскому среднему классу, большую часть которого составляла партийно-хозяйственная номенклатура и обласканная властью научная и творческая интеллигенция – необязательно должно быть буквальным. По данным исследования Независимого института социальной политики, в российском среднем классе происходит вымывание доли профессионалов рынка, предпринимателей, врачей, учителей и ученых за счет увеличения доли бюрократов и силовиков.

Пару лет назад ректор РАНХиГС Владимир Мау, рассказывая в бизнес-школе «Сколково» о перспективах национального образования, напомнил аудитории, какого будущего для своих детей хотят россияне. Семьи побогаче обсуждают карьеру менеджера госкомпании, семьи победнее – сотрудника силовых структур. «Интересно, что же получится, когда эти дети вырастут и встретят друг друга?» – иронизировал спикер со сцены. Кажется, мы все лучше понимаем ответ на этот каверзный вопрос. Получится средний класс.

Что еще почитать:

Наталия Зоркая, «Левада»: «Страна живет в ситуации, когда будущего нет». Социолог – о возможности прямого политического протеста в России / Не работают, не учатся, не участвуют. Кто идет на смену стареющим россиянам? / «Москвичи в раю живут». Чем оправдать среднюю зарплату 92 тысячи рублей? / «Без бога ничего не получается». Зачем России десятки тысяч православных храмов? / «Там нет ничего непрозрачного». Хроники госкапитализма / Таксисты, официанты, рабочие. Во что конвертируется высшее образование в России?

Евгений Карасюк

Обозреватель Republic