Чарльз Диккенс «Рождественская песнь в прозе»: что общего у Скруджа с Диккенсом
История про скрягу Скруджа и призраков Рождества – классика рождественской литературы, ставшая одним из самых популярных рассказов о Рождестве в Великобритании и за её пределами. В чем секрет этой повести? Кто скрывается за персонажем Скруджа?
О книге
«Рождественская песнь в прозе» Чарльза Диккенса – одна из самых популярных книг о Рождестве. Повесть была написана и опубликована Диккенсом в 1843 году и стала знаковой в истории не только английской, но и мировой культуры.
Действие повести происходит в канун светлого праздника Рождества. Главный герой – сварливый и циничный старик Скрудж, который давно потерял веру во всё хорошее и доброе, что есть на этом свете. Кажется, что у него осталась единственная радость – это деньги. Он разорвал практически все свои связи. И те, кто его знал, уже не надеялись на то, что Скрудж сможет измениться. Но для настоящих чудес не существует ни времени, ни преград. И порой всего лишь одной ночи может быть достаточно, чтобы жизнь человека преобразилась, его сердце вновь наполнилось любовью и Рождественским духом.
«Рождественская песнь в прозе»: кто такой Скрудж на самом деле
«Рождественская песнь в прозе» обладала и собственно литературной новизной, демонстрировала, что Диккенс способен бороться с выработанными самим собой штампами, ставить жанровые эксперименты. Им уже были освоены творческие возможности скетча, юмористического, приключенческо-авантюрного, исторического романа. Именно модель авантюрного романа стала давать у него сбой.
В сентябре 1843 года он случайно оказался в одной из бедных школ лондонского Сэффрон-хилла. Что-то в нем при виде нищеты этого заведения и прилегающих улиц дрогнуло, и он, вспомнив, очевидно, о собственном детстве, взялся за повествование о Скрудже и написал его за три месяца, выпустив к Рождеству недорогое, ценой в пять шиллингов, элегантно оформленное издание (красная матерчатая обложка, золотой обрез, четыре цветные иллюстрации Дж. Лича, а также четыре черно-белые иллюстрации), книжку, впервые исходно выпущенную им целиком, а не по частям.
При работе над ней, упоминает его друг и биограф Дж.Форстер, Диккенс наедине с собой плакал, смеялся, а также предпринимал одинокие ночные прогулки по Лондону длиною в десять — пятнадцать миль. Диккенс часто говорил о важности для себя имени главного персонажа (с человеком по имени Мозес Пиквик он трудился в «Морнинг кроникл»), которое, будучи схваченным, как магнит притягивает к себе все остальное.
Таково и говорящее имя Эбинизера Скруджа (Scrooge, от англ. глагола screw — притеснять, скряжничать, скаредничать), отталкивающего скупца-грубияна с крючковатым носом, чье имя благодаря Диккенсу стало в английском языке нарицательным обозначением скряги. Религиозно-пуританское начало в нем выродилось, стало лишь фантастическим футляром, манией зарабатывания денег, длинным перечнем того, чего он не станет делать для окружающих — всегда, в его восприятии, лентяев, попрошаек — даже если ему придется умереть. Однако выясняется, что Скрудж, сам того не зная, мертв уже при жизни, по-своему не менее призрачен (как «мертвая душа»), чем явившийся к нему в ночь под Рождество призрак его усопшего компаньона Марли. Трагикомический рассказ о человеке, который чудовищно скуп, не подает милостыню, живет в холодном как гроб жилище, скован «цепями» бесплодно прожитой жизни, притесняет своего безропотного работника Боба Крэтчита, отталкивает любящего его племянника, а также имеет возможность благодаря трем Духам Рождества путешествовать во времени и обозревать сквозь таинственные «окна» в нем прошлое, настоящее (сцены встречи Рождества в доме Крэтчита, племянника) и даже будущее (свою бесславную кончину, продажу украденных из его дома вещей отвратительному лондонскому старьевщику старику Джо) — прежде всего о чудесном спасении современного «всякого и каждого».
Открытие пустоты жизни, как обнаруживается в финале, скорее всего, приходит к Скруджу во сне. Под бой часов, который растягивает у спящего один день до целого века, он способен преодолевать необратимость человеческой жизни, летать над сушей и морем, говорить с живыми и мертвыми, смешивать между собой реальность и фантазию. Именно во сне Скрудж открывает, что его прежнее существование из-за желания разбогатеть постепенно стало бесплодным, что он спящий, мертвый человек еще в этой жизни, хотя поначалу имел дар стать другим. И вот Скрудж под впечатлением увиденного просыпается, отбрасывает маски лжежизни, чтобы из малопривлекательной балаганной «куклы» стать человеком и надеяться на новую, вечную жизнь, творя добрые дела.
Что же спасает Скруджа? Ответ рассказчика очевиден — прежде всего это Божья милость, чуткая даже к последнему из грешников, посылающая к живому мертвецу вестника с «того света».
Но Скруджа также спасает святость личных воспоминаний — отзвуки во взрослой жизни неумолкающей мелодии «рая»: детства, юности, дорогих утрат. Побег (полет) в детство для Скруджа спасителен, он начинает плакать.
И становится из противника Рождества, замкнутого в себе пуританина из пуритан соборным, радостным человеком. Начавшись с упоминания о смерти, «сне» Марли («старик Марли был мертв, как гвоздь в притолоке»), повесть завершается обетованием восстания из мертвых, жизни. Уходит холод (скупо отапливаемая контора, дом-гроб, ледяное сердце, кончина малютки Тима), приходит тепло, огонь очага, семейной любви. Уходит одиночество, замкнутость города, приходит вся Англия, открытая в поля, — сам корабль, плывущий под свет маяка вперед.
Лиризм, привнесенный Диккенсом в изображение Скруджа, дает ощутить, что в этот образ писатель по каким-то причинам вложил немало личного. Здесь и чтение тех сказок, которые он сам читал в детстве, и чэтемская школа, и явление умершей сестры, и первая лондонская квартира, и служба в конторе писцом, и встреча с тремя сестрами Хогарт. О чем может говорить такое возвращение в детство, такое соединение несоединимого?
Скрудж (стоящий за ним повествователь-постановщик) не только марионетка, персонаж во всем предсказуемый, но и творец роли. Он, иначе говоря, и традиционный персонаж пантомимы, и личность, которой открыто то, чего не знают, не видят другие. Тема «погребенной» и затем спасенной жизни, развиваемая Диккенсом, позволяет увидеть за маской скупца писателя, перерабатывающего свои воспоминания. Всё копится в «лавке древностей» у этого скряги, находится на своих местах, «молчит», «спит», и всё одновременно щедро просится наружу — желает говорить разными языками, расцветиться разными красками. «Взгляни на дом свой, ангел», — мог бы сказать Скрудж словами поэмы Дж. Милтона; узнай в окружающей жизни, ее, казалось бы, мелочах глубину, вечность, – узнай об утекании жизни (ход времени напоминает о себе у Диккенса сменами картин, ударами колокола, мотивом смерти любимых) и, помимо веры, противопоставь смерти память, детство, детское творчество.
Так становятся возможны диалоги с самим собой. Скрудж словно беседует со своими прежними «тенями», призраками «утраченной жизни» — «персонажами» пьесы о самом себе. И эти воспоминания, заработав, ожив, «зазвенев» в его сознании, спасают его! Иными словами, разыгрывая свою жизнь на сцене, Скрудж, вместо того чтобы «истечь клюквенным соком» и остаться куклой, получает шанс спасения. Диккенсу в момент написания «Рождественской песни» 31 год, он переживает определенный творческий кризис, но надеется как писатель на лучшие времена. Диккенс не был обманут. Таков по-своему и Скрудж. Он не так стар, как кажется. Насколько можно судить по косвенным указаниям, Скруджу около 43 лет. И он, таинственно приобщившись к подлинности бытия, познав именно в Рождество (а это символично), что такое ложь, смерть, рвет цепи старого (ими опутан призрак Марли), чтобы стать наконец «самим собой» — веселым, добродетельным холостяком, способным, по дару Божьему, переписать книгу своей жизни.
Итак, и Диккенс, и Скрудж — парадоксальное, смеховое «другое я» писателя — обладают общей чертой. Оба обостренно переживают ход времени, оба открывают в жизни поединок смерти и любви, темноты и света, скупости и щедрости, а также наличие в этом мире тех таинственных посланий, которые способна воспринять и донести до других только творческая личность. Именно диккенсовская вера во всесилие творчества позволяет увидеть в «Рождественской песни в прозе» не только назидательную волшебную историю или полемику с кальвинистской идеей предопределения, но и романтическую притчу о силе искусства, которому при надлежащей борьбе художника с самим собой подвластно (в виде «прозы») даже Рождество.
Чарльз Диккенс
Имя Чарльза Диккенса стало называться рядом с именем Шекспира, его популярность в Англии 1880-1890-х затмила славу Байрона.
Чарльз Диккенс (7 февраля 1812 – 9 июня 1870) — английский писатель, один из величайших англоязычных прозаиков XIX века, гуманист, классик мировой литературы.
Гилберт Честертон так писал о нем: «Диккенс был ярким выразителем, — пишет этот во многом родственный ему английский писатель, — своего рода рупором овладевшего Англией всеобщего вдохновения, порыва и опьяняющего энтузиазма, звавшего всех и каждого к высоким целям. Его лучшие труды являются восторженным гимном свободы. Всё его творчество сияет отражённым светом революции».
Чарльз Диккенс родился в семье чиновника морского ведомства в городе Портстмут. В возрасте 10 лет его главу семьи за долги посадили в тюрьму, семья оказалась в нищете, и с этого момента маленькому Чарльзу пришлось самостоятельно зарабатывать себе на жизнь. Отроческие и юные годы писателя были полны лишений и унижений, от природы одаренному и чувствительному мальчику слишком довелось узнать всю изнаночную сторону жизни. Диккенс был не понаслышке знаком с работными домами, тайными притонами, трущобами, нищим бытом бедняков, преступников и продажных женщин. Все пережитое он впоследствии необычайно живо и реалистично изобразит на страницах своих книг. Даже впоследствии, став известным писателем, он никогда уже не смог избавиться от призраков прошлого.
Далее пришла литературная слава. Из-под его пера одна за другой появляются первые книги: нравоучительные «Очерки Боза» и юмористический роман «Посмертные записки Пиквикского клуба». Второе произведение принесло ему огромную популярность среди читающей публики, в одночасье превратив его в знаменитого писателя. Через несколько лет писатель выступил уже в новом амплуа серьезного автора, изобличающего пороки общества. Его произведения «Приключения Николаса Никльби» и в особенности «Приключения Оливера Твиста» ярко и красочно рисовали неприглядную сторону английского общества. Этот роман получил широкий общественный резонанс и впоследствии привел к смягчению и даже отмене многих жестоких законов по отношению к малоимущим и детям-рабочим. Все последующие годы Диккенс не уставал радовать своих читателей новыми произведениями «Домби и сын», автобиографичный роман «Дэвид Копперфильд», принесший ему общеевропейскую славу и многие другие произведения.
К среднему возрасту Диккенс, казалось бы, достиг всего, чего хотел. Последние годы жизни писателя также были омрачены его сомнением в собственном таланте. Писатель хотел видеть постепенное преображение общества, в котором он жил, уничтожение социальной несправедливости – все, что он обличал со страниц своих книг. Но изменения вступали в силу слишком медленно, автор страдал от собственной неспособности как-то влиять на ситуацию. В эти годы он написал книгу «Тяжёлые времена», где изложил свои сомнения относительно будущего своей страны. Измученный внутренними противоречиями, великий писатель умер в 1870 году от инсульта.
Чарльз Диккенс не только оставил после себя богатое литературное наследство, но также показал своим последователям достойный пример писателя-борца и общественного деятеля, отстаивающего идеалы справедливого общества.
Цитаты из книги «Рождественская песнь в прозе»
«Забота о ближнем – вот что должно было стать моим делом. Общественное благо – вот к чему я должен был стремиться. Милосердие, сострадание, щедрость, вот на что должен был я направить свою деятельность. А занятия коммерцией – это лишь капля воды в безбрежном океане предначертанных нам дел».
«… даже веками раскаяния нельзя возместить упущенную на земле возможность сотворить доброе дело».
«Так уж устроен мир, – всегда найдутся люди, готовые подвергнуть осмеянию доброе дело».
«Болезнь и скорбь легко передаются от человека к человеку, но всё же нет на земле ничего более заразительного, нежели смех и весёлое расположение духа…»
«Мне так легко, словно я пушинка, так радостно, словно я ангел, так весело, словно я школьник! А голова идёт кругом, как у пьяного!»
«Если в груди у тебя сердце, а не камень, остерегись повторять эти злые и пошлые слова, пока тебе еще не дано узнать, ЧТО есть излишек и ГДЕ он есть. Тебе ли решать, кто из людей должен жить и кто – умереть? Быть может, ты сам в глазах небесного судии куда менее достоин жизни, нежели миллионы таких, как ребенок этого бедняка. О боже! Какая-то букашка, пристроившись на былинке, выносит приговор своим голодным собратьям за то, что их так много расплодилось и копошится в пыли!»
«Жара или стужа на дворе – Скруджа это беспокоило мало. Никакое тепло не могло его обогреть, и никакой мороз его не пробирал. Самый яростный ветер не мог быть злее Скруджа, самая лютая метель не могла быть столь жестока, как он, самый проливной дождь не был так беспощаден. Непогода ничем не могла его пронять. Ливень, град, снег могли похвалиться только одним преимуществом перед Скруджем – они нередко сходили на землю в щедром изобилии, а Скруджу щедрость была неведома».
«Его богатство ему не впрок. Оно и людям не приносит добра и ему не доставляет радости».
«– Нет справедливости на земле! – молвил Скрудж. – Беспощаднее всего казнит свет бедность, и не менее сурово – на словах, во всяком случае, – осуждает погоню за богатством».