Глава 3. Американская мечта
Солнце калифорнийского побережья золотило кожу совсем иначе, чем сеульское. Мина помнила это ощущение, как помнила и день, когда впервые ступила на американскую землю – крошечная четырёхлетняя девочка, крепко держащая маму за руку. Тогда она ещё не знала, что Лос-Анджелес станет её настоящим домом на долгие годы.
"Сон Ми На!" – голос учительницы запнулся на её имени в первый школьный день. "Можно просто Мина," – ответила она с улыбкой, уже тогда понимая, как важно сделать жизнь окружающих чуточку проще. Эта привычка – улыбаться и подстраиваться – осталась с ней навсегда.
В старшей школе Beverly Hills High всё было как в кино – роскошные вечеринки у бассейна, уроки актёрского мастерства, танцевальные баттлы в просторных холлах. Мина блистала везде. Президент класса, звезда школьных мюзиклов, капитан команды по чирлидингу. Её инстаграм пестрел фотографиями с подругами на фоне пальм Родео-Драйв, селфи с голливудскими звёздами, случайно встреченными в кофейнях, видео с танцевальных репетиций.
"Детка, ты создана для сцены," – говорил папа, успешный хирург, снимая на камеру её очередное выступление. Мама, преподаватель университета, только качала головой: "Главное – не забывай об учёбе."
Но Мина не могла думать об учёбе. Музыка жила в ней, пульсировала в венах, требовала выхода. Каждые выходные она выступала с кавер-группой в корейском квартале. Американские хиты вперемешку с k-pop, энергичные танцы, восторженные зрители. Дома на стенах висели постеры BLACKPINK и Red Velvet, а в плейлисте намертво застряли BTS и TWICE.
"Ты же понимаешь, что там, в Корее, всё совсем по-другому?" – спрашивала мама, когда Мина впервые заговорила о прослушивании в k-pop агентство. "Это не Беверли-Хиллз. Никаких вечеринок, никакой свободы. Жёсткая дисциплина, изнурительные тренировки, постоянная критика."
Но разве могли эти предупреждения остановить девушку, которая выросла на историях успеха BTS и BLACKPINK? Которая с детства впитала американскую уверенность в том, что любая мечта достижима, если достаточно сильно её желать?
В день своего восемнадцатилетия Мина купила билет в один конец до Сеула. Родители не пытались её остановить – они слишком хорошо знали свою дочь. "Просто помни, что здесь всегда твой дом," – сказал отец, крепко обнимая её в аэропорту.
Реальность ударила без предупреждения. Её американский акцент, который она считала милым, здесь вызывал снисходительные улыбки. Её свободные манеры шокировали консервативных тренеров. Её привычка говорить то, что думает, приводила в ужас других трейни.
"Слишком американская," – слышала она шёпот за спиной. "Избалованная," – говорили одни. "Высокомерная," – вторили другие. А Мина просто была собой – девушкой, выросшей там, где индивидуальность ценится выше конформизма, где громкий смех не считается неприличным, а право на собственное мнение – это не привилегия, а норма.
Но что-то в ней было – какая-то внутренняя сила, харизма, которую невозможно было игнорировать. Её рэп был другим – более агрессивным, более свободным, с той особой подачей, которую можно научиться только на улицах Лос-Анджелеса. Её движения отличались от заученных па других трейни – в них была та природная пластика, которая приходит только с абсолютной свободой самовыражения.
Каждый вечер, падая без сил на узкую кровать в общежитии, Мина доставала телефон и смотрела фотографии из прошлой жизни. Вот она с друзьями на пляже Санта-Моники. Вот выступление на школьном фестивале. Вот семейный ужин в саду их дома...
В такие моменты она напоминала себе: "Ты здесь не для того, чтобы быть как все. Ты здесь для того, чтобы изменить правила игры."
И где-то в глубине души она знала – эта американская дерзость, эта неспособность молча следовать правилам, эта готовность бороться за свои мечты, однажды станут её главной силой. Потому что k-pop менялся, как менялся весь мир. И, возможно, именно такие, как она – застрявшие между двумя мирами, – должны были стать мостом между традициями и будущим.
В день, когда ей сообщили о включении в группу RedMoon, Мина позвонила родителям. "Я сделала это," – сказала она, и в её голосе звучала та же уверенность, с которой когда-то маленькая девочка заявила классу: "Можно просто Мина."
Потому что она всегда знала – неважно, как тебя называют другие. Важно лишь то, кем ты сама решаешь быть.
Первые недели в агентстве были самыми тяжёлыми. Мина часто вспоминала уютные вечера в Беверли-Хиллз, когда можно было просто быть собой. Здесь же каждое движение, каждое слово проходило через фильтр "достаточно ли это по-корейски?"
Мина заметила новенькую сразу – высокая девушка с необычными чертами лица, явно нездешними. В ней было что-то неуловимо знакомое – та же настороженность во взгляде, которую Мина видела в зеркале первые недели. Та же решимость в линии плеч. Та же отчаянная попытка соответствовать.
Она старательно кланялась всем, путаясь в формах вежливости, и что-то в этой неуклюжей искренности тронуло сердце Мины. Может быть, потому что она напомнила ей саму себя – такую же потерянную, но упрямо пытающуюся найти своё место в этом жёстко регламентированном мире.
"Наверное, так же нелепо выглядела и я в первые дни," – подумала она, наблюдая, как девушка краснеет после очередной ошибки в обращении к старшим трейни.
– Hey, – Мина подошла к ней после занятий, протягивая бутылку воды. – Не парься. Я тоже путалась первое время. Выросла в Штатах, представляешь? Кстати, можешь звать меня просто Мина.
Глаза девушки благодарно расширились:
– Алина, – представилась она на чистом английском. – Из России.
Они проговорили до самого закрытия здания. Алина рассказывала о Санкт-Петербурге, о том, как начала слушать k-pop, о своём YouTube канале. Мина ловила себя на мысли, что впервые за долгое время чувствует себя... дома? Нет, не совсем. Скорее, не такой одинокой.
Дни потекли иначе. Они стали партнёрами на тренировках, помогали друг другу с хореографией. Мина учила Алину правильному произношению, Алина помогала ей с растяжкой. После занятий они часто оставались в тренировочном зале, придумывая собственные танцевальные связки – смесь американского хип-хопа и русской пластики. Мина любила наблюдать, как двигается Алина – в её движениях была какая-то особая грация, непохожая ни на что, что она видела раньше. Иногда они танцевали до полного изнеможения, пока футболки не промокали от пота, а ноги не начинали дрожать. Но даже тогда они не спешили расходиться, сидели у зеркальной стены, делясь водой и историями из прошлой жизни.
А потом был тот вечер. Мина никогда не забудет, как услышала приглушённые рыдания в туалете. Как увидела Алину – сильную, гордую Алину – сломленной и разбитой. Она не спрашивала причину. Просто села рядом, осторожно коснулась плеча.
– Я здесь, – прошептала она. Алина прильнула к ней, и Мина почувствовала, как дрожат её плечи.
Позже она узнала о Чжин Хо. О предательстве, о разбитых надеждах. Что-то внутри Мины сжалось от мысли, что кто-то мог так небрежно отнестись к доверию Алины.
– Хочешь, я случайно пролью на него кофе на следующей репетиции? – предложила она, пытаясь вызвать улыбку на лице Алины.
– Ты невозможная, – рассмеялась сквозь слёзы Алина, и это был первый раз, когда Мина заметила, какой красивый у неё смех.
После того случая их дружба стала крепче. Мина начала замечать, как Алина пропускает обеды, пытаясь соответствовать жёстким стандартам агентства. Она стала приносить дополнительные порции, делясь едой под предлогом "Не могу доесть, поможешь?"
– В Америке никто не считает калории так одержимо, – говорила она, подсовывая Алине свой любимый протеиновый батончик. – Там ценят здоровье и силу, а не цифры на весах.
Они создали свой маленький мир – островок свободы в море строгих правил. Место, где можно было говорить на смеси английского, корейского и русского, смеяться в полный голос, быть собой. Мина обожала учить русские слова, коверкая произношение так, что Алина заливалась смехом. Алина, в свою очередь, с удовольствием слушала истории о жизни в Лос-Анджелесе.
– Знаешь, – сказала однажды Алина после особенно изнурительной тренировки, – иногда мне кажется, что я попала сюда только чтобы встретить тебя.
Мина тогда промолчала, но что-то в её сердце дрогнуло. Она привыкла быть сильной, весёлой, беззаботной "американской девочкой". Но рядом с Алиной ей не нужно было притворяться.
В те редкие выходные, когда им удавалось вырваться из общежития, они бродили по улицам Сеула. Мина показывала любимые места – уютные кафе, секретные места для фотосессий, тихие парки. Иногда они просто молчали, наблюдая закат, и в такие моменты Мина ловила себя на мысли, что ей никогда не было так спокойно рядом с кем-то.
– Видишь? – говорила она, показывая на огни ночного города. – Здесь тоже может быть красиво. Просто по-другому.
Они часто засиживались допоздна в тренировочном зале, репетируя новые движения. Мина любила эти моменты – когда можно было просто быть рядом, без слов понимая друг друга. Она замечала, как меняется Алина в такие минуты – становится мягче, открытее, словно сбрасывает защитную броню.
Когда объявили состав RedMoon, они просто посмотрели друг на друга – и этого было достаточно. Некоторые чувства не нуждаются в словах.
– Мы сделали это, – прошептала Мина, чувствуя, как колотится сердце. – Вместе.
И в этот момент она поняла – все её мечты о славе, все амбиции меркнут перед простым желанием видеть улыбку Алины каждый день. Эта русская девушка с упрямым характером и нежной душой стала для неё чем-то большим, чем просто подругой по группе.
Возможно, американская мечта была не о славе. Возможно, она была о свободе быть собой и любить без оглядки на правила.
Но об этом Мина пока не готова была думать. У них впереди был долгий путь, и она хотела пройти его рядом с Алиной – шаг за шагом, танец за танцем, улыбка за улыбкой.
В конце концов, разве не об этом мечтала маленькая девочка в Лос-Анджелесе – о настоящей дружбе, которая может перерасти во что-то большее? О свободе быть собой, даже если весь мир говорит, что ты должна быть другой?
"Мы, иностранки, должны держаться вместе," – эти слова теперь звучали как обещание. Какое именно – Мина пока не готова была себе признаться.