Женщина с кошками

после смерти матери отчиму больше не было резона меня любить.
я хоть и была у него на содержании (в 16-то лет), но всё же не давала использовать себя как домохозяйку. к тому же, я была сильно похожа на мать.
он не хотел меня видеть, куда милее ему было проводить вечера с виски. поэтому на лето он сплавил меня в приватный и очень тихий пансионат. никаких кислородных коктейлей и странных больных детишек. парочка тихих старушек, молодая пара, полубезумная молодая дамочка.
и хозяйка. как оказалось, причина непопулярности этого по истине живописного места крылась в ней: она принимала только за очень большие деньги за счёт эффекта полной изоляции от окружающего мира и при этом никакого аскетизма индийских ашрамов. к тому же...
— она женщина своеобразная, — пространственно высказалась одна из бабушек. — с кошками.

я, конечно, была не глупой и сразу поняла о чем идет речь. женщина с кошками — это такая очень непугливая женщина. ни шерсть на темной одежде, ни подранные обои её не страшат, как и то, что после тридцати пяти ты вдруг просыпаешься женщиной (даже если всегда оставалась девушкой), хотя отношения с мужчинами (теми, кто женщиной тебя и делает) всё также остаются на уровне робких поцелуев.
чаще всего женщины с кошками либо очень несчастны, либо вполне довольны собой. в лице общества они равной мерой несчастны, общество приписывает каждой из них тайное желание забиться ласточкой под волосатую руку, уснуть на дряблом пузе, обслужить крепкое плечо, завинтить на безымянной пальце кольцо.
неудивительно, что такая держит пансионат.

однако, ей оказалось не больше тридцати. высокая и статная с лицом голливудской актрисы. не такой, как сейчас, сейчас их лица далекие как галактики и похожи между собой. раньше на них было ясно написано что-то, иногда что-то косвенно отдающее соками их прошлого, у кого-то была бедность и тяжелый путь в актерскую жизнь, у кого-то желание прославиться и тщеславно задранный носик, у кого-то порок — такая первобытная дикость, но не агрессия, на лице.
у нее же была породистость.
не знаю, глупо ли говорить о том, что человек может быть породист. невежливо — да, но как иначе объяснить изысканное лицо, никогда не знавшее выражений паники от бедности, горя от мужчины, ненависти и других низких эмоций, дешевых драм и страстей — бремени человеческого.
тонкий шрам выныривал из волны гладких светлых волос где-то из-за виска, и прямой линией, такие ещё остаются после пролетевшего самолета на небосводе, прятался под под крылом носа.

я заметила его не сразу и то, только потому что обладатели печатей низких драм на лицах слишком пялились. мы сидели за завтраком и на ней была белая блузка застегнутая на все пуговицы, с брошкой под шеей. день стоял майский и сложно было не утонуть во вспыхнувших зеленью деревьях.

загорелое лицо — как странно для аристократки, да ещё и в мае, волосы невообразимого цвета, я бы сказала медного, но более светлого, словно жидкий мед, но самое главное — осанка.
моя покойная мать говорила, что стать другим человеком невероятно легко: достаточно всего лишь исправить осанку. никто не мямлит с ровной спиной, а у сутулых легче простого найти пороки.

она уже допивала кофе, когда я присоединилась, но делала это неторопливо. она заполняла собой комнату, к ней рано или поздно возвращался взор каждого.
бабушки неторопливо вели разговор рокочущими голосами. я некоторое время была в плену её образа, но после прислушалась и мне стало стыдно. стыдно так, как бывает только когда косячит кто-то другой, а щеки горят у тебя.
у меня впервые в жизни горели щеки:
— женщине негоже оставаться незамужней, — как бы размышляла первая. - она чахнет и отравляет всё вокруг своим видом.
— после смерти митеньки я осталась совсем одна, но долго не смогла так, — продолжала вторая. — и мне было так плохо. я вся ушла в работу, потом в творчество — игру на сцене, но какой во всем этом смысл, ведь любовь ничем не заменить.
первая покивала. остальные молчали. супружеская пара переглянулась.
— но где найти мужчину, если они любят молодую плоть, а молодым, в свою очередь неинтересны их глупые ровесники?
вопрос повис в воздухе, наливаясь, словно молодое яблочко, краской моего лица и сполз на стол маслянистым пятном мазута.
она сидя во главе стола не собиралась разрезать своей репликой неловкой молчание.
я ждала этого больше жизни, но она улыбнулась (мне, я точно знаю, что мне) и бросив такое же пространственное «нужно выпустить кошек» удалилась.
реакция на эту реплику оказалась неожиданной для меня: престарелые актрисы (на их лицах была написана лишь тень тления, высечен иероглиф скуки из морщин) идентично поежились и больше ни слова не проронили. тогда я подумала, что им так досадило лишнее упоминание о «женщине с кошками» рядом. но оказалось, что нет.

я быстро окончила завтрак и вышла во двор. главное здание пансиона с комнатами хозяйки находилось напротив столовой.
она всё в той же строгой одежде стояла с сигаретой на балкончике и лавировала взглядом в зеленой массе молодых листьев.
роскошные, горящие медью, теперь уже медью, гривастые и тяжелолапые две львиные туши беззаботно спали у её ног, периодически шевеля усами и взмахивая хвостами.