Интервью с Лораном Илером

(DALP, 04.06.2024)

Прежде чем мы поговорим о Баварском балете, расскажите о своём уходе из Москвы в феврале 2022 года. Как это было?

Я не думал, что это случится. Я был в шоке. Потом всё было довольно просто: я демократ, поэтому решение уйти казалось единственно возможным. Как у иностранца, работавшего в России, у меня не было иного выхода, кроме как покинуть театр Станиславского. Если вы остаётесь, значит, одобряете происходящее. Решение я принял быстро. Через 48 часов я объявил директору о своей отставке. На третий день сообщил об этом труппе.

Думаю, что такой внезапный уход всё же был болезненным.

Да, это было больно, потому что всё шло хорошо. Нас любили зрители, годы в Москве были замечательными. Труппа была замечательной, мы делали замечательные проекты. Всё это я почувствовал, когда впервые с ней познакомился: здесь был потенциал, энергия, желание, возможности для развития. Российские танцовщики глубоко связаны с искусством. У них есть желание стремиться к чему-то новому, к лучшей жизни. У меня до сих пор много друзей в России, но я высказал, что я думаю о происходящем труппе и французским СМИ, и ушёл. Выбора у меня не было.

Театр Станиславского вы покинули довольно резко. Вскоре после этого вас пригласили возглавить Баварский балет, который тоже испытал на себе последствия начала войны, поскольку его руководитель, тесно связанный с российскими властями, был вынужден покинуть Мюнхен. Предполагаю, что немецкая труппа тоже была шокирована происходящим?

Я этого не почувствовал. Я уехал из России, не имея конкретных перспектив на ближайшее время. Потом мою кандидатуру одобрили в Баварии. Я сразу же сказал труппе, что буду постоянно присутствовать и активно работать. Любой труппе нужен руководитель, который в неё вкладывается и даёт надежду. Каждому танцовщику важно знать, какой репертуар он будет исполнять и сколько раз в году танцевать. Сам я больше не танцую, но знаю, что чувствуют артисты. Мне важно сотрудничество, а не власть. У директора есть перед артистами моральные обязательства. Всех не удовлетворить, обстоятельства могут меняться, но важно, чтобы было общее желание строить будущее вместе.

Что происходит в первое время, когда вы становитесь руководителем незнакомой компании? Вы налюдаете, знакомитесь с коллективом?

Конечно. Когда вы приходите в труппу с собственной историей и уже сложившейся культурой, важно её узнать и понять. Потом можно что-то менять, но осознанно. Возьмём конкретный пример: в Мюнхене была система отдельных репетиций по несколько раз в неделю, из-за чего рабочий день разбивался на части с перерывами по 3-4 часа и мог заканчиваться в 9 часов вечера. Смысла в этом я не видел, потому что это увеличивало нагрузку на артистов и повышало риск травм. Поэтому я объединил репетиции, чтобы процесс не прерывался. Это потребовало корректировки рабочего графика, но это даёт большую эффективность. Кроме того, я всегда поощряю диалог с артистами. Моя красная линия это всё, что может навредить художественной стороне нашей работы. У современных танцовщиков могут быть другие запросы по сравнению с тем, что было 20 или 30 лет назад, это нормально.

Ситуация в баварской труппе отличается от вашего прежнего опыта. В Париже и Москве труппы гомогенные, почти все танцовщики обучались в одних школах. В Мюнхене же своего рода лоскутное одеяло, артисты выходцы из разных стран со своей историей и традициями. Как вы восприняли эту особенность?

Нужно быть открытым. Например, в Станиславского я сразу поставил "Сюиту в белом" Лифаря в соответствии со своим видением. Каждая культура может дать что-то своё, это ежедневная работа. Если я не у себя в кабинете, я в зале и смотрю почти все спектакли. Танцовщики очень внимательны, когда знают, что вы здесь, когда уверены, что у вас хорошие взаимоотношения. У каждого свои задачи, естественно, я же не крёстный отец, гуру или что-то в этом духе. Я делаю свою работу, они свою. Но взаимопонимание помогает предотвращать проблемы. Здесь у меня нет 150 или даже 110 артистов, как в Станиславского, здесь их 60, это другой формат управления. Наша заполняемость 98%, это значит, что публика чувстсвует энергетику труппы, её радость и энтузиазм. И это очень важно.

Это правда. Вне зависимости от стиля спектакля местная публика всегда демонстрирует сопереживание. Вас это удивляет?

И до моего прихода были замечательные спектакли, мне кажется, сейчас в труппе хорошая динамика, люди это чувствуют, они говорят об этом. Не могу сказать, что раньше этого не было, но я чувствую энергию всех, кто работает в компании, будь то артисты, технический или административный персонал. Публика каким-то образом это воспринимает. Если зритель удовлетворён, он делится эмоциями. Он может не замечать какие-то чисто технические детали, но всегда обращает внимание на эмоции, энтузиазм и качество того, что ему предлагают. В сегодняшнем мире, где так легко остаться дома, нужно ставить спектакли высокого качества, чтобы привлечь людей в театр.

Что касается найма новых артистов, как вы относитесь к этой специфической стороне работы?

Я занимался этим в Станиславского и это отнимает очень много времени! Например, тут я получил 400 заявок. Отсмотреть 400 видео - это очень времязатратное занятие. Важно, чтобы выбранные вами артисты смогли как можно лучше интегрироваться в компанию. У вас нет права на ошибку в этом вопросе. Я очень доволен, как молодые танцовщицы, которых я нанял, адаптировались к недавно поставленной контемпорари-программе, в которой есть произведение Эндрю Скилса. Они чутко реагируют на всё происходящее. Это важно, потому что в компании могут возникать непредвиденные обстоятельства, кто-то может отсутствовать, травмы, в результате возникает эффект домино, и вы должны быть уверены в каждом члене команды. Я смог увеличить количество контрактов, теперь у нас будет 65 постоянных танцовщиков. Однако тут для меня является новым, что я отвечаю за бюджет. Конечно, есть контролёры, потому что это государственные средства, но решения о формировании программы принимаю только я.

Вы включили в репертуар Баварского балета новые произведения. В этом сезоне вы поставили "Парк" Анжелена Прельжокажа. Как вы считаете, этот уже ставший классическим балет займёт здесь своё место?

Да, например, в Станиславского этот балет был бы неуместен, хотя это не значит, что труппа не смогла бы его исполнить. В Мюнхене ситуация другая. Я был в зале, увидел сцену и сразу понял, что "Парк" это то, что нужно. Знаете, в моих планах всегда есть место инстинкту. У нас уже было много великих классических балетов, но мне хотелось включить в программу и современную классику. В особенности мне хотелось это сделать для первой сформированной мною программы. Этот балет был поставлен в Парижской опере, он был поставлен на меня и Изабель Герен, мне кажется логичным поставить его и здесь. Когда вы воссоздаёте это произвдение для другой труппы, в этом есть элемент эволюции. Нужно найти баланс, чтобы артисты смогли найти себя в постановке, в заложенном в ней смысле. В следующем сезоне мы поставим "Сильфиду" Лакотта, это совсем иной репертуар, но интересный благодаря своей технике. Я всегда формирую программу таким образом, чтобы она была интересна и зрителям, и тем, кто работает над созданием спектаклей. "Парк" даёт что-то в плане открытости, атмосферы, а "Сильфида" в плане изысканности, свойственной творчеству Лакотта и французской школе.

В следующем сезоне вы снова обратитесь к современной классике и поставите "Весну священную" Пины Бауш. Вы считаете, эта постановка заслуживает быть включённой в репертуар?

Это шедевр! Мне нравится разнообразие. "Парк", "Сильфида", Пина Бауш... Возможность ставить произведения Пины - невероятная удача в карьере артиста. "Весна священная" была одной из первых постановок, о которой я подумал по приезде в Мюнхен. Я связался с фондом Бауш и Соломоном Баушем для получения прав и мне это удалось. Это вызов - но это и замечательно. Нужно быть амбициозным, смелым и доверять артистам.

В последнем произведении Эндрю Скилса мне понравились наши молодые ребята. В основном труппа ориентирована на классику, и увиденный результат меня вдохновил. В работе важно доверять танцовщикам и постановщикам.

Вы упомянули, что современные танцовщики отличаются от тех, что были 20-30 лет назад. Вы ощущаете эту разницу?

Я думаю, что современные танцовщики в большей степени хотят понимания и осмысления вещей. Им требуется больше коммуникации. Им нужна обратная связь, демонстрация уважения и признания. Это не значит, что им нужно постоянно говорить, какие они хорошие, но во время наших встреч я чувствую их внимание, это значит, что я подписываю их творческие и рабочие порывы. С ними нужно иначе взаимодействовать. Изменился способ руководства. С Рудольфом всё было совсем иначе! Тогда была немыслимая сейчас манера поведения, говориил то, что сейчас сказать уже нельзя. И это к лучшему. Всё, что можно посчитать "неуклюжим" - давайте назовём это так - недопустимо. Артистов нужно уважать. В моё время мы не воспринимали эти вещи как проявление агрессии, но они могли быть резкими. Как директор я обращаю внимание на то, как хореографы говорят. Я не думаю, что можно работать в атмосфере страха, в такой подход я не верю.

Судя по вашему голосу, вы не сожалеете, что не возглавили балет Парижской оперы.

Время от времени мне задают этот вопрос, но я ушёл из Парижской Оперы уже 12 лет назад. Когда свой пост покинула Орели Дюпон, моя кандидатура не рассматривалась. Я только что начал работать в Мюнхене. Горечи у меня нет, потому что я думаю, что у каждого свой путь. Я себя полностью реализовал в Москве, это было неожиданный опыт. Сейчас я реализую себя в Мюнхене.