November 19, 2018

Вадим Махов

Для удобства восприятия информации автор предлагает рассмотреть модель счастливого клевера в разбивке четырех эпох эволюции человечества. Это биологическая эволюция и выделение человека из биологической эволюции; период эволюции цивилизаций; период от эпохи Ренессанса в Европе до наших дней; от наших дней до 2050 г. и далее.


Предисловие

Трудно жить на стыке двух исторических эпох, а мне представляется, что именно на нем мы сейчас и находимся. Закончился определенный период в мировой истории, основы которого были во многом заложены в 1968 г. и отчасти в конце 1980-х – начале 1990-х гг., когда рушились стены между блоками и границы между государствами. Но означает ли это, что начался новый период? Не обязательно. Новый исторический период начинается не автоматически. Это хорошо объясняется в любимой многими, и мной тоже, книжке про Винни-Пуха: «Наступило время, когда завтрак уже закончился, а обед еще не думал начинаться». Более мрачно это выразил Феликс Кривин в рассказе «1616 год»: «В этот год умерли Сервантес и Шекспир. Но никто в этот год не родился».

Чем занимаются люди, которые живут между историческими периодами? Пытаются представить себе будущее, разговаривая о прошлом. Книга Вадима Александровича Махова прекрасна именно тем, что это – своевременные размышления, попытка дать пролог к новому историческому периоду. Мне кажется, что в центре книги – поиск смысла эволюции биологической и социальной и ответов на вопросы, которые беспокоят каждого из нас: что будет дальше с переменами, с изменениями, с наступлением нового в нашей жизни? Для того чтобы ответить на эти вопросы, автор выдвигает гипотезу, которую я назвал «гипотезой Махова». Сам Вадим Александрович называет ее счастливым клевером – четырехлистником, а в конце книги предлагает расширенный вариант прогноза, который сравнивает с калейдоскопом, а точнее – с изобретением калейдоскопа. Действительно, какой смысл проходить эпоху за эпохой и анализировать, как счастливый четырехлистник то прорастает, то увядает? Если перенести эту метафору на наше общество, то мы увидим, что продукты творческого ума то находят применение в бизнесе, получая финансовую поддержку и общественное признание, то отторгаются. В этом случае происходит нарушение в одном из этих четырех звеньев, и вместе с таким нарушением сложившаяся система теряет конкурентоспособность и рушится, цивилизация уходит на второй план и приходит в упадок, а научные достижения обрекаются на забвение. Это, конечно, очень занимательно, но есть ли в этом практический смысл? Оказывается, да.

Последняя глава книги написана как раз для того, чтобы показать – проблемы, рожденные каждым историческими периодом эволюции, никуда не исчезают. Они продолжают жить и требовать нового, современного решения. Попытки взглянуть на будущее под таким углом и есть секрет калейдоскопа Махова, который переворачивает картинки с четырьмя лепесточками и вызовами, с которыми сталкиваются прорастающие инновационные идеи, и по каждой проблеме показывает, как, с его точки зрения, будет строиться решение в XXI в.

Предисловие книги – парадоксальный жанр, потому что если успешно пересказать книгу, то у читателя может возникнуть искушение ее не читать или пролистать побыстрее. Если сделать это неудачно, то желание читать книгу не возникнет вовсе. А мне хотелось бы убедить читателя обязательно прочесть эту книгу, причем максимально внимательно и вдумчиво. Почему не стоит пробегать ее по верхам? Потому что самое «вкусное» в этой книге кроется в деталях, во врезках, в историях и рассказах об отдельных людях и научных открытиях. И, конечно, особую ценность этой книги составляет ответ автора на вопросы, которые мучают многих людей, думающих об истории и о будущем. Тех, кто здесь и сейчас занимается внедрением инноваций, развивает бизнес и старается сделать нашу страну более значимой.

Главные вопросы, вокруг которых строится книга Вадима Махова, я бы попытался свести к пяти ситуациям, каждая из которых может похоронить новое или, наоборот, прорастить и продвинуть его вперед.

Уверен, что в голове автора и в его книге существует более сложная конструкция, чем та, которую я пытаюсь изложить в предисловии. Но предисловие – это тоже авторский продукт, поэтому я готов принять на себя ответственность за то, как я понял Вадима Александровича и что извлек из его книги. Причем мне кажется, что каждая из описываемых проблемных ситуаций и вариантов их решения удачно сочетаются с некоторыми «вкусными» жизненными примерами, которые приводит автор.

Вот, например, первая ситуация требует ответа на вопрос: почему в истории инновация может быть причиной колоссальных изменений, а может оказаться незамеченной? Мне кажется, наиболее удачно иллюстрирует эту проблемную ситуацию судьба автора паровой машины Уатта. Дело в том, что Уатт не был первым изобретателем парового двигателя. Многие открытия в истории совершаются неоднократно, например в античности паровой двигатель был не просто изобретен, но и демонстрировался большому количеству людей и даже получил технологическое применение. Свойства пара были использованы еще Архимедом при обороне греками Сиракуз от римского флота. С помощью его паровой пушки греки метали полые ядра, начиненные зажигательной смесью, в корабли римлян. Идеи Архимеда развил Герон Александрийский, один из его последователей: он поставил в центре города Александрия аппарат – прообраз паровой турбины, вращаемой силой водяного пара. Население Александрии в то время составляло полмиллиона человек. Нельзя сказать, что люди не заметили этого изобретения, но можно твердо сказать, что оно не перевернуло античный мир так, как паровая машина Уатта перевернула Европу, а потом и весь мир, положив начало промышленной революции. Почему? Почему люди, «досрочно» изобретавшие вертолет, как Леонардо да Винчи, гидравлических роботов, как Лев Математик в Византии, в лучшем случае воспринимались как авторы забавных игрушек, развлечений, а экономика при этом не становилась индустриальной? Надо заметить, что простые ответы на эти вопросы тут не очень годятся. Так, во второй половине XIX в. известный русский мыслитель, выдающийся публицист, социолог и критик, один из редакторов журнала «Отечественные записки» Николай Константинович Михайловский, прочитав «Капитал» Карла Маркса – произведение, которое перевернуло сознание Европы, обратился к автору с вопросом: а почему в античности не возник капитализм? Ведь сложился пролетариат (люмпен-пролетариат), был капитал торговый и ростовщический, теперь добавим, что были еще и технические предпосылки в виде парового двигателя. Ответ Карла Маркса Н. К. Михайловскому был опубликован в «Отечественных записках». Если кратко изложить содержание ответа Маркса, то он сказал «не знаю». Потому что «Капитал» представлял собой, по словам автора, не теорию всемирно-исторического развития, а обобщение опыта определенных регионов Европы, и прежде всего Англии и Франции, и этот вопрос до сих пор висит в воздухе – почему Уатт оказался успешным, а Архимед и Герон Александрийский нет? Собственно, вариантов ответа, пожалуй, два. Первый связан с пониманием культуры: в обществе, где труд считался недостойным свободного человека, стояла серьезнейшая неформальная преграда тому, чтобы паровой двигатель породил капитализм. Впрочем, можно рассуждать и более прагматично, потому что институты бывают не только неформальными, живущими в культуре, но и формальными. Заметим, что история самого Уатта – это еще и история тех институтов, которые принес с собой изобретатель и которыми он сам пользовался. Так, массовое внедрение парового двигателя (и это прекрасно описано в книге В. А. Махова) было обеспечено тем, что Уатт как будто в XX в. продавал не свою машину, а ее эффект, и брал с фабрик доход в виде доли экономии от уменьшения потребления угля. В результате чего многочисленные фабрики в Англии оказались в долголетней экономической зависимости от великого изобретателя. Но сам Уатт получил удар из-за плохого использования другого института – патента. Его патент был слишком узким, и в результате конкуренты умудрились получить патент, который саму машину Уатта делал неполной его интеллектуальной собственностью. В результате ему пришлось ходить обходными дорогами, после чего Уатт стал патентовать все подряд. И практически остановил технический прогресс в Англии. Приход новой технической идеи всегда должен сопровождаться приходом новых правил и пониманий. Думаю, что это первый урок, который замечательно представлен в книге на примере Уатта.

Урок номер два, мне кажется, связан с тем, что успех, изобретение, инновация не всегда ведут человека в правильном направлении. В известном смысле мы пожертвовали XX в. из-за великих технических ошибок века XIX. Я имею в виду также прекрасно представленную в книге историю соперничества двух величайших изобретателей конца XIX – начала XX в. Томаса Эдисона и Николы Теслы. Эдисону мы обязаны многими громкими изобретениями, но, пожалуй, самую большую роль в XX в. играл автомобиль, который использовал двигатель внутреннего сгорания. Тесла предлагал и реализовывал другой вариант – электромобиль. И электромобили выигрывают соревнование у бензиновых (керосиновых) двигателей. Однако другая техническая инновация, удешевившая использование нефти, сделала автомобиль и нефть главными фетишами века XX. И теперь в XXI в. мы возвращаемся к той же точке, и сейчас нам кажется, что нужно было идти путем Николы Теслы. По прогнозам многих ведущих консультантов, аналитиков, культурологов, после 2025 г. ведущие автопроизводители все как один перестанут предлагать двигатели внутреннего сгорания, а будут предлагать электромобили и притом без водителя.

История с соперничеством Теслы и Эдисона, которая связана еще и с их способом мышления и отбора, о чем вы прочтете в книге Вадима Махова, иллюстрирует одну из великих проблем, которая была признана институциональной экономической теорией в конце XX в. Дело в том, что вероятность совершить ошибку при выборе путей технического развития, вообще говоря, очень высока. При этом ошибка сразу не выявляется, а избранное техническое решение благодаря образованию нового стандарта экономии на масштабе, сетевым эффектам, эффектам обучения, координации приносит значительные выгоды и закрепляет неправильное решение в истории. Этот эффект, известный под названием «феномен QWERTY», был открыт Полом Дэвидом. И существует уже некоторый обсуждаемый в экономической литературе набор долгосрочных технических ошибок, среди которых, кстати, и двигатель внутреннего сгорания. Можно ли миновать отрицательные последствия неверного решения? Не знаю. Думаю, что по существу было бы очень важно защитить возможность разработки альтернативных технических идей и экспериментирования, не выдавливать их полностью конкурентными эффектами экономии на масштабе, и тогда легче будет возвращаться на правильный путь с дороги, которая не туда завела. Но, может быть, и этот взгляд, наш взгляд на «феномены QWERTY» и «эффекты колеи», через 100 лет сочтут заблуждением. Не буду настаивать.

Третьей ситуации, которая в истории случалась неоднократно и неоднократно описывается в книге Вадима Махова, я бы дал название «после успеха». Это история падения с горы обществ и государств, которые добились великого результата, но не смогли удержаться на гребне развития. В списке таких историй Византия, Китай и, думаю, Советский Союз. Начнем с Византии. Она, в отличие от Западной Римской империи, уцелела, сумела найти компромиссы и симбиозы с культурами, на которые распространялась власть византийского императора. Это империя, которая в течение 1000 лет, сохраняя весьма консервативные традиции, позволяла существовать университетам, потому что магнаврская школа, основанная в одноименном дворце в Константинополе в V в., прожила фактически 1000 лет. Она дала миру, в частности, кириллицу, на которой пишут славянские народы, и послужила предпосылкой наряду с арабской культурой создания первых европейских университетов, технических поисков уже упомянутого Льва Математика, имевшего, кстати, прямое отношение к магнаврской школе, как и патриарх Фотий, один из крупнейших гуманитарных ученых первого тысячелетия. Все это было. Все это позволяло Византии создавать значительные, потрясавшие воображение современников произведения искусства, архитектуры, держать значительную часть мирового валового продукта. Почему же тысячелетняя империя погибла (и причем довольно быстро)? Фактически с конца XII в. началось падение, и через два с половиной века – срок небольшой с учетом невысоких темпов развития, свойственных тому периоду, империя прекратила существование и уступила место османам, основавшим свою империю. Догадка, высказанная Вадимом Маховым, которая мне кажется очень убедительной, состоит в том, что развитие ремесел, торговли, технического творчества в консервативной империи ограничивалось прокрустовым ложем монополий, привилегий и протекционизма. И в итоге внутри империи более конкурентоспособными оказались фактории итальянских республик Венеции и Генуи. Они создали настолько успешные проекты в самом Константинополе и в других частях империи, что византийский император перешел фактически к войне с республиками, а республики ответили привлечением крестоносцев в Византию в IV Крестовый поход, и гибель империи после этого была уже не за горами. Мне кажется, это очень важный урок, потому что это урок институциональный. Знание нуждается не только в средствах, которые позволили бы его внедрить, или в доброжелательной среде, оно нуждается в институциональной структуре. Если эта структура удерживает знание, но не позволяет ему развиваться, то в конце концов появятся более успешные институты или, по меткому выражению, которое используется в другой главе книги Вадима Махова, «быстрые победят крупных».

Может быть, даже более существенна история, произошедшая с Китаем, который после падения Византии и до XVIII в. производил от 30 до 40 % мирового валового продукта. С Китаем, который уже в XI в. имел академию художеств. С Китаем, который открыл до европейцев секрет пороха. С Китаем, который строил корабли, многократно превосходившие испанские, португальские каравеллы и галеоны. И вот эта последняя история очень важна для понимания того, что произошло с Поднебесной. Дело в том, что, как описывает Вадим Махов, с начала XV в., т. е. примерно тогда же, когда западные европейцы вступили в эпоху Великих географических открытий, китайцы на своих огромных кораблях в экспедициях, в которых участвовали по 20 000–30 000 человек, двинулись по Мировому океану и дошли до Индии, до Восточной Африки, после чего свернули мореплавание, сожгли свои корабли и прекратили общаться с внешним миром на 350 лет. Почему? Может быть, здесь действительно важны философские предпосылки, связанные с конфуцианством и даосизмом, которые не позволили поставить науку и техническое развитие на тот пьедестал, на который она встала после возрождения в Европе. Может быть, здесь важен комплекс превосходства, который был свойственен китайцам, и об этом тоже пишет автор. Но мне представляется, что Китай настолько оторвался от всей планеты, что в своих мировых путешествиях не обнаружил ничего сколько-нибудь интересного для себя и решил, что этот внешний мир скорее представляет опасность для Китая, чем возможность для него.

В итоге Великая Китайская империя перешла к изоляционизму и в этом состоянии оставалась 350 лет. Европейцам пришлось прорываться на китайский рынок с огромными усилиями, потому что Китай продавал товары, но не покупал. Все европейское серебро, добытое в многочисленных колониях, утягивалось Китаем. Поэтому нужно было взломать китайские границы для того, чтобы Китай начал что-то покупать. И вот этот взлом границ, который происходил в ходе опиумных войн против Китая, оказался легкой военной прогулкой для европейских держав. Они превратили Китай, по выражению Сунь Ятсена, в «мегаколонию», которая контролировалась большим количеством европейских держав, в том числе, кстати, и Россией. По мнению Вадима Махова, это страшный урок о вреде международной изоляции. Наверное, так и есть.

Очень трудно говорить о случае, который затрагивает судьбы читателей этой книги гораздо в большей степени, чем Китай или Византия. Что произошло с Советским Союзом? Со страной, которая во второй половине XX в. не только лидировала в атомной промышленности и в космосе, но и закладывала основы направлений развития, демонстрирующих сейчас значительное продвижение. Например, для меня потрясением оказался факт, что не только крекинг-процесс был открыт В. Г. Шуховым и должным образом зарегистрирован, но и сланцевые технологии были разработаны советскими инженерами в 1950-е гг. и просто не нашли применение в Советском Союзе. Вадим Махов не ставит вопрос о том, что произошло с Советским Союзом. Почему страна, которая лидировала в техническом прогрессе в 50–60-е гг. XX в.; страна, которая сделала грамотность за 20 лет практически всеобщей; страна, которая породила потрясающую плеяду ученых, людей искусства, создала привлекательный образ социальной справедливости для многих людей во всем мире, не сохранила своего положения, а стала маргинализироваться и рухнула? Почему наследница этой страны – Россия не восстановила былого величия в техническом развитии? Автор не ставит этот вопрос, но думаю, что его стоит поставить. Полагаю, что ответы могут быть в его же книге, а может быть, за ее пределами.

Четвертая ситуация, которая точно есть и многократно описывается в книге В. А. Махова, это вопрос о цене успеха. Технический прогресс обладает странным свойством – он позволяет преодолеть некоторые границы, которые до этого считались абсолютно непреодолимыми, и в то же время создает беды, страдания и катастрофы, которые не появились бы без этого самого решения. Фактически за каждый крупный шаг преодоления человечество платило очень дорого. Приведу три примера. Первый, подробно описанный Вадимом Маховым, – последствия неолитической революции, перехода к земледелию, первого крупного технического сдвига в истории человечества. Как ни странно, человечество, с одной стороны, приобрело возможность развиваться и количественно расти, игнорируя законы биологии, потому что по законам биологии и по нашей роли в пищевой цепочке нас должно быть на планете примерно 100 000, а не 7 млрд, как сейчас. Но, с другой стороны, именно неолитическая революция породила болезни (малярию, туберкулез, оспу), которые истребляют людей, потому как все это результат их скопления в бóльших количествах, – в существенно бóльших, чем должно быть по биологическим законам. К сожалению, эти истории повторялись и позже. Например, за великие географические открытия мир заплатил новой волной эпидемий. Индейские народы Америки стремительно вымирали. В результате в культурных районах, прежде всего в Мексике и Перу, происходило возвращение лесов на те поля, которые были освоены человеком, что вызвало похолодание в мире. Кстати, и в нынешних условиях за прогресс иногда приходится платить достаточно дорого. Например, Китайская Народная Республика, которая умудрилась резко поднять свое сельское хозяйство с использованием азотных удобрений, теперь ищет по всему миру земли, пригодные для использования, потому что свои уже сожжены азотом. Конечно, надо понимать, что технический прогресс, как и прогресс вообще, не может быть абсолютной ценностью. Это некоторая возможность, которую надо взвешивать, и не всегда эту возможность нужно реализовывать.

Последний из крупных вопросов, которые Вадим Махов рассматривает на примерах различных исторических ситуаций, это, на мой взгляд, вопрос о том, откуда вообще возникает спрос на новое, на инновацию, особенно на подрывные инновации, которые меняют мир. Мне кажется, что это ключевой вопрос именно для XXI в., поскольку он совершенно не банальный. Я бы сказал, что обычному человеку инновация не всегда нужна, мы не очень жизненно заинтересованы в том, чтобы нам каждые три года продавали новый компьютер под видом автомобиля (например, автомобиль Tesla) или подталкивали к смене гаджета раз в полтора года. Человек, похоже, предпочитает более прочную и устойчивую модель, с которой срастается, которую не надо осваивать, а не новенькую игрушку, потому что падкими на игрушки является не очень большая часть стареющего населения Земли. По существу, на мой взгляд, существует только два способа генерации спроса на инновации. Первый традиционный способ – это военно-техническая конкуренция, когда обывателю говорят «Не хочешь кормить свою армию, будешь кормить чужую», и под этим предлогом получают от него деньги на космические исследования, а не только на производство боевых материалов.

Второй способ был открыт и описан в теории замечательным институциональным экономистом Джоном Кеннетом Гэлбрейтом в виде так называемой обратной последовательности, когда не спрос порождает предложение, а предложение производит спрос, раздувая искусственные потребности через рекламу, манипулирование мнением потребителя. И надо сказать, что в периоды ослабевания военно-технической конкуренции навязывание искусственных потребностей, конечно, становится основным.

Не знаю, что хуже. Систематический обман, связанный с раздуванием потребностей, или угроза уничтожения, которая действительно иногда чревата уничтожением. Это опять к вопросу о том, что несет собой технический прогресс. У Вадима Махова есть связанные с изобретением азотных удобрений трагические примеры из жизни немецкого ученого Фрица Габера, который, с одной стороны, инициатор азотной эволюции, а с другой – известнейший разработчик химического оружия. Разработанное Габером химическое оружие сгубило больше жизней, чем атомные бомбы, обрушенные на Хиросиму и Нагасаки. Но в то же время, справедливо пишет Вадим Махов, примерно 2–3 млрд человек не смогли бы выжить на этой земле, если бы не азотные удобрения, разработанные тем же Габером. Страшная ловушка связана с этим сочетанием военных целей и мирных результатов, причем мы можем проследить ее на разнообразных примерах. Скажем, Интернет фактически начал развиваться, как описывает автор, в результате того, что СССР, опережавший Соединенные Штаты в космосе и запуске спутников слежения, создал панику и желание Пентагона создать закрытые системы обмена информацией. Из этого родился Интернет. GPS-навигация, как и ГЛОНАСС, имеет как военное, так и невоенное применение. Гаджеты тоже во многом рождались из потребностей, которые формулировали военные. Что из этого следует? Ну, я бы сказал, что вряд ли нужно заниматься военно-технической конкуренцией и придумывать новые средства уничтожения для того, чтобы появились новые удобрения. Я бы немножко по-другому сформулировал вывод из такого положения. Братья Стругацкие любили цитировать замечательного американского писателя Роберта Пенна Уоррена, автора романа «Вся королевская рать», который сформулировал в нем идею: «Делайте добро из зла, потому что больше его делать не из чего». Не уверен, что это всегда так. Но уверен в том, что зло может перерабатываться в добро. Если вы уже имеете военную индустрию, попробуйте из нее сделать что-нибудь полезное. На протяжении последних 50–60 лет это неоднократно удавалось.

Что же касается самой угрозы войн и военно-технической конкуренции, которая сейчас для нас гораздо более реальна и страшна, чем пять лет назад, то я хотел бы заметить, уже отвлекаясь от книги Вадима Александровича, но находясь под впечатлением от нее, что человек – существо биосоциальное и сильно развившаяся геномика за последние 15–20 лет показала, что в общем мы все есть результат (и об этом пишет Вадим Махов) эгоистичного гена. Гена, который победил в конкуренции. В этом смысле мы несем в себе агрессию и угрозу войны как биологические существа и будем нести до тех пор, пока существуем в своей телесной оболочке. Но мы и социальные существа, поэтому социальная наша природа – это не гарантия, но возможность избегать войн и насилия как во внутренней жизни страны, так и в отношениях между странами. По существу, нам все время нужно доказывать теорему о нашей социальности, останавливая ту агрессию, которая живет в наших генах. В этом трудном деле мы все несем огромную ответственность. И если мы в себе, в наших обществах, в наших отношениях с другими группами, людьми и государствами находим силы справляться с такими порывами, то, наверное, и управление прогрессом с его иногда страшными плодами и тяжелыми последствиями тоже решаемая задача. Она никогда не будет решена полностью, но решать ее каждый раз для своего этапа жизни и для того исторического периода, который наступает, наверное, возможно.

А. А. Аузан,

д. э.н., профессор, декан экономического факультета МГУ имени М. В. Ломоносова, научный руководитель Института национальных проектов

Введение

Как выглядит счастливый клевер

Бесконечный экспоненциальный рост невозможен, но он, предположительно, может быть приближен к бесконечности…

Кеннет Джозеф Эрроу, американский экономист, лауреат Нобелевской премии по экономике 1972 г. (лекция, прочитанная в Высшей школе экономики, Москва, 31 марта 2013 г.)

введение

Изучая эпохи и промышленные революции, а также читая лекции для деловых людей на тему инноваций, я заметил некоторые общие черты, которые отличали успешные общества и государства от неуспешных. Это наблюдение меня крайне заинтересовало и побудило провести более детальное исследование. Дальнейшее изучение вопроса показало, что во все исторические эпохи отличия проявлялись в четырех интегрированных элементах: знаниях, системах «встраивания» их в общество, организации труда и обращении денег. Это открытие породило еще больше вопросов и размышлений: почему так происходит? Почему именно эти четыре элемента ярко проявляются в успешных обществах независимо от века? Является ли правильное сочетание указанных элементов универсальной формулой успеха?

Чем больше я размышлял, чем внимательнее изучал занимательные исторические факты и анализировал идеи выдающихся ученых, тем больше возникало вопросов, на которые хотелось найти ответ. Как мы вообще пришли сюда, на нашу Землю? В какой точке своего развития мы находимся? В процессе сбора информации, накопления и анализа знаний, сопоставления научных и исторических фактов с гипотезами и идеями мыслителей древности и современности шаг за шагом в сознании формировалась единая логическая схема, которую я изложил на страницах книги. Основой схемы является модель, позволяющая оценивать успех развития того или иного общества на основе анализа четырех упомянутых выше элементов – знаний, общества, бизнеса и богатства. Я назвал ее моделью счастливого клевера и чуть позже расскажу, почему именно так.

В книге мы вместе поразмышляем, почему одни страны развиваются быстрее и успешнее, чем другие, и найдем немало общих черт с успешными коммерческими компаниями. Используя модель счастливого клевера, понаблюдаем, как она реализовывалась в разных странах и обществах в разные периоды развития человеческой цивилизации, и в заключение постараемся разгадать, а существует ли она, универсальная формула успеха. Возможно, модель счастливого клевера позволит нам заглянуть в будущее, за тот горизонт, который только может представить наше сознание. А может быть, даже увидеть, что за ним и в каком состоянии человечество подойдет к этой черте.

Известный русский ученый Сергей Петрович Капица в своей последней работе «Общая теория роста человечества» говорит, в частности, о том, что взрывной рост числа людей – это самая главная из всех глобальных проблем. Конечно, нового в самом этом факте мало, поскольку один из отцов-основателей демографии Томас Мальтус уже давно и основательно напугал мир, показав, что динамика роста числа людей (рост в геометрической прогрессии) резко расходится с производством продовольствия (рост в арифметической прогрессии). Сам Капица по этому поводу написал, что «экспоненциальный рост до полного истощения ресурсов – это та динамика, которую мы видим у большинства живых существ», ведь рост большинства животных ограничен доступностью ресурсов, например еды.

К счастью, человек оказался особым или даже иным живым существом. Мы сильно отличаемся от всех остальных животных, поэтому Мальтус и ошибся. Ошибся не в расчетах, а по сути. Продовольствия нам хватило, и кое-где даже с избытком. Но это «счастье» лишь подтвердило тот факт, что пока мы до конца не знаем или не осознаем в полной мере законов собственного развития.

В своей работе Капица, опираясь на работу шотландского демографа Пола Маккендрика, пришел к выводу, что «нормальная» численность людей на Земле должна была составлять лишь около 100 000. Но «именно развитым сознанием, языком и культурой мы отличаемся от животных, и потому нас в 100 000 раз больше» (Капица, 2013, с. 15).

Сергей Петрович пошел намного дальше профессиональных демографов. Исследовав идею о фактическом гиперболическом (скорость роста пропорциональна не числу живущих на Земле людей, а квадрату этого числа) росте численности человечества – очень медленном в начале и резко ускоряющемся в конце, он пришел к выводу о его скорой стабилизации.

Взглянув в историю человечества с предельной абстракцией – приняв рост числа людей как математическую функцию с «десятимиллиардными шагами»[1], он обнаружил, что мы практически подошли к пределу взрывного роста численности, т. е. подошли к моменту «сжатия исторического времени». Гиперболический рост численности людей больше не будет продолжаться – функция роста человечества обязательно изменится. Скоро мы войдем в фазу глобального демографического перехода от безудержного роста населения к плавному и медленному росту. Когда точно это произойдет? Ответа на этот вопрос пока не знает никто. Сам Сергей Петрович утверждает, что довольно скоро.

Если это так, то радикальное изменение темпов роста числа живущих на планете людей непременно отразится на мировой экономике уже при жизни нашего поколения. Ряд таких изменений можно видеть уже сегодня, взглянув на историю человеческого прогресса и динамику обретения, сохранения, развития и применения знаний. Мне было также интересно ее исследовать, используя упомянутую модель счастливого клевера.

Четыре лепестка счастливого клевера

Название «счастливый клевер» появилось неслучайно. Оно обязано своим возникновением целому ряду древних легенд о редком четырехлистном клевере, который обладал магическими свойствами и приносил удачу всякому, кто его найдет. Используемая в этой книге для изучения развития человеческой цивилизации модель счастливого клевера предполагает, что обществу, которое «нашло счастливый клевер», в его развитии будут сопутствовать удача и успех.

Прежде чем подробно рассказывать о модели счастливого клевера, для лучшего понимания сути вопроса определимся с тем, что понимается под инновацией и инновационным циклом.

Слово «инновация» в экономический мейнстрим попало из «бокового» течения благодаря австрийскому и американскому экономисту Йозефу Шумпетеру (Шумпетер, 1982) и с тех пор обросло множеством толкований. Наиболее подходящее по смыслу определение инновации – это изобретение с его обязательной последующей коммерциализацией[2].

Познакомившись с концепцией больших циклов конъюнктуры, выдвинутой российским ученым Н. Д. Кондратьевым, Шумпетер ввел в экономическую науку понятие «кондратьевские циклы», объединив свои идеи о роли предпринимателя в процессе экономического развития и теорию долгосрочных колебаний экономической динамики Кондратьева, порождаемой инновационным процессом.

Легенды о счастливом четырехлистнике

Легенда о магических свойствах четырехлистника настолько стара, что никто не знает, как и где она появилась. Согласно одному из мифов, когда Ева была изгнана из рая, она прихватила с собой цветок клевера с четырьмя лепестками, чтобы всегда помнить о жизни в Эдеме. Так как клевер был растением из райского сада, его находка в саду стала считаться знаком удачи.

Одним из первоисточников служит поверье друидов, кельтских жрецов, о четырехлистном клевере, которые очень почитали этот редкий вид. Для них он символизировал источник мироздания – четыре природные стихии: землю, воздух, огонь и воду. Нашедший такой цветок по преданию получал покровительство их всех. Этот четырехлистник приносил удачу своему владельцу и тем, кто окружал его, а любое зелье делал вдвое сильнее. Каждому из лепестков четырехлистника, помимо символов стихий, приписывались и свои характеристики: первому – надежда, второму – вера, третьему – любовь, а четвертому – удача.

Другие народы также издавна считали это растение магическим и обладающим большой природной силой. В Древнем Египте его изображения наносились на зеркальные поверхности, дабы темные силы из зазеркалья не смогли проникнуть в наш мир и навредить человеку, смотрящемуся в этот предмет. Четырехлистный клевер имел мистическое значение в Индии. Чтобы защититься от злых духов, индийцы украшали им стены зданий, рисовали и вышивали его на одежде и коврах. В Китае клевер является символом весны и пробуждения.

Наши предки славяне верили, что это растение символизирует белый свет – все четыре стороны, по одной на каждый лепесток. Кроме того, считалось, что это необычное растение обладает мощным зарядом жизненных сил и помогает сохранить молодость и привлекательность. Счастливчик, нашедший четырехлистник, высушивал его и носил с собой в специальном мешочке, никому не показывая. Такой клевер оберегал от злых глаз и чар, привлекал удачу.

У христиан четырехлистный клевер имеет символическое значение – он ассоциируется с крестом, а также с четырьмя Евангелиями.

Вера в магическую силу четырехлистника существует до сих пор, поэтому в современной субкультуре часто встречаются подвески и амулеты в виде четырехлистного клевера. Мифы говорят, что нашедший такой клевер должен поместить его в кошелек, тогда деньги и удача будут всегда с ним. Сейчас существуют целые компании, культивирующие четырехлистные растения клевера для изготовления подарков и оберегов.

Четырехлистник – это результат мутации обычного трехлистного клевера. Эта мутация может быть вызвана редким сочетанием рецессивных генов или внешними факторами. Самое интересное, что мутация не останавливается на четырех листьях. Существует и пятилистный клевер. Чем больше у клевера листьев, тем он более редкий и тем сложнее его найти. На 10 000 растений клевера приходится лишь один четыре��листник. Однако если знать, как искать этот необычный экземпляр и верить в свою удачу, то найти его не так сложно, как кажется.

В такой модели экономики прибыль получает тот, кто раньше других «коммерциализирует инновацию». При распространении нововведений издержки производства выравниваются, а получение прибыли усложняется. Для получения прибыли важнейшим фактором становится не конкуренция цен или качества, а конкуренция новых продуктов, новых технологий, новых источников обеспечения и новых организационных форм. Извлечение прибыли за счет этих подходов и есть экономическая суть инноваций.

Получается, что прибыль – это категория, которая как возникает, так и исчезает. Она циклична. В момент, когда она пропадает, старая структура бизнеса разрушается и на смену ей приходит новая (так называемое «созидательное разрушение»). Так возникает инновационный цикл.

В основе нашей модели счастливого клевера лежит инновационный цикл, опирающийся на четыре базовых элемента. Эти элементы можно сравнить с четырьмя лепестками клевера, поскольку речь идет о чем-то растущем и эволюционирующем.

Вот эти четыре элемента:

• наука как источник открытий и изобретений, т. е. генератор неких «инновационных зарядов»;

• общество как получатель и хранитель новых созданных благ, которое, изменяясь, определяет содержание и форму богатства в каждый определенный момент;

• бизнес-практика (предприниматели, внедряющие «инновационные заряды»);

• богатство (капитал, материальная основа).

Успешный инновационный цикл требует, чтобы все четыре его главных элемента – знания, общество, бизнес и финансы – успешно взаимодействовали в конкретный момент и согласованно развивались. Иными словами, как и в природе, растение может считаться здоровым, если все его лепестки гармонично соответствуют друг другу. Такой здоровый организм и является «счастливым клевером».

Но любой организм после периода расцвета увядает. Это значит, что где-то должен прорасти и возникнуть новый счастливый клевер.

Давайте теперь посмотрим, как работает модель счастливого клевера (рис. 1). Ее первый лепесток – знания. Знания позволяют понимать, как устроен мир, с их помощью мы получаем новые знания. Инновации нужны для того, чтобы новые научные знания преобразовывались в производственные возможности и приносили коммерческую выгоду. С ее появлением растет производство и, как следствие, благосостояние людей. Инновации тесно связаны с изобретениями, с новыми идеями или методами, поскольку подразумевают их практическое применение. Известный изобретатель Никола Тесла, деятельность которого мы далее рассмотрим, продемонстрировал свою первую модель электродвигателя еще в 1883 г. в Страсбурге. Но в тогдашней Европе это изобретение применения не нашло. Только оказавшись через пять лет, в 1888 г., в Соединенных Штатах Америки, он создал на его основе первый коммерческий электродвигатель. А затем в течение трех-четырех лет, благодаря коммерциализации, рынок наводнили уже сотни тысяч двигателей, от продажи которых Никола Тесла получил свое вознаграждение – роялти. Таким образом, процесс инновации – это путь обретения и трансформации знаний в эквивалент общественного признания.

Но одних только знаний явно недостаточно, ведь сами по себе они не работают. Чтобы правильно ими воспользоваться, необходим качественный человеческий ресурс, который формируется благодаря наличию развитых и отлаженных социальных институтов в обществе. Поэтому общество – второй лепесток счастливого клевера.

Человеческому обществу присуще взаимодействие его отдельных членов и их групп в рамках социальных институтов. Как показали наблюдения, существует устойчивая связь между плотностью поселений и всплеском инновационного роста в обществе. Однако простое увеличение плотности поселения не приводит сказочным образом к увеличению уровня коллективного сознания. Даже если мы обеспечим такую же плотность заселения, как в Макао, где на каждого жителя приходится 49 кв. м земли, больше блестящих умов не возникнет (Д'Эфилиппо, 2015, с. 181). Просто плотность населения расширяет границы возможного для блестящих умов, которые способны создавать интересные идеи. Взаимодействие между этими умами увеличивает вероятность появления полезных открытий и их распространения среди широких слоев населения.

Современное общество глобального рынка ценно именно этим. Изобретение – это создание или осознание самой идеи. Изобретений всегда много, но не все из них находят применение на практике, не все из них создают прибавочный продукт в экономике и добавленную стоимость для общества. А значит, они не могут быть встроены в рынок. Этот риск внедрения инноваций кто-то должен нести. И эти кто-то – предприниматели, особый класс людей, без которых схема не работает, а клевер не цветет. Бизнес – лепесток счастливого клевера.

Четвертый лепесток модели счастливого клевера – богатство, или деньги – поднимает интересный вопрос о критерии успеха для оценки успешности инновации. В современной экономической теории этот критерий – экономическая выгода – функция максимизации средств акционеров, а для уровня макроэкономики – достижение некоего удовлетворительного уровня развития экономики (устойчивый ежегодный рост, приемлемый уровень безработицы и т. п.). В природе критерий один, но более жесткий – жизнеспособность. У организмов разные стратегии выживания, но главный результат – продолжение жизни в конкретной окружающей среде. Хочешь выжить – меняйся. В модели счастливого клевера деньги работают в качестве своего рода «усилителя». Они позволяют получать и соединять ресурсы для получения новых знаний и вывода успешно коммерциализированных изобретений на следующий цикл развития.

Знания – источник богатства и критерий успеха инноваций

Есть ли смысл изобретать другие критерии успеха для компаний и отраслей? Применим ли критерий жизнеспособности к целым странам или за отсутствием такого показателя кроется желание деликатно обойти тот факт, что рано или поздно все системы ждет один финал? Я думаю, что в экономической сфере именно поэтому чаще используется термин «конкурентоспособность» вместо «жизнеспособность».

На каждом инновационном цикле, на каждом очередном эволюционном витке для расцвета четырехлистного клевера в действие приводятся одни и те же функции – созидание, встраивание, конкуренция и фильтрация (отбор). Результатом является накопленное общественное богатство – один из лепестков счастливого клевера, который позволяет создавать запас «энергии» для следующего этапа адаптации.

Процесс сам по себе захватывающий и интересный, поскольку требует, чтобы на каждом из витков та или иная общность людей создавала что-то принципиально новое – то, что в итоге определяет даже новую форму, которую примет само богатство. Забегая вперед, скажу, что процесс носит нелинейный характер и идет с задержкой. Иногда внедрение инновации происходит на десятилетия позже самого изобретения. Инновации проникают в другие области поэтапно, диффузионно, постепенно накапливая некую критическую массу.

Задержке или ускорению этого процесса способствует процесс обмена и распространения знаний (ключевой параметр, характеризующий социальную сеть). Для распространения знаний очень важны такие вещи, как открытость, совместимость научных школ, эволюция самих знаний, господствующий в мире язык общения, уровень развития математики в обществе и, конечно же, наличие широкой сети контактов, которые обеспечивают циркуляцию информации по каналам ее распространения.

О чем эта книга

Для ответов на уже заданные мною вопросы мы внимательно посмотрим на всю историю человечества и выявим в ней интересные факты и закономерности. Поможет нам в этом модель счастливого клевера. Для удобства восприятия информации и размышлений я разделил весь исторический континуум летописи человечества на четыре ключевых этапа.

Первый этап – биологическая эволюция и выделение человека из биологической эволюции. Это своего рода предыстория. Сами по себе эти темы настолько обширные, что по ним можно написать десятки и сотни томов. Я посвящаю им лишь первую главу и ограничиваюсь общими представлениями о том, как зарождались и появлялись те базовые идеи, на которых строится вся книга. Мы порассуждаем о возникновении жизни на Земле, эволюционном алгоритме, о том, что же на самом деле является единицей естественного отбора. Мы познакомимся с понятием «эгоистичного гена» и проследим антропологическую летопись человека. Здесь же мы поразмышляем о том, что отличает человека от животного и что же послужило причиной того, что людей на земном шаре более 7 млрд, а не 100 000, как других животных схожего с нами размера.

Второй этап – период с неолитической революции и первых поселений до появления городов и далее государств и империй, иными словами, период эволюции цивилизаций. Размышлениям о данном периоде посвящены вторая и третья главы. Мы познакомимся с «Большим Человеком» и его ролью в жизни общества, введем понятие статического общества – по сути, черты, характерной для всех государств того периода, и посмотрим, почему порядки, традиции и устои статических обществ сдерживали переход человечества на новый этап эволюции. Мы увидим, как с приходом неолитической революции новый образ жизни позволил человеку гораздо эффективнее создавать и накапливать богатство. В этом немаловажную роль сыграло и появление товарно-денежных отношений (излишков). Сложное устройство первых государств за долгое время изменило общество – специализация увеличила производительность труда. Для существования большого количества людей потребовался межгосударственный обмен, а значит, возникла потребность в материальном посреднике – эквиваленте обмена, золоте. Развитие мировой торговли, в свою очередь, стало главным фактором роста в Древнем мире. На примере разных государств и империй мы рассмотрим, как расцветал счастливый клевер в разных уголках Древнего мира, выделим некоторые закономерности и выясним причины его увядания.

Третий этап – период от эпохи Ренессанса в Европе до наших дней. Именно этой части истории посвящена основная часть книги, 4–13-я главы. Этот период начинается с научной революции и появления нового способа приобретения знаний, основанного на критическом мышлении и выдвижении гипотез. Я уделяю этому периоду такое пристальное внимание, потому что, на мой взгляд, именно в нем произошли те ключевые изменения в жизнедеятельности человека, которые позволили нам прийти туда, где мы сейчас находимся, и могут позволить достичь новых высот. Это период динамических обществ, которые являются противоположностью обществ статичных, и мы посмотрим, как это обстоятельство влияет на динамику человеческой истории.

Этот период – участок ускоренного роста численности населения на кривой развития человечества. Я попытаюсь объяснить, что же привело к взрывному росту знаний и богатства.

Рассмотрев шаг за шагом научную революцию, коммерческую и банковскую революцию, эпоху Великих географических открытий, сельскохозяйственную революцию, индустриальную, техническую, научно-техническую и информационную революцию, мы вспомним великое изобретение И. Гуттенберга и оценим, как оно повлияло на дальнейшее развитие науки. А также как новые идеи мироустройства, критические к поиску истины, изменили взгляды общества на способы получения знаний вопреки царившим ранее догмам. Получение знаний становится необходимым для достижения успеха, растет популярность университетов как универсальных накопителей разносторонних знаний, а для обретения новых знаний используется научный метод вместо религиозных откровений. Мы увидим, как перекочевавшие из Византии в города-государства Северной Италии, а затем в Голландию зачатки денежной системы дали толчок новому этапу развития торговых связей в мире, как ускоренное развитие финансовых и банковских инструментов способствовало дальнейшему приумножению богатства и какую роль сыграла в этом процессе семья Медичи. Еще один импульс росту благосостояния людей в мире дали Великие географические открытия. В 6-й главе показано, за счет чего это стало возможно.

Далее мы сфокусируем внимание на том, как человек смог создать излишки продовольствия, а сформировавшийся от их продажи капитал инвестировать в новые сферы производства – в строительство домов и мостов, в производство орудий труда и утвари для домашних хозяйств, а также выясним, как человечеству удалось прийти к промышленному перевороту. Маховик промышленной революции запустил приток технологий, обеспечил открытость новшествам, заложил основы патентного права. Большое количество недорогой рабочей силы и создание Уаттом действующей и коммерчески привлекательной паровой машины обеспечили росту инноваций эффект домино. Паровой двигатель вторгся в новые сферы, создал новые виды транспорта, новые заводы по производству традиционных и новых видов продукции, а также самих машин, необходимых для производства.

Техническая революция, как и промышленная, обрела своих героев. Ключевыми фигурами стали Томас Эдисон и его конкурент Никола Тесла. Я думаю, читателю будет интересно узнать, как их конкуренция привела к небывалому прогрессу электротехники. «Электрический мир» привел в движение всю экономику. Нашлось новое применение для нефти. Холодильники, аэропланы, автомобили, бензин навсегда защитили человечество от угрозы голодной смерти. Важно отметить, что с этого момента человечество начало стремительно богатеть, а природа – не менее стремительно терять биоразнообразие вследствие разноплановой техногенной деятельности людей по всему миру!

Детища научно-технической революции – пар, электричество и атомная энергетика – энергетическая триада или фундамент, на котором держится современная цивилизация. С ее приходом темпы экономического роста впервые серьезно разошлись с темпами роста численности населения! Здесь мы увидим, как появилась экономика услуг, возник творческий класс, а любой бизнес становился «информационным» и глобальным.

Дальше мы порассуждаем о том, что такое экономика инноваций и в чем отличие игры с «нулевой суммой» (когда кто-то выигрывает ровно столько, сколько проигрывает другой) от кооперативной игры, когда выигрывают все. Выясним, как переход к инновационной экономике связан с созидательным разрушением и изменением существующих институтов по защите прав собственности, развитием финансовых рынков, изменением образования и наращиванием инновационного потенциала, рассмотрим понятия «поддерживающих» и «подрывных» инноваций. Рассуждая о глобализации на этих страницах, отметим, что для генерации роста в эпоху глобальной «информационной» экономики требовался всемирный экономический двигатель, которым стал «финансовый диполь Чайнамерика». Китай производит, а США потребляют, заимствуя все больше за счет государственного долга. Сегодня богатство стремительно перетекает в сторону азиатских стран, где численно стремительно растет «новый средний» класс, который буквально в два-три ближайших десятилетия может превзойти по численности (но пока не по богатству) «старый средний» класс Запада. Это значит, что Восток снова получит в свои руки счастливый клевер.

Наконец, мы поговорим о том, как постоянное расширение «финансового измерения» глобальной экономики и углубление «финансового дна» (увеличение доли сектора услуг в ВВП) в развитых государствах приводит к избыточному давлению на бизнес. При этом растущему количеству денег требуются все новые бизнесы, которые должны приносить ожидаемый доход своим инвесторам. Здесь попробуем понять, как завышенные ожидания порождают финансовые пузыри, сжигающие накопленный капитал.

Четвертый этап – от наших дней до 2050 г. и далее, ему посвящена последняя глава. Здесь я постараюсь представить технологии обозримого будущего, заглянув в калейдоскоп инноваций. Этот просматриваемый рубеж (назовем его условно горизонтом) мы еще можем спрогнозировать, а значит, и понять, как будет развиваться человечество, на основе анализа сегодняшних достижений. Примерно эту же точку на шкале времени отметил в своих трудах С. П. Капица в качестве великого демографического перехода. Я же попробую заглянуть дальше и поразмышлять о том, что нас ждет за этим горизонтом, каким будет наше общество на этом этапе, что будет нас окружать и войдет в привычный обиход, каким будет следующий инновационный цикл и что покажет кривая демографического роста истории развития человечества. В заключении мы вновь вернемся к значению модели счастливого клевера как связующего звена. Мы обобщим, уже на новом уровне мышления, наши представления о прошлом, а также заглянем за горизонт.

Хочу пожелать Вам легкого и увлекательного чтения. Во всяком случае я искренне старался, чтобы оно было именно таким!

Глава 1

Выделение человека из биологической эволюции

Наблюдать, изучать и работать.

Майкл Фарадей (жизненное кредо)

В начале было слово…

Гипотезы и конструктивная критика – важные элементы процесса, в результате которого мы обретаем новые знания, а те, в свою очередь, рано или поздно меняют наши представления об окружающем мире.

Знания дают нам не только представления о том, как зародилась жизнь, но и о том, как зародились сами знания с самого первого момента – рождения всего вещественного на Земле. Даже теория Большого взрыва, суть которой передать просто – сначала было ничто, а потом оно взорвалось, – обрастает благодаря человеческим знаниям более интересными подробностями. Современные научные представления о нашем мире состоят в следующей гипотезе.

Ранняя Вселенная в первые миллиарды лет своего существования была очень горяча, однородна и равномерна. Но взаимодействие гравитации и давления заставили области, в которых материи было больше, чем в окружающем космическом пространстве, колебаться, испуская волны, подобно звонящему колоколу. Далее Вселенная остыла, и «отпечатки» этих звуковых волн «застыли» в виде галактик, звезд, газа и пыли. Пять миллиардов лет назад некое облако пыли и газа вошло в соприкосновение с галактическим образованием, где ядро вращалось быстрее, чем «рукава» на его периферии. Облако подверглось волне сжатия, в результате которой возникло Солнце и планеты Солнечной системы. Всему запасу химических элементов на нашей планете (первичному алфавиту планеты Земля) мы обязаны тому бурному периоду. Через миллионы лет Солнце и планеты оказались в более пустынной части космоса. Таким образом, появлению планет Солнечной системы мы обязаны активной планетарной жизни, а жизнь на Земле зародилась благодаря временному (с точки зрения длительной космической жизни) затишью. Далее около четырех миллиардов лет назад после бурных процессов поверхность Земли остыла настолько, что на ней появилась вода и океаны, где благодаря вулканической деятельности возникла естественная лаборатория, в которой создавались и развивались разнообразные молекулы, давшие начало растительному и животному миру нашей планеты.

Любой из нас тем не менее понимает, что даже эта гипотеза отвечает не на все очевидные вопросы. Например, что было до того момента, как появилась ранняя Вселенная? Кто ее создал? Есть ли у нее пределы и что находится за ними? В современной физике хватает умных голов, которые вполне обоснованно подвергают критике теорию Большого взрыва. Но на сегодняшний момент лучших объяснений с учетом имеющихся у нас знаний мы дать не можем. Жажда поиска более содержательных ответов приводит к выдвижению новых гипотез, опирающихся на все более совершенные объяснения.

Так развивается наше знание. Сначала смутные догадки, затем гипотезы, а с помощью критики мы отбираем лучшее объяснение. Оно будет преобладать до тех пор, пока не появится лучшая конкурирующая гипотеза, дающая новое объяснение, которое изменит наши взгляды и представления. Мы гордо именуем это новым знанием. Его наличие необходимо для развития человечества, применяя эти знания в технологиях и обустройстве окружающего нас мира. Пока мы доподлинно не знаем, как действительно образовалась и развивается наша Вселенная, но вот о том, как протекает эволюционный процесс, который не ограничивается биологической эволюцией, нам известно гораздо больше.

Универсальный конструктор

Эволюционный процесс похож на программирование. Химические азотистые основания (аденин, гуанин, тимин и цитозин) являются для нашего генетического кода чем-то вроде алфавита. А дальше из букв складываются слова и фразы, поскольку азотистые основания одного слова (цепи) соединены с азотистыми основаниями другого. Так возникает генетический код – язык, который природа использовала для создания нового репликатора, ДНК[3]. С тех пор ДНК представляет собой идеальный носитель для хранения больших объемов информации, поскольку превзошла по надежности (стабильности) своего конкурента и одновременно свою составную часть РНК. Получилось что-то вроде двойной записи, только в природном, а не бухгалтерском смысле.

Генетический код стал универсальным, с феноменально широкой сферой охвата – сегодня с его помощью задается бесчисленное множество характеристик организмов и способов их поведения. Организмы от примитивных одноклеточных созданий и до зверей и птиц используют один и тот же алфавит оснований (допускаются лишь небольшие вариации). Сам генетический код дальше не развивается, хотя рожденные на его основе новые организмы продолжают создавать и нести в себе новое знание!

Генетический код

Ученые точно не знают, какими были первые самокопирующиеся молекулы-репликаторы, но уверены в том, что одна из них была чрезвычайно близка к РНК, иначе вряд ли бы все живое на Земле имело в своем составе сходную с рибосомной РНК структуру. Репликаторы привлекают свои противоположности, и это напоминает старый процесс получения фотографии, когда из негатива на фотопленке печаталась его противоположность – позитив.

Из первичного образования возникли более сложные структуры – гены или репликаторы-инструкции. Гены уже возможно было интерпретировать как инструкции в генетическом коде. Зависящие друг от друга в плане репликации гены образовали геномы или сложные объединения генов, зависящих друг от друга при копировании. Процесс копирования генома давал жизнь живым организмам. Таким образом, генетический код – это тот же язык, только используемый для создания организмов.

В ходе реализации проекта «Геном человека», который я еще не раз упомяну на этих страницах, выявилось, что человеческий геном содержит 20 000–25 000 активных генов и 3,1 млрд пар оснований. Число возможных комбинаций на десятки порядков больше, чем атомов во всей Вселенной (примерно 1080)! Если бы существовала книга возможных вариантов геномов, которые можно собрать из этих 3,1 млрд пар, и каждый из них занимал бы одну страницу, а сама страница состояла бы из одного атома, то у Вселенной не хватило бы строительного материала для ее создания.

Эволюционный алгоритм

С создания молекулы ДНК по дизайн-схеме начинается эволюционный алгоритм (рис. 2). Эволюция создает дизайн без дизайнера. Алгоритм, который быстро и надежно находит хороший дизайн в огромной и несуществующей книге дизайнов. Кодирование дизайна осуществляется по определенной схеме, которая позволяет осуществлять и декодировать дизайн, аккуратно считывая его описание. Реально воплощенные благодаря «анонимному» дизайнеру в жизнь организмы не только встраиваются в экосистему, но и взаимодействуют между собой. Организмов рождается больше, чем может выжить, – так рождается конкуренция, в которой выживают не сильнейшие организмы или виды, а… дизайн-схемы – гены!

1. Создание

Чтобы собрать организм по одной из дизайн-схем, представленных в книге дизайнов, необходима схема, компоненты, из которых она состоит, а также квалифицированный чтец и сборщик. Задача последнего точно и аккуратно собрать по схеме из заданных компонентов (четырех азотистых оснований) новый организм. Гениальность природы состоит в том, что ДНК одновременно является и дизайн-схемой, и ее сборщиком. По сути дела, это универсальный конструктор, который помимо сборки (копирования) способен еще сохранять и модифицировать схему. Дальнейшее действие эволюционного алгоритма протекает при наличии читателя схемы, ее сборщика и с помощью естественного отбора.

2. Встраивание

Созданием кода эволюционный алгоритм не ограничивается. На втором этапе происходит встраивание созданной ДНК в естественную среду обитания. Живому организму предстоит занять свою нишу (ареал обитания) в некой экосистеме, где он начнет взаимодействовать с другими организмами. В результате этого внутривидового и межвидового взаимодействия организмов, а также их взаимодействия с окружающей средой популяция вида, к которому принадлежит организм, численно растет и постепенно изменяет саму окружающую среду.

3. Конкуренция

Встроившись в экосистему, организм начинает взаимодействовать с другими особями внутри вида, с другими видами и с внешней средой. По мере роста численности популяции это взаимодействие все чаще принимает форму конкуренции: жизненно необходимых ресурсов на всех не хватает, да и места с лучшими условиями жизнедеятельности тоже ограниченны. Выжить и оставить потомство в условиях конкуренции суждено не всем особям. Это и есть третий этап эволюционного алгоритма. Неодарвинисты утверждают, что конкуренция не всегда идет на пользу данной популяции. Довольно часто конкретная особь достигает своих целей в ущерб своему виду.

Р. Докинз в книге «Эгоистичный ген» (Докинз, 2013) приводит такой пример. Обыкновенная чайка гнездится большими колониями, где гнезда расположены друг от друга на расстоянии около двух метров. Некоторые особи прилетают раньше других, чтобы занять наиболее удобные места для гнездования. Соответственно, они же раньше садятся на гнезда. Получается, что, с одной стороны, особь получает более выгодное место для гнезда, в большей степени защищенное или с лучшим доступом к кормовой базе, а с другой стороны, менее благоприятные погодные условия для высиживания значительно увеличивают процент невыведенных птенцов в кладке. Докинз резюмирует, что эгоистичный ген, позволяя получить определенные преимущества для отдельной особи, в целом наносит вред популяции.

В истории эволюции человека тоже можно найти много подобных примеров. Я постараюсь чуть позже затронуть эту тему подробнее, рассуждая о ловушках, в которые нам суждено было угодить.

4. Отбор

Четвертый этап эволюционного алгоритма – отбор. Отбираются не организмы, даже не их вид или популяция. Отбираются создающие их гены!

Вот как Докинз пишет о развитии первых репликаторов: «Не надо искать их в океане, они давно перестали свободно и непринужденно парить в его водах. Теперь они собраны в огромные колонии и находятся в полной безопасности в гигантских неуклюжих роботах, отгороженные от внешнего мира, общаясь с ним извилистыми, непрямыми путями и воздействуя на него с помощью дистанционного управления. Они создали нас, наши души и тела; и единственный смысл нашего существования – их сохранение. Они прошли длинный путь, эти репликаторы. Теперь они существуют под названием генов, а мы служим для них машинами выживания».

При этом Докинз подчеркивает, что теория эгоистичного гена – это всем хорошо знакомая «теория Дарвина, просто сформулированная иным способом, чем это сделал Дарвин».

Докинз даже уверен, что Дарвин признал бы уместность теории эгоистичного гена: «Это, в сущности, логический продукт дарвинизма, но выраженный по-новому. В центре внимания находится не отдельный организм, а взгляд на природу с точки зрения гена. Это иное видение, а не иная теория».

Именно гены являются объектом отбора, а не взаимодействующие организмы, как это может показаться. Получается, что эволюция – это процесс отбора из огромного количества возможностей, который бездумно перемалывает информацию о дизайне вещей. Эволюция как бы пробует огромное количество схем, отбирая в основном то, что работает лучше. Этот процесс повторяется много-много раз. Этот цикл не имеет предопределенной точки окончания, поскольку началом следующего цикла служит результат предыдущего.

Какие знания создает биологическая эволюция

Взаимосвязь ДНК и окружающей среды очень плотная. Известный фотограф и ученый Арт Вульф в книге «Дикая природа» (под редакцией Мишель Гилдерс, 2000) даже утверждает, что опытный зоолог способен по полной расшифровке генома воссоздать основные условия окружающей среды, поскольку ДНК представляет собой и закодированное описание среды обитания предков. А специалист по компьютерной технике и молекулярной биологии Леонард Адлеман еще в 1994 г. разработал и построил на основе ДНК целый компьютер, который был способен делать сложные вычисления. Все это демонстрирует, насколько адаптивен природный механизм.

Сам по себе механизм эволюции может осуществляться посредством разных инструментов. В его арсенале как адаптивные шаги, так и исследовательские прыжки, а также их комбинации. Сначала, когда требуется достичь локального оптимума, алгоритм делает адаптивные шаги: если адаптивный шаг улучшает ситуацию, то делается следующий шаг, а если ухудшает, то происходит возврат на прежнее место. Но бывают неблагоприятные внешние условия, при которых для выживания необходимо «поднять планку», тогда и предпринимаются исследовательские прыжки.

Прямой аналогией является активное использование в современных бизнес-моделях принципов поддерживающих и подрывных инноваций. Об этом, кстати, я подробно рассказывал на страницах другой своей книги «Инноваторы побеждают» (Махов, 2013). Поддерживающие инновации направлены на постоянное улучшение качества производимых товаров и услуг и удовлетворение тем самым запросов наиболее требовательных клиентов. Именно таким инновациям уделяют первостепенное внимание компании, лидирующие на своих рынках. Их положение стабильно, а клиенты лояльны, т. е. внешние условия в целом благоприятны. Необходимо только постоянно контролировать ситуацию и своевременно осуществлять адаптивные шаги.

Совсем иначе работают подрывные инновации. Предпринимателей, реализующих такие инновации, вообще не интересуют потребители «классической» продукции. Они производят принципиально новые товары, и главной их проблемой оказывается не конкуренция на рынке, а отсутствие спроса. В случае успеха они формируют новый рынок, расширяющийся за счет того, что предлагаемый относительно недорогой продукт прост и удобен в обращении и достаточно быстро привлекает интерес все более многочисленных покупателей. Происходит это главным образом оттого, что рынок «классической» продукции уже поделен между его лидерами, имеющими сильный бренд, устоявшуюся репутацию, отлаженные каналы сбыта и производственные процессы. Зайти на такой рынок компании-новичку крайне сложно. Это и есть жесткие внешние условия, при которых эволюция осуществляется исследовательскими прыжками.

Существуют в бизнесе и так называемые «шаги без сожаления». Аналогом в природной эволюции служат изменения, которые с большой вероятностью произойдут независимо ни от чего. Например, всем организмам пригодятся глаза, различающие свет, а клеткам поможет липидная оболочка для ее защиты от внешней среды.

Выделение человека из биологической эволюции

Этот биологический процесс получения и закрепления (накопления) знаний (генов, организмов) оставался без принципиальных изменений вплоть до появления человека как биологического вида. Мы оказались первыми, кто стал отличаться от всех других видов, поскольку до этого все необходимые животным знания были закодированы в их мозгу генетически. Мы стали сами добывать знания, выделившись из биосферы, которая была бы неспособна поддерживать нашу численность свыше естественной природной планки – 100 000 особей!

Произошло это, конечно, не в одночасье. Сначала в результате «обычной» мутации у первых людей и обезьян возникли в мозге зеркальные нейроны, затем животный жест стал сопровождаться звуком. После уже только у древних людей появилось новое умение – говорить, что было проявлением общего умения вообще что-то делать: чем больше человек работал с предметами, тем важнее была эта способность. Потребность тонко соотносить мускульные движения с ситуацией порождала потребность присваивать имена предметам внешнего мира. Возникла знаковая система. У животных она тоже есть, но в ограниченном виде – им достаточно различать несколько ситуаций опасности и несколько видов криков-сигналов. А для человека, который попадал во все новые ситуации, потребовались новые слова. Поэтому наш язык комбинаторный по своей природе: из отдельных звуков появились слова, а из тех возникли предложения. Мы обогнали обезьян, поскольку смогли придумывать новые слова, а значит, вводить новые понятия. Дальше, согласно известному утверждению Ф. Энгельса, труд сделал из человекоподобной обезьяны, собственно, человека. А согласно мнению Конрада Лоренца, способность точно изготавливать сложные предметы по некоему идеальному образцу превратила наш мозг в универсальный конструктор для преобразования всего и во все, что только позволяют законы природы. Так возникла новая универсальная среда для хранения информации – наш мозг. Мозг человека, как и молекулы ДНК, оказался способен хранить информацию любого типа.

Эта новая информационная среда позволила создать и новый способ получения знаний. Человек начал действовать путем догадок, их проверки на опыте и критики, оставив за природой рекомбинации путем мутаций и отбора генов.

Разница получилась огромной. Человеческий организм стал первым, который смог функционировать за пределами дружелюбной среды. Более того, человечество оказалось способным трансформировать окружающую нас земную биосферу в систему нашего обеспечения. С информационной точки зрения это означает, что мы оказались функцией, способной изменять наш собственный код. Все это благодаря мозгу и развитию коммуникативных способностей!

Человеческие знания, которые, по мнению Докинза, мы стали распространять с помощью мемов, или аналогов генов в процессах биологической адаптации, – это абстрактные репликаторы: информация, попавшая в подходящую физическую систему (мозг) сохранялась в нем.

Биологическое же знание строится лишь на сохранении мутаций. Оно ограниченно в сохранении и использовании, поскольку не имеет объяснительной природы. Говоря современным языком, оно не кросс-платформенно. Его трудно перенести в другой физический носитель в отличие от объяснительных человеческих знаний. Природные вариации, или мутации, носят случайный характер, а человек целенаправленно предполагает и строит гипотезы, сначала задавшись конкретной целью.

С целью сохранения и распространения знаний человек изобрел клинопись, затем письменность, после книги, затем произвел революцию в распространении знаний с помощью печатного станка и, наконец, сделал обмен знаниями мгновенным благодаря Интернету.

В нашем мире любые знания производятся лишь двумя известными нам способами: в процессе биологической эволюции и с помощью творческого мышления человека.

Забегая вперед, скажу, что в завершающей главе книги я предполагаю возможность появления третьего способа формирования знаний – посредством искусственного интеллекта. Во введении я говорил, что первый элемент в модели счастливого клевера – знания – является главным источником богатства, а также критерием успешности инноваций. Здесь я уделяю внимание рассуждениям о сходстве и отличии биологического и человеческого знаний. В последней главе я рассуждаю о грядущих особенностях знаний неприродных и нечеловеческих.

Мемы и творческое мышление выделили человека из биологической среды

Думаю, что я уделил достаточно внимания возникновению знаний в ходе биологической эволюции, тому, как они возникают, хранятся и передаются. Смещу теперь фокус на историю возникновения творческого мышления человека. Взглянуть на так называемое доисторическое время человека с точки зрения конкретных фактов не так-то просто. Его контуры скрыты плотным туманом времени. Письменность возникла около 3000 лет до н. э. До этого времени не найти описания ни событий, ни явлений, ни личностей. Выражаясь образно, можно обнаружить остатки бочки в результате археологических раскопок, но следов Диогена в ней мы не найдем. Образцы первой письменности тоже очень ограниченны, поскольку переписывались только наиболее известные произведения. Там же, где письменной фиксации событий не было, информация передавалась из поколения в поколение через людские сети первых поселений и городов, а значит, мы знакомы лишь со взглядами тех, кто мог выжить в течение достаточно долгого исторического периода.

Ученые считают, что вид Homo sapiens в том виде, в каком мы его знаем сегодня, появился, по разным оценкам, около 30 000 лет до н. э. К этому времени нас на Земле, похоже, было порядка 3–4 млн, и эта численность сохранялась примерно до 10-го тысячелетия до н. э., пока не стал отступать ледник. Такое несоответствие численности людей и других крупных млекопитающих уже свидетельствует о том, что к моменту появления Homo sapiens ему фактически не угрожал ни один другой вид. Конечно, одного человека или даже небольшое племя могла уничтожить стая зверей, но в целом человек мог справиться с любыми животными. Кроме того, с помощью орудий труда, укрепленного жилища и огня он смог существенно расширить ареал своего обитания. Любому другому виду понадобились бы тысячи и миллионы лет биологической эволюции для заселения таких территорий, как, например, пустыня Сахара, Гренландия или даже Подмосковье. Человек же сделал это гораздо быстрее с помощью приспособлений. Он впервые не только эволюционировал сам как вид, но и приспосабливал под себя сферу своего обитания за счет революционной способности создавать, использовать, сохранять и передавать новые знания, формируя среду обитания разума – ноосферу. Понятие ноосферы как сферы, где разумная деятельность человека становится определяющим фактором развития, в начале прошлого века ввел российский ученый В. И. Вернадский (Вернадский, 1988).

Сегодня нас 7 млрд, хотя наша естественная численность не должна была превышать 100 000. Это естественный предел для млекопитающих примерно такого же веса и размера – волков или медведей. Ведь в соответствии с законами биологической пирамиды численность более крупных млекопитающих всегда меньше, поскольку они ближе к вершине пищевой пирамиды. Такова была численность наших прародителей сотни тысяч лет назад.

Причины кардинального расхождения биологической эволюции и эволюции человека

Так что же отличает нас от животных? Один из самых распространенных ответов на данный вопрос заключается в том, что нас выделяет прямохождение. Но ведь на двух лапах может ходить и обезьяна, и медведи в цирке. Конечно, человек может ходить дольше, но ведь дело же явно не в этом.

Другой ответ – нас выделил язык. Однако многие животные общаются с помощью различных звуков, а попугаи вообще могут имитировать человеческую речь. Значит ли это, что отличие заключается лишь в наличии существенно более обширного словарного запаса?

Третий ответ – размер мозга. Да, мозг у нас больше, чем у схожих с нами по размерам животных. Но ведь не по размеру же мозга мы отличаем человека от обезьяны. Аргумент в пользу использования орудий труда тоже не очень состоятелен, поскольку те же обезьяны ловко пользуются камнями и палочками.

Четвертая гипотеза – организация общества. Но и тут мы легко вспоминаем муравьев, которые, так же как и люди, используют себе во благо труд других животных.

Еще одна интересная теория заключается в том, что человека от животных отличает способность распространять знания с помощью идей (мемов) и комплексов взаимосвязанных идей (мемокомплексов). Но ведь мемы присущи и некоторым животным, которые могут их имитировать (например, попугаи). Хотя здесь стоит отметить, что имитация – это не повторение самого мема, а просто копирование поведения. Имитация отличается от репликации, при которой копируется знание, ведь это знание вызывает новое поведение, а имитация нет.

В арсенале науки есть и климатическая гипотеза выделения человека из животного мира. Первоначально ее выдвигал еще Чарльз Дарвин, справедливо отмечая, что масштабные изменения климата в каждом регионе могут существенно повлиять на доступность привычных источников пищи и других ресурсов. Это приводит одни виды к вымиранию, а другие побуждает приспосабливаться. Чтобы получить летопись климата, современные геологи исследуют земную поверхность на сотни метров вглубь и получают данные более чем за 1 млн лет. Согласно этим геологическим данным, смена климата происходила в среднем каждые 20 000 лет. Известно, например, что 5000–10 000 лет назад в Северной Африке был период влажного климата. Сахару покрывала трава и растительность. Нил был полноводным и нес воду к Средиземноморью, где накапливались обогащенные органическим слоем почва и сапропель[4]. Так что за 3 млн лет у человека не раз была возможность осуществить качественный скачок в развитии.

Гипотез много, но мне кажется, что существует ответ, который по праву можно считать лучшим среди всех остальных. Главное, что отличает человека, – это творческое мышление. Но вот только что же это такое?

Творческое мышление и мемы

Интересно, что этот вопрос до недавних пор был изучен очень поверхностно. «Википедия» по запросу «творческое мышление» отсылает к понятию «творчество», хотя термином «творческое мышление» активно оперируют и в научной среде, и на бытовом уровне. Британский физик – теоретик Дэвид Дойч, известный в мире не в последней мере благодаря своим трудам по теории объяснений, где немаловажное место отводится мемам, также использует термин «творческое мышление». Но и он не дает четкого определения, лишь в одном месте упоминает, что это некое умение абстрактно мыслить.

Вот как он описывает процессы, связанные с творческим мышлением, в своей книге «Начало бесконечности» (Дойч, 2015): «В доисторические времена случайному наблюдателю… было бы неочевидно, что люди вообще могут творчески мыслить. Ему показалось бы, что мы только и делаем, что бесконечно повторяем образ жизни, к которому адаптировались на генетическом уровне, как и все остальные миллиарды видов в биосфере. Ясно, что мы просто пользовались инструментами, как и многие другие виды. При более близком рассмотрении выяснилось бы, что языки, на которых говорили люди, и знание о том, как работать с инструментами, которые были в их распоряжении, передавались через мемы, а не через гены. Этим мы стали достаточно выделяться на фоне других, но творческие способности все еще не были очевидны: у нескольких других видов тоже есть мемы. Вот только совершенствовать они их могут разве что методом случайных проб и ошибок. Не способны они и стабильно совершенствоваться на протяжении многих поколений… Хотя мы не знаем, как устроено творческое мышление, нам известно, что это эволюционный процесс, протекающий в голове человека. Ведь оно связано с догадками (т. е. вариациями) и критикой (служащей для отбора идей). Таким образом, где-то в голове слепая изменчивость и отбор поднимают творческую мысль на новый уровень эмерджентности».

Таким образом, с одной стороны, мы располагаем неким абстрактным мышлением, а с другой – мыслим на определенном уровне своего осознания (эмерджентность). Говоря проще, обладая эмерджентным мышлением, человек может мыслить абстрактными категориями только в рамках некоторой системы понятий.

Собственно, этим мы и отличаемся от животных. Это и есть творческое мышление. Именно благодаря этому мы используем огонь, орудия труда и создаем общественные организации. Благодаря творческому мышлению и знанию того, как сотрудничать с себе подобными, человечеству 10 000 лет до н. э. удалось достичь численности 3 млн вместо 100 000 в обход законов эволюции.

Нейронная сеть, возможности мозга и работа человеческого сознания

Скажу прямо, мы до сих пор не знаем, как скопление нейронов в человеческом мозге порождает сознание. Знаем лишь, что сознание и творческое мышление тесно связаны. Более того, в наше время не существует отдельной науки, которая изучала бы исключительно сознание, несмотря на то что многие отрасли знаний касаются этого вопроса. Целостной концепции нет. Одни ученые изучают деятельность нейронов, другие пытаются проанализировать функции различных мозговых отделов, и мало кто пытается совместить несколько уровней изучения мозга в надежде приблизиться к решению этой невероятно сложной задачи. Сложнейшие переплетения нейронных связей крайне трудно даже визуализировать, не говоря уже о том, чтобы воссоздать структуру из 100 млрд нервных клеток, которые обрабатывают информацию и передают ее по тоненьким волокнам общей длиной 165 000 км через 150 трлн синапсов. Тем не менее нейробиологи не оставляют попыток подсчитать, сколько необходимо нервных клеток для хранения одного образа. Счет идет на порядки: несколько тысяч или сотни миллионов.

Доподлинно известно, что в процессе естественного отбора размер человеческого мозга существенно увеличился. Так, 3 млн лет назад у австралопитека объем мозга составлял примерно 450 куб. cм, что сопоставимо с размерами мозга шимпанзе. Таким возрастом ученые датируют останки гоминидов, найденных на севере современного Чада. Около 2 млн лет назад на Земле одновременно существовало уже несколько видов гоминидов. У Homo erectus 1,6 млн лет назад мозг составлял уже в среднем 930 куб. cм. Этот вид употреблял мясную пищу, был гибким и подвижным, со скелетом, напоминавшим скелет современного человека. Около 800 000 лет назад в арсенале древнего человека появляются огонь и первые каменные орудия труда. Наши предшественники оставили после себя крайне мало свидетельств изобретательности. Самые древние из них имеют возраст примерно 3,4 млн лет, т. е. вся первая половина истории человека, по всей видимости, не характеризовалась какими-то изобретениями, которые могли дойти до наших дней, и лишь потом в какой-то момент наши предки стали раскалывать камни, создавая режущие орудия труда. Но последующие 1,6 млн лет были периодом творческого затишья, на протяжении которого многофункциональные ручные рубила изготавливались одним и тем же способом (Прингл, 2013, с. 54). Лишь 70 000 лет назад объем мозга у Homo sapiens достиг порядка 1300 куб. cм. По мнению ряда ученых, увеличение объема мозга приводит к тому, что все большее число нейронов задействуется для фиксации одного воспоминания, что улучшает память и возможности ассоциативного мышления.

С течением времени в человеческом мозге произошли и другие изменения. Специалист по физической антропологии из Калифорнийского университета в Сан-Диего (США) Катерина Семендефери проводила сравнение префронтальной коры мозга у современных людей и шимпанзе и обнаружила, что расстояния между нейронами по горизонтали увеличились примерно на 50 %, дав больше пространства аксонам и дендритам. Это, по ее мнению, позволило создавать более сложные связи в мозге и существенно повысить уровень взаимодействия между нейронами (Прингл, 2013, с. 58).

Все эти изменения неизвестно как, но привели к тому, что наше сознание стало контролировать процесс сбора информации о внешней среде и внутреннем состоянии организма, занялось обработкой собранных данных, смогло создавать новую информацию и выдавать адекватную реакцию. Сознание – наш координирующий центр.

Популярный американский психолог, чьи цитаты часто можно встретить в последнее время в работах по психологии, Михай Чиксентмихайи в своей книге «Поток» (Чиксентмихайи, 2016) использует «феноменологическую модель сознания на основе теории информации». Феноменологической эта модель называется потому, что имеет дело непосредственно с феноменами сознания – событиями, которые мы осознаем и интерпретируем, а не с анатомическими структурами, нейрохимическими реакциями или бессознательными намерениями, которые обусловили эти события. Это принципы чистой теории информации, которые включают в себя знание о процессах переработки, хранения и считывания сенсорной информации, т. е. о работе внимания и памяти.

В рамках такой модели «осознавать» – значит, что мы можем управлять или направлять информационные потоки определенных осознаваемых нами событий (ощущений, чувств, мыслей, намерений).

Для лучшего понимания этой модели Чиксентмихайи приводит такой пример. Человек видит во сне, что его родственник попал в аварию, и сильно расстраивается. Несмотря на то что во сне человек в состоянии воспринимать информацию, испытывать чувства, думать и принимать решения, он не влияет на эти процессы. В сновидениях мы находимся в рамках одного-единственного сценария и не можем произвольно менять его. А вот действуя осознанно, мы можем управлять своими мыслями и информацией об окружающем мире, поступающей от органов чувств.

Но с точки зрения физики мы – весьма ограниченная биологическая машина. По оценкам ученых, человеческий мозг обрабатывает информацию со скоростью 126 бит в секунду. Скорость обычных компьютерных каналов составляет несколько сотен мегабит в секунду. То есть существующие компьютеры уже в миллионы раз быстрее, чем человеческое сознание. Тем не менее у нас есть свои преимущества перед компьютером. Приведу пример.

В ноябре 2003 г. в Нью-Йорке чемпион мира по шахматам Г. Каспаров сыграл четыре партии против программы Deep Fritz X3D, установленной в компьютере с четырьмя процессорами Intel Xeon. В результате был зафиксирован равный счет 2: 2 при одной победе, одном поражении и двух ничьих. Deep Fritz X3D работала со скоростью оценки порядка 3–4 млн позиций в секунду. Число рассчитываемых комбинаций в секунду – 200 млн против одной-двух у Каспарова. В проигранной партии Каспаров совершил грубейший «зевок» центральной пешки, а в выигранной применил редчайшую комбинацию, которая встречалась в практике игры последний раз 55 лет назад. Этот ход сразу же позволил ему выиграть пешку и «дожать» быстродействующий железный мозг.

Эволюционный алгоритм в сознании

Почему же мы превосходим компьютер по интеллекту? Ведь он просчитывает одновременно миллионы сценариев, а человек – не более десятка. Я уверен, что причина кроется все в том же творческом мышлении. Уже хорошо знакомый нам эволюционный алгоритм по такой же схеме работает и здесь – человек просто выбирает несколько сценариев, просчитывает их, насколько это возможно, конкурентно отбирает лучший и дальше с помощью способностей своего творческого мышления усиливает его, переходя на новый цикл. Схематично этот процесс изображен на рис. 3.

Что дает такая уникальная способность лучшим из нас, я проиллюстрирую на подходе к работе выдающегося ученого Николы Теслы, о котором мы еще не раз вспомним на страницах этой книги.

Как-то в частной беседе Тесла откровенно охарактеризовал метод работы своего работодателя, другого известного американского изобретателя и предпринимателя Томаса Эдисона: «Если бы ему понадобилось найти иголку в стоге сена, он не стал бы терять времени на то, чтобы определить наиболее вероятное место ее нахождения, но немедленно, с лихорадочным прилежанием пчелы начал бы осматривать соломинку за соломинкой, пока не нашел бы предмет своих поисков. Его методы крайне неэффективны: он может затратить огромное количество энергии и времени и не достигнуть ничего, если только ему не поможет счастливая случайность. Он питает неподдельное презрение к книжному образованию и математическим знаниям, доверяясь всецело своему чутью изобретателя и здравому смыслу американца».

Сам Никола Тесла обладал невероятным воображением. По его словам, идеи не являются его детищем – он просто черпает знания из огромной библиотеки Вселенной. Он писал о своем методе: «В тот момент, когда изобретатель конструирует какое-либо устройство, чтобы осуществить незрелую идею, он неизбежно оказывается в полной власти своих мыслей о деталях и несовершенствах механизма. Пока занимается исправлениями и переделками, он отвлекается, и из его поля зрения уходит важнейшая идея, заложенная первоначально. Результат может быть достигнут, но всегда ценой потери качества. Мой метод иной. Я не спешу приступить к практической работе. Когда у меня рождается идея, сразу же начинаю развивать ее в своем воображении: меняю конструкцию, вношу улучшения и мысленно привожу механизм в движение. Для меня абсолютно не важно, управляю я своей турбиной в мыслях или испытываю ее в мастерской. Я даже замечаю, что нарушилась ее балансировка. Не имеет никакого значения тип механизма, результат будет тот же. Таким образом, я могу быстро развивать и совершенствовать концепцию, не прикасаясь ни к чему. Когда учтены все возможные и мыслимые усовершенствования изобретения и не видно никаких слабых мест, придаю этому конечному продукту моей мыслительной деятельности конкретную форму. Изобретенное мной устройство неизменно работает так, как, по моим представлениям, ему надлежит работать, и опыт проходит точно так, как я планировал. За 20 лет не было ни одного исключения. Почему должно быть по-другому?»

Тесла искренне считал, что нельзя начинать воплощать идею до тех пор, пока проект не будет продуман до мельчайших деталей. Это не означает, что нужно зацикливаться на мелочах, а лишь значит, что основные принципы должны быть продуманы до мелочей.

Мемы, плотность сети и творческие способности древних людей

Напомню, что знания передаются от человека к человеку с помощью мемов. Этот процесс протекает из поколения в поколение до тех пор, пока кто-то не улучшит первоначальную идею. Логично предположить: чем больше группа (так называемая сеть), тем больше возможностей существует для улучшения идеи. Индивиды в таких группах имеют больше социальных связей и, соответственно, больше шансов получить новую информацию, чем в небольших изолированных группах. Дальше на страницах книги я еще вернусь к влиянию плотности человеческой сети на ход прогресса.

Марк Томас, специалист по эволюционной генетике из Университетского колледжа Лондона, построил модель для изучения влияния демографических явлений на прогресс человечества. С ее помощью он сравнил плотность популяции людей в Европе в период позднего палеолита (периода, характеризующегося большим числом палеонтологических доказательств роста творческих способностей человека) и в Африке 100 000 лет назад. Построенная им модель предсказала время, когда должны были появляться существенные доказательства прогресса в изготовлении орудий труда в зависимости от численности населения. Артефакты, обнаруженные в областях южнее Сахары, подтверждают время, предсказанное моделью, т. е. вещественные доказательства прогресса людей возникли именно тогда, когда африканская популяция достигла той же плотности, что и европейская во времена начала позднего палеолита. Вывод очевиден: широкие социальные связи резко усиливают творческую активность людей (Прингл, 2013, с. 60).

Результаты исследований Марка Томаса согласуются и с представлениями многих ученых о хронологии расселения Homo sapiens по нашей планете. Так, по оценкам профессора Университета штата Аризона Кертиса Мэрина, 160 000–120 000 лет назад Homo sapiens практически полностью освоил Африканский континент и научился использовать богатые пищевыми ресурсами прибрежные экосистемы. Около 70 000 лет назад человек изобретает метательное оружие, а 70 000–55 000 лет назад покидает Африку и около 45 000 лет назад вторгается в Европу и истребляет неандертальцев (Мэрин, 2015, с. 12).

По мнению канадской журналистки Хизер Прингл, археологические доказательства ранних технических и культурных изобретений человека подтверждают идею о том, что способность человека к творчеству проявилась 90 000–60 000 лет назад в Африке и 40 000 лет назад в Европе. Свидетельством последнего является изготовление человеком бус из раковин, высокохудожественные наскальные изображения животных, создание новых видов каменных и костяных орудий. Однако в последние несколько лет появились гораздо более древние находки, свидетельствующие о развитии у человека способностей создавать новое еще до возникновения Homo sapiens – 200 000 лет назад.

Хизер Прингл, размышляя о возникновении творчества человека, полагает, что творческая искра «тысячелетиями тлела, прежде чем полностью разгорелась у нашего вида в Африке и Европе. Судя по всему, способность творить что-то новое не возникла внезапно на поздних этапах эволюции, а набирала обороты на протяжении сотен тысяч лет, подпитываемая сложной смесью биологических и социальных факторов» (Прингл, 2013, с. 56).

По масштабам наших текущих творческих достижений разница между современными людьми и первыми Homo sapiens колоссальна. Это различие является предметом изучения многих ученых, пытающихся понять, какие конкретно изменения в мозге отличают нас от наших далеких предков, а также в какой период творческое мышление достигло того уровня развития, который позволил нашей цивилизации идти вперед семимильными шагами.

Сходства и различия процессов формирования знаний в биологической эволюции и с помощью творческого мышления

Сходства

Биологическое и социальное органически связаны друг с другом в природе современного человека. Это единение выражается в инстинкте создания и сохранения потомства, в потребности общения, дружбы, любви, в выражении эмоций, формировании социальных норм общежития и во многом другом.

Поскольку все биологическое становится нашим биологическим генофондом, а социальное генетически не наследуется, а лишь закрепляется в течение ряда поколений как коллективный опыт, то на современном этапе эволюция человека включает в себя и биологическую, и социальную доминанты развития. Биологическое начало определяет сохранение и репродукцию человека как вида, а также влияет на процесс естественного отбора в социуме, заставляя человека бороться в обществе себе подобных, постоянно изыскивая все новые формы конкуренции за выживание. Получается, что приобретение новых знаний и разделение совместного коллективного опыта просто жизненно необходимы нам.

Хорошие знания остаются

Возможность накопления дают нам наш мозг и наша ДНК. И мозг человека, и ДНК представляют собой универсальную среду для хранения информации. Только эти носители способны хранить информацию любого типа. При попадании ценной информации в определенную биологическую среду она стремится не только остаться в данной среде, но и распространиться далее в виде генов. Похожий процесс происходит и на социальном уровне – полезная информация начинает как распространяться среди субъектов определенного социума, так и транслироваться на соседние социумы.

Таким образом, и человеческие знания, и биологические адаптации представляют собой абстрактные репликаторы: изначальная идея или информация, попадая в подходящую физическую среду, имеет тенденцию в ней оставаться, а большинство вариаций – нет.

Именно это и отличает знания от инстинктов. Знания есть сохраненный социальный опыт, который сформирован путем поиска и который, как я отметил выше, принципиально важен для выживания их носителя в конкретной социальной среде.

Многие ученые считают, что наиболее существенные шаги эволюция наших прародителей (гоминидов) осуществляла в результате изоляции. Об этом, например, пишет американский биолог Питер Уорд в своей статье «Что будет с Homo sapiens» (Уорд, 2009, с. 44): «Образование каждого нового вида гоминидов происходило после того, как небольшая группа этих существ оказывалась тем или иным образом изолированной от основной популяции. Многие поколения новой группы использовали в необычных для нее условиях новые методы приспосабливания. Отрезанная от сородичей, эта небольшая группа шла своим особым генетическим путем, и впоследствии ее представители уже не могли иметь общее потомство с членами основной популяции».

Таким образом, поиск и передача информации явились важнейшими компонентами формирования социальных знаний, которые позволяли выживать не отдельным особям, а целым группам.

Развитие – в сложности

Человек породил прогресс, элементарно стремясь лучшим образом обустроить свой биологический быт. Неудивительно, что вскоре сам поиск, опирающийся на накопленный социальный опыт и знания, стал настоящим двигателем прогресса.

Стремление к такому поиску, по сути, было следствием множества проблем, которые прогрессивно возрастали с расширением и усложнением человеческого общества. Кроме того, человек является единственным существом на Земле, которое способно трансформировать окружающую действительность.

В поиске прогресса человек, несомненно, приспосабливает под себя свою среду обитания. Однако изменение этой среды, экосистемы снова и снова приводит его к необходимости либо поиска новой среды обитания, либо к изменению приемов и способов воздействия на эту уже обновленную среду. Эта такая ловушка, в которой человек оказывается раз за разом с тех пор, как выделился из животного мира.

Как охотники-собиратели попали в первую ловушку

Недавно выяснилось, что люди, населявшие сегодняшнюю Европу, Китай и Африку, оказались на грани вымирания около 60 000 лет назад, когда их численность резко снизилась. И оледенение здесь ни при чем. Более того, по мнению многих ученых, наступление ледников обеспечило существенный прогресс в деятельности древнего человека. С учетом привычного образа жизни ледниковый климат сделал значительные территории нашего континента негостеприимными для проживания огромного количества животных. Но предки современных людей смогли устоять даже в условиях низких температур и стали интенсивно расселяться, поскольку их процветанию способствовало широкое применение новых орудий. Вот как об этом пишет профессор Университета штата Аризона Кертис Мэрин: «Новые тяжелые условия жизни заставили человечество приспосабливаться, чтобы элементарно выжить. Когда к гиперсоциальности первых людей прибавились первые технологические инновации, родился совершено необычный биологический вид, чьи особи организованы в группы, каждая из которых способна действовать как единый неукротимый хищник…»

Так думает и Иэн Таттерсол из Американского музея естественной истории в Нью-Йорке. Он считает, что именно с тех пор человек обрабатывает информацию об окружающем мире совершенно необычным способом. «Насколько можно судить, мы единственные организмы, способные мысленно представить окружающую среду и собственный жизненный опыт в виде абстрактных символов, которыми можно играть в уме, создавая новые версии реальности: помимо того, что было, мы можем представить себе и то, что могло быть» (Вишняцкий, 2010).

Несмотря на то что человек успешно выдержал испытание холодом, лишь отступление ледника (10 000 лет до н. э.) создало благоприятные возможности для расселения людей практически по всей территории Земли. Тогда основой «первоисторической» экономики человека стали охота и собирательство.

Охота оказалась для человека и первой «экологической» ловушкой, поскольку развитие орудий труда и технологий добычи пищи привело со временем к продовольственным излишкам, и природный баланс, ограничивавший нашу природную (животную) численность, был нарушен.

К середине каменного века люди адаптировались к климату, появились новые орудия для добычи животных и растительных ресурсов, возникло рыболовство, началась охота уже на морских млекопитающих и собирание морских моллюсков.

Весь каменный век был временем накопления знаний и совершенствования орудий. С какого-то момента развитие людей, объединенных в племена, позволило справляться с любым зверем и переживать мелкие стихийные бедствия. Традиционные угрозы отошли на второй план. После того как были усовершенствованы луки со стрелами, копья и ловушки для зверей, наиболее вероятной причиной гибели людей стали столкновения с другими племенами, поэтому социальные отношения развивались стремительно. К успеху привели коммуникационные способности, когда у людей появилась развитая речь. Но дикая природа каменного века оказалась небезграничной.

Первые люди охотились на крупную дичь, но брали от природы ровно столько, сколько было необходимо для пропитания. Их многочисленные потомки, которые были лучше вооружены, убивали уже в промышленных масштабах. Постепенно в Европе и Азии исчезли мамонты и носороги, в Австралии погибли крупные черепахи. Верблюд, мамонт, гигантский бизон, лань и лошадь вымерли в Америке. Причем это дело рук именно наших предков. «Распространение нашего вида всегда сопровождалось крупномасштабными экологическими изменениями. Появление наших предков в Европе и Азии привело к гибели более древних видов Homo, а охота на самых крупных животных в регионах, не знавших людей ранее, нередко заканчивалась их полным уничтожением. Мегафауна Евразии оказалась более устойчивой к истреблению новыми пришельцами, вероятно, потому, что раннее присутствие более древних людей привело к возникновению относительного равновесия между человеком-хищником и его жертвами» (Мэрин, 2015).

В местечке Соллютре на территории современной Франции были обнаружены останки 100 000 лошадей, а в Чехии (Пржедмост) – кости более тысячи древних мамонтов. Изобретение человеком загонной охоты стало первой инновацией, изменившей первобытную «экономику» самого человека. Так возник и первый в мире кризис – голод. Один из видных советских и российских ученых, специалист в области охраны окружающей среды Н. Н. Моисеев писал, что «…в связи с усовершенствованием оружия человечество весьма быстро… извело всех крупных копытных и мамонтов – основу своего пищевого рациона времен раннего неолита, и охота уже не могла больше обеспечить пропитание людей. Человек оказался на грани голодной смерти и был обречен на деградацию. Он имел реальный шанс и вовсе исчезнуть с лица Земли, как исчезали многие другие биологические виды. Судя по всему, многие популяции наших предков были на грани исчезновения. А некоторые вымерли, не сумев справиться с трудностями, или были уничтожены другими популяциями человека в борьбе за ресурс, который был у них общим» (Моисеев, 1990).

Американский биолог Эдуард Дивей оценивает численность населения на Земле в тот период (около 10 000 лет до н. э.) примерно в 5 млн человек (Мелларт, 1982).

Различия

Человек, в отличие от животных, обладает особой формой мышления – понятийным мышлением. В понятии заключаются наиболее важные существенные признаки и свойства, понятия абстрактны. Отражение действительности животными всегда конкретно, предметно, связано с определенными предметами окружающего мира. Только мышление человека может быть логичным, обобщающим, отвлеченным. Животные могут совершать очень сложные действия, но в их основе лежат инстинкты – генетические программы, передающиеся по наследству. Набор таких действий строго ограничен, определена последовательность, которая не меняется с изменением условий, даже если действие становится нецелесообразным. Человек же вначале ставит цель, составляет план, который может измениться при необходимости, анализирует результаты, делает выводы.

Объяснительные и эмпирические знания

Объяснительные и эмпирические знания имеют важные различия. Биологическое знание не имеет объяснительной природы, а поэтому его применимость ограниченна. У объяснительных человеческих знаний более широкая и даже неограниченная сфера применимости.

В отличие от генов, мемы при каждой репликации могут приобретать все новые и новые физические формы. Эволюция объяснительных теорий имеет более сложный механизм. Случайные ошибки в передаче и при запоминании все еще играют (как и в биологии) определенную роль, но значительно меньшую (особенно после изобретения письменности и печатного станка), так как разумные объяснения сложно варьировать, а значит, случайные ошибки при передаче разумного объяснения получателю проще обнаружить и исправить. Самым важным источником варьирования объяснительных теорий является творческое мышление. Это более сложный механизм по сравнению с естественным (биологическим). Случайные ошибки при передаче и запоминании информации играют значительно меньшую роль. Объяснения сложнее изменить или варьировать, даже если они не подвергались проверке. Случайные ошибки передачи получатель информации обнаруживает и исправляет, руководствуясь критерием разумности. Творческое мышление помогает людям понять идею, но ровно в той степени, в которой она содержит для них больше всего смысла, или в зависимости от того, что они ожидали или опасались услышать.

Характер ошибок – мутации и гипотезы

В биологических организмах постоянно происходят мутации. Большое количество мутаций вызвано неблагоприятными внешними факторами – вредными излучениями и химическим воздействием. Но часть мутаций неразрывно связана с функционированием организма. При воспроизведении генов происходят ошибки. Существует большое количество разнофункциональных ферментов, которые контролируют и исправляют повреждения генов. Изменения в геном вносят также происходящие при размножении рекомбинации (перетасовки или перестановки генных блоков). Даже само прочтение имеющихся в организме генов может быть несколько различным при вмешательстве «мобильных генетических элементов», так называемых «прыгающих генов», хотя, строго говоря, эти элементы генами не являются. «Впрыгивая» в ген, они незначительно изменяют считывание информации с него. Перечисленные механизмы обеспечивают приспосабливаемость и дают богатство форм внутри биологического вида.

Наше же – человеческое знание – основано на гипотезе. Гипотеза – это научное предположение, вытекающее из теории, которое еще не подтверждено и не опровергнуто. Процесс выдвижения и опровержения гипотез можно считать основным и наиболее творческим этапом деятельности человека. Количество и качество гипотез определяется креативностью, т. е. общей творческой способностью человека как генератора идей.

Биологических знаний человеку недостаточно

Земля обеспечивала и обеспечивает человека теми же источниками энергии, что и другие биологические виды. Однако ресурсы сами по себе не способны привести ни один из биологических видов на Земле к радикальному преобразованию. Но с появлением человека возникли способы преобразования природных ресурсов в компоненты новой искусственной среды, предназначенной исключительно для обеспечения жизнедеятельности человека. Животные генетически приспосабливаются к окружающей среде и существуют в ней, ничего принципиально не изменяя.

Человек начал свое движение в подобных же условиях конкуренции и приспособления, однако со временем его наработанные «социальные гены» (мемы, по определению Дэвида Дойча) явились основой универсального конструктора, который дал возможность постоянно трансформировать окружающую среду с целью улучшения жизнеобеспечения человеческого вида, радикально изменив качество и безопасность нашей жизни.

Невидимая внутренняя работа нашего мозга, который долгое время лишь наблюдал и изучал окружающий его мир, сделала нас теми, кто мы есть, – людьми.

Глава 2

Неолитическая революция и первые цивилизации. Как вы��ираться из ловушек прогресса

Цивилизация рождается стоиком, а умирает эпикурейцем…

Уилл Дюрант

Древнему человеку удалось выбраться из ловушки голода благодаря переходу к оседлому образу жизни и появлению аграрной культуры. Значение этого явления столь велико, что для его характеристики английский археолог Гордон Чайлд в 1949 г. ввел специальный термин «неолитическая революция». По его мнению, аграрная революция «трансформировала человеческую экономику, дала человеку контроль над его собственным запасом продовольствия». Впрочем, существуют и альтернативные версии того, как была «собрана» инновация под названием «агрокультура».

Представляется, что с появлением агрокультуры связаны все возникшие в последующем культурные феномены, объединяет которые то, что они основывались на символах. С появлением символов возникли «культурные фильтры», которые отделили человека от его опыта. Одомашнивание животных и растений положило начало аграрному производству, углубило разделение труда и заложило основу первичного расслоения общества. C появлением агрокультуры у человека появилась «работа». У охотников-собирателей работы не существовало, была только жизнь, поскольку ежедневно работать на накопление запасов не было особой нужды.

С появлением работы у людей возникла необходимость не только в накоплении запасов продовольствия и в способах его консервирования, но и в накоплении информации о запасах, а также в способах учета проделанной работы. А вместе с возникшим разделением появился и антагонизм.

Что интересно, на рисунках до эпохи неолита отсутствовали изображения людей, убивающих друг друга. Расчетная плотность населения во времена охотников и собирателей была равна 1 человеку на 100 квадратных километров![5] Воевать было некому и не с кем, поскольку более значительную угрозу для человека таила природа. В неолитический же период возникают первые изображения сражений между людьми и разделяющая людей поперечно-продольная (квартальная) планировка ранних прообразов городов.

Альтернативные версии возникновения агрокультуры

Отметим, что не все историки, подобно Гордону Чайлду или Никите Николаевичу Моисееву, рассматривают появление аграрной культуры как следствие сильнейшего продовольственного кризиса. Некоторые мыслители не поддерживают эту теорию.

Австралиец Тим Флэннери[6] пришел к выводу, что нет никаких доказательств того, что возникновение агрокультуры связано с перенаселением. Вывод известного исследователя Карла Зауэра[7] о том, что сельское хозяйство возникло не из-за увеличения или же хронической нехватки пищи, основан на том, что пищевая база агрокультур древности не была гарантированной из-за несовершенства древних аграрных технологий. Как же тогда вообще появилось сельское хозяйство?

Существует много версий, в том числе совсем неожиданные. Например, идея, которую высказали Хан и Исаак (Зерзан, 2016): производство пищи началось на базе религиозной деятельности. Некоторым ученым именно эта гипотеза кажется наиболее правдоподобной.

Чем человек заплатил за переход к оседлости и что он приобрел

В наш рацион питания входит 20 сортов растений, причем в последнее время многие природные виды заменяются искусственными сортами. Наша цивилизация основана на выращивании нескольких видов из всего лишь шести разновидностей растений, среди которых пшеница, ячмень, просо, рис, кукуруза и картофель. За свою сытость мы платим сокращением биологического разнообразия пищи.

Биолог Питер Фарб[8] пришел к выводу, что «аграрное производство обеспечивает человека питанием более низкого качества, так как в его основе лежит ограниченное количество видов пищи». Долгое время считалось, что древние люди умирали в 30–40 лет и такая ситуация сохранялась вплоть до индустриальной эпохи. Однако сейчас многие ученые признают тот факт, что во времена палеолита, после того как миновали определенные угрозы, люди были долгожителями. Кривая продолжительности человеческой жизни резко упала, когда человек создал аграрную цивилизацию.

Популярный на Западе писатель Джаред Даймонд, назвавший возникновение агрокультуры катастрофой, от которой мы так и не смогли оправиться, пишет: «Туберкулезу и диарее пришлось ждать, когда появится земледелие; кори и бубонной чуме – когда появятся большие города. Малярия и практически все остальные инфекционные заболевания – наследники агрокультуры. Болезни, связанные с вырождением, появились тогда, когда вступило во власть одомашнивание и возникла культура. Рак, тромбоз венечных сосудов, малокровие, зубной кариес и умственные помешательства – это лишь немногие примеры негативных последствий агрокультуры; раньше женщины рожали намного проще и с меньшей болью либо вообще безболезненно» (Даймонд, 1997).

Что же человек приобрел? Один из крупнейших английских археологов Джеймс Мелларт, ссылаясь на Эдуарда Дивея, высчитал, что после перехода к занятию земледелием за одну тысячу лет численность населения земного шара увеличилась в 16 раз, превысив отметку 80 млн человек!

Появление такого феномена, как принудительная работа, породило ритуалы, иерархию, насилие и политические институты. В то же время переход к оседлости позволил повысить рождаемость и способствовал сокращению возрастной разницы между детьми одной матери. Объясняется это тем, что при кочевом образе жизни женщина могла нести на себе только одного ребенка, а остальные дети должны были самостоятельно следовать за племенем. Самостоятельно быстро передвигаться дети могли только с четырехлетнего возраста, что и обуславливало именно такую возрастную разницу между детьми в то время. Очевидно, что одно только это преимущество оседлости способствовало существенному увеличению численности населения. Возникший прирост населения создал еще больший излишек продовольствия, и процесс пошел дальше с нарастающей силой.

В результате этой положительной обратной связи разрыв между «сытыми-многочисленными-технологически развитыми» и «голодными-малочисленными-отсталыми» с течением времени резко увеличился. Истребляя себе подобных, отнимая у них пахотную землю, жертвуя окружающей природой, сокращая продолжительность жизни для многих поколений потомков, неолитический человек запустил механизм форсированной эксплуатации природы для быстрого извлечения материальных благ. Аграрное производство привело к созданию новых продуктов, не имевших аналогов в природе, производство которых количественно очень скоро превысило возможности природы.

Появление излишка продовольствия создавало множество выгод для его владельцев, а человечеству в целом удалось увеличить свою численность. Существенно, в десятки раз, возросла плотность населения, поскольку люди культивировали только нужные им растения. В агрокультуре до 90 % производимой биомассы было съедобно, и земля площадью 1 га могла накормить в 100 раз большей людей, чем раньше. Животноводство также позволило увеличить количество калорий, добываемых с единицы площади, поскольку животные давали приплод, производили удобрения и использовались в качестве тягловой силы. Однако возникли и проблемы. С одной стороны, с изобретением земледелия наши предки частично застраховали себя от голодной смерти, поскольку теперь могли выращивать для себя еду сами даже на ограниченной территории. С другой стороны, земледелие на ограниченной площади создало потенциал для быстрого уничтожения окружающей среды. С начала неолита огромные пространства Земли меняли свой облик, неизменно становясь все более засушливыми.

Сегодня пустыни занимают большую часть территорий, где когда-то процветали древние цивилизации. Существует множество исторических свидетельств того, что эти ранние образования неизбежно уничтожали окружающую среду. Агрокультура задала ускоренный темп развития производства, и природные процессы не могли поспевать за ним. Ученые нашего времени называют это рассогласованием между социальными и природными процессами. С того времени прогресс в области агрокультуры, как правило, идет рука об руку с регрессом экологии.

Об этом очень подробно повествует Джаред Даймонд в книге «Ружья, микробы и сталь» (Даймонд, 2012). Он рассказывает нам, что появление излишка продовольствия создает в системе общества порочный круг. Человек «аграрный» постоянно модифицировал свои орудия труда, накапливал и применял знания. Прогресс позволил людям согревать жилище и дал уверенность в стабильном пропитании племени. Благодаря скотоводству в распоряжении человека появились новые материалы – шерсть, хлопок, кость, которые дали старт для развития ремесел. Но каждый раз, выбираясь из одной ловушки за счет эксплуатации природы, человек попадал в новую, которая оказывалась последствием его предыдущих действий.

Все имеет оборотную сторону. С ростом количества людей росло и количество домашних животных, дающих больше шерсти и мяса. Но с каждым годом для прокорма растущего числа домашних животных человеку требовалось все больше пастбищ. Появление поселений, в которых можно было комфортно жить, в то же время означало закрепление людей за определенной территорией.

Люди уже не могли, как прежде, оставить свои поля и уйти в поисках лучшей доли. Процесс получения пищи стал целенаправленным производством, а не стихийным действием. Это принесло людям стабильность и упорядоченность, но заставило их работать, чтобы жить. Агрокультура позволила человечеству вырваться из ловушки голода, в результате чего в десятки раз возросло количество людей, а значит, в еще большей степени количество взаимосвязей между ними. Усложнялись взаимоотношения между людьми, а плотность сети росла.

На протяжении многих поколений прогресс сменялся регрессом и обратно. Джаред Даймонд приводит такой пример. Популяционно-генетическая структура американских культурных растений (фасоли, перца) показывает, что их виды выводили из диких предков в разных местах континента по нескольку раз (Даймонд, 2012, с. 156). Причем процесс шел параллельно и независимо, тогда как в Евразии все окультуривания были однократными: в повторных попытках уже не было нужды. Значит, в Америке имел место частый и неоднократный регресс.

Причем такая связка прогресс – регресс в истории возникает многократно. Даймонд так характеризует эту зависимость: «…Полезно вспомнить распространенные жалобы на то, что археология – это излишество, что она занимается далеким прошлым и ничему не учит современников. Археологи, изучающие проблему возникновения агрокультуры, реконструировали решающий исторический момент, когда мы совершили самую главную ошибку за всю историю человечества. Поставленные перед выбором – сократить население или увеличить производство пищи, мы выбрали последнее и в конечном итоге обрекли себя на голод, войны и тиранию».

Таким положение человечества оставалось до возникновения первой из известных цивилизаций (примерно 5800 г. до н. э.) (Мелларт, 1982, с. 53).

Увеличение плотности поселений, усложнение связей не могло протекать бесконфликтно. Если встреча двух древних людей начиналась с долгой беседы, чтобы понять, кто кому родственник, и выяснения с помощью кровного родства вопроса о том, почему они друг друга не убили, то в небольших поселениях (деревнях) люди решали свои вопросы уже на общем собрании. И по сей день в некоторых странах такие сообщества все еще существуют. Их структура нам хорошо понятна. Особо выделяется в таких обществах так называемый Большой человек. Это не вождь, он работает так же, как и остальные. Просто он пользуется большим уважением, а значит, имея формально такое же право голоса, решает на общем собрании, как разрешить внутренние конфликты в племени, не доводя дело до кровной мести.

В примитивной экономике процесс селекции был довольно прямолинеен: племя, которое более правильно охотится, рационально тратит свои калории для добычи пищи, выживет и даст право на жизнь новому поколению. Но по мере того как экономика и общество росли и становились более взаимосвязанными, обратная связь естественного селективного отбора стала менее значимой. Первые коллизии в таких обществах возникли, когда Большой человек начал распределять ресурсы в свою пользу и в пользу своей семьи, вместо того чтобы руководствоваться интересами племени. Когда основной задачей племени была его выживаемость, такие решения приводили либо к гибели племени, либо к отстранению индивидуума от выполняемой им функции. С ростом поселений, появлением цивилизации и накоплением богатства человек стал в еще большей степени зависеть от социальной группы и в меньшей – от природы.

В крайних случаях такие ситуации могли останавливать экономическую эволюцию, даже приводить к массовому голоду на протяжении существенного периода. Так общество столкнулось с огромной проблемой: Большой человек стал искажать функцию естественного отбора.

Но все же, помимо решения личных дел, возникла и огромная потребность в структурных централизованных решениях. Экономика первых государств зависела от сбора натуральных налогов и их последующего грамотного распределения. Большие люди становятся «зернами кристаллизации», с помощью которых общество сегментированных малых автономных общин объединяется для обеспечения продовольствием. Отсюда берут начало все племенные структуры.

Во времена первых поселений человеческому обществу становится присущ ярко выраженный адаптивный характер, т. е. оно обретает определенные черты государственности, обзаводится механизмами государственного управления и принуждения, которые в дальнейшем могли быстро и легко трансформироваться под воздействием как внешних факторов, так и факторов, формирующихся внутри самого общества. Так, с ростом плотности поселений возникла потребность в прокладке больших ирригационных систем для земледелия.

В табл. 1 приведена функционально-историческая классификация типологии ранних общественных образований, которая наглядно демонстрирует, как рост численности социальных групп влиял на развитие системы организации взаимоотношений между ее членами и привел к возникновению первых государств.

Таблица 1. Типы ранних социальных обществ

По классификации Джареда Даймонда, хотя государства 5000 лет до н. э. и не превышали по численности 50 000 человек, но плотность человеческой сети уже привела к возникновению централизованного принятия решений, появлению бюрократии, законов, судов и денег.

Существует множество теорий появления такой социальной инновации, как государство. Со времен античности философы и общественные деятели выдвигают все новые идеи.

Аристотель считал, что государство – это обычное состояние социума. Вероятно, потому, что все общества, с которыми сталкивались он и его современники, к тому времени уже были государствами. Жан Жак Руссо считал, что государство образуется путем общественного договора, рационального решения, которое достигалось, когда люди рассчитывали собственные интересы. Еще одна оригинальная теория сводилась к тому, что государства образовались вокруг огромных ирригационных систем[11]. Хотя сейчас появляется все больше свидетельств того, что сначала появились государства, а потом уже стали создаваться оросительные системы. Даже в Древнем Египте было большое число каналов, которые контролировало множество племен – номов[12], а не центральная власть во главе с фараоном.

Одна из основных теорий появления государства связана с необходимостью принуждения для поддержания порядка. С появлением продовольственных запасов наиболее очевидным и легким способом их приобретения является завоевание. А завоеванное нужно было охранять от внешних и внутренних врагов, распределять и еще получать дополнительный доход. Эта идея хорошо известна, и принадлежит она Томасу Гоббсу[13], который высказывался в том смысле, что война есть следствие проявления эгоистической природы человека, нацеленной исключительно на собственные интересы. Из этого он делал вывод, что если бы не государство, то война всех против всех была бы неизбежна. Государство, по Гоббсу, упорядочивает агрессию людей, вводит ее в рациональное русло.

Поскольку древние государства отделены от нас многотысячелетним ходом времени, то уместным будет говорить лишь о цивилизациях (множествах государств, возникавших и исчезавших на определенных территориях). После краткого погружения в историю воспользуемся моделью счастливого клевера, чтобы отметить наиболее интересные гипотезы и факты.

Первая в истории – роль Шумерской цивилизации

Шумеры – один из древнейших народов, возникших на юге Месопотамии в середине VI тысячелетия до н. э. Первая цивилизация возникла там, где климат был менее суровым. Когда в Европе охотники-собиратели еще ловили рыбу и охотились на мелких хищников, расплодившихся благодаря отступлению ледников и обилию грызунов, шумеры уже имели развитую цивилизацию.

Памятники письменности шумеров – глиняные таблички, появившиеся примерно 3500 лет до н. э., – дают представление о том, как выглядели шумеры, как вели хозяйство, в каких богов верили, как воспитывали детей, и о многом другом. Известный британский историк Арнольд Джозеф Тойнби писал, что шумерское общество никак не было связано с предшествующими ему обществами, но все последующие оказались неразрывно связаны с ним. По сути, он утверждает, что шумеры были первой высокоразвитой цивилизацией.

Они умели осушать болота, строить плотины, прокладывать каналы в засушливые районы. Их пашни первыми стали давать высокие урожаи, на орошаемых землях росли финиковые рощи, мимоза, ивы и многие другие растения. В многочисленных городах были построены дворцы и храмы, украшенные пестрой мозаикой из цветной глины, появились разнообразные ремесла.

Шумеры проявляли удивительную тягу к научному знанию, обладали уникальными знаниями в области математики и астрономии. Их достижения в географии, физике, химии, медицине (умели лечить переломы, классифицировать болезни), истории, филологии, военном деле (строили крепости) и сельском хозяйстве изумляют современных ученых. Шумеры – первооткрыватели колеса[14], школ, календаря, двухпалатного парламента, научного журнала («альманаха земледельца»). В Шумере появился первый сборник пословиц и афоризмов, первый книжный (глиняно-табличный) каталог, впервые стали вводиться налоги, были приняты первые законы и проведены социальные реформы, впервые делались попытки добиться мира и гармонии в обществе. Шумеры изобрели алмазное сверло, водоподъемное колесо, задолго до Архимеда изобрели и использовали «архимедов» винт (механизм для подъема воды из низколежащих водоемов в оросительные каналы) для орошения, построили первый в мире акведук, возвели удивительные башни (предтечи будущих пирамид) зиккураты[15].

Первая печь для обжига кирпича тоже появилась там и применялась для выплавки металлов из руды. Процесс плавки металла был необходим уже тогда, поскольку запас натуральной меди на территории Месопотамии был быстро исчерпан. Историки были крайне удивлены тем, что шумеры тогда владели методами обогащения руды, плавки металла и литья. Эти передовые технологии были освоены ими всего через несколько столетий после возникновения их цивилизации.

Шумеры создали письменность и научились делать расчеты. Именно они придумали понятие капитала и процента! Процент возник как прибавочный продукт за риск, когда храмовые жрецы (владельцы складов) отдавали часть своей продукции «на реализацию» владельцам караванов (осуществляли торговлю с дальним зарубежьем). Если владельцы караванов успешно возвращались домой, то они рассчитывались со жрецами уже новым товаром и на условиях, включавших добавочное количество. Математические знания шумеров позволяли рассчитывать такие операции, поскольку храмовые жрецы использовали постоянную ставку. Потом эта практика была перенесена на товарный кредит, который зерном выдавался храмовыми жрецами нанятым крестьянам и затем возвращался в храм уже с прибавочным продуктом. Как же они делали это без денег? Писали глиняную табличку с информацией о долге, запечатывали печатью в особый конверт. После возврата долга табличку разбивали. Первые служители культа были также коммерсантами и банкирами.

Экономической основой государства шумеров был централизованный в руках государства земельный фонд страны. Общинные земли, обрабатывавшиеся свободными крестьянами, считались собственностью государства, и население было обязано нести в пользу государства всякого рода повинности и платить натуральные налоги.

Чем же платили налоги, если денег в нашем понимании тогда еще не было? Вот что пишет американский антрополог Дэвид Гребер в очень интересной книге «Долг. Первые 5000 лет истории» (Гребер, 2015): «…Кредитные системы… появились на тысячи лет раньше, чем чеканка монет. О Месопотамии мы знаем много, поскольку большинство клинописных таблиц касалось финансовых вопросов… Храмовые управители уже разработали единообразную систему учета – ее элементами мы пользуемся до сих пор, ведь именно шумерам мы обязаны такими понятиями, как дюжина или 24-часовой день. Базовой единицей был серебряный сикель. Он делился на 60 мин, каждая из которых соответствовала одной порции ячменя… Деньги в данном случае не являются продуктом торговых сделок, а созданы бюрократами для того, чтобы отслеживать использование ресурсов и распределять вещи. Крестьяне… долги возвращали в основном ячменем, но долг можно было погасить и козами, мебелью, лазуритом. Храмы были крупными промышленными центрами и могли найти применение почти всему. Мы начинали не с меновой торговли, потом изобрели деньги, а затем стали развивать кредитные системы, а все наоборот. Сначала появились деньги, которые мы называем виртуальными».

Вот так – кредит, работа, процент, долг и виртуальные деньги – возникли давным-давно. Кстати, во многих древних языках и современном греческом «процент» буквально значит «приплод», что намекало на использование скота в качестве залога. Эти возникшие кредитно-долговые отношения породили удивительное явление – рабство.

В обществах первых поселений основным активом, приносящим натуральный доход, была земля. В случае войны и захвата вражеской территории пленников просто убивали. Оставлять им жизнь было экономически невыгодно, ведь рабы не производили прибавочного продукта, поскольку могли прокормить только себя.

Но у шумеров основными агентами изменений или рекомбинаций – классом, принимающим решения и претворяющим в жизнь изменения, – в тот период стали представители правящих династий и храмов, которых в процентном соотношении к общей массе населения было немного. Плотность сети и выросшая производительность труда вследствие селекции растений и аграрных практик привели к тому, что в какой-то момент «рабская схема» стала рентабельной.

Причем это понятие значительно отличалось от нашего современного понимания рабства как полного бесправия. В годы неурожая у крестьянина за долги до момента возврата кредита могли забрать в рабство детей или жен, если не было скота. Дети, которые рождались в рабстве, тоже не были свободны. По сути, люди играли роль денег, а их труд и приплод в рабстве – роль процента. C появлением рабства возникают и первые полноценные экономические кризисы. В годы массового неурожая рабов становилось так много, что отдать долги оказывалось нереальным. Тогда объявлялась амнистия (прощение или списание долгов), а накопленные складские запасы (собранные в виде натуральных налогов) снижали опасность голода и вымирания. В Вавилоне это был ежегодный праздник Нового года, который наступал весной, – били долговые таблички, отпускали заложников в семьи, отобранную за долги землю возвращали крестьянам.

Первые города-государства, в которых люди жили в условиях скученности, позволили человеку выработать еще и такое ценное качество, как иммунитет. Чуть позже мы вернемся к этому примеру: коренное население Мексики и Перу после встречи с европейцами в XV в. сократилось с 11 млн человек до 3,8 млн и смогло восстановиться до прежнего уровня только к 1900 г.! Виной всему было отсутствие иммунитета к большинству уже известных в Европе заболеваний.

Что такое долг

Посмотрите на разницу понятия долга в современном смысле и в представлении шумеров. В главе 5 мы вернемся к этому моменту, когда в буквальном смысле вспомним про шекспировские страсти.

Долг – сущ. 1) сумма денег, взятая взаймы; 2) денежное обязательство; 3) чувство благодарности за оказанное одолжение или услугу (Оксфордский словарь современного английского языка).

Долг – сущ., печень; недоброжелательность; сердце; душа; масса; ссуда; процент; излишек; доход; долг под процент; выплата; рабыня (Словарь шумерского языка[16]).

После своего падения шумеры[17] оставили в наследство то, что переняло множество других народов, живших после них, – религию[18], товарно-кредитные отношения, а также необъяснимую любовь правителей к серебру и… египетскому золоту[19].

Секрет Египетской цивилизации[20]

Тысячелетия люди жили на территории Египта благодаря плодородной пойме реки Нил. История Древнего Египта начинается около 3000 г. до н. э. Из двухтомной «Истории Египта» египетского жреца Манефона, жившего во времена походов Александра Македонского, мы знаем три больших периода – Древнее, Среднее и Новое царства (30 династий). Доподлинных знаний об этом времени нет, но они регулярно пополняются, поскольку ежегодно археологи находят все новые глиняные таблички под 7–8-метровым слоем песка.

Историки любят цитировать Геродота[21], который называл Египет «подарком Нила». Разлив Нила обеспечивал четыре урожая в год. Выращивали и злаковые, и бобовые, а также массу овощей. Помимо обычного вина производилось еще и вино путем ферментации из фиников или пальмового сока. Из папируса выходил знатный такелаж для кораблей, из тростника и финиковой пальмы плели циновки и корзины, а изо льна делали ткани – от мешковины до тончайшей материи.

Крупный рогатый скот, полчища овец, коз, гусей, свиней, чьи шкуры можно было дубить и красить, стали основой для десятков отраслей древнего хозяйства. Изобилие молочных продуктов, меда, рыбы, а также изобилие источников природного консерванта – соли – позволяли создавать существенные запасы консервированных и просто вяленных на солнце продуктов.

А вот лошадей в Египте не было до конца Среднего царства[22], пока азиаты-кочевники (гиксосы) на конях и колесницах не проникли в долину Нила. Транспортным средством был осел, а для пахоты впрягали коров.

Впоследствии колесницы и корабли (еще одно новшество гиксосов) стали основой экспансии новых фараонов Нового царства Египта (их мы знаем лучше – Рамcес II, Эхнатон, Тутмос III). В степях Азии колесницы оказались страшным и маневренным оружием. Их роль была такой же, какую в середине ХХ в. сыграли танки. Египтяне повергали врагов в ужас своими скоростными прорывами, и битва быстро превращалась в погоню на истребление[23].

Для строительства не хватало хорошей древесины, поэтому ее завозили из Ливана. Казалось бы, в этот момент в стране (как у древних шумеров) должны возникнуть кредитные отношения, поскольку любая торговля – дело рискованное. Однако данных о торговом кредите нет, все займы в Древнем Египте облекаются в форму взаимопомощи между соседями (Гребер, 2015, с. 224). Процентных отношений тоже не было. Для разрешения споров существовал суд. Должник, не вернувший долг, получал удары плетью или выплачивал двойную сумму.

Почему же на развитие кредитных отношений не повлияла внешняя торговля? У правителей Египта был эксклюзивный товар, который позволял успешно торговать с другими странами, своего рода монополия на ликвидность. Первое золото на Земле было найдено в Аравийской пустыне. Весь медный век (более 1800 лет – с 3900 по 2100 г. до н. э.) золото добывалось только в этом регионе. За указанный период было добыто около 700 т. Поскольку золото намывали, то требовалось значительное количество рабов. Но, в отличие от шумеров, египетские рабы не были залогом в долговых отношениях. Вскоре выяснилось, что Египту принадлежат другие невероятно богатые золотоносные земли – Нубия[24] и земли Нижнего Судана. Золото встречалось в различных вариациях – от чистого до белого, которое египтяне считали серебром. Золото принесло непререкаемый авторитет Египту в мире, где в международной торговле царил «золотой стандарт». У других народов Ближнего Востока появилась поговорка, что у египтян золота больше, чем грязи. Росписи египетских гробниц далекого 2400 г. до н. э. уже содержали изображения золотоплавильщиков и древнейшей металлургической печи.

Природные ресурсы и местные производства сделали Египет богатым и могущественным. Уровень рождаемости в Древнем Египте вырос, хотя повысился и уровень детской смертности. Численность населения ко времени правления XI династии[25] составляла около одного миллиона человек.

Во времена древних египтян средний возраст жизни оценивался в 36 лет, поэтому египтяне рано взрослели: к 16 годам наступал период зрелости. Многих фараонов мы сейчас считали бы детьми, а они брали на себя громадную ответственность. Существует достаточное количество доказательств того, что многое из достижений и недостатков Египта объяснялось именно юным возрастом правителей, воспитанных в строгом почитании традиций (в том числе в почитании золота) и предпочитающих основываться на них, а не на личном опыте.

Кроме того, к 1090 г. до н. э. добыча золота в Египте постепенно иссякает, и он утрачивает монополию, поскольку открываются другие крупные рудники на территории современной Испании и Франции, а также на Балканах (Марфунин, 1987, с. 14).

Золото и быстрая сменяемость поколений служат объяснением долголетия египетской цивилизации[26]. Лишь с наступлением железного века, незадолго до завоевания Египта персами, в стране появляются кредитные отношения, крупные зерновые склады и первые долговые кризисы, подобные шумерским. Первое серьезное упоминание о долговой амнистии историки приписывают фараону Бокхорису (720–715 гг. до н. э.). Он считал «нелепым отправлять сражаться за родину солдата, которому угрожает кредитор, поскольку тот не выплатил ссуду» (Гребер, 2015, с. 225). Эта мысль и сегодня не кажется такой уж банальной. Впрочем, очень скоро место золота в истории уже римского Египта заняла пшеница.

Загадки Китая

Происхождению китайцев посвящено множество исследований, однако, насколько известно, проблема до сих пор остается нерешенной. Независимо от того, откуда племена прибыли в 2500–3000 гг. до н. э. на берега Желтой реки, они отличались относительно более развитой культурой, чем местные жители. Прибывшая цивилизация первых китайцев вела с местными жителями непримиримые войны.

Вначале китайцы расположились между 107-й и 114-й параллелями. Здесь проживало около миллиона человек из разных племен (предков тибето-бирманских народов), удвоение произошло после вторжения предков современных китайцев. По мере распространения прибывших с севера племен коренное население уничтожалось, ассимилировалось или вытеснялось на юг в непригодные для проживания места. Постепенно характер древних китайцев изменился, а агрессивность перешла в глубокое ощущение внутреннего превосходства китайской расы.

Рельеф Китая определялся тремя горными системами и огромными наносными плато с хорошими почвами в северной, западной и южных частях. Горы оказались богаты полезными ископаемыми: углем, железом, золотом, серебром, медью, свинцом, оловом. Территорию Китая пересекают три огромные и много просто больших рек. Поэтому неудивительно, что основной сельскохозяйственной культурой в период неолита стал рис. Вот что пишет американский социолог Джек Голдстоун о значении риса в своей книге «Почему Европа?»: «Рис может иметь гораздо больше зерен на растение, чем пшеница, поэтому для следующего посева нужно было сохранять гораздо меньше урожая, а урожайность на единицу была выше. Кроме того, поскольку заливы полей помогали удобрять почву и препятствовать росту сорняков, для вспашки требовалось меньше тягловой силы» (Голдстоун, 2014, с. 36).

Азиатские муссонные ветра позволили, как и в Египте или Месопотамии, собирать урожай несколько раз в год. Но была и оборотная сторона медали. Иногда засухи и наводнения приносили страшнейший голод для миллионов людей. Как в Египте и Месопотамии, в Китае это привело к зарождению новых отношений между большими группами людей. Вот что пишет Дэвид Гребер в книге «Долг. Первые 5000 лет истории»: «…Китайские правители установили обычай, по которому 30 % урожая передавалось в общественные амбары для распределения в чрезвычайных ситуациях. Иными словами, они начали вводить точно такие же бюрократические механизмы для хранения товаров, как в Египте и Месопотамии, и создали деньги как единицу учета…»

Далее Гребер со ссылкой на известный в Китае сборник «Гуань-цзы» приводит примеры, когда в голодные времена люди вынуждены были продавать своих детей. Чтобы выручить их, император Тан начал чеканку денег из меди. Эти деньги назывались «милостивыми», и появились они на 1000 лет ранее официальной чеканки (Гребер, 2015, с. 227).

На протяжении существования китайского государства границы страны значительно менялись за счет завоевательных походов. В XI в. до н. э. древнекитайское государство было завоевано племенем чжоу, а уже к VII в. до н. э. вся территория страны была разделена на провинции, где император был гарантом и главой законодательной и административной власти. Каждый нижестоящий правитель повторял эту структуру, но в границах своей провинции. Китайцы создали превосходную законодательную систему. Все население было разделено на четыре группы: чиновников и ученых, крестьян, ремесленников и мастеровых людей и торговцев. Это деление учитывала налоговая система Китая: крестьяне платили поземельный и подушный налоги, ремесленники и купцы платили десятину, чиновники собирали налоги. Особые налоги китайцы, как и индейские цивилизации в Америке, брали с покоренных племен.

Агрессивность, перешедшая в глубокое национальное чувство превосходства, привела к тому, что китайские правители избегали всяческих политических союзов, уверовав в собственную непобедимость, даже когда терпели поражение и оказывались под пятой захватчиков.

Все дело в особом китайском культурном коде, уходящем корнями в китайское образование. Без знания сочинений Конфуция или Мэн-цзы, без умения писать стихи или владения приемами каллиграфии, где жестоко каралась любая ошибка или небрежность, продвижение по службе было немыслимо.

Образование имело высокую ценность, поскольку его обладатель мог рассчитывать на государственный пост, а значит, на улучшение положения своей семьи[27]. Этот путь начинался в раннем возрасте, а традиция существует тысячелетия.

Особое значение имеет особая «китайская мораль» и особая расология. Достоинства китайского мужчины: терпение и скрытность, честность и верность слову – ценились только по отношению к китайцам. Обман чужака, наоборот, в некоторых случаях считался даже доблестью[28].

Высокомерное отношение китайской расы к представителям других народов сохранялось на протяжении многих веков и позже перешло по наследству и к покорителям китайцев – маньчжурам.

Известно, что во время аудиенции у китайского императора послы низших рас подвергались унизительной церемонии «котоу»[29]. Стоя на коленях, посол совершал девять земных поклонов, а в зал, где происходила аудиенция, он должен был вползти на четвереньках. А накануне церемонии в присутствии провинциальных или дворцовых чиновников устраивалась не менее унизительная репетиция церемонии «котоу» перед табличкой с именем императора или перед пустым троном. В начале ХХ в. причиной плачевного положения Китая Сунь Ятсен назвал именно утрату китайцами национализма за несколько веков до этого…

Важный факт – в Китае количество выпускаемой продукции раньше зависело только от производительности труда людей и интенсивности эксплуатации животных. Машины как важный фактор китайской экономики возникают только в XX в. Две трети населения страны всегда было занято на земле. Скучать не приходилось – на севере страны собирали по два урожая в год, а на юге – до пяти урожаев за два года.

Китайские купцы торговали с Западной Азией, Грецией, Римом, Карфагеном, Аравией, а начиная с XVII в. обмен шел по большей части с европейскими странами, причем основные торговые пути не менялись на протяжении 2000 лет! Обмен был построен на бартерных сделках – европейские товары обменивали на ткани, чай, фарфор. И в какой-то момент для оплаты товаров европейцы стали отдавать слитки серебра.

Выходит, что именно традиции Месопотамии, Египта и Китая, основанные на глубокой взаимосвязи богатств их земли и господствующей культуры, позволили им бережно относиться к своим цивилизациям. Все эти империи были «династийными» цивилизациями, где изменения носили более медленный характер, а значит, во времена упадка цивилизации природа на этих территориях успевала восстановиться. Консерватизм в развитии аграрных технологий естественным образом ограничивал прирост населения[30] на их территориях. Долгое время численность населения была достаточной для того, чтобы прокормиться без эксплуатации сверх меры имеющихся природных ресурсов.

По иронии судьбы те же самые причины привели к отсталости этих стран в XIX–XX вв.

Несчастливые семьи

Не все древние цивилизации развивались гармонично. Урок, который можно извлечь из истории первых цивилизаций, заключается в том, что крайне важным вопросом является выбор и сохранение культурного кода общества, который поддерживает культуру, а значит, здоровье почвы, воды и леса для следующих поколений и таким образом создает условия для накопления богатства. В противном случае несогласованность темпов развития запускает ряд разрушительных циклов – счастливый клевер чахнет и увядает. В Египте и Месопотамии череду продовольственных кризисов порождали только засуха[31] и паводки. В более поздних цивилизациях человек сам пилил сук, на котором он сидел.

Джаред Даймонд считает, что выпас коз и овец, первых одомашненных жвачных животных, явился основным фактором опустынивания возникшей позже Римской империи, а также причиной того, что целые регионы (Греция, Ливан и Северная Африка) практически лишились травяного покрова (Даймонд, 2012).

Бурно растущие цивилизации означали, что человечество угодило в очередную ловушку, еще более закрепостившую человека, отдалившую его от природы и сделавшую человека и природу антагонистами. Южная Италия и Сицилия были лесистыми приблизительно до 300 г. до н. э. С негативным влиянием пожаров и массовыми вырубками лесов, наверное, можно было бы справиться, если бы не домашние животные. Экстенсивно растущее земледелие и скотоводство, массовое разведение коз, уничтожавших деревья и все зеленые побеги, превратили леса Греции в пустоши. Очень ярко причиненный ущерб описал Платон в своем неоконченном диалоге «Критий»: «Среди наших гор есть такие, которые ныне взращивают разве только пчел, а ведь целы еще крыши из кровельных деревьев, срубленных в этих горах для самых больших строений. Много было и высоких деревьев из числа тех, что выращены рукой человека, а для скота были готовы необъятные пажити, ибо воды, каждый год изливаемые от Зевса, не погибали, как теперь, стекая с оголенной земли в море, но в изобилии впитывались в почву, просачивались сверху в пустоты земли и сберегались в глиняных ложах, а потому повсюду не было недостатка в источниках ручьев и рек. Доселе существующие священные остатки прежних родников свидетельствуют о том, что наш теперешний рассказ об этой стране правдив» (Кукал, 1988).

Таким же образом дело обстояло и в Древнем Риме. С увеличением спроса на древесину в столице и других городах началась массовая вырубка леса. В нескольких водоразделах из-за потери связи между склонами и устьями образовались болота. Хотя Рим просуществовал еще несколько столетий, было очевидно, что экономика и его сельское хозяйство были уже значительно подорваны постоянной вырубкой леса и массовым выпасом коз.

Те же законы развития проявили себя и в Новом Свете. Современные исследования в Амазонии показали, что за несколько лет тропический суглинок может быть разрушен полностью. Исследователь и автор книги о падении цивилизации майя Дэвид Вэбстер объяснил ее крах «перенаселенностью и аграрной неспособностью справиться со всеми сопутствующими им политическими последствиями». Правители королевства Тикаля[32] (Кукал, 1988) перед лицом надвигающегося кризиса должны были принять меры по сокращению правительственных и военных расходов и приложить усилия к освоению земли посредством террасирования или стимулировать сокращение рождаемости. Но правители майя не пожелали останавливаться и продолжили прежнюю разрушительную для природы деятельность в еще больших масштабах. Результат их решения – более высокие пирамиды, больше власти у вождей, больше работы у народа, больше войн. Правительственная элита майя забрала последние дары природы у своих людей.

Новому Свету повезло меньше еще и по другим причинам. Даймонд, например, иллюстрирует свою мысль таким примером. Он считает, что исходный дефицит в Америке крупносеменных злаков (там была известна только кукуруза) и пригодных для одомашнивания животных (лама, морская свинка, индейка, утки и собаки, разводимые ацтеками на мясо) объясняет замедление роста численности населения в Новом Свете[33] (Даймонд, 2012, с. 258).

Дело в том, что виды животных и растений, потенциально пригодные для одомашнивания, оказались распределены по планете весьма неравномерно. Большинство современных домашних животных и растений происходит из окрестностей Плодородного Полумесяца[34] (корова, лошадь, овца, коза; ячмень, овес, обе пшеницы), из Китая (свинья, курица; рис, просо) и кое-что из Индии, Египта, Абиссинии. В некоторых крупных регионах их не оказалось вовсе. Но наш материк не разделен непреодолимыми преградами, так что домашние животные и сельскохозяйственные технологии беспрепятственно мигрировали по нему из конца в конец, формируя «единое сельскохозяйственное пространство» от Японии до Ирландии. Америка же была исключена из процесса обмена.

Дэвид Вэбстер считает, что если было бы больше людей, то прогресс в Америке пошел бы совсем другим темпом. Низкая плотность человеческой сети сыграла отрицательную роль. Впрочем, мы не знаем, как распорядилась бы история, поскольку европейцы открыли новый континент и изменили ход истории. Возможно, как в Европе и Азии, в Америке все же возникли бы высокоразвитые цивилизации. А возможно, индейцы попали бы в ловушку, выбраться из которой было бы невозможно. История знает подобный пример – остров Пасхи.

До заселения людьми остров Пасхи был покрыт субтропическим лесом с разнообразными видами деревьев, кустов и трав и не менее богатой фауной. В XVII или XVIII в. на острове вспыхнула страшная война между двумя проживавшими там народами – длинноухими и короткоухими. Эти народы, прибывшие на остров в разное время, имели разные расовые особенности. В результате длинноухие (строители гигантских статуй) были побеждены короткоухими, которые спалили врага в огромном рве два километра длиной, а затем уничтожили и весь лес в результате подсечно-огневого земледелия. После этого на острове наступил период сильнейшего упадка, голода и регресса. В результате через некоторое время после «победы» короткоухие вымерли сами.

Получается, что цивилизации острова Пасхи и индейцев майя пришли в упадок после своего расцвета в результате разрушительных действий человека. Потенциал их цивилизаций (основанный на уровне подвластных им технологий) и экология мест их обитания были исчерпаны. В какой-то момент развития древних человеческих цивилизаций запускалась саморазрушающаяся и самоподдерживающаяся последовательность трагических событий. Возможно, древние шумеры были правы, когда отмерили своей цивилизации строго определенный период – зод[35].

Рассмотренных исторических фактов и явлений вполне достаточно, чтобы понять механизм, благодаря которому произошел качественный скачок в развитии человечества, давший импульс существенному росту численности людей на Земле. Охота привела к усовершенствованию методов труда и накоплению знаний еще в каменном веке. Появившиеся у человека коммуникативные способности и развитая речь позволили ему «культурно» выделиться из животного мира. Переход к оседлости привел к уплотнению человеческой сети и развитию межличностных связей, человек начал конструктивно действовать в отношении собственного будущего. Объединение людей в поселения, а затем и в города способствовало развитию возможностей для сохранения знаний, первоначальной специализации человеческой деятельности. По сути, именно усложнившаяся тогда структура общества породила новые сущности – бизнес как род занятий и связанные с ним товарно-денежные отношения между людьми, хотя сами деньги в традиционном виде пока еще не возникли.

Первая «городская» цивилизация шумеров принесла с собой систему распределения зерна и продуктов питания через храмы и одну из первых форм «товарно-денежных отношений», только роль денег играли люди, скот и зерно. Это ознаменовало растущую власть городов-государств. Сложное устройство таких государств за долгое время изменило общество – возникшая специализация увеличила производительность труда. В то же время экологические кризисы и пришедшие вместе с агрокультурой болезни привели к сокращению средней продолжительности жизни. Поэтому наиболее значимые цивилизации до нашей эры процветали там, где земля могла прокормить большое количество людей, а их численность была достаточной, чтобы совместно пережить голодные кризисы.

Однако прогресс первых цивилизаций протекал крайне низкими темпами, и основной причиной был свойственный им естественный характер общественного устройства. Основными агентами изменений являлись правящие династии, т. е. количество людей, принимавших серьезные экономические решения, было небольшим, а сами решения – редкими. При этом особым образом выделилась роль Большого человека как независимого посредника при решении споров.

Эрик Бейнхокер в книге «Происхождение богатства» (The Origin of Wealth) оценил уровень годовых доходов на душу населения в обществе охотников-собирателей не более чем в 90 международных долларов 2000 года (долларов Гири – Хамиса), а во времена первых поселений (до Римской империи) доход вырос уже до 450 долларов, согласно Энгасу Мэддисону. Как дальше с течением времени изменялась эта цифра, мы подробно рассмотрим в следующей главе, но пока отметим, что развитие аграрных производительных сил, как когда-то охота, позволило перейти от времени недостатка ресурсов к изобилию. Это изобилие оказалось настолько притягательным, что никто на тот момент не задумывался о его возможных негативных последствиях, что и привело человечество в очередную ловушку прогресса. Как подметил автор 11-томной «Истории цивилизации» лауреат Пулитцеровской премии Уилл Дюрант, «цивилизация рождается стоиком, а умирает эпикурейцем»[36].

С появлением следующего поколения империй, когда людей стало больше, а жизнь комфортнее, изменилось немногое – для сохранения удобства своей жизни человечество «изобрело» деньги и стало… жить еще комфортнее.

Конец ознакомительного фрагмента