Борцы с будущим...
Патриарх Кирилл призвал дать отпор разрушительному влиянию интернета. Атака на него российской властью уже не скрывается – и это признание неизбежности ее скорого поражения
6 ноября, выступая на пленарном заседании съезда Общества русской словесности, патриарх Кирилл (Гундяев) произнес весьма примечательную речь. Посвящена она была проблемам образования, но самые ударные моменты в ней касались весьма чувствительных тем – интернета, его влияния на молодежь и самой молодежи. Учитывая статус спикера в нынешней властной иерархии и роль главной идеологической институции, которую РПЦ пытается играть в российском обществе, сказанное патриархом стоит рассмотреть подробно и внимательно – как оперативный срез настроений и мнений высшего руководства страны.
«Я каждый день смотрю телевизор и очень хорошо знаю нашу молодежь»
Влияние интернета на молодежь и вообще внутренний мир молодых россиян весьма интересуют патриарха, хотя источники осведомленности господина Гундяева о современной молодежи сомнительны, если не сказать анекдотичны.
Так, он уверенно утверждает, что знания и представления учащихся средней и старшей школы «обрывочны и избирательны». Такое представление, судя по его речи, он получил из двух источников: во-первых, учителя, преподаватели и сами школьники якобы ему «сами неоднократно свидетельствовали при личном доверительном общении», а, во-вторых, «свидетельством тому некие телепередачи с участием молодых людей, которым задаются различные вопросы».
Насколько широко глава РПЦ общается со школьниками и их родителями и насколько это общение доверительно – судить трудно. Но тезис про «некие телепередачи» напоминает пожилую даму из перестроечного фильма «Курьер», заявлявшую: «Я каждый день смотрю телевизор и, поверьте, очень хорошо знаю нашу молодежь». Впрочем, далее патриарх вновь настаивает, что представления о духовном мире молодежи у него все-таки личные: «Не хотел бы пересказывать разговор молодых людей, который однажды услышал и который больно ранил мое сердце».
Трудно представить ситуацию, при которой охраняемый ФСО и передвигающийся с невероятной помпой пожилой сановник мог бы оказаться невольным слушателем откровенного разговора двух молодых людей. Но что же ранило господина Гундяева в якобы подслушанном разговоре? То, что «все их мечты связаны с другими странами, с другой культурой; они устремлены туда и там хотят обустроить свою жизнь».
И вот после этого душераздирающего анализа духовного мира современной молодежи, патриарх Кирилл произносит самое главное: «Почему такое разрушительное влияние оказывает интернет, почему мы не способны дать отпор этому разрушительному влиянию?»
Битва за будущее
Интересно, понимает ли сам патриарх, что его слова – это признание того, что битва за будущее и им лично, и возглавляемой им структурой в ее нынешнем виде, и в целом российской властью, частью которой де-факто является РПЦ, уже проиграна? Созывая общественность на отпор интернету, патриарх тем самым превращает себя во врага мощнейшего явления современной жизни, фундамента современной и будущей цивилизации.
В наше время битва за умы происходит именно в интернете, и если давать интернету отпор, то это приведет только к маргинализации РПЦ. Что такого интересного вообще можно предложить молодежи вместо интернета, где и общение, и знакомства, и кино, и музыка, и спорт, и все что угодно? Цирковые представления на площадях? Лекции? Насильственное привлечение к религиозной жизни?
По сути патриарх Кирилл признается, что на какую-то интеллектуальную и вообще смысловую полемику он даже и не претендует, а хочет прекращения любой полемики. В идеале, как кажется, ему бы хотелось, чтоб интернета не стало вовсе. Но всем тем, кто верит в возможность его отключить, уже много раз было сказано, что сделать это невозможно
Интернет, сети, коммуникации и информация всех видов – это и настоящее и будущее. А вот чопорные заседания любителей словесности с президиумами и речью патриарха с трибуны – уже архаика и прошлое.
Госкорпорация
У мирового православия и особенно у РПЦ и так весьма специфичный опыт общения с окружающим миром. Самая современная и потому вызывающая отвращение у руководства РПЦ структура – это та самая Вселенская патриархия в Стамбуле. Ее гибкость, изворотливость, экуменизм и прочие осуждаемые в Москве вещи коренятся в том, что она уже много веков живет во враждебном окружении. С момента падения Византии православие в Турции в лучшем случае терпели, в худшем – искореняли. Самая активная и финансово состоятельная часть прихожан Вселенского патриархата живет в странах Запада, и потому ему приходится делать и говорить то, что там уместно и приемлемо, а не то, что заставит прихожан найти себе более удобные для современной жизни религиозные институты – благо, в демократических странах никаких привилегий для «традиционных конфессий» уже давно нет.
В России церковь попадала в действительно трудную ситуацию дважды и оба раза отреагировала на кризис консервацией и покорностью властям. Первый раз – когда пыталась модернизироваться при Никоне и потеряла существенную часть паствы, ушедшей в раскол. Только готовность власти огнем и мечом карать оппонентов патриарха Никона и его наследников позволила Русской церкви сохранить влияние. С тех пор любые церковные реформы, тем более на уровне языка и обряда, и даже разговоры о них фактически табуированы.
Второй раз – после прихода к власти большевиков. Большевики очень быстро перестали даже имитировать дискуссии и к началу Второй мировой войны почти уничтожили церковь как структуру. Но потом воссоздали – в своих целях и в том виде, в котором она не могла им никак помешать.
Дискутировать, миссионерствовать и проповедовать РПЦ было запрещено, разрешено только исполнять обряды на непонятном для населения церковнославянском языке и поддакивать советской власти всякий раз, когда ей это зачем-либо было нужным. То есть в практическом смысле ни богословие не развивалось, ни искусство вести проповедь.
Когда советская власть вдруг кончилась и новая власть и значительная часть общества обратилась к РПЦ с надеждой, что она что-то в глубине себя сохранила исконное и незапятнанное большевизмом, в ответ зазвучали сначала лишь робкие, а потом все более настойчивые требования дать денег и недвижимости, недвижимости и денег. И чем больше церкви давали денег и недвижимости, тем больше она хотела еще, превратившись к нашему времени в фактическую госкорпорацию по делам духовности – причем столь же малоэффективную, как и все другие госкорпорации.
Проповедовать и миссионерствовать – зачем? Проще договориться с властью и получить монопольное право вещать со всех официозных и государственных трибун. Спорить с иноверцами или атеистами? Тем более незачем, самых настойчивых проповедников иноверия запретить и покарать силами государства, а атеистов обзывать и игнорировать, делая вид, что большинство населения воцерковлено и благоговейно внимает проповедям патриарха.
Старое и новое
Со старшими поколениями все эти трюки отчасти удались: кто вещает из телевизора и с трибуны – тот и начальство, того и надо слушать, так приучила советская власть. Но вот молодежь телевизор не смотрит и не считает каждого агитатора на трибуне авторитетом. Авторитет в ее среде надо чем-то заслужить, причем не просто разово привлечь к себе внимание, а ежедневно сохранять его.
И тут круг замыкается: лидеры РПЦ все ждут, пока молодая паства сама к ним придет (или ее пригонят организованно), смиренно прося научить жизни. Но вождение на духовное окормление строем курсантов и кадетов дает мало эффекта, а штатская молодежь не приходит и даже не собирается, так как устремлена совершенно к другим ценностям и вообще живет в культурном пространстве Запада.
Для молодежи видеоблогеры в разы авторитетнее всей РПЦ и госвласти вместе взятых, потому что они понятны, достижимы и говорят о действительно интересных и важных для людей вещах на понятном языке.
Важно не забывать, что современное общество не монолитно, а разбито на тысячи страт, в каждой из которых свои ценности, авторитеты и интересы. Поэтому многовековая практика монологического вещания с кафедры смиренно внимающей аудитории бесполезна, потому что больше нет той самой аудитории: с каждой группой надо выстраивать отдельный канал коммуникации и искать отдельные аргументы и методы работы. И уж тем более нет никакой гомогенной «российской молодежи», для общения с которой может существовать даже в теории какой-то один на всех подход.
Найти же тысячи вдохновленных полемистов, которые могли бы конкурировать в каждом сегменте общества с его нынешними кумирами РПЦ и власть не могут да и не особо пытаются.
Между молодым и старым консерватором пропасть гораздо шире, чем между молодым консерватором и молодым либертарианцем: последние хотя бы спорят между собой все в том же интернете!
Ставя вопрос об отпоре интернету, патриарх Кирилл и в его лице вся нынешняя геронтократия признаются в своем самом сокрушительном и далеко ведущем поражении: да, интернет оказывает колоссальное влияние на российское общество, и с точки зрения тех ценностей, которые исповедует правящая элита, оно разрушительно, а дать ему отпор идеологические структуры российской власти не могут, в чем и признаются.
Атака на интернет, которую уже совсем не скрываясь ведет нынешняя российская власть – это признание неизбежности ее поражения в самом недалеком будущем. Что бы они ни придумали сейчас, дабы ограничить влияние Сети, уже завтра будет придумано что-то новое, что в очередной раз сделает бесполезными все ранее предпринятые усилия власти.
Те, кто в этом сомневаются, должны вспомнить историю поисковика «Спутник», Йотафона и всех других попыток власти вставить палку в колесо прогресса. Сколько бы миллиардов Путин ни потратил на создание альтернатив Википедии, она никуда не денется, а миллиарды уйдут на чьи-то яхты и виллы.
Будущее не остановить, а старое всегда проиграет молодому и новому. Жаль только, что, борясь за продление своего существования, нынешняя власть патриархов еще успеет сломать много молодых жизней и усугубить отставание России от передовых стран мира.