Интервью с Хофешем Шехтером

(The Guardian, 07.10.2024)

Хофеш Шехтер выходит из парижского Театра де ля Вилль. На тротауре собираются зрители, живо обсуждающие закончившийся спектакль. Начинается волнение. В фойе две женщины смущённо держат в руках программки к спектаклю "Театр снов", надеясь получить автограф.

Это как быть рядом с селебрити, явлением не столько частым в мире современного танца. Шехтер говорит, что никогда не сталкивался с такой реакцией в Лондоне, где он живёт последние 22 года, а вот Париж, судя по всему, влюбился в израильского хореографа по полной программе. Его труппа в рамках трёхнедельных гастролей представляет новую постановку "Театр снов". За кулисами мы встречаем одного из музыкантов, который рассказывает, что за завтраком к нему подошла женщина, видевшая шоу накануне. "Теперь я знаю, что мне нужно делать", сказала она ему. Спектакль получился мощным.

Через пару недель мы встречаемся за обедом в Groucho Club в Лондоне (оказывается, он почётный член клуба). "Как ты считаешь, почему этот спектакль объединяет людей?", спрашиваю я. "Не знаю", недоумённо отвечает он. "Наверное, объяснение в том, что это работа о людях. Это не о танце. Танец и музыка - лишь инструменты, которые позволяют достичь чего-то большего - человеческого опыта. Связь сама по себе - в этом и есть суть. В конце концов за полтора часа спектакля мы получаем интуитивно что-то испытываем и потом чувствуем, что через что-то прошли".

Интуитивный - подходящее слово для описания постановок Шехтера. Помимо хореографии он создаёт ещё и музыку, которая временами звучит настолько громко, что вибрирует ваше кресло в зрительном зале. Это танец, который хочет затронуть вас на физическом уровне, схватить за шиворот и втянуть в свой водоворот. Мир "Театра снов" постоянно меняется и использует повторяющийся приём театрального занавеса, который поднимается и опускается, открывая и скрывая то, что происходит за ним. Вам намекают: наблюдение, театральные условности, мечты, воспоминания, сам творческий процесс, и всё это с фирменными движениями Шехтера, мускульными, ритмичными, изменчивыми - иногда безумными, иногда медленными, но одновременно тяжёлыми и мягкими. Действие нарастает, пока не достигает восторженной кульминации, когда тела танцовщиков движутся в унисон, их головы запрокинуты и лица обращены к потолку. Отчасти интеллектуальное погружение, отчасти рейв на поле.

Шехтер признаётся, что в танце ему нравится его "странность. Его церемониальная, древняя суть". Как и сновидения, наблюдения за танцем могут вызывать сильные чувства, но впоследствии нам часто сложно подобрать слова, чтобы описать увиденное. Что же касается его замысла при создании "Театра снов", но говорит, что "не стоит в это слишком углубляться. Создание спектакля - это ассоциативный опыт". Он начал с поэзии, размышляя, почему одни слова нас трогают, а другие оставляют равнодушными. Он думал об ожиданиях, которые формируются в театре, о том, как наши представления о "хорошем" формируются полученным образованием, ценностями и своего рода культурным соглашением. Он размышлял о том, как мир состоит только из того, что мы можем себе представить. "Красивые вещи и ужасные вещи - это лишь проекция всего этого, и винить некого, кроме самих себя. Но ни одна из этих вещей не имеет значения, это просто отправная точка, с которой ты начинаешь работать в студии. Это как начало футбольного матча. Ты бьёшь по мячу. А затем наблюдаешь, что происходит дальше. И идея в том, чтобы победить? Я правда не знаю", смеётся он.

Спустя 3-4 месяца после начала работы над "Театром снов" у Шехтера из машины украли ноутбук. На нём была вся музыка, которую он написал для спектакля, и видеозаписи репетиций. Спустя несколько дней он понял, что больше не влюблён в то, над чем работал, но отказывался себе в этом признаться. Теперь ему пришлось начинать всё сначала. Поэтому на вора он не злится. "Надеюсь, что он хоть выручил немного денег!"

Со временем он научился абстрагироваться от реакций людей на свои работы. "Я преподношу своё сердце на блюде. Но в конце концов, танец это просто то, что случилось. Я знаю, что вёл этот автобус. Я старался сделать всё хорошо, и намерения мои были хорошими. Если вам понравилось то, что я делаю - замечательно. Если нет - приношу извинения от имени вселенной. В конце концов, проснуться утром и что-то представить этому миру - это действительно сложно. Уже само по себе это смелый шаг".

Часть того, что Шехтер пытается сделать на сцене - передать ту полноту чувств, которая возникает у нас каждый раз, когда мы открываем для себя великую музыку, живопись или кино, и соприкасаемся с огромным миром, лежащим за пределами нашего собственного. Шехтер вырос в Иерусалиме, он много времени проводил в одиночестве после школы, избегал занятия на фортепиано и в наушниках слушал пластинки отца: Шопен, Бах, Queen и особенно Pink Floyd. "Вот что меня действительно сформировало. Погружение в другое время и другое пространство". Неожиданно Шехтер упоминает фильмы "Балбесы", "Гремлины" и "Назад в будущее" - элементы детства 1980-х, которые повлияли на него так же сильно, как и танец, к которому он пришёл относительно поздно, уже в подростковом возрасте. "Не думаю, что до 16 лет я как-то сильно повзрослел", говорит 49-летний Шехтер.

Когда Шехтер впервые приехал в Великобританию, он был барабанщиком в группе. "Я хотел стать рок-звездой. И самый оскорбительный комплимент, который я снова и снова получаю - что я рок-звезда современного танца. Блин, чувак, это не то, чего я хотел!". Этот ярлык закрепился за ним после премьеры одного из самых успешных его произведений, Political Mother, на сцене Brixton Academy в 2015 году, где публика погружалась в недра мошпита. Но эта работа привела его на сцены других театров по всему миру, в кино - он и его группа появились в фильме 2022 года En Corps, в котором рассказывается история балерины, получившей травму и нашедшей себя в современном танце, - и даже на Бродвей, где он поставил новую версию мюзикла "Скрипач на крыше" в 2015 году, за который получил номинацию на премию Тони.

С 2018 года помимо основной труппы он руководит Shechter II - командой недавних выпусников, которая сейчас гастролирует со спектаклем From England With Love, едкой сатирой на английскую идентичность. Следующий пункт в списке его дел - новая версия "Царя Эдипа" в соавторстве с режиссёром Мэтью Варкусом и Реми Малеком в главной роли, премьерой этого спектакля в январе откроется сезон театра Old Vic. Кроме того, он впервые создаст полноформатный спектакль для балета Парижской оперы.

Все эти проекты очень разные, но в хореографии Шехтера всегда есть что-то узнаваемое, даже когда он работает с балетной труппой, а также в том настроении, которое возникает на сцене: ощущение тяжести и мрачности, особенно когда речь идёт о человеческой природе, власти и контроле. "Я смотрю на нынешний период времени и могу сказать только одно: я остаюсь при своём мнении". Его семья всё ещё в Израиле, мы говорим о Газе, о его чувстве ужаса и беспомощности. "Чего люди не понимают, так это что и израильтянам, и палестинцам придётся жить вместе. Другого пути просто нет. Это как с детьми: они могут ссориться, но придётся научиться жить вместе. Я стараюсь не говорить о политике, но могу сказать, что проблема в лидерах". Он не хочет терять веру в человеческую природу. "Люди не хотят умирать, и они не хотят убивать".

Иногда ему сложно не задаваться вопросом о том, что он вообще делает: какое это имеет значение на фоне ужасов, которые мы наблюдаем, какую пользу могут принести танцовщики, "кричащие в пустоту"? "Но я уверен в своём жизненном выборе. Это создавать танец и музыку, потому что я верю, что эти вещи делают мир лучше. Я в это верю".