Интервью с Эми Уотсон
(Alastair Macaulay, 30.10.2024)
Макаули:
Очевидный вопрос. Вы американка из Калифорнии. Что привлекло вас в Дании и в Датском королевском балете?
Уотсон:
Это была судьба. Мне было 13 лет, Датский королевский балет приехал в Оранж-каунти, они выступали в местном Центре исполнительских искусств, показывали балет "Народная сказка" (Et Folkesagn). Как я понимаю, в это время был период изменений. Кажется, Питер Шауфус только ушёл, времена менялись.
Было большое прослушивание, сотни девочек на партии четырёх подружек невесты для танца вокруг Хильды и Юнкера Ове. И Фрэнк Андерсен и Анне-Мари Весель выбрали меня.
Я никогда не забуду как танцевала рядом с Роуз Гад и Сильей Скандорфф и думала: "Я никогда ещё так близко не видела таких красивых балерин". До этого я никогда не выходила на сцену с настоящими балеринами. С тех пор за их карьерами я следила особенно пристально.
Потом журнал Dance Magazine выпустил номер, на обложке которого было 6 танцовщиц из па-де-сис в "Неаполе" - и я тогда подумала: "Хочу быть одной из них!".
Я поступила в Школу американского балета, где попала в класс к Стенли Уильямсу, которого не стало через два года. Тогда мне очень повезло, но должна признаться (и признаться со стыдом), что в то время я не ценила его так, как он того заслуживал. Сейчас-то я могу обернуться назад и подумать об этом...
Макаули:
У всех нас были учителя, которых мы не были в состоянии оценить по достоинству...
Уотсон:
Потом я начала заниматься у Николая Хюббе, который сам находился под сильным влиянием Стэнли Уильямса. Мне кажется, это был его первый женский класс. Он уже преподавал, год или два, но вёл мужские классы. Сначала я была в его первом женском классе, а потом в первом классе, для которого он поставил балет, это была "Консерватория" Бурновиля. Дальше было удивительное стечение обстоятельств. Мне предложили контракт, когда я только репетировала "Консерваторию", но тогда я не могла определиться, потому что были и другие предложения. Работа с Николаем над "Консерваторией" однозначно определила моё решение. Я сказала: "Я еду в Данию. Это то, чего я хочу".
Макаули:
Ваша карьера в Дании довольно быстро привела к тому, что вы стали исполнять сложные партии, вы были в первой линейке танцовщиц в "Симфонии до-мажор". В какой момент вы стали задумываться над тем, чтобы начать преподавать или ставить балеты?
Уотсон:
Впервые я стала преподавать в летнее время, ещё в Америке, это, кажется, был мой первый год в кордебалете. Дома, в Вирджинии, у меня был педагог (папа работал на правительство и мы часто переезжали). Поэтому летом я возвращалась в Вирджинию и учила.
Но я не была уверена, что работа с детьми это моё призвание. Позднее я поняла, что меня больше привлекает работа с профессионалами. Когда мне было 34, у меня состоялся разговор с Николаем. В тот сезон я не была активно занята в репертуаре и я его спросила: "Знаешь, если я не нужна в начале сезона, мне бы хотелось начать учиться педагогике". Он нашёл мне грант - через благотворительный фонд - я уехала, четыре недели училась под началом Дарлы Хувер. Потом поехала в Школу американского балета, где 2 недели работала с Кэй Маццо, Суки Шорер и Сюзи Пиллар.
Мне очень повезло, что Николай позволил мне это сделать. Когда я вернулась, он сказал, что один из педагогов заболел. "Будешь его замещать. Готова?"
На тот момент никто из танцовщиков труппы ещё не вёл классы. Но я сказала: "Думаю, время пришло. Я готова". И вот мне 35 и я преподаю ребятам из нашей же труппы. Я и сама учила, и помогала другим педагогам, тогда как раз менялся преподавательский состав.
Макаули:
Вы продолжаете преподавать. На что вы ориентируетесь сейчас?
Уотсон:
Педагог, и я говорю только с позиции личного опыта, который исключительно повлиял на меня и с анатомической, и научной точки зрения, был Труман Финни. То, как он работал с телом и координацией, изменило моё физическое восприятие. Он оказал огромное влияние на то, как я преподаю. Я уделяю много внимания барре и устойчивости, которое оно даёт.
Мне очень повезло с педагогами в Школе американского балета и с Николаем в плане музыкальности. Для меня музыкальность на первом месте. Я уделяю ей очень много внимания. Я призываю танцовщиков закрыть глаза и слушать музыку. Вы не представляете, как я благодарна тому, что у нас есть возможность вести классы с аккомпаниатором! Я стараюсь их убедить ничего не бояться, и на уроках и репетициях просто сосредоточиться на музыке. Танец придёт. "У вас отличный технический уровень. Давайте просто следовать музыке". Интерпретация и ежевечерняя работа с оркестром: это на первом месте.
Макаули:
Я должен спросить вас о скандале, связанном с расследованием Politiken. Я не до конца понимаю все детали, но знаю, что была серия довольно серьёзных обвинений в адрес Датской королевской балетной школы. Насколько я понимаю, сейчас школа приняла решение закрыть младшие классы и принимать учеников только с 11 лет.
Вы можете рассказать об этой ситуации и какие изменения вы надеетесь внести?
Уотсон:
Сейчас я как раз собираю воедино те вопросы и соображения, которые у меня есть в отношении тех мер, которые сейчас предпринимает руководство школы, чтобы, когда я смогу это сделать, я могла бы предметно всё с ними обсудить. Так что в данном вопросе я знаю едва ли больше вас.
Знаю, что совет школы в ближайшие месяцы планирует принять несколько важных решений. Я верю, что они примут правильное решение. Кроме того, сейчас школа работает вместе с обществами по защите прав детей, учитывает рекомендации как внешних юридических консультантов, так и собственных юристов, всё это в приоритете.
Надеюсь,что через несколько месяцев смогу рассказать, что предлагаю изменить. Но сейчас, конечно, никакой конкретики нет. Я должна доверять тому, что руководство школы и совет делают то, что является правильным. Я абсолютно уверена, что нужны изменения, чтобы школа развивалась и стала влиятельным учебным заведением. Но пока я не уверена, что мои идеи смогут дать наилучший результат. Я поддерживаю нынешние действия руководства и считаю их правильными.
Макаули:
Насколько я понимаю, в основе вашей стратегии управления лежит программа "Бурнонвиль - 100" - интенсивное изучение Бурнонвиля. Расскажите об этом.
Уотсон:
Я планирую, что мои первые сто дней в должности - прям как у нового президента, да? - будут посвящены разработке масштабной стратегии в отношении наследия Бурнонвиля.
Я не хочу замкнуться только на классах Бурнонвиля. Мне важно, чтобы стратегия была долгосрочной. Как мы можем стать центром преподавания Бурнонвиля? Как привлечь сюда людей? Кроме того, есть ещё и деликатный момент - поиск новых интерпретаций Бурнонвиля, как на сцене, так и в педагогике. Нужно понять, кто готов взять на себя ответственность за это. И подходят ли эти люди для этого. Кто сможет передавать определённые балеты Бурнонвиля: "Сильфиду", "Неаполь" и другие. Кто сможет быть педагогом в школе? Кто сможет работать с иностранными артистами, у которых нет большого опыта в технике Бурнонвиля?
Когда я только пришла, я серьёзно погрузилась в Бурнонвиля. Это было под руководством другого директора. Нам нужно спросить самих танцовщиков: "Почему для нас так важен Бурнонвиль? Как мы его интерпретируем?" Это наше наследие, и мы обязаны ему научить. Как мы будем выстраивать образовательный процесс? Все эти аспекты станут частью новой стратегии.
И, возможно, мы создадим специальную команду по Бурнонвилю, которая целенаправленно будет заниматься решением этих вопросов.
Макаули:
В юности вас привлекал Бурнонвиль, а позже, возможно, также и Баланчин. Между ними есть связь. Но когда мы говорим о Бурнонвиле, мы также говорим о требовательности его хореографии к актёрскому мастерству, связанному с понимаем социума вокруг танца. В этой связи два вопроса:
А) что именно вас привлекает в Бурнонвиле?
Б) какие балеты Бурнонвиля вы бы хотели сделать краеугольным камнем репертуара?
Уотсон:
Хорошие вопросы. Меня действительно вдохновляли и Баланчин, и Бурнонвиль. Могу сказать, что подростком равно обожала обоих. В Школе американского балета любовь и пиетет к Баланчину находятся на самом высоком уровне. Теперь, повзрослев, я могу оглянуться назад и сказать, что хотя я и любила танцевать Баланчина, но в стиле и технике Бурнонвиля мне всегда было комфортнее. Он лучше подходит моему телу и моим природным способностям: лёгкости, воздушности, прыжку.
И, в дополнение ко всему, умение рассказать историю. В юности я очень тесно работала с Сьюзен Фаррелл. Мне кажется, у нас обеих было чутьё на то, что скрывается под поверхностью сюжета. Когда она была на сцене, она умела рассказать историю исподволь, даже когда исполняла что-то абстрактное. Это то, к чему я всегда стремилась. Я не знала, способна ли я на это, пока не приехала в Данию. Мне невероятно повезло: уже на второй год мне доверили роль Ольги в "Онегине" Крэнко под руководством Рида Андерсона.
Это открыло мне глаза. Потом мне начал давать роли Джон Ноймайер, я была совсем юной. У нас была огромная команда, которая поддерживала меня и помогала. Но я поняла, что справлюсь, когда влюбилась в эти балеты. И это для меня главное в Бурнонвиле. Мы оба любим рассказывать истории.
Замечательная черта хореографии Бурнонвиля в том, что, например, танцуя Терезину в "Неаполе", мне не нужно, условно говоря, стоять в баланчинской B+. Я не должна быть идеальной принцессой. Я могу быть девушкой, которая сутулится. Я танцевала в таких сложнейших балетах, как "Этюды" и "Симфония до мажор", но огромное чувство свободы я нашла именно в партиях Бурнонвиля.
Например, Сильфида. Эта партия позволяет продемонстрировать все стороны человеческой натуры: от страсти до смерти, от соблазна до уязвимости... В этой роли нужно выкладываться по полной, а это, в свою очередь, может тебе многое рассказать о самом себе. Для артиста такая роль огромная удача.
Что же касается постановок Бурнонвиля, то центральными в репертуаре, безусловно, будут "Сильфида", "Неаполь" и "Народная сказка".
Сейчас я изучаю балет Бурнонвиля "Мост Мильвио" <прим. - Ponte Molle, балет "Мост Мильвио" был поставлен Бурнонвилем в 1866. Мост Мильвио - один из римских мостов, соединял Рим с Римини по Фламиниевой дороге>, который в 2016 году Динна Бьорн и Франк Андерсен реконструировали для Королевского балета Швеции. Мне бы также хотелось изучить, естественно, с учётом нынешнего культурного контекста, возможность восстановить балеты "Абдалла" и "Вдалеке от Дании". В них потрясающая хореография, великолепная музыка. Мне бы очень хотелось вернуть их в репертуар, но сначала нужно проработать все чувствительные вопросы.
Макаули:
Есть планы в отношении "Ярмарки в Брюгге" и "Консерватории"?
Уотсон:
"Ярмарка" запланирована на следующий сезон. В спектакле будут небольшие изменения. Но именно этим балетом я надеюсь заявить о себе: важно очень тщательно выбрать хореографа, потому что в этом балете много характерных ролей и пантомимы. Поставить их зачастую сложнее, чем сами танцы. Поэтому нужно будет посмотреть, кто сможет это сделать.
Макаули:
Мне кажется, впервые я вас увидел - это точно было в Копенгагене - когда вы танцевали Баланчина. В апреле 2009 вы танцевали в "Симфонии до мажор", а также в "Симфонии в трёх движениях", но не могу вспомнить, в какой партии.
Уотсон:
Николай планировал демократично распределить роли, поэтому мне должен был достаться только Бизе. Но обстоятельства так сложились, что я станцевала и в "Симфонии в трёх движениях". Это замечательная постановка, я исполняла партию третьей солистки с множеством вращений.
Макаули:
Первая часть Бизе - уже непростая партия для любой балерины.
Уотсон:
О, да. Но это была невероятная возможность. Я училась у Меррилл Эшли. Никогда этого не забуду. Она была строгой в хорошем смысле, а в день премьеры прислала мне необыкновенно красивую открытку. Я её берегу. Это было так мило и искренне. Прекрасное воспоминание.
Макаули:
Расскажите о напряженённых отношениях - или, наоборот, связи - между исполнением балетов Бурнонвиля и балетов Петипа. Под Петипа я имею в виду и Иванова.
Уотсон:
Да, это очень разный репертуар. К Петипа надо подходить, имея строгий план. Возможно, это из-за моего опыта с балетами Баланчина, но поначалу я испытывала неуверенность, возможно, даже некоторое давление. Моей первой большой партией Петипа была, кажется, Китри. Позже я танцевала Аврору. И мне пришлось приложить все усилия, чтобы освоить подход Петипа к хореографии. Пришлось заново учиться как делать эпольман, пор де бра... Это потребовало огромных усилий, тренировок и отказа от привычки полагаться на природные способности. Если ты не выросла в традиции Петипа, тебе не стать его танцовщицей за одну ночь.
Мне повезло работать с потрясающими педагогами. Мою первую Китри ставила Лойпа Араухо. Мою первую Аврору - Кристофер Уилдон и Жаклин Барретт. Они передали мне знания - и вместе с ними огромную ответственность.
Петипа кардинально отличается от Бурнонвиля - даже язык тела другой. Я естественным образом становилась более статной, если можно так сказать, более широкой в движениях, появилась бравура. Даже подход к занятиям в классе изменился. Когда я одновременно работала над балетами Баланчина и Бурнонвиля, между ними было больше общего, особенно когда дело касалось маленького аллегро и быстрой работы ног. А вот с Петипа мне пришлось углубиться в адажио, научиться контролю.
Макаули:
Ещё вы танцевали Джерома Роббинса.
Уотсон:
О, Роббинс! Должна признаться, что именно в его балетах наряду с Бурнонвилем я чувствовала себя самой собой. Когда я танцевала в "Танцах на вечеринке" и "Других танцах", я возвращалась к тем самым чувствам, из-за которых когда-то в детстве полюбила балет. Я ощущала себя маленькой девочкой, свободно вальсирующей в студии, ни о чём особо не задумываясь.
При этом танцевала я их тогда, когда уже достигла довольно высокого технического уровня, и чувствовала, что мои усилия окупились сторицей. Я наслаждалась прекрасной музыкой, прекрасной хореографией. Это было чистое удовольствие. Мне не нужно было раскрывать глубину характера или много над этими балетами размышлять - просто искусство танца в лучшем его проявлении.
Это всё Роббинс. Я исполняла и другие его партии: Королеву в "Клетке", "Концерт", Аниту в "Сюите из "Вестсайдской истории".
Макаули:
Помимо Баланчина и Бурнонвиля - вы уже упоминали Крэнко и Ноймайера - какие хореографы оказали на вас наибольшее влияние?
Уотсон:
Я огромная поклонница Алексея Ратманского. Его таланта и рабочей этики. На протяжении многих лет он не устаёт производить на меня впечатление. Его страсть к хореологии и всему, что касается старых балетов.
Он должен приехать к нам, чтобы поставить "Бах: Искусство фуги", который он начал делать ещё в Москве в 2022 году. Я бы с удовольствием обсудила с ним старые балеты. Мог бы он переосмыслить балеты Бурнонвиля? Я знаю, что он ещё не работал над "Раймондой"...
Он человек, который меня искренне восхищает. Его музыкальность, подход к работе с артистами, любовь и страсть, с которыми он работает в студии, - мне редко доводилось встречать настолько одарённых людей.
Есть ещё два хореографа из младшего поколения, с которыми я лично ещё не работала.
Во-первых, Эмма Портнер. Люблю её за феминистскую точку зрения. Даже не столько за хореографию, я люблю её работы и понимаю, откуда это всё. Но именно её феминистская точка зрения - если она сможет перенести женскую точку зрения в танец и балет: что мы есть, о чём говорим. Это то, над чем я хотела бы с ней поработать.
Во-вторых, Кайл Абрахам. В ноябре я еду в Лондон, чтобы увидеть его The Weathering в программе Encounters в Королевском балете. Ещё никогда не видела его работы вживую. Но каждый раз, когда я смотрю их записи, мне хочется увидеть, что этот человек может сделать.
У нас в Дании есть несколько талантливых хореографов. Мне интересно работать с Эукеной Сагес. В ноябре она будет у нас ставить "Кровавую свадьбу". У неё особый артистический бэкграунд и любовь к пантомиме и рассказыванию историй. Это будет что-то интересное. Не знаю, куда это всё приведет, но хочеться увидеть.
Ещё Себастиан Клоборг. Его чёрный юмор, датский чёрный юмор, который он вкладывает в свои работы - у него свой язык тела, свой вокабуляр, которые меня завораживают.
Я бы хотела побольше поработать с ними обоими.
Макаули:
У вас есть идеи по поводу привлечения новых преподавателей?
Уотсон:
Я пока не готова ответить на этот вопрос, мне потребуется время. Когда я танцевала, я обожала классы и очень скучаю по занятиям. Я считаю, что это то место, где можно изучить себя, многому научиться и поразмышлять о себе. Так что это решение будет для меня очень трудным.
У нас замечательная команда педагогов. Она разнообразная и большая. Возможно, я бы хотела её немного сократить. Мне нужно больше времени, чтобы подумать над этим. Решение будет нелёгким.
На протяжении многих лет я видела, что приглашение преподавателя из другой страны в Данию может стать для него сложным жизненным решением. Переезд в другую страну, другую культуру... есть несколько педагогов, которых я бы хотела убедить сделать такой шаг. Но не уверена, что это удастся сделать, поэтому не хочу много об этом говорить.
Макаули:
Когда я впервые приехал в Данию, Королевский датский балет, насколько могу судить, состоял исключительно из датчан. С годами, как вы знаете, ситуация изменилась. Насколько, на ваш взгляд, такое изменение стало для Дании спорным? Существует ли ещё какой-то ксенофобский настрой?
Уотсон:
Это интересно. В некоторых кругах да, существует.
Но что меня по-прежнему удивляет, и это после 24 лет здесь, так это то, что когда я прихожу на ужин, приём или выставку, люди неизменно удивляются: "У вас такой большой балет? Он привлекает международных танцовщиков?" Вот это всегда удивляет.
Я думаю, это связано с тем, что датчане называют jantelov - неписаный закон, который говорит, что все равны. Здесь нет такого: "О, вы часть балета, этого звёздного небосклона", как, например, в Париже, России или Нью-Йорке. Здесь все такие - никто не хочет казаться слишком важным. Поэтому существует определённый уровень, за который никто не заходит.
В то же время есть гордость от осознания, что эта замечательная маленькая страна столько дала миру - от Ганса Христина Андерсена до корпорации "Ново Нордиск". Николай сделал потрясающую работу, что отметил на этой карте и танец. Каждую пятницу он был на телевидении. Так что сейчас мы в хорошем положении.
Ещё Дания это страна, где все любят искусство. Они хотят всё больше и больше.
Тем не менее, датчанам всё ещё не хватает осознания величия культурного наследия, которое представляет их национальный балет. Датское общество этого пока не ценит.
Макаули:
Рад слышать, что вы многому научились у Николая Хюббе. Можете ли вы даже на этом раннем этапе рассказать, чем будете отличаться от него? Возможно, что я сейчас звучу как журналист, который пытается заставить Камалу Харрис объяснить, чем она будет отличаться от Байдена:)
Уотсон:
Я очень его уважаю, я многому у него научилась. То, что он сделал для балета в Дании... уровень талантов здесь невероятен. То, что он сделал с некоторыми балетами Бурнонвиля, обновив их, придав им свежести. У каждого есть своё мнение на счёт того, правильно ли он сделал. Но я думаю, что готовность брать на себя такие риски и означает быть художественным руководителем.
Возможно, у нас с ним разные вкусы. И мы оба уважаем друг друга - хотя и очень разные люди в плане стиля руководства.
Я думаю, мне ближе коллективный стиль руководства, чтобы было услышано больше голосов. Я рассматриваю возможность создания консультативного совета, особенно для выработки стратегии в отношении хореографического наследия Бурнонвиля. Возможно, стоит включить в него представителя науки, например, Ингер Дамсхольт из Копенгагенского университета, критика, танцовщика, преподавателя Бурнонвиля, чтобы были представлены разные мнения.
Посмотреть, обсудить, что мы хотим сделать с этими балетами? Что важно для каждого из нас? Чего не хватает в новых версиях? Как мы можем стать более культурно чувствительными? Тут, я думаю, у всех будут разные точки зрения.
Я люблю окружать себя людьми, которые бросают мне вызов. Я не знаю всего, у меня нет ответа на все вопросы, я живой человек и могу ошибаться. Так что я думаю, структура управления будет несколько иной.