[M O A N S]

я ненавижу, когда парни стонут. один-два раза — ок, но постоянное вытье доводит меня до странно высоких частот ярости. я готова бесцеремонно затыкать им рот. вставать и уходить посреди полового акта, петтинга или даже если я — полевая медсестра, а у него осколок мины в ноге. возможно, это мой дремучий гендерный стереотип о том, что парни должны быть настолько холодны внешне, насколько горячи внутри.

но один раз я даже бросила такого. я говорила ему, что стоны — это недопустимо, это хуже камшота его сестре на лицо (на глазах у их отца). однако он все же застонал. дважды, когда кончал и один раз, когда мы обжимались во время ночного летнего моциона. последний раз вывел меня из себя. из его рта вырывался этот мерзкий скулеж, один раз, второй, до тех пор, пока я не убрала руки с его гениталий, затем вернула пуговицы моей блузки в петли и отчалила домой, оставив его непонимающего на лавочке. я шла, шаркая поношенными балетками по асфальту, романтически удаляясь под фонарями ночного парка. его стоны отзывались у меня в голове колоколами собора парижской богоматери.

я не отвечала на его звонки, пережила бомбардировку из щелкающих сообщений вк. мне хотелось прийти домой к каждому из британских ученых, которые поделились результатом исследования: стоны партнера во время секса повышают яркость оргазма. мне хотелось прийти к ним и долго прокручивать все треки никельбэк по очереди, задом наперед, в худшем качестве.

следующая пассия был молчалив и деятелен. какие бы манипуляции я не творила с его телом — ни одного звука не вырывалось из его уст. наконец ничего не мешало мне во время секса наслаждаться мелодиями шлепков, хлюпанья и последнего альбома арктик манкиз.

я почти влюбилась. он был эмоционален как скала (не дуэйн джонсон) и разговорчив как шкаф. однако все же довелось увидеть и его стонущим и извивающимся в пароксизмах похотливой страсти. в тот день он был столь горяч снаружи, сколь и внутри. и его голос звучал гордо, настоящий клич самца. звуки, которые мой суровый надзор прежде держал взаперти, отбивались от тонких стен хрущевки, словно от лепнины Ла Скала.

его мягкий баритон, ее кристальное сопрано — какой блестящий дуэт! стоя на пороге спальни я не удержалась и зааплодировала.