Существующая в России система занятости вообще не способна решать никакие проблемы
Эксперты Высшей школы экономики – о том, что будет с безработицей в стране после выхода экономики с карантина
В середине апреля Высшая школа экономики провела онлайн-семинар «Оценки последствий пандемии СOVID-19 для российского рынка труда и внебюджетных фондов». Поучаствовав в этой зум-конферении, журнал «Деньги» публикует отрывки из выступлений, показавшиеся нам наиболее интересными – о том, как устроена структура занятости в российской экономике, почему в стране нет нормальной статистики о зарплатах и в чем причина неэффективности государственных бирж труда.
Директор Центра трудовых исследований ВШЭ Владимир Гимпельсон: «Надо хотя бы по 20 000 рублей на 4 месяца»
Всего у нас примерно 72 миллиона занятых, из них каждый третий работает в торговле, в ресторанах, гостиницах, туризме, рекреации – это больше 20 миллионов человек. Если мы возьмём только крупные и средние предприятия, то это 32 миллиона. Фактически, трудовое законодательство, законодательная защита занятости действует только здесь, и то не везде. Значит, 40 миллионов человек работает вне крупных и средних [предприятий].
Если мы возьмём все юридические лица страны, то это 44 миллиона [работающих]. Вне юрлиц, вне организаций – 28 миллионов, и это преимущественно услуги: торговля, ремонт, гостиницы, рестораны и так далее, и так далее. У этих бизнесов резервов практически нет, они не защищены Трудовым кодексом, и доходы у тех, кто работает вне организаций, в среднем на 25% меньше, чем в организациях. То есть если в организациях средняя заработная плата в 2019 году была примерно 46 тысяч рублей, то у этих 28 миллионов, считайте, на 25% меньше, это следует из оценок Росстата. Малый и микробизнес, мелкое строительство – это 5 миллионов, торговля, розничная прежде всего, ремонт и услуги – 11,3 миллиона. Всего 25 миллионов человек, которые под ударом.
Хотя понятно, что всё это имеет ещё и территориальное измерение – в Москве это [выражено] гораздо сильнее, чем в других местах. В Москве доля людей, занятых в услугах, непосредственно ориентированных на население, – гораздо выше, она свыше 50%.
«Службы занятости фактически деградировали»
Мне кажется, что мы здесь в полной мере адресный подход реализовать не сможем, и поэтому лучше дать тем, кто, может быть, не очень нуждается, чем потерять тех, кто реально нуждается.
Как я понимаю, сейчас основная идея заключается в том, чтобы поддерживать потерявших работу через службы занятости. В какой мере это можно реализовать, мне неизвестно, потому что я не очень представляю себе, каковы технологические возможности службы занятости. После долгих лет низкой безработицы и передачи службы занятости на региональный уровень они фактически деградировали, мы про них ничего не слышали, что они могут делать в этой ситуации – мне сказать трудно.
Но здесь возникают новые проблемы: нужна быстрая и безусловная регистрация тех, кто обращается, вне зависимости от предыдущего статуса на рынке труда. То есть никакой дискриминации – самозанятых, неформальных и так далее – быть не должно, тем более, что мы не можем определить, кто неформальный, а кто формальный.
Безработица, которую мы получаем, совершенно непохожа на классическую. Классическая безработица – это человек, который ищет работу и готов к ней приступить; а если у нас бизнес закрывается в силу эпидемиологических соображений и ограничений, то никаких рабочих мест нет. Может быть, пособия, которые мы сейчас будем давать или думаем о том, чтобы давать, называть как-то иначе – что-нибудь типа «временная субсидия из-за потери дохода вследствие вынужденной остановки и самоизоляции». И дело не только в том, что это другая безработица. Важно ещё и не стигматизировать людей, потерявших работу из-за пандемии, потому что в будущем это им будет мешать.
Выплаты должны быть быстрые. Сейчас, мне кажется, даже с учётом решения повысить пособия всем до 12 тысяч в Москве и области на 3 месяца – этого недостаточно. Надо хотя бы по 20 тысяч и на 4 месяца.
Оценок безработицы давать очень сложно, можно лишь гадать. До кризиса оценка была 3,5 −3,6 миллиона человек. Если мы повышаем пособия или вводим для тех, у кого нет работы, то те 3,5–3,6 миллиона, которые не получали пособия и не приходили в службу занятости, теперь могут прийти. Надо иметь в виду, что безработица будет расти не с нуля, а вот с какой-то такой величины.
Если мы не можем реализовать адресность, то кому помогать и как? Раздать всем? Видимо, нет. Может быть, стоит исключить тех, у кого есть гарантированный доход. Это, прежде всего, бюджетники, работники госкомпаний, ну, и отчасти пенсионеры – по крайней мере, они получают пенсию и у них этот доход есть. И это означает что-то вроде универсального базового дохода. Но как это делать технологически, учитывая, что всё нужно сделать очень быстро? У меня нет ответа.
«Поддерживать бизнес не менее важно, чем людей»
Есть группа людей, которая потеряет доход, но не потеряет работу. Компании не закрылись, но, например, деньги не платят. Отпуска без сохранения, сокращение зарплат до оклада и ниже. Что с этими людьми делать, как им помогать? Может быть, прямые субсидии компаниям – это тоже обсуждается.
Поддерживать бизнес, обеспечить его выживание, на мой взгляд, не менее важно, чем поддерживать людей. Сохраняя бизнес, мы думаем о будущем. Коронавирус пройдёт – что останется? Люди должны будут вернуться к своим рабочим местам быстро. Если бизнес обанкротится и исчезнет, то мы столкнёмся с массовым разрушением физического и человеческого капитала, и тогда безработица станет очень застойной и длинной, и, во-первых, это повлияет на положение людей, во-вторых, и подрежет возможности для восстановления быстрого. Поэтому, сохраняя бизнес, поддерживая его всячески, мы тем самым решаем очень важные задачи на будущее, среднесрочные и долгосрочные. И я бы не исключал такие меры для затронутого коронавирусом бизнеса, как отмена налогов на несколько месяцев, ну, и, конечно, запрет на разного рода кошмаривание, потому что это хуже всего.
Я согласен с теми, кто говорит о том, что история с коронавирусом – это в каком-то смысле критическая развилка, и куда всё пойдёт, никто не знает. И последствия, в том числе политические, могут разные, неочевидные. Попытки сэкономить на этом этапе могут привести к гораздо большим расходам и издержкам далее.
За последние 15 лет очень сильно изменилась структура экономики, и те методы сохранения занятости, которые использовались в предыдущие кризисы – когда компании не платили или сокращали, или отправляли людей в отпуска, – эти методы, эти способы могут быть сейчас использованы в гораздо меньшей степени. Прежде всего потому, что людей, работающих в компаниях, осталось не так много. Если у нас крупный и средний [бизнес] – 32 миллиона [человек], из этих 32 миллионов примерно половина – это бюджетники, то есть крупные и средние компании, кроме бюджетников, это примерно всего 16–17 миллионов, а большая часть людей работает вот в этом самом микро-малом бизнесе, где возможности для такого рода адаптации очень ограничены.
Это удивительное дело: мы живём в развитой стране с огромным Росстатом, но у нас нет статистики зарплат. На мой взгляд, это совершенно безумная ситуация, которую мы обсуждаем уже много лет. То, что Росстат даёт как заработную плату – это только по реально крупным и средним предприятиям, и это результат деления фонда заработной платы, совокупного фонда зарплаты по организациям на среднесписочную численность в этих организациях. Говорить о какой-то дифференцированной картине в занятости мы можем только с помощью больших обследований, которые приходят с очень большим запозданием. Поэтому в значительной степени любые оценки – это полунаучное гадание.
Профессор Финансового университета при Правительстве РФ Александр Сафонов: «Самозанятые оказались вне закона»
Безусловно, проблема рынка труда на сегодняшний день более сложная, чем мы видели в предыдущий период времени. Это в значительной степени отличается от того, что мы видели в 2008 и 2015 годах. Сошлось несколько серьёзных факторов, которые влияют на последствия развития событий на рынке труда. Некоторые факторы носят долгосрочный характер, Владимир Ефимович [Гимпельсон] об одном уже сказал – это то, что наша экономика не генерирует рабочие места.Соответственно, мы наблюдаем достаточно длительный период времени, более 20 лет, отрицательное сальдо между созданными и сокращёнными рабочими местами.
Второй момент, который появился у нас в 2018 году, – это пенсионная реформа и, соответственно, появление дополнительной рабочей силы на рынке труда, что тоже усугубляет нынешнюю ситуацию. Естественно, это и проблема энергетического кризиса, который будет влиять на нашу экономику и, соответственно, на потенциал сохранения рабочих мест, сохранения уровня заработных плат. Ну, и понятно, коронавирус, который разобщил людей, и карантин, который просто прекратил экономическую деятельность. К сожалению, эта доля неопределённости крайне высока.
На сегодняшний день у нас очень мало статистики, которая могла бы позволить нам выстроить какие-то серьёзные прогнозы. Есть предположения на основе опыта 2008 года, когда называется цифра 8 миллионов безработных, – к этой цифре можно относиться как к некоему такому флажку. Но всё зависит от того, как будут развиваться социально-политические события.
Безусловно, как всегда, мы оказались не готовы к такого рода шоку. Во-первых, произошла деградация закона о содействии занятости населения, в плане того, что это вообще стал элемент в большей степени даже не системы социального страхования, рассчитанной на помощь людям в экстренных жизненных ситуациях, а это какая-то система такая распределительная, для выплаты пособий. Если мы посмотрим на действующее законодательство, мы увидим, те же самые самозанятые находятся вне действия этого закона. На них меры социальной защиты, прописанные в этом законе, не распространяются. Налоговое законодательство их формализовало, а закон о содействии занятости – нет.
Я уже не говорю о том, что 1,5 тысячи, прожиточный минимум в виде МРОТа – это тоже из области какой-то предыдущей жизни, какого-то странного восприятия рынка труда. Надеяться на то, что помощь придёт с этой стороны абсолютно не приходится, потому что мы прекрасно понимаем, что и расчёты прожиточного минимума далеки от реалий жизни, и естественно, даже максимальный размер пособия по безработице, который, слава богу, сейчас распространён на всех, не является решением проблемы с точки зрения помощи работникам.
«Надо переходить к прямым субсидиям работодателям»
Существующая система занятости вообще не способна решать никакие проблемы. Ещё раз соглашусь с Владимиром Ефимовичем [Гимпельсоном] в том, что она имеет очень низкую эффективность, мы уже неоднократно с ним по этому поводу спорили в своё время, когда ещё служба занятости создавалась. В последнее время службы занятости играли роль – показывать эффективность работы губернаторского корпуса. Службы были настроены так, чтобы фиксировать низкую безработицу, потому что это был один из критериев, показателей работы губернатора. И передача этих служб в субъекты Российской Федерации тоже ничего хорошего не принесла.
Тот набор инструментов, которым обладают службы занятости – переобучение, организация общественных работ, помощь в переезде к новому рабочему месту – всё это на сегодняшний день не актуально: общественные работы организовать невозможно, переехать к новому рабочему месту невозможно, да и вообще, поискать вакансию тоже практически невозможно. Естественно, с таким потоком людей служба занятости справиться не может, потому что её тоже коснулись темы оптимизации, сокращения численности – она была настроена на работу с небольшим контингентом, ну, и естественно, очень мало в этой системе возможностей работать в таком оперативном режиме. Из этого вывод можно сделать только один: безусловно, нужно отказаться от той системы, которая на сегодняшний день неэффективна, и переходить к системе прямых субсидий непосредственно работодателям.
Я напомню, что в 1996 году мы такую практику уже отрабатывали, когда были внесены поправки в программу содействия занятости населения, и в рамках этой программы было разрешено тратить деньги Фонда содействия занятости – тогда он у нас был как резервный фонд и в значительной степени помогал решать такие экстраординарные проблемы,. Тогда удалось поддержать прямым субсидированием 946 000 рабочих мест. Средства предоставлялись предприятиям непосредственно под их обязательства не сокращать рабочую силу. Мы видели перед собой задачу поддержать благополучие людей, потому что понятно, что рынок труда был в тяжёлой ситуации, найти работу было крайне сложно. Естественно, если бы мы дожидались, когда людей просто уволят, то по действующему на тот момент законодательству длительное время у них не было бы вообще никаких выплат, были бы огромные задолженности, ну, и приходили бы они в службу за очень низкими пособиями по безработице, поэтому решили превентивно эту меру применить. Она достаточно серьёзным образом помогла.
Можно спорить по поводу того, что это история прошлая, что совершенно другие экономические условия были, что это были, в основном, крупные предприятия в государственном подчинении, но тем не менее, ещё раз подчеркну, такой опыт был, и сегодня его вполне возможно было бы восстановить, и это было бы большим плюсом с точки зрения решения двух задач: во-первых, люди получают действительно доход, не обращаясь в службу занятости, а во-вторых, они сохраняют взаимоотношения с работодателем, и у работодателя появляется хоть какая-то экономическая перспектива, которая позволяет ему впоследствии, при изменении ситуации, быстрее восстанавливать работу этого бизнеса.
Конечно же, пособие по безработице, как я уже сказал, это не выход из ситуации, это увеличение прямой бедности, причём бедности долгосрочного характера. Почему? Потому что в этот период времени сохраняются всё равно обязательства по кредитам у многих граждан, а мы видели, что кредитная нагрузка – даже после принятия решения ЦБ об ужесточении нормативов по обеспеченности кредитов – всё равно росла. Даже за первый квартал, по статистике Сбербанка, увеличилась количество выданных потребительских кредитов. Поэтому такое обрушение доходов населения просто растянет существование бедности на очень длительный период времени и, соответственно, затруднит восстановление потребительского спроса, и это уже серьёзнейшая проблема для всей экономики в целом.