Глава 6: “Условия”
Отдельная благодарность Карине за редакт ❤️
Свет пробирался сквозь полупрозрачные шторы, ложась тонкими золотыми полосками на край постели. Янг лежал на спине, полуприкрытый тонким одеялом, прислушиваясь к утренней тишине. В ней было столько покоя, что сложно было поверить: где-то за этими стенами город уже давно бодро шумел, а день уверенно набирал темп.
Сегодня у него был выходной. Не случайный, а заслуженный и тщательно спланированный: накануне он хладнокровно распределил задачи между членами команды, отложил несрочные встречи, расчистил календарь. Всё ради одного: позволить себе утонуть в тишине. Просто полежать. Просто быть. Просто дышать.
Иногда, когда усталость подступала слишком близко, он разрешал себе один день этой упоительной обречённости: роскоши ничего не хотеть, никуда не мчаться, просто существовать в тишине. Но каждый раз надеялся, что когда-нибудь научится восстанавливать себя не дожидаясь, пока в душе разрастётся пустота, он опустится на эмоциональное дно и остатки энергии покинут его тело. Как и прежде, он питал иллюзию, что начнёт наполнять себя вовремя. Что не придётся выдирать покой из хаоса, как последний глоток кислорода.
Он потянулся, разминая плечи, и поймал лёгкое дуновение из приоткрытого окна. Пахло солнцем и прохладным ветром – обещанием предстоящего лета. Это утро начиналось, как подарок: без звонков, без срочных уведомлений, без лишних слов.
В голове мелькнула мысль: за этой скромной, почти будничной радостью прячется нечто большее. Необъяснимое, но тёплое, укоренившееся внутри. Он знал: стоит ему встать, и на кухне его уже будет ждать завтрак: тосты, свежий овощной салат, варёные яйца, пиала с молочным улуном, который оставалось лишь залить водой нужной температуры. И, конечно, короткая записка от Рантье, аккуратно подложенная к краю стола: «Хорошего дня. Целую». Это стало ритуалом. Привычка, которая не нарушалась даже в дни ссор. Разве что в такие дни в послании иногда не хватало одного слова – "целую". Но бумажка всё равно лежала.
Но даже эта забота, как безупречно расстеленное покрывало, не спасала от того, что внутри Янга уже давно жило что-то тревожное. Он не знал, как это назвать, и в потоке будней не оставалось ни времени, ни пространства, чтобы разобраться. Это не было несчастьем и не походило на усталость. Скорее… ощущение, будто внутри него что-то затихло. Возникла тонкая трещина, едва различимая, скрытая от глаз. Но уже существующая.
Он встал. Тело двигалось медленно, в ритме неспешного ленивого утра. Шёл по квартире, словно плыл сквозь неё: мимо шкафа, мимо зеркала, через коридор на кухню. И действительно, там всё было, как он предполагал. Завтрак. Записка. Привычный порядок.
Он вскипятил воду, дождавшись нужной температуры, и залил улун в любимую пиалу. Утренний чай всегда был его якорем, жестом, заземляющим день. С пиалой в руках он устроился у окна, глядя, как прохожие растворяются в ярком весеннем свете. Город бурлил по всем правилам будничного жанра: спешка, звон трамваев, блики на лобовых стёклах. Янг наблюдал отстранённо, будто это было кино без звука. И в этой тишине его мысли вновь ускользнули вглубь.
Когда-то встречи для секса с другими волновали его до дрожи в пальцах. Он предвкушал их, готовился, ощущал, как кровь разгоняется быстрее от одной только идеи нового прикосновения. Он чувствовал себя дерзким, живым, настоящим, особенно когда снимал видео для Рантье, с удовольствием, с азартом. Он был вовлечён, вдохновлён и полон страсти. Это было игрой, азартной и вкусной, с адреналином, которому он подчинялся без оглядки. Но сейчас всё изменилось. Теперь встречи стали привычкой. Откалиброванным сценарием без импровизаций. И не только потому, что чувства притупились. Эти встречи были ещё и возможностью получить то, чего Рантье не хотел, не принимал, не предлагал. А сам Янг, со временем, даже перестал спрашивать. Просто вычеркнул фразу “Я хотел бы сегодня быть сверху” из словарного запаса из их диалога. И теперь каждый новый партнёр был, скорее, способом подтвердить, что эта роль ему всё ещё доступна. Что имеет право хотеть. Что его желания не ошибка, даже если не вписываются в рамки границ его партнёра. Почему раньше его всё устраивало, а сейчас их формат, словно тесная одежда?
Он отодвинул пустую пиалу в сторону и прошёл в ванную. Свет там был мягкий, рассеянный, а воздух прохладный, как будто специально затаившийся в ожидании. Янг включил душ, подставил лицо под струю. Тёплая вода стекала по щекам, скользила по шее, обволакивала тело медленно, почти нежно. Он закрыл глаза, позволяя себе исчезнуть хотя бы на миг.
Ощущение воды на коже вызвало воспоминание: точное, телесное. Душ. Тогда тоже был душ.
Именно там, в этой интимной паузе между лаской и рутиной, Рантье впервые заговорил о 2+. О свободе. О доверии, которое может быть даже глубже, если разрешить друг другу больше, чем «только мы». Рантье стоял за его спиной, намыливая плечи, водя пальцами по позвоночнику, словно перечитывая строки в книге, которую знал наизусть. Слова шли неспешно, ласково, как вода по телу.
– Ты, как произведение искусства, – сказал он тогда, осыпая его поцелуями между лопатками:
– Я горжусь тем, что ты мой. Но иногда я думаю: несправедливо, что только я знаю, какой ты любовник. Что они не прикоснутся к тебе, как к чуду. А иногда хочется, чтобы они все мне завидовали. Потому что они успели тебя почувствовать. Но только я заполняю собой всё твоё сердце.
Янг тогда не понял сразу. Воспринял как комплимент – странный, но всё же... тёплый. Он улыбнулся, почувствовав как кожа под поцелуями будто вспыхивает. Ответил чем-то лёгким, вроде: “У тебя сегодня язык особенно сладкий”.
– Как тебе моя идея? – уточнил он, проводя ладонью по пояснице Янга.
– Какая? – переспросил тот, ещё не уловив смысла.
– Открытые отношения. Этичная немоногамия. Только по договорённости. Только когда ты хочешь. Но без чувства вины. Без притворства.
Тишина. Только шум воды и дыхание.
Янг замолчал. Сердце забилось чаще, мысли метались. А потом, не узнавая собственного голоса, он сказал:
– Очень неожиданно. Но… я подумаю.
Дни превращались в привычную суету: работа, звонки, проекты, касания в спешке. Но где-то под всем этим текла другая река. Неуверенная, тихая, тёмная. В ней жили страх, желание и странная пустота. Янг много думал над предложением Рантье. Мысль о том, что кто-то ещё будет касаться его, сначала казалась опасной и пугающей. Возможно из-за неуловимого ощущения, словно его внутреннее пространство отдают в аренду. Как будто он, сам того не осознавая, должен будет улыбаться, говорить «всё нормально» и делать вид, что ничто не дрожит внутри.
Но потом появилась другая мысль. Грязная, почти хищная. Мысль о том, что он сможет быть сверху. Что, наконец, его не будут просить быть лишь мягким, податливым и принимающим. Что он сам будет в роли того, кто направляет ритм, глубину, желание. Что его руки снова почувствуют власть, а не подчинение.
Рантье – классический пример бескомпромиссного актива, в его представлении секс строго подчинялся ролям, которыми не полагалось жонглировать. Он воспринимал Янга как утончённое создание, словно живую скульптуру: изящного, эстетичного, созданного не для власти, а для ласки, не для действия, а для податливости. Но Янг… всё чаще ловил себя на желании быть не только красотой, которой восхищаются, но и силой, которая направляет.
Пугающее предложение Янг воспринимал, как возможность. Тем более главным условием и было то, что с другими Янг может быть только активом. Его начали посещать тематические фантазии. Не обходили стороной и первые сомнения. Он не признавался даже себе, как сильно хочет этой роли. Не как измены. А как возвращения к себе. К телу, которое действует, а не только реагирует.
Но был ещё и страх. Что если он откроет эту дверь, то за ней может оказаться не желаемая свобода, а разочарование и одиночество. Что допуск другого в их пространство, даже с обоюдного согласия, однажды приведёт к тому, что прикосновения его любимого человека перестанут быть уникальными.
Он вспоминал, как однажды ночью сидел на подоконнике с пиалой чая, глядя на город, усыпанный огнями. И вдруг поймал себя на мысли: он хочет попробовать. Не потому что уверен, как всё сделает правильно. А потому что не хочет упускать появившуюся возможность и устал накапливать желание тоже быть сверху. Он хочет быть собой. Хочет не подавлять свои желания, а реализовывать. Он помнил то утро, как вчерашнее. Как он подошёл к Рантье, и, не глядя в глаза, просто сказал:
И Рантье кивнул. Без вопросов. Без удивления. Будто знал – Янг всё равно согласится.
А потом был первый раз. Тот самый вечер, который до сих пор всплывает в памяти не по его воле. Когда всё было по обоюдному согласию. Когда другой мужчина впервые оказался между ними. Когда он впервые позволил себе выйти за границы привычного. Когда сначала был смех, бокалы и неторопливое касание рук, а потом чужой рот на его теле. И Рантье рядом, наблюдающий, поощряющий. И… это было не больно. Не страшно. Но после…
Но сейчас, под струями воды, всё это казалось другим. Вода текла всё так же, но не согревала. Внутри было напряжение, которого не смыть. Он солгал тогда, когда сказал: “Я не боюсь”. Он боялся. И сейчас боялся тоже. Не других. Не их прикосновений. А того, что при всей этой свободе он постепенно терял ощущение, что принадлежит хоть кому-то. Даже себе.
Первый раз втроём оказался ошеломляющим. Он вспомнил: их тела, дыхание и энергию. Первый опыт, случившийся с третьим в их спальне был исследованием границ, в которое они с Рантье шагнули с дрожью, но за руку. Парень, которого они тогда пригласили, был худощав, с мягкими чертами и нервным азартом во взгляде. Он хотел быть хорошим. Слишком старался. Янг уловил это ещё в прихожей, когда тот торопливо разувался, постоянно переспрашивал, не мешает ли обувь и пару раз перевешивал куртку. И в этом было что-то трогательное.
Но когда его пальцы коснулись тела Янга, неуверенность исчезла. Парень точно знал, чего хочет. И Янг тоже знал. Он оказался за спиной приглашённого, который стоял на коленях и локтях, с прогнутой поясницей, подставляя себя с полузадержанным дыханием. Янг, сдержанно выдыхая, аккуратно ввёл сначала смазанные пальцы, а спустя время вместо них свой член в плотное, тёплое кольцо мышц: сначала медленно, по миллиметру, чувствуя, как тот замирает от каждого сантиметра вторжения. Он удерживал за талию, пока третий привыкает. Дыхание сбивалось. Янг вошёл в него, медленно, выверено, пока мышцы не привыкли к объёму вторжения. Плотное тепло обволакивало, словно зовя глубже, навстречу. Приглашённый выгибался, но не от боли – в каждом движении читалось наслаждение. Янг держал его за бёдра, но вскоре ладони соскользнули ниже, на напряжённый, пульсирующий член. Он обхватил его, провёл по стволу вверх и вниз. Реакция не заставила ждать: тело под ним содрогнулось, партнёр застонал, уткнувшись ртом в пах Рантье. Янг поднял взгляд и на него смотрел тот, кто жил в его сердце. Они безмолвно смотрели друг другу в глаза. Без ожиданий или указаний. Только это выражение лица, наполненное чем-то большим, чем возбуждение. Гордость. Любовь. Завистливое восхищение. Рантье видел, как тело Янга двигается. Как он ведёт. Как он держит ритм. Следующее движение стало почти синхронным. Рантье сменил позицию, вытащив свой член изо рта гостя. Он подошёл сзади к Янгу, обхватил его за талию, выдохнул в шею, поцеловал в плечо. Потом лёгкое давление. Горячая головка его члена прижалась между ягодиц Янга.
– Ты готов? – прошептал он, почти невесомо. – Да. Там ещё всё тебя помнит, – прошептал Янг.
Обильно смазанный вход поддался давлению, сначала медленно, потом с уверенностью. Он ощущал обоих: как его собственный член проникает глубже в третьего, и как Рантье медленно заполняет его самого. Ось соединённости. Пульсирующая близость. Кожа к коже. Три тела в одном ритме. Слёзы на ресницах не от боли. От невероятного наслаждения. Казалось, что это были самые сильные эмоции и неизгладимые впечатления. Как же он ошибался.
Уже на следующий день Янг почувствовал себя грязным, размытым и использованным. Как будто его существование растворилось в чужих прикосновениях. Ему было плохо. Почему от такой яркой встречи было такое горькое послевкусие? Было настолько плохо, что он даже обратился к сексологу, пытаясь понять, почему не может сам прожить и отпустить этот опыт. И почему эйфория утонула в сожалениях. Почему не может почувствовать себя чистым. Рантье тогда не задавал вопросов. Просто держал за руку. Готовил еду. Не лез в душу. И это спасло.
Янг вышел из ванной и поймал своё отражение в зеркале. Скулы – напряжённые, словно высеченные. Он машинально разжал челюсть и вдруг осознал, как часто стал делать это в последнее время. Каждый раз, когда внутри что-то поднималось, требовало быть услышанным – он глушил, уводил вглубь. Подавлял. Сдерживал.
Он выдохнул, ладонями легко размяв суставы у основания челюсти. Провёл пальцами по волосам, стянул полотенце с плеч и на какое-то время остался стоять, уткнувшись взглядом в экран телефона.
Палец лениво листал ленту: мемы, короткие ролики, фотографии друзей. Кто-то с собаками на даче, кто-то на йоге в горах, кто-то в аэропорту. Обычная бегущая строка чужих жизней. Он погрузился в это на несколько минут, или десятков, не считая.
Но вскоре экран померк, и пальцы остановились. Внутри родилось ощущение – пора. Пора собрать себя по частям и выйти. Он встал, расправил плечи и направился в гардеробную. Сегодня ему не хотелось маскировать себя ни под образ примерного гражданина, ни под удобного любовника. Он хотел эстетики. Остроты. Хотел, чтобы в каждом сантиметре одежды читался он сам: без фильтров и компромиссов. Его сегодняшнее настроение было: “Я весь здесь. Спрятаться? Не сегодня!..”
Пальцы скользнули по вешалке в поиске идеального образа. Выбор пал на жакет любимого чёрного цвета: чёткий, спереди структурный и строгий, но с кричащим вырезом на спине. Образ, который в девяти случаях из десяти оказался бы неуместным. Чересчур дерзким, чересчур открытым, чересчур откровенным. Но сегодня Янг не искал уместности. Сегодня он хотел быть собой на сто из ста – даже если это для окружающих было “слишком”. Почему? Он и сам не знал, но полагался на интуицию.
Спинка жакета была устроена будто архитектурный эскиз: чистая графика вырезов, оставляющих большую часть кожи открытой. От линии плеч ткань расходилась вниз, обнажая лопатки и позвоночник, между которыми раполагались кожаные вставки. Всё лишнее, что могло бы скрыть или смягчить образ, было намеренно убрано. Остались линии, подчёркивающие строение тела: углубление поясницы, тонкая дуга рёбер, изгиб спины – всё, что обычно прячут, здесь становилось акцентом. Контраст плотного чёрного материала и обнажённой кожи рождал ощущение уверенной уязвимости. Ни одного случайного изгиба. Всё выверено. Всё на грани. Янг застегнул ремень на талии – гладкая чёрная кожа туго обвила его, как обещание контроля. В зеркале отражалась не просто одежда. Образ. Высказывание. Манифест. Он провёл пальцами вдоль открытой линии шеи и ключицы. Именно эта уязвимая, ничем не прикрытая часть тела сегодня казалась самой защищённой. Потому что это был он. Настоящий. Без прикрас.
Он заглянул в небольшое спа в переулке, куда обычно не добирался из-за плотного графика. Горячая вода, ароматы эфирных масел и трав, полумрак с тусклым светом ламп. Пространство было почти пустым, и этим бесценно. Ему сделали расслабляющий массаж: уверенные, но бережные ладони работали над телом, которое уже давно просило паузы. Это был не отдых. Это был сброс накопившегося напряжения. Возвращение в тело, к коже, к мышцам. К себе.
Поздний обед в знакомом ресторане, где его давно знали в лицо, стал логичным завершением расслабленного дня. Он ел медленно, почти медитативно, словно впитывал не только вкус, но и саму возможность наслаждаться днём без спешки.
Он расплатился, задержавшись на мгновение у стойки, давая себе ещё возможность сделать лишний вдох перед тем, как выйти навстречу вечеру. Солнце уже клонилось к горизонту, и город начинал мерцать огнями. Янг вышел из ресторана и направился в сторону места встречи с Юнгом.
Поначалу они собирались встретиться для совместного обеда уже на следующий день: быстро, легко, без лишних колебаний. Но ненормированный график Янга, бесконечные встречи и смена приоритетов сдвинули эту встречу. Личное знакомство отложилось, как будто бы на потом. И всё же, вопреки всеобщей статистике, интерес не угас. Переписка продолжалась: от будничного до личного, от ироничного до откровенного. Без надрыва, но с редким ощущением, что каждый ответ хочется прочитать медленно. Не из вежливости, а из любопытства. Чувств нет, зародиться они не могло априори: у каждого на то были свои причины. Но интерес и страсть держались на максимуме.
Они договорились встретиться в районе семи часов. Не совсем рабочее время, но и не тот поздний вечер, что зовёт в клубы. Пограничный час: когда город не знает, устал он или только разогревается перед ночью. Это мог быть лёгкий ужин, коктейль или спонтанное продолжение. А может, просто знакомство, наконец-то вне экрана.
Юнг уже ждал у часов Лаймы*. Белая рубашка, свободно сидящая на плечах, шоколадные брюки, чуть приспущенные на поясе, кожаная сумка – в этом образе было и что-то от офиса, и лёгкая тень намерения заглянуть в бар после. Универсальный образ, словно выверенный и на утро, и на вечер, в которых могло случиться что угодно.
*Прим. Часы «Лайма» (1904 год) – столбовые часы оригинальной башенной конструкции, расположенные в самом центре Риги. Изначально их установили, чтобы рабочие не опаздывали на работу, потом украсили рекламой местной шоколадной фабрики, а сейчас главная функция этих часов скорее романтическая – именно под ними рижане чаще всего назначают свидания.
Янг заметил его сразу. Высокий силуэт с правильной осанкой. В нём было что-то от внимательного наблюдателя, который умеет ждать без лишней суеты. Юнг поднял взгляд, и в тот миг, когда их глаза встретились, между ними проскочило нечто большее, чем просто первое впечатление. Щелчок.
Они двинулись навстречу друг другу, не торопясь, будто уже знали ритм, к которому нужно подстроиться.
– Привет, – голос Юнга был спокойным, сдержанным, но не сухим.
– Привет, – легко откликнулся Янг:
– Рад встрече. Если бы не работа, то встретились бы раньше.
– Всё в порядке, – Юнг сдержанно усмехнулся:
– Я даже не успел подумать, что ты фейк.
– Ты хорошо выглядишь, – Янг на секунду задержал взгляд:
– Но, честно говоря, совсем не ассоциируешься с доктором.
– А с кем? – в голосе Юнга звучала лёгкая ирония, но глаза не отпускали.
– Хмм… – Янг задумался, делая шаг, и уже почти отвернулся, как вдруг резко обернулся, чтобы поделиться появившейся ассоциацией. Но слова застряли на полпути.
Взгляд Янга уловил, как Юнг смотрит на него. Он почувствовал это кожей: как скользит внимание по вырезу на спине, по обнажённой коже, по ремню, туго облегающему талию. В этом взгляде не было ни жадности, ни смущения – только немое восхищение. Тонкое. Почти бережное.
И всё-таки он проговорил, как будто обронил:
Янг усмехнулся и, не отводя взгляда:
– Это не пиджак. Это декларация.
Юнг чуть приподнял брови, принимая вызов.
– Тогда я должен признать, – сказал он, – твой манифест звучит громко. И красиво.
Они прошлись вдоль Рижского канала и нырнули в уютный хаос Старого города – в его переулки, наполненные запахами пива и звоном стаканов. Выбрали первое попавшееся место с мягким светом, винтажной плиткой и столами, за которыми не хотелось спешить. Сели почти одновременно, легко, будто тела сами выбрали правильную дистанцию.
– Что будешь пить? – спросил Янг, подперев подбородок рукой, глядя на Юнга поверх края бокала.
– Домашний лимонад, – ответил тот и чуть наклонился вперёд. Уголки его губ дрогнули в почти незаметной улыбке.
– Ты за рулём? – уточнил Янг с тенью любопытства в голосе.
Юнг чуть приподнял бровь, взглядом задавая немой вопрос. Янг ответил с лёгкой, почти ленивой улыбкой:
– У тебя точёное тело, подтянутый силуэт... Предположу, это не только питание, но ещё спорт и здоровый сон?
Разговор потёк сам собой. Лёгкий, живой. Без пауз на «подумать, что сказать», словно слова давно ждали этого вечера.
Первое прикосновение случилось случайно: их пальцы встретились, когда Юнг придвинул стакан. Лёгкое касание – почти мимолётное. Но ни один не отдёрнулся. Никто не извинился. Только взгляды пересеклись – на долю секунды дольше, чем позволяли правила вежливого флирта.
– Если бы я не знал, что ты универсал, то подумал бы, что ты типичный актив-искуситель, – тихо и неожиданно сказал Янг, играя пальцами по краю бокала.
Юнг не ответил сразу. Резкий переход к откровенному требовал не паузы – калибровки. Он не отвёл взгляда от Янга, будто проверяя, насколько далеко позволено зайти.
– Ты сказал, что универсал. Но сейчас ищешь вариант, где ты будешь только активом.
Он говорил спокойно, почти отстранённо, но голос стал чуть ниже, теплее.
– Почему так? Это ваши правила?
Небольшая пауза. И тогда – точно, почти хищно, но без нажима:
– С тобой я бы не хотел отказываться ни от одной из ролей. Просто озвучиваю своё желание.
В Янге что-то дрогнуло. Будто внизу живота растёкся медленный, тягучий ток: не вспышка, а нарастающее, подспудное напряжение. Он машинально потянулся к бокалу, чтобы занять руки, но не заметил, как его пальцы скользнули мимо ножки и легли на пальцы Юнга. Легко, почти мимолётно. Это было случайностью. Но ни один, ни другой не отдёрнулись.
Янг растерялся не из-за самого вопроса. Его смутило, как среагировало тело лёгким, но явным возбуждением. Почему? Он не был к этому готов. Не с первого же вечера. Не с полуслова.
Он молчал. Взгляд затуманился не от смущения, а от того, что мысли унесло слишком далеко. Юнг не вмешивался. Просто ждал. Терпеливо, как человек, привыкший давать другим пространство: не торопя, не навязываясь.
Наконец Янг выдохнул и заговорил. Голос звучал чуть глуше, чем обычно, словно слова всплывали со дна:
– В нашей паре только я встречаюсь с другими. Это была идея моего партнёра. Сначала… я был сбит с толку его предложением. Но потом подумал: может, это шанс. Возможность получить то, чего мне не хватает – быть активом.
Он на мгновение задержал взгляд на своих пальцах, всё ещё касающихся руки Юнга, и, не поднимая глаз, добавил:
Юнг чуть приподнял подбородок, задержал взгляд на Янге. Его пальцы остались под рукой Янга: тёплые, спокойные, уверенные. Он не убирал их. Не отстранялся. Только чуть сильнее переплёл пальцы, как будто фиксируя внимание.
– Никого, – произнёс Юнг негромко:
Он на миг замолчал, но не отводил взгляда. В лице всё ещё сохранялось спокойствие, но голос стал ниже, плотнее, словно каждое слово медленно ложилось между ними, будто перчатка на оголённую кожу.
– Есть пара человек… с которыми я сплю время от времени. Они знают друг о друге – и на этом всё.
Янг повернул голову, глядя на него чуть внимательнее, и, не сдержавшись, спросил:
Юнг чуть склонил голову, в его лице промелькнула та самая привычная осознанная сдержанность:
– Один – актив. Второй – пассив. Я бы хотел найти одного постоянного партнёра. Универсала.
Янг слушал. Внимательно. Даже чересчур, настолько, что снова не заметил, как его пальцы с кисти Юнга скользнули дальше. Уже не просто руки касались, а подушечки пальцев Янга медленно гладили внутреннюю сторону предплечья собеседника. Юнг не отстранился. Только чуть развернул ладонь вверх – открыто, спокойно.
– Получается, у нас с тобой… чем-то схожие потребности, – тихо, почти в задумчивости проговорил Янг, не убирая взгляда. А после добавил:
– Мы ведь оба за безопасность. Может, пойдём завтра вместе сдадим анализы?
Юнг усмехнулся, откинувшись на спинку стула:
– Давай. Вижу ты за продолжение.
Янг слегка кивнул, подтверждая очевидное.
Пауза между ними растянулась, но в ней не было неловкости. Только ожидание, молчаливый красноречивый и пристальный взгляд, выражающий интерес и желание.
– Мне нужно в туалет, – тихо сказал Янг, откинувшись от стола.
– Хорошая идея, – сдержанно улыбнулся Юнг, поднимаясь следом.
Они шагали рядом, не торопясь, чуть ближе, чем просто знакомые. Ощущение плотного притяжения – физического и уже настойчивого тянуло тонкими нитями, вплетаясь между фразами и взглядами.
В туалете оказалось пусто. Они встали у соседних писсуаров. Янг будто невзначай повернул голову – взгляд скользнул по бедру Юнга и чуть задержался. Секунда. Полторы. Юнг заметил. Поймал его взгляд и тихо сказал:
Янг чуть дёрнулся, но быстро пришёл в себя. Его голос звучал спокойно, почти лениво:
– Хм, увидел бы его… в возбужденном состоянии, тогда смог бы ответить на твой вопрос.
Это была не попытка соблазнить. Это была броня. Рефлекторная провокация, когда внутри лёгкая паника. Или трепет. Или и то, и другое.
Они подошли к раковинам, вымыли руки молча. Бумажные полотенца шуршали сухо и нейтрально, на фоне того, что копилось между ними.
Янг уже собирался развернуться, когда почувствовал – рука Юнга легко, но твёрдо сомкнулась на его запястье. Ни одного слова. Только лёгкое усилие – шаг в сторону, в кабинку. Дверь закрылась за ними с характерным щелчком. Тут было просторно, со стенами, отгораживающими до потолка. Он не сопротивлялся. Смешение удивления, жара в груди и дрожи где-то внизу живота вели его за этим мужчиной, как во сне.
– Что ты делаешь? – прошептал Янг. Он стоял, опираясь спиной о прохладную плитку стены, и чувствовал, как внутри смешивается волнение с чем-то животным и тянущим.
Юнг не ответил сразу. Он развернул Янга к стене, мягко, но без возможности спорить. Тёплое дыхание коснулось шеи, влажные и неторопливые губы скользили к затылку.
– Ты же хотел увидеть член… – прошептал он, касаясь губами мочки:
Одна его рука блуждала по телу Янга: от груди к пояснице. Вторая – крепко вела ладонь Янга туда, куда стремилось напряжение. А губы и язык ласкали ухо и шею. Янг ощутил: под тканью брючных складок скрывалось уже нечто живое, тяжелеющее, пульсирующее. Коротким движением Юнг освободил член от ткани.
Дыхание Янга сбилось. Тело будто вспыхнуло изнутри, и он сам не заметил, как рука сжала чужое возбуждение неуверенно, но с жадностью. Юнг чуть двинул бёдрами – раз, два – и в этот момент прижался ближе, ладонью обвёл сосок Янга под пиджаком, ласково, почти мучительно.
– Дрочи, – шепнул Юнг, и голос был глубоким, шероховатым:
Янг прикрыл глаза. Слегка сжал пальцы. Юнг двинул бёдрами вперёд, выдыхая в его висок. Вторая рука Юнга блуждала по телу, по груди, затем опустилась ниже. Он расстегнул пуговицу и молнию на штанах Янга. И спустя миг в руке Юнга оказался уже возбуждённый член Янга. И этого прикосновения было достаточно, чтобы у него всё внутри перевернулось.
– …или ты уже передумал смотреть?
Янг не ответил. Его тело горело. Пульс застучал в висках. Он уже не понимал, кто из них начал первым, но в следующую секунду он развернулся и их губы встретились. Поцелуй: яростный, плотный, словно они оба не целовались годами. Янг взял инициативу: прижался к Юнгу, вцепился рукой в затылок, глубоко, со стоном впустил язык в чужой рот. Он знал, что нарушает своё же правило. Но, ни вины, ни внутренней борьбы не испытывал. Только страсть. И в этот момент Янг понял: если они продолжат, он нарушит не только правило. Он нарушит всё, что раньше называл рамками. И почему-то… это только подогрело его ещё больше.
Юнг разорвал поцелуй и взял свой член в руку возбуждённый и твёрдый.
– Смотри внимательно, – прошептал он.
И Янг смотрел. На то, как рука Юнга медленно скользила вдоль собственного возбуждённого члена: уверенно, с точной отмеренной силой, с выверенной ритмикой, демонстрируя насколько хорошо он сам себя знает. А потом взгляд Янга поднимался и снова встречался с глазами Юнга.
Эти глаза были теплее, чем могли бы быть. Глубже, чем допустимо в туалете бара. В них было всё: вызов, желание, притяжение.
Янг изучал. Запоминал. Как будто хотел выучить эти прикосновения наизусть. Он не просто наблюдал, он повторял. Касался себя в том же ритме, с тем же уровнем откровенности. Он зеркалил чужое удовольствие, делая его своим. Их дыхания сливались в одно, пусть и на расстоянии.
Их глаза отрывались друг от друга лишь в те мгновения, когда волна возбуждения накрывала с новой силой, и веки сами собой опускались. И всё равно они возвращались взглядом снова и снова.
Когда Янг обвил свой член пальцами, ему сложно было сдерживать стоны. Юнг тоже пытался быть тихим – тишина в этой кабинке была нарушена не словами, а дыханием и влажными звуками касания.
Разрядка накрыла первым Янга. В какой-то момент его движения сбились, дыхание вырвалось тяжёлым и хриплым, глаза на миг закрылись, и всё внутри обрушилось тёплой, волнующей дрожью, пронёсшейся по телу от основания позвоночника до кончиков пальцев. Он оставался с закрытыми глазами, позволяя телу прожить каждую волну, каждый отголосок. И в этот момент Юнг только подходил к краю: чуть приоткрыл рот, пальцы сжались сильнее, бедра подались вперёд. Он изогнулся и выдохнул подавляя звук наслаждения, но позволяя оргазму вырваться наружу: медленно, глубоко, словно вся плоть отзывалась на пережитое.
Они кончили один за другим, не прикасаясь друг к другу. И всё же, в ту секунду были ближе, чем если бы сплелись телами. Предельно вместе. Как если бы воздух между ними тоже дрожал от удовольствия. Они молча привели себя в порядок. Бумажные полотенца, вода, взгляд в зеркало. Ни капли неловкости. Только лёгкий смех в глазах и будто заговорщическая тишина.
За столик они вернулись так, словно ничего не произошло. Повторили заказа. И снова много говорили. Но между ними уже лежало нечто другое: факт, что граница была нарушена. Этот вечер был спонтанным, непредсказуемым. Нетипичным для каждого из них. Но в этом, его сила. Он не закрылся точкой, он стал запятой. Потому что завтра была договорённость. Завтра – было продолжение. И оба этого хотели.
Подписывайся на Boosty! Там столько всего интересного, хе-хе) Например, главы, которые ещё не опубликованы на канале, зарисовки из прошлого героев, мудборды и треки, которыми вдохновляюсь при написании глав и немного сексологии с разбором фетишей героев.
Для донатов админам канала: 5469070012308728 (сбер)