Россией правит не Путин
Иногда режим требует большего. И тогда конформизм становится активным и агрессивным, возводится в принцип и добродетель
Они бегут впереди тяжко отдувающегося паровоза власти (который тащит за собой груз столыпинских вагонов), чтобы встретить его на ближайшей станции с оркестром и хлебом-солью: ректоры, готовые сдать компетентным органам бунтующих студентов по списку, чиновники и законотворцы, доводящие своими инициативами законодательство до сияющего лоска тоталитарного права, полицейские, следователи, прокуроры и судьи, со стахановским рвением перевыполняющие план посадок и штрафов.
Вот последние три кейса из этой области. Первый: закон об иностранных агентах-физических лицах. Второй: инициатива скромного замдиректора консульского департамента МИД РФ Руслана Голубовского, предложившего распространить действие «закона Димы Яковлева» не только на американских усыновителей, но и на всех остальных иностранцев. Третий: международный «Мемориал» оштрафован на 600 тысяч рублей за отсутствие маркировки иностранного агента в инстаграме и на сайте своего проекта (общая сумма штрафов «Мемориала» достигла 2,3 млн рублей). И у этого акта ожесточенной лояльности есть имя – судья Тверского суда Москвы Мария Сизинцева, 1985 года рождения. Когда Путин пришел к власти, ей было 15 лет…
Маленькие Путины
Все это проявления агрессивного и превентивного конформизма: никакой Путин не просил никакого Клишаса или Голубовского сочинять законодательные новеллы, а судью Сизинцеву разорять самую важную в стране организацию, хранящую память о миллионах умерщвленных Сталиным людей. Однако система так устроена, что она стимулирует соревнования, ралли лоялизма.
Жестокость и пошлость становятся элементами нормативного законопослушного поведения, и, чтобы обнаружить образцы агрессивно-послушных инициатив, вовсе не обязательно давать команды с самого верха. Система с ее судьями, следователями, чиновниками, эфэсбэшниками, волонтерами кремлевских движений и членами партии «Единая Россия», троллями и ботами, «топтунами» и «космонавтами», вагнеровцами и пригожинцами перешла в режим автопилота. Многочисленные маленькие Путины размышляют над тем, как бы себя повел на их месте Путин-большой, добавляют к своим представлениям дополнительную меру глупости и жестокости – и получается на выходе то, что получается. То есть атмосфера конца 1940-х годов, пересаженная в обстоятельства современного авторитарного госкапитализма.
Быть, как все
Конформизм обывателя, просто стоящего в стороне – обычное дело для авторитарных режимов. Ты не высовываешься, благоразумно не выходишь за хлебом по субботам в центре города – и у тебя есть шанс не попасть в автозак. Но иногда режим требует большего. Обыватель это чувствует спинным мозгом. И тогда конформизм становится активным и агрессивным, возводится в принцип и добродетель.
То, что власть называет богатым словосочетанием «активный гражданин», на самом деле должно именоваться «агрессивный конформист». Комбинация агрессивного конформизма и обывательского равнодушия – основа социальной поддержки режима. Этот феномен описан в 1954 году Ханной Арендт в эссе «Угроза конформизма»: «…свобода может иссякнуть посредством какого-то общего согласия, в ходе какого-то почти неосязаемого процесса взаимного приспособления… Опасность конформизма и его угроза свободе присущи всем массовым обществам».
Самоцензура может быть страшнее и разрушительнее цензуры. Агрессивный добровольный конформизм может быть страшнее и разрушительнее насильственно навязываемых норм поведения при тоталитаризме.
У власти в России обыватели, представители того социального слоя, который в книге Сэма Грина и Грэма Робертсона «Putin v. The People» обозначается как greengrocers, «зеленщики». Без их холодного равнодушия власть «комитетчиков» и авторитаризм были бы невозможны.
Обыватель в новых обстоятельствах политической демократии и свободного рынка взял на себя роль потребителя и отказался от роли гражданина. Тот режим, который начал складываться в 2000 году, вполне соответствовал этому функционалу. В результате нет политической демократии и резко сужен рынок. Обыватель как адаптант и конформист несет за это не меньшую ответственность, чем авторитарная власть. Потому что никто от него не требовал в режиме нацистского gleichschaltung’а (то есть следования логике обязательной поддержки режима каждым представителем общества, поглощаемого государством) абсолютного подчинения. Инструменты выражения недовольства и подачи голоса существовали. Но обыватель сам выбрал свою власть в начале нулевых, а дальше за происходящим он мог только наблюдать сквозь тусклое стекло, отгородившись от реальности. Как Марчелло Клеричи в «Конформисте» Бернардо Бертолуччи наблюдал сквозь стекло автомобиля за бьющейся об него и взывающей о помощи Анной Квадри.
Клеричи – герой Жана-Луи Трентиньяна – одержим одной идеей: быть, как все. Слиться со средой, стать частью ландшафта. А ландшафт его времени – фашизм. Идти в ногу со временем – быть фашистом. Клеричи – посредственность. Но в ногу со временем готовы идти и выдающиеся личности. Душевные терзания Мартина Хайдеггера, чье персональное немецкое «почвенничество» потребовало от него «гибели и сдачи» и произнесения омерзительных ректорских речей, а в результате не совпало с официальным нацизмом – все в двух томах его «Черных тетрадей», изданных недавно на русском языке.
Почти все в итальянском фашистском режиме не нравилось Клеричи, так описывал его терзания в своем романе (по которому снят фильм) Альберто Моравиа. А его миссия – убийство бежавшего из Италии профессора Квадри – это по-солдатски бездумное исполнение приказа (сейчас роль приказа выполняет ипотека). Концовку романа Моравиа, когда Квадри бежит с женой и дочкой-ангелочком из города в автомобиле, но их настигает бомбежка, Бертолуччи изменил. Но очень точно высказался об этом трагическом финале: «они пытались убежать от времени». А время настигло их – погибли невинные «маленькие» люди, стоявшие в стороне. За конформизм одного ответили другие.
Топ-конформизм
Есть и высший слой конформистов. Это те, кто сотрудничает с властью, потому что считает, что может улучшить ее изнутри. Иногда – просветить эту самую власть (один из интеллигентских соблазнов еще с советских времен, в трактовке писателя и философа Владимира Кормера в его статье «Двойное сознание интеллигенции и псевдокультура», опубликованной в 1970-м). И вообще: «лучше мы будем на этом месте, чем кто-то другой». И: «могло быть хуже».
Вот эпизод, обнажающий психологическую природу конформизма этого типа. Он описан в воспоминаниях Вениамина Каверина. Это было время финальной стадии подготовки процесса Андрея Синявского и Юлия Даниэля, то есть начало 1966 года. Сам процесс для общества играл роль красной линии, которую власть пересекала в своем движении к бархатной ресталинизации (таких красных линий в наших 2010-х годах было множество, в том числе закон об иностранных агентах и «закон Димы Яковлева»). Каверин по какому-то поводу зашел на дачу к Константину Федину. Выяснилось, что к советскому классику как к руководителю Союза писателей на днях заезжали Брежнев и Демичев (Петр Нилович был в то время секретарем ЦК, курировавшим вопросы идеологии и культуры). Огромная честь. Казалось бы, все решено с уголовным процессом. Однако заехали в Переделкино (даже не вызвали на Старую площадь!) посоветоваться. Каверин писал: «И как ни скрывал это Константин Александрович, он был глубоко польщен…
– И что ты им сказал?– Разумеется, одобрил, – твердо сказал Федин.…не дождавшись ответа, он вдруг резко, с вызовом спросил меня:– А тебе больше нравятся сталинские тройки?»
Классические проверки на верноподданнический конформизм – это коллективные письма в поддержку решений власти. В сталинские времена речь в таких ситуациях шла о жизни и смерти. «Когда кончится это толстовское юродство!» – кричал в 1937 году генеральный секретарь Союза писателей Владимир Ставский Борису Пастернаку, отказавшемуся подписать письмо с поддержкой расстрела военачальников (а его подпись все равно поставили). История письма еврейской общественности в поддержку депортации евреев на Север и Дальний Восток в связи с процессом «убийц в белых халатах» – одна из самых ужасных и трагических. Яков Хавинсон, бывший руководитель ТАСС, а в то время, на рубеже 1952–1953 годов, один из ключевых сотрудников «Правды», занимался сбором подписей под этим письмом. И большинство подписывалось, потому что – еще раз – речь шла о жизни и смерти (а не о том, что в результате демонстрации детского спектакля о Чиполлино мог пострадать коллектив дома культуры со своими «ипотеками»). Нашлись люди, которые не подписали бумагу – например, тот же Вениамин Каверин и Илья Эренбург. Письмо вернули в «Правду» – наверху колебались, нужно ли оно. А потом, по счастью, Сталин умер, и в тексте, как и в планах депортации евреев, отпала необходимость. Но как потом жил с памятью об этом Яков Хавинсон, мирно в течение трех десятков лет редактировавший журнал «Мировая экономика и международные отношения»?
Новая лояльность
В новые времена с легкостью ставят подписи, составляют списки неблагонадежных студентов, пишут доносы. Семьи, дети, коллективы, опять же – ипотека! Помнится, один заслуженный человек объяснял, почему он поставил подпись под письмом против Михаила Ходорковского в 2005 году: «Вы не понимаете, это очень серьезно – меня же могут не позвать на следующий кремлевский прием!» Именно так, буквально – так…
«Дракон» Евгения Шварца – учебник по психологии и антропологии конформизма:
– А Дракон?– Ах, это… Но ведь мы так привыкли к нему.
Сам Дракон – крупнейший специалист по механике конформизма: «Разрубишь тело пополам – человек околеет. А душу разорвешь – станет послушней, и только… Безрукие души, безногие души, глухонемые души, цепные души, легавые души, окаянные души».
Любой диктатор и автократ знает это и управляет страной, перекупая души, совсем необязательно за деньги. Близостью, даже дистанцированной, к власти – чаще всего. На этом, например, строится механика подтягивания кадров для партии власти и подконтрольных общественных организаций.
Мы живем в эпоху, по выражению мудрого Даниила Дондурея, «эскалации лояльности». Много есть страхов у современного россиянина, но не упоминается один из самых главных – нарушить лояльность. И потому конформисты – от дорожных служб до ресторанов – соревнуются в гражданских исках к оппозиционерам.
Вот формула Дондурея: «Новая лояльность – комплекс социально-психологических и социокультурных установок, направленных на то, чтобы во всех обстоятельствах не нарушать устоявшийся порядок вещей и отношений. Следовать устройству системы российской жизни. Еще одна задача новой лояльности – помочь человеку справляться с умножением разнообразия реальности».
Это очень точно: отсутствие способности справиться с многообразием мира питает конформизм и помогает упрощенному восприятию всего – реальности, политики, истории страны. Всем проще – и управляемым, и управляющим.
Вот так конформизм становится нормой, но не сидит в той самой хате, которая с краю, а выдвигает инициативы, пишет доносы, выносит судебные решения, принимает законы. Правит Россией.