Вмешаться в российские выборы уже давно невозможно
Отечественные депутаты вновь пытаются косплеить американских коллег, но, как водится, без особого успеха
Специальная комиссия Госдумы РФ по по расследованию фактов вмешательства иностранных государств во внутренние дела России, созданная всего-то в сентябре месяце, уже развернула бурную активность: постановив, что такое вмешательство имелось – в виде в первую очередь «негативных материалов зарубежных СМИ на русском языке», – депутаты комиссии безотлагательно принялись решать вопрос привычным способом.
Для иностранных, то есть зарегистрированных за границей, СМИ решили ввести штраф за проведение предвыборной агитации – в размере, между прочим, от 2,3 млн до 3,5 млн рублей или 4% от годовой суммы выручки – а заодно такое же наказание предусмотреть и для крупных интернет-компаний, таких как Google и Facebook, рассказал депутат Адальби Шхагошев.
Вообще, 4% от годового оборота Google – это очень много, это бюджет, может быть, даже небольшого российского региона. От перспективы таких барышей глаза, конечно, могут загореться. Три-четыре таких штрафа, и пенсионный возраст можно будет обратно опускать.
Выводы, которая сделала думская комиссия, на самом деле совсем не новы: ровно то же самое в своих докладах и отчетах обнаружила еще аналогичная комиссия Совета Федерации год назад. В этих отчетах говорилось и про финансирование из-за рубежа протестной деятельности, и иностранные СМИ, злостно нарушавшие правило «дня тишины» перед выборами, перечислялись ровно те же самые, и с многозначительной пометкой – мол, расположены в странах НАТО.
Хорошие были доклады, кстати, пламенные. Присутствовала там «экзистенциальная угроза», были «вашингтонские политические хозяева», «антироссийская логика по принципу свой-чужой», «подпитка поощряемой извне протестной активности» и «очевидное… организованное легальное прикрытие иностранного вмешательства в российские выборы и инфраструктуру идеологической войны» – в общем, такой вполне подробный конспект книг Николая Старикова.
Одна беда – конкретики не доставало. Все в безличной форме, все какой-то абстрактный Вашингтон, согласно поступающим сигналам, финансирующий и поощряющий извне, что всем приличным людям «очевидно». Прекрасно для вечернего ток-шоу, но к делу сигналы не подошьешь. Вот понадобилось настоящее дело возбудить – и пришлось срочно выискивать перевод Фонду борьбы с коррупцией от какого-то худосочного испанца; другой фактуры не нашлось.
Доклады те ни во что так и не конвертировались. Так что в сюжете есть и еще одна закулисная линия, не для широкой публики – нижняя палата как бы показывает верхней, как надо работать: собрались, постановили, в темпе вальса пишем поправки о штрафах.
Хотя в содержательной части думцы недалеко ушли от сенаторов – например, на заседании комиссии замглавного редактора МИА «Россия сегодня» Сергей Кочетков показал депутатам «конкретные факты вмешательства, в частности, скриншот страницы американской корпорации Google, где в день голосования на выборах в МГД первой строчкой была размещена ссылка на так называемое умное голосование оппозиционного блогера Алексея Навального, что, естественно, является прямым нарушением закона», и добавить к этой цитате даже и нечего.
Немалая часть претензий основана на разоблачительных текстах и фильмах лоялистских СМИ – ФАН, к примеру, или НТВ. Все эти материалы, заверил председатель комиссии Василий Пискарев, будут переданы для изучения в правоохранительные органы для принятия мер реагирования.
В симметричность ответа не верится уже потому, что не соблюдена симметричность источников возмущения – российский парламент не равен американскому. Если комиссия по расследованию создается в Конгрессе США, то от ее выводов можно как минимум ждать реальных последствий, отечественные же парламентарии – люди с пониженной политической субъектностью, это вообще, наверное, последние люди в российской власти, у кого могут быть для расследований полномочия и информация. Центры принятия решений в России расположены где угодно, только не в Госдуме, правоохранительные органы, если у них и есть информация о сомнительных контактах и переговорах, с депутатами, очевидно, ею не делятся, так что «расследование» сводится к просмотру и пересказу телевизора, который нередко рупором самих силовиков и выступает.
Поэтому посла США в России Джона Хантсмана пригласить на заседание можно (у нас же на Красную площадь тоже можно выйти с плакатом «Рейган – дурак!»), но он не придет, потому что комиссия ненастоящая, гнев депутатов тоже ненастоящий, деланный. Позвонят завтра из Кремля, и не будет никакой комиссии – как не было.
Сложно представить, что комиссия способна вызвать к себе, допустим, директора ФСБ, потребовать отчета о деталях тайных встреч политиков и спрашивать, почему не приняты меры. Еще сложнее представить вызов анонимных фигурантов журналистских расследований – хотя бы для того, чтобы убедиться, что они существуют и готовы под присягой подтвердить, что видели Стивена Секстона, приходящего в офис Фонда борьбы с коррупцией.
Если на Западе вмешательство в выборы – это конкретные политики с именами, встречающиеся с такими же конкретными иностранными агентами, кибератаки, схемы которых описывают официальные представители разведки, опросы сотен свидетелей, а главное – четко выраженная цель, то в России – открыто опубликованные статьи в СМИ, по мнению депутатов, «негативные», твиты или размещение рекламы в фейсбуке. Статьи при желании можно представить как пропаганду, но ведь и ответить на нее получается только еще более лирической пропагандой. Смотрится диковато, когда официальный орган власти вдруг начинает разговаривать как не самое качественное СМИ, руководствуясь тезисом «а, все они там одним миром мазаны» – хотя это, конечно, создает иллюзию деятельности, заинтересовывает обывателей, вот только к расследованиям не имеет отношения. При выводе за скобки всей экзистенциальной лирики не остается ничего, кроме допущений.
Для вмешательства в выборы для начала требуется наличие самих выборов, то есть кандидатов, теоретически способных на этих выборах победить; наверное, поэтому комиссию все же назвали комиссией по расследованию вмешательства не в выборы, а «во внутренние дела» России. В отсутствие целей и смысл вмешательства становится неочевидным, его остается преподносить в размытой формулировке «раскачивание протестной ситуации».
Это само по себе оригинальное признание власти в том, что в России вмешаться в выборы невозможно, и на их исход нельзя повлиять иначе, кроме как через уличный протест, и, видимо, поэтому формулировкой пользуются только тогда, когда власть и так побеж��ает – в доказательство тщетности попыток. Когда же «ситуация раскачивается» до того, что кандидат от власти на самом деле проигрывает, например, на губернаторских выборах, про Госдеп и Сороса никто отчего-то не заикается.
Комиссии обеих палат российского парламента делают все, чтобы иностранное вмешательство оставалось «котом Шредингера»: можно полагать, что оно есть, если вы верите в него, или что его нет. В какой-то степени это мудро, ведь проведение настоящего расследования рискованно, оно может и не привести к доказательству гипотезы – так, в США прокурор Роберт Мюллер все же не достиг главной цели, не доказал, что Дональд Трамп вступал в сговор с Кремлем. Дело не в том, чтобы справиться с иностранным вмешательством, а в том, чтобы создать образ его наличия. Из принципа: «у них» есть, значит, должно быть и у нас.