Прошлое

Он любит вызнавать моё прошлое (хотя и не верит мне). Где, когда, с кем, каким образом. Я люблю рассказывать – примерно до тех пор, пока не натыкаюсь на что-нибудь слишком глубокое и слишком тяжёлое, чтобы вытаскивать его из глубин.

Позади люди. Много, но не слишком – столько, сколько нужно, и это не только о них, это универсальная позиция. Каждый – по-своему хорош и по-своему плох, первое вспоминать нравится, очень, но зачастую нельзя, а то прозвучит как упрёк, как неуместная, запоздалая конкуренция. Все они живы (надеюсь) и их настоящее не имеет со мной почти ничего общего, а часть их прошлого всё так же неотрывно принадлежит мне. Её принадлежность только подтверждается текстами – рукописными и машинописными – а значит неотъемлема.

Некоторые гештальты прошлого не завершены: один с моей стороны – всего лишь занудная мелочь, но такая же регулярная, как взгляд на полку с книгами, один с противоположной стороны баррикады – в письмах, в молчаливых паузах, во всём этом, уже ничего не вызывающем в душе. Некоторые так и не успели начаться, что гораздо лучше на самом деле, в этом случае есть огромный простор для фантазии – и связанных с ней робких мечтательных вздохов и помыслов об альтернативных реальностях, при переходе в которые я-из-прошлого произносила другие слова и делала другие вещи. И один – два? пожалуй, да, не больше – можно считать действительно завершённым, делом «давно минувших дней», уже не выносимым из дальних хранилищ памяти.

Моменты, которые вспоминаются с умилением, скрытым и странным для нынешней меня: вот я обнимаю на прощание высокого длинноволосого худого парня, от него пахнет дымом, он возбуждён, но кто знает, чем, а я ухожу, потому что через несколько минут придёт его девушка; вот я перебираю пальцами чёрные густые недавно остриженные волосы, а их уставший обладатель лежит, уронив голову в сложенные на столе руки, и только потом, когда я прекращаю, осознав чрезмерную вольность такого действа, поднимает на меня светящиеся и отчаянно-зелёные глаза, намекая на что-то, о чём я и не догадываюсь; вот я лежу на советском раскладном диване между двумя тёплыми живыми телами одетая и укрытая дублёнкой, распущенные волосы за ночь запутались и напали на невольных соседей, и один из них поворачивается ко мне и тоже глядит зелёным – малахитовым – взглядом...

Хорошее, плохое, лишнее... я плохо понимаю логику поступков себя-из-прошлого, она пропитана неуважением и холодностью. Сейчас я бы не смогла так поступать, вопиющее «неправильно» довлело бы даже без юридически закреплённого статуса. Тогда же... меня действительно изменило и пошатнуло, и кто знает, в какую сторону раскачался и как сильно раскачался бы этот маятник, не зацепись я осознанно и крепко. Или всё – случайность?