Другой Таривердиев

Музыку Микаэла Таривердиева знают и любят миллионы людей, родившихся на территории бывшего Советского Союза. У своего учителя, Арама Хачатуряна, он перенял способность гипнотически воздействовать на слушателя с первых нот — его мелодии мгновенно узнаваемы и надолго остаются в памяти.

Однако, несмотря на многолетнюю и непрекращающуюся популярность этих мелодий, Таривердиев остается композитором, которого плохо знают и потому нередко недооценивают.

Для большинства Микаэл Таривердиев — автор нескольких культовых саундтреков («17 мгновений весны», «Ирония судьбы», «Король-Олень», «Человек идет за солнцем» и др.), при этом его фильмография насчитывает больше 130 работ, начиная с 1957 года. Сочинения композитора продолжают звучать в российском кино, несмотря на то, что он ушел из жизни почти 30 лет назад.

Гораздо меньше Таривердиева знают как автора крупной академической формы: симфонической музыки, четырех экспериментальных опер, четырех балетов, а также изысканных вокальных, органных и камерных произведений. Но этим интересы композитора не ограничивались. Сам он писал в воспоминаниях так:

«Музыка — одна из сторон моей жизни. Есть масса других проблем и дел. Еще есть рассвет, еще есть ночь, еще есть море, есть океан, есть водные лыжи, есть многое, что мне очень интересно. Еще есть моя любовь».

Близкие и друзья знали Микаэла Таривердиева как человека веселого, остроумного и внутренне абсолютно свободного. Он любил жизнь во всех ее проявлениях: море, скорость, путешествия, еда, красивые вещи и, конечно же, музыка — в самом широком диапазоне, от венецианского барокко до джаза. Что для композитора довольно нетипично, Таривердиев был еще и искусным пианистом-импровизатором. Он мог мгновенно процитировать мотив из любимого Джорджа Гершвина и ловко развернуть вокруг него импровизацию. А еще — за считанные минуты превратить в эстрадный шлягер любой, даже совершенно неподходящий для пения текст: газетную передовицу «Правды» или список адресов из телефонного справочника. Этот трюк он с удовольствием проделывал в дружеских компаниях, неизменно вызывая восторг у собравшихся.

Перед многочисленной аудиторией кинозрителей Микаэл Таривердиев чаще всего предстал в своей другой ипостаси — как мастер ажурной лирики, романтик с печальным взглядом и тонкий ценитель поэтического слова. Он обладал уникальным даром превращать сложную поэзию в органичные музыкальные формы, делая их доступными для самого широкого круга слушателей. В советской киномузыке Таривердиев олицетворял поколение шестидесятников. Неслучайно он так часто обращался к поэзии своих сверстников — Беллы Ахмадулиной, Евгения Евтушенко, Андрея Вознесенского и Григория Поженяна и поэтов, у которых они учились — Бориса Пастернака и Марины Цветаевой.

Поворот, который одним из первых совершил Таривердиев в советской киномузыке, сопоставим с тем, что его друзья-заединщики произвели в поэзии и кино: они сместили фокус с героических исторических событий на личные эмоции и переживания конкретного человека, заменив масштабную панораму на крупный план. Это было по-настоящему революционно, и именно поэтому вольный, независимый дух эпохи оттепели пронизывает его музыку — несмотря на то, что сам композитор всегда держался в стороне от политики и социальных тем — даже если это негромкий бардовский романс под гитару или взволнованный речитатив под россыпь фортепианных аккордов:

Политика, тем не менее, не обошла Таривердиева стороной: он оказался в числе “невыездных” после того, как отказался представлять фильм «Человек идёт за солнцем» (1961) на зарубежных кинофестивалях без его режиссёра — вольнодумца Михаила Калика. Несмотря на огромную народную любовь (Таривердиев был одним из немногих композиторов, которого узнавали на улицах и просили автограф), у него складывались непростые отношения с коллегами по Союзу композиторов. Уже в конце советской эпохи, в 1987 году, его важнейшую работу — балет «Девушка и смерть» — сняли с репертуара Большого театра всего за две недели до премьеры из-за закулисных интриг. Это стало тяжёлым ударом для композитора и, как говорила его вдова Вера, стоило ему сердечного клапана. Он изъял партитуру «Девушки и смерть» из обращения: балет больше нигде и никогда не ставился, изредка исполнялась только сюита из балета. Сам Таривердиев после этого ещё несколько лет объезжал Большой театр стороной — не в силах на него смотреть.

Другой Таривердиев — это композитор, который раскрывается в своих менее известных широкой аудитории камерных и симфонических произведениях. Это мыслитель и философ, переживающий экзистенциальную драму, остро ощущающий несправедливость мира, отражающий одиночество человеческой души и не боящийся говорить об этом с печалью, болью, гневом, сарказмом и любовью. Вера Таривердиева так описывала его позднее, до конца не оцененное творчество:

«В его музыке, время которой еще не наступило, он одинок. Впрочем, он всегда одинок — человек, самоопределившийся внутри самого себя. Потому что он один на один с миром».

Одно из самых проникновенных камерных сочинений Таривердиева — трио для фортепиано, скрипки и виолончели. Это его последняя крупная работа, написанная незадолго до ухода в 1996 году. Она звучит как горькое размышление о жизни и исповедь мудрого мастера, подводящего итоги.

Вера Таривердиева, пожалуй, главный знаток музыки Микаэла Леоновича, называет его барочным композитором — из-за любви к этой эпохе и к клавесину, инструменту, который он первым ввёл в советское кино в 1960-х. Из-за языка, музыкальных структур и драматургии. Одна из недооценённых работ композитора — тихие, мягко звучащие, наполненные небесным светом «Воспоминания о Венеции» — оммаж венецианским композиторам барокко XVI–XVIII веков. Это музыкальная прогулка не по реальной, а по воображаемой, почти мистической Венеции — великому городу, в котором Таривердиев, страстно любивший путешествия, так и не побывал.

Таривердиев так говорил об этом произведении:

«Я плавал в гондоле, сидел в маленьких уютных кафе. Наблюдал за масками на карнавале. Видел наглых белых голубей на площади у собора Святого Марка, слушал бой часов и игру органиста в храме. И я видел восход солнца. Я никогда не был в Венеции, но я там был».

«Воспоминания о Венеции» — это не только личная фантазия о городе мечты, но и ода красоте жизни, которую Таривердиев беззаветно любил.