Future
November 11, 2019

«НАТО испытывает смерть мозга»

Вроде бы России выгодно подыграть Макрону и совместно с ним работать над «выдавливанием США из Европы». Этому мешают три обстоятельства

Владимир Путин и Эммануэль Макрон перед переговорами во Франции, 19 августа 2019 года. Фото: Kremlin.ru

Президент Франции Эммануэль Макрон успешно перехватывает у Владимира Путина и Дональда Трампа роль главной дестабилизирующей силы Европы и разрушителя западного мирового порядка. На прошлой неделе Макрон дал программное интервью британскому еженедельнику The Economist, которое взорвало твиттер из-за фразы «НАТО испытывает смерть мозга». По мнению известного французского политолога Бруно Тетрэ, это эскалация в риторике лидера Франции, который еще две недели назад в только узком кругу допускал, что «через пять лет НАТО перестанет существовать». Накануне юбилейного (по случаю 70-летия) саммита НАТО в Лондоне 3–4 декабря Макрон публично сомневается в эффективности предоставляемых Статьей 5 Североатлантического договора гарантий безопасности («не знаю, что это будет значить в будущем»).

А еще неделей ранее Макрон наложил вето на решение Европейского Совета о начале переговоров с Албанией и Северной Македонией о вступлении в Евросоюз, фактически единолично остановив не прекращавшийся последние 25 лет процесс расширения ЕС.

Интервью Макрона The Economist следует рассматривать вместе с программным выступлением на совещании французских послов 27 августа как наиболее целостное изложение его стратегического видения геополитической роли Европы, Франции и, как ни странно, России в современном мире.

Агент перемен

Главная ⁠тема ⁠его рассуждений – обеспечение «геополитической автономии» Европы в условиях обостряющейся глобальной конкуренции ⁠с США, Китаем и «усиливающимися авторитарными державами ⁠в европейских пригородах (neighbourhood)» – Россией и Турцией. Европу Макрон видит только как ⁠более эффективно действующий и единый Европейский ⁠Союз, прежде всего «политический проект», обладающий «единым суверенитетом», ⁠а не постоянно расширяющийся «единый рынок местных суверенитетов».

Макрон тонко чувствует происходящие сдвиги в мировом геополитическом ландшафте и хочет возглавить изменения в Европе, выступая «дисраптором» (disrupter – разрушитель) статус-кво и «агентом перемен», обеспечивающих лидерство Франции в новых условиях. Главный сдвиг Макрон видит в стратегическом возвращении США к изоляционистской и меркантилистской политике «национал-популизма», начавшейся еще при Бараке Обаме, ставшей главным дискурсом при Дональде Трампе – с вероятным продолжением либо на его втором президентском сроке, либо даже при новом президенте США. Макрон с определенным восхищением говорит о Трампе и Владимире Путине как о лидерах, отстаивающих только национальные интересы своих стран («своего района»), без глобальной общечеловеческой повестки, и хотел бы выступать со схожих позиций, но только от имени всей Европы. Он делает интеллектуальную заявку на лидерство в ЕС в условиях Брекзита и политической стагнации в Германии. Это возвращение к «голлизму», уже применительно не только к Франции, а ко всему Евросоюзу, но пока без гарантий, что другие страны ЕС готовы заплатить за это.

Макрон предупреждает о неминуемой геополитической маргинализации Европы без решительных шагов по политической, военной, экономической и технологической консолидации Евросоюза. Это целостная концепция возвращения Европе геополитической субъектности, но пока лишенная конкретной программы действий (Макрон несколько раз уходит от ответа на вопрос: что именно он предлагает делать?) и облаченная в достаточно радикальную риторику, вызывающую в других странах Европы острое неприятие.

На российского наблюдателя самое сильное впечатление производит то, в какой мере взгляды Макрона на европейскую безопасность и мировой порядок совпадают с нарративом Кремля, продвигаемым Путиным со времен его выступления на конференции по безопасности в Мюнхене в феврале 2007 года.

Макрон как Путин

Макрон во многом заимствует оценки Путина американской политики в Европе и на Ближнем Востоке. Он соглашается с тем, что в основе миграционных проблем в Европе лежит ошибочная политика «смены режимов» в ходе арабской весны, обвиняя в этом США (неважно, что автором интервенции НАТО в Ливии на самом деле был президент Франции Николя Саркози, а Барака Обаму в эту авантюру втянули, ведь войну с Муаммаром Каддафи Париж и Лондон могли проиграть). «Смена режимов» в арабском мире, по Макрону, якобы проводилась «против воли народа, источника суверенитета». Это главный нарратив Москвы о «внешних источниках» всех революций. Неважно, что восстания 2010–2011 годов в Тунисе, Египте, Ливии как раз отражали волю большинства народа этих стран, а народные выступления в Бахрейне и Сирии были подавлены с помощью иностранной военной интервенции.

Макрон фактически солидаризируется с нарративом «политики обид» Владимира Путина относительно действий Запада после окончания холодной войны. Президент Франции считает, что НАТО, созданное для противодействия угрозе со стороны Варшавского договора (не вполне корректное утверждение, учитывая, что ОВД был создан в 1955 году, а НАТО – в 1949-м), сохранило сдерживание России в качестве своей главной стратегической задачи и продолжило расширяться до границ России, не оставив «зоны безопасности» и «нарушив условия сделки 1990 года». И когда «НАТО дошло до Украины, Путин решил остановить это расширение». Макрон говорит, что Путин считает ЕС вассалом США, а расширение ЕС – троянским конем для расширения НАТО. Макрон тут как бы передает слова Путина (результат доверительных бесед в Санкт-Петербурге в мае 2018-го и в Форте Брегансон в августе 2019 года), но не оставляет сомнений в том, что считает данный взгляд обоснованным и требующим учета.

Фактически Макрон признает за Россией право вето на действия Запада и право на «зону привилегированных интересов» на постсоветском пространстве, отказывая постсоветским государствам в субъектности. Проблемы в отношениях Европы с Россией после 2014 года Макрон считает результатом этого «исторического недопонимания» (хотя и осуждает действия Москвы в Крыму и на Донбассе), а также следствием сверхжесткой антироссийской политики США, которой Европе совершенно не обязательно следовать. Тут сбываются все мечты российской внешней политики последних пяти лет. Если бы Владимир Путин продолжал работать во внешней разведке, то после этих пассажей Макрона он мог бы с чистой совестью писать отчет об «успешно реализованном активном мероприятии», в рамках которого «до президента Франции были доведены выгодные нам тезисы, которые потом были положены в основу внешнеполитической стратегии Парижа».

В русле долгосрочных российских интересов лежат идеи Макрона по укреплению «стратегической автономии Европы», преодолению европейской зависимости от США в области безопасности. Decoupling (разведение, размежевание) Европы от США в сфере безопасности было стратегической целью Москвы еще со времен холодной войны. Сегодня это становится реальностью как вследствие меркантилистской политики Трампа («платите больше за наши услуги по обеспечению вашей безопасности, в том числе покупая все американское» – Макрон говорит, что на такое Франция «не подписывалась»), так и стремления Макрона сыграть на опережение возможного добровольного ухода США с позиции «провайдера европейской безопасности».

Макрон говорит о первичности «военного суверенитета» Европы, без которого невозможен суверенитет экономический и технологический. Европа в состоянии обеспечить свою безопасность, но только в случае, если Россия из фактора угрозы превратится в фактор сотрудничества. Без США противостояние ЕС российской военной угрозе сегодня невозможно, а самые скромные оценки дополнительных военных расходов на отражение конфликта с «высокотехнологичным противником» (РФ) находятся в пределах $347 млрд в ближайшие 20 лет. Поэтому Макрон говорит, что главная задача НАТО – сдерживание России – более не актуальна, с Москвой нужно просто договориться об учете ее интересов, сотрудничестве по общей повестке (борьба с терроризмом, урегулирование замороженных конфликтов) и о «взаимном ненападении по тем сюжетам, которые разделяют» (Крым, права и свободы человека). По тем проблемам, которые имеют для Франции первостепенное значение, – Ближний Восток, угрозы терроризма в Африке, миграционные потоки в Средиземноморье, – НАТО для Макрона не играет никакой роли («в Сирии мы действуем без координации с НАТО», а Турция «проводит агрессивную операцию без согласия НАТО»), а взаимодействие с Россией может быть полезно. Фактически Макрон предлагает заменить роль США в обеспечении европейской безопасности от России ролью России в обеспечении безопасности Европы от угроз с Юга. Можно сказать, Макрон принял полушутливое предложение Владимира Путина на Петербургском экономическом форуме 25 мая 2018 года: «Вы не переживайте, мы вам поможем обеспечить безопасность Европы». Для этого Макрон предлагает удовлетворить стратегические цели РФ в области европейской безопасности – это сохранение контроля над постсоветским пространством, буферная зона безопасности в Центральной Европе, трансформация существующей НАТО-центричной системы (при доминировании США) в «новую архитектуру доверия и безопасности в Европе», которая усиливала бы позиции России и ослабляла бы влияние США.

Москва слезам не верит

Надо сказать, что рассуждения Макрона о геополитическом выборе России и его анализ российской политики несколько наивны. Вывод о том, что великодержавная политика России как самостоятельного мощного центра силы в долгосрочной перспективе невозможна из-за чрезмерных военных расходов и умножения конфликтов, в которые Москве придется втягиваться, слишком одномерен. В реальности российские возможности более диверсифицированы, чрезмерных обязательств Москва брать избегает, а военные расходы в реальном выражении с 2016 года сокращаются до приемлемых уровней менее 3% ВВП.

Выводы о неприемлемости для Путина «Евразийского проекта», где уже доминирует Китай, а России может быть отведена только роль «вассала Пекина», Макрон почему-то делает, исходя из своих наблюдений меняющейся схемы рассадки гостей на саммитах «Одного пояса, одного пути» в Китае, где Путина якобы каждый год отсаживают все дальше и дальше от Си Цзиньпина. Это тонкое наблюдение, но вряд ли оно полезно для понимания российского стратегического курса на сближение с КНР. Макрону, видимо, трудно представить, что с точки зрения сохранения всей власти в руках нынешней российской элиты сближение с Европой представляет куда большую угрозу, чем негласный и неравный союз с Китаем. Антиевропейский, консервативный дискурс Москвы сегодня Макрон считает «вынужденной реакцией», не понимая его полезности для правящих элит РФ. Подчеркивание «европейскости России» позволяет Макрону семантически избежать налета «колониального дискурса», характерного для других западных лидеров, но никаких рычагов влияния на российскую политику не дает.

Тем не менее программные выступления президента Франции, пусть даже не проработанные в деталях и планах, ставят Москву перед необходимостью реагирования и определения своей позиции. Пока они не обращены напрямую к России, хотя во многом и перекликаются с российскими взглядами, но понимание, что это все значит и что с этим неожиданным счастьем дальше делать, должно быть выработано.

Вроде бы России выгодно подыграть Макрону и совместно с ним работать над «выдавливанием США из Европы», повышением европейской субъектности как независимого от США центра силы, укреплять военный и технологический суверенитет Европы от США и Китая. Но этому стратегическому развороту мешают три обстоятельства – скептическое отношение к самому Макрону (он пока воспринимается Кремлем как легковесный человек, который много и красиво говорит, но реализовать сказанное не может), сохраняющаяся влиятельность взгляда, что России выгоднее было бы не укрепление ЕС (которого добивается Макрон), а дальнейшее ослабление и даже дезинтеграция Евросоюза (стратегической ценностной угрозы), и, как новый фактор, оглядка на Китай. Сближение России с Европой, которое Макрон и другие будут подавать как «хитрый план» вывода Москвы из альянса с Пекином, может создать некомфортную для РФ ситуацию в отношениях со своим стратегическим соседом.

Сдержанность Москвы в отношении Макрона будет определяться также пониманием, что эти его идеи, скорее всего, не будут поддержаны другими европейскими союзниками, прежде всего Германией и странами Восточной Европы (несмотря на утверждения Макрона, что он «работает с Виктором Орбаном»). Канцлер Германии Ангела Меркель уже заявила, что не разделяет «широких обобщений» Макрона о клинической смерти НАТО. А ее министр иностранных дел и партнер по правящей коалиции Хейко Маас ответил президенту Франции статьей в журнале «Der Spiegel», где говорит о необходимости «сильной и суверенной Европы, но в рамках сильной НАТО с участием США». Маас отказывает Макрону в праве на политику «особых отношений с Россией» в обход позиции Польши и государств Балтии и заявляет претензии Германии на лидерство как консолидирующей державы, обеспечивающей европейский консенсус и гарантирующей сохранение опоры на НАТО как главный инструмент европейской безопасности. Макрон, конечно, «наш», но для торжества российской политики в Европе этого пока недостаточно.

Владимир Фролов