О смутный новый мир

Надежды на новый мир

Глобализация несла в себе обещание нового мира: жители богатых стран надеялись с ее помощью сохранить свой высокий уровень жизни, а развивающихся – вырваться из нищеты. Казалось, что экономисты и политики сумели разгадать секрет, как обеспечить непрерывный рост экономики, мягкую инфляцию и низкую волатильность рынков. Но в последнее время это радужное представление о глобализации разбилось о геополитические реалии. Да, богатые стали богаче, но остальным легче не стало. Выяснилось, что глобализация приносит дивиденды лишь немногим избранным и совсем не похожа на прилив, поднимающий все лодки. Финансовый кризис 2008 года еще раз показал недостатки глобализации. На волне усиливавшегося недовольства глобализацией в разных слоях общества политики-популисты и разочарованные избиратели начали решительно протестовать против экономического порядка, основанного на свободе торговли и открытости границ. Победное наступление глобализации остановилось и даже может повернуть вспять. К идее глобализации охладели даже в Европе, где разница в доходах менее ощутима. С 1980-х годов и примерно до 2007 года в обществе господствовало мнение, что свободный рынок и либеральная демократия – это решение любой экономической и политической проблемы. Но история напоминает нам, что и политическая власть, и экономическое могущество не вечны.

Кочующий центр власти

В различные исторические эпохи процессами глобализации заправляли Рим и Китай, владевшие огромными империями. В XII веке на большей части Пиренейского полуострова господствовали мавры, и тогда казалось, что путь к прогрессу всему человечеству будет указывать исламский мир с его намного более развитыми, чем у христиан, технологиями и наукой. В середине ХХ века распалась некогда могущественная Британская империя. Политическая власть переходит от одних обществ к другим, и ни одна из схем глобализации не сохраняется навсегда. Точно так же может не остаться следа и от ее нынешней версии с преобладающей ролью Запада. Соединенные Штаты, лидер процесса глобализации, так и не стали самой популярной страной в глазах всего мира, а американская военная мощь вызывает симпатии далеко не у всех. Франция и Германия, к примеру, решительно протестовали против начала второй войны в Персидском заливе.

“Холодная война была, по сути, противостоянием двух держав, но в XXI веке мы, скорее всего, увидим противостояние, в которое будет втянуто множество сторон, подобно тому, как это было в XIX веке, когда столкнулись интересы нескольких империй”.

По мере того как экономическое влияние перемещается от одного мирового центра к другому, продолжается поиск наиболее оптимальных путей распределения ресурсов. Не всегда очевидно, какие направления заведут в тупик. Возьмем журналиста Линкольна Стеффенса, знаменитого своими разоблачениями коррупции на бирже и в правительстве США в начале ХХ века. Побывав в 1919 году в Советской России, он уверовал, что благодаря ленинской версии марксизма эта страна станет раем для трудящихся. “Я видел, каким будет будущее”, – писал Стеффенс. Нашлись те, кто с ним согласился, например Бернард Шоу. Находясь под впечатлением от “исполненного надежд и энтузиазма рабочего класса”, эти поклонники советской модели не сумели разглядеть в ней множество очевидных изъянов.

“Когда вера в финансовые рынки была наиболее сильной, то есть накануне финансового кризиса, считалось, что риск и неопределенность… это практически одно и то же”.

Соблазны утопии

Нередко ситуацию в политике или экономике превратно истолковывают даже осведомленные наблюдатели. В 2003 году Джордж Буш-младший говорил, что вторжение в Ирак “станет переломным моментом в мировой демократической революции”. Он уповал на то, что после свержения одного-единственного злодея в Багдаде весь исламский мир превратится в общество, подобное американскому. Вопреки всем ожиданиям Ближний Восток погрузился в хаос. Втиснуть непредсказуемый мир в оптимистическую картинку пытались множество других политиков и экономистов. Людям вообще свойственно оптимистично оценивать способность человечества переходить на более высокую ступень развития. И Адам Смит, и Георг Гегель, и Карл Маркс были уверены в том, что человечество движется по пути прогресса. Маркс говорил о переходе к коммунизму – утопическому обществу, в котором нет ни государства, ни классов и люди не стремятся урвать себе побольше.

“Общая черта большинства политиков-«бунтарей» – противостояние глобализации”.

В последние десятилетия в мире господствовала экономическая теория, адептами которой были экономисты Милтон Фридман и Фридрих Хайек и политики Маргарет Тэтчер и Рональд Рейган. Они считали, что государству не следует вмешиваться в экономику, позволив частному сектору и свободному рынку делать свое дело. Попытки имеющих другое мнение политических лидеров противостоять теории “невидимой руки” оканчивались плачевно. Президент Франции Миттеран в 1980-х годах национализировал предприятия, поднял минимальную зарплату, обложил налогами богатых и расширил систему социальной поддержки населения. Каких результатов он достиг? Всплеска инфляции, девальвации национальной валюты и роста безработицы. А сторонники точки зрения, что социализм не способен решить проблемы мировой экономики, получили новые доказательства своей правоты. На капитализм свободного рынка стали смотреть как на наиболее вероятный путь к всеобщему процветанию.

“Задолго до изобретения печатного станка с помощью денег демонстрировали мощь империи или обманывали тех, кто по тем или иным причинам был беззащитен перед финансовым мошенничеством”.

Подобно моде в стиле одежды и причесок, на экономические взгляды оказывают влияние изменения во вкусах и давление со стороны окружающих. Популярная на данный момент теория может совсем не учитывать реальной экономической ситуации. Всеобщая уверенность в том, что мир вступил в эпоху процветания, низкой инфляции и взаимовыгодной свободной торговли, приводит к новым противоречиям: на рынке с низкой волатильностью инвесторы, кредиторы и заемщики склонны принимать рискованные решения, и в результате волатильность резко возрастает. Именно это и произошло в период “Великой умеренности”, за которой последовала Великая рецессия, что заставило экономистов сделать вывод: умеренная инфляция, будучи благом для экономики, не способна защитить от финансовых потрясений. Накануне краха наиболее скептически настроенные аналитики предупреждали, что экономический рост – это мираж. Бурный рост экономики США был отнюдь не показателем здоровья страны, а следствием финансовых спекуляций и безоглядного кредитования. Но подобно персонажам “Волшебника страны Оз”, не догадавшимся заглянуть за ширму, скрывавшую обычного человека, инвесторы не горели желанием знать, что именно стоит за цифрами.

“В моде никто не ищет правды. Но в экономике моду часто выдают за чистую правду”.

Неудовлетворенность глобализацией

С наступлением кризиса вера в свободный рынок пошатнулась даже у самых стойких его приверженцев. Одним из них был Алан Гринспен, бывший глава ФРС США. В 2008 году он заявил на слушаниях в Конгрессе, что отказывается верить в происходящее и что корыстные интересы банкиров противоречат интересам акционеров. Вере в то, что ничем не ограниченный капитализм способен обеспечить оптимальные результаты для всех участников рынка, пришел конец. Долгое время считалось, что глобализация, подобно приливу, который поднимает все лодки, повысит уровень жизни в развивающихся странах, никак не затронув благосостояния развитых стран. Реальность оказалась куда более сложной. В США и Европе глобализация привела к резкому изменению статус-кво в экономике и подорвала социальную стабильность. Доходы и личное богатство выросли в США в основном у 1% самых богатых американцев. В целом реальный рост доходов наблюдался только у 20% населения, а доходы всех остальных слоев остались прежними. Повышение уровня жизни американцев, если таковое и есть, можно отнести только на счет роста объемов кредитования.

“Странность моды состоит в том, что мода заставляет людей не только одеваться похоже, но и косо смотреть на тех, кто ведет себя иначе”.

Неравномерно распределяются не только выгоды от глобализации, но и создаваемые ею проблемы. Для богатых крах финансовой системы был не более чувствителен, чем укус комара: временно подешевели акции и упали цены на недвижимость. Богатым не пришлось отдавать банкам заложенные дома, а когда рынок акций быстро восстановился после вливания колоссальных средств из бюджета, стоимость их портфелей резко выросла. Девяносто процентов финансовых активов США принадлежат около 10% семей, которые и получили основные выгоды от вливания государственных денег в фондовый рынок. В Великобритании нет настолько сильной концентрации богатства, однако и там распределение выгод по окончании Великой рецессии было неравным.

“Колоссальные сдвиги… в мировой экономике, произошедшие с 1980-х годов, превратили «большую пятерку» – а с Италией и Канадой «большую семерку» – в архаизм”.

Неравномерность распределения выгод и убытков от глобализации особенно заметна на таких международных встречах, как Всемирный экономический форум в Давосе (Швейцария), где собирается мировая элита, чтобы пропеть хвалу глобализации. Элита получает колоссальную прибыль на свой капитал, огромные состояния сосредоточиваются в руках немногих. Тем временем рабочих мест на производстве становится все меньше, профсоюзы слабеют, доходы низкоквалифицированных рабочих падают. Зато представители элитных профессий получают не только высокие зарплаты, но и солидные пакеты акций. У человека из бедной семьи сегодня практически нет возможностей для движения вверх по социальной лестнице и повышения уровня доходов.

“В отсутствие надежной альтернативы гарантом защиты коллективных интересов либеральных демократий, разделяющих общие ценности, является НАТО”.

Популизм

Повсеместное чувство, что меры, принимаемые государством, выгодны лишь избранным и не учитывают интересы всех остальных, привело к волне политического популизма, последовавшей за финансовым кризисом. Протест против глобализации принял форму отрицания принципов свободной торговли, связавшей судьбы нищих рабочих в Китае и представителей среднего класса в развитых странах. “Если вы считаете себя гражданином мира, у вас вообще нет гражданства”, – заявила в 2016 году премьер-министр Великобритании Тереза Мэй. В этих словах выразилось проснувшееся в избирателях желание жить в стране с четкими границами. Во Франции похожие настроения избирателей эксплуатирует Марин Ле Пен. В США кандидаты в президенты Дональд Трамп и Берни Сандерс получили поддержку избирателей, открыто выступая против глобализации. Хиллари Клинтон изо всех сил старалась произвести впечатление, что глобализацию поддерживает лишь отчасти и что она “самая обычная женщина, не имеющая отношения к привилегированной элите”. Последнее звучало еще менее убедительно, чем первое. Презрительное отношение избирателей к политикам, которые в их глазах оторвались от простого народа, стало настолько массовым, что принципиально изменило предпочтения электората. Те избиратели, которые раньше голосовали за кандидатов-центристов, теперь стали поддерживать популистов с радикальными взглядами, надеясь, что эти новые политики наконец-то обратят внимание на их проблемы.

“В Великобритании по-прежнему говорят об «особых отношениях» с США, подразумевая любовь и дружбу, но «особыми» эти отношения можно считать прежде всего из-за вопиющего неравенства сторон”.

Недовольство глобализацией усиливается недовольством ситуацией с иммиграцией. Главным источником глобализации когда-то были передвижения масс людей между странами. На заре промышленной революции перемещение в Новый Свет людских ресурсов происходило за счет перевозки рабов из Африки, которых позже сменили экономические беженцы из Европы. К началу ХХ века через Атлантику уже переправилось около 60 миллионов европейцев. Во время Первой мировой войны в США стала нарастать волна антииммигрантских настроений. В 1917 году был принят закон об иммиграции, запрещавший въезд тем, кто не умеет читать и писать. Этот закон также поставил заслон перед людьми с плохим здоровьем и выходцами из Азии. Лишь в 1965 году страна вновь открыла свои границы для иммигрантов. В последние десятилетия они прибывают из Латинской Америки, и сегодня в США насчитывается больше испаноязычных жителей, чем, например, в Испании. Чтобы иммиграция продолжалась, должен выполняться ряд условий: доходы в стране назначения должны быть намного выше, переезд должен быть сравнительно дешевым и легким, а богатая страна должна приветствовать иммиграцию или, по крайней мере, смотреть сквозь пальцы на нелегальную иммиграцию.

“Существует опасность, что на политические принципы и традиционных левых, и традиционных правых наложат лапу популисты, обвиняющие весь мир в проблемах своей страны”.

Пока Дональд Трамп призывал к строительству стены, защищающей от иммигрантов из Мексики, в Европе поднялась новая волна протестов против иммиграции, вызванной гражданской войной в Сирии. Миллионы сирийцев бежали от кровопролития. Этот поток беженцев заставил европейские страны по-новому взглянуть на многие вопросы и переосмыслить иммиграционную политику. В результате отношения между некоторыми странами Европы стали напряженными. Так, Германия полагала, что потоки иммигрантов будет контролировать Греция, но Греция либо оказалась не в состоянии, либо не сочла нужным это делать.

“Возможно, оказание государством финансовой помощи банкам в разгар финансового кризиса и предотвратило всеобщую катастрофу наподобие той, что случилась в 1930-х годах, но представители банковской отрасли практически не были никак наказаны за произошедшее”.

Политики-“бунтари”

Институты, прилагавшие усилия к расширению процесса глобализации, стали терять почву под ногами. Сегодня наиболее безопасный рецепт для занимающих государственный пост политиков – предлагать только самые умеренные политические программы и делать только самые взвешенные заявления, быть максимально непротиворечивой, предсказуемой фигурой. Но есть и противоположная стратегия, которой придерживаются нынешние политики с имиджем бунтаря. Дональд Трамп и Берни Сандерс в Америке, лейборист Джереми Корбин в Великобритании выступают с эпатажными заявлениями, привлекающими всеобщее внимание, и активно пользуются социальными сетями. Они переманили на свою сторону последователей радикальных движений и таким образом обеспечили перевес в своих партиях, принадлежащих к политическому мейнстриму. И в США, и в Европе общей для популистских “возмутителей спокойствия” темой стало резкое неприятие глобализации. Так, Трамп пришел в Белый дом с политической платформой, включающей в себя ограничение свободной торговли, ужесточение торговой политики в отношении Китая и усиление контроля над иммиграцией из Мексики и исламских стран. Эти взгляды никоим образом не соответствуют политической программе республиканской партии. Но в мире эпохи “постглобализации” популизм оказывается сильнее устоявшихся политических взглядов. Поможет ли политика Трампа простому человеку – другой вопрос. Политики правого толка склонны принимать решения, выгодные крупным корпорациям, но никак не улучшающие положение рядовых граждан.

“Кредитно-денежная политика – непреднамеренно – превратилась в механизм, с помощью которого страны ведут финансовую войну друг с другом”.

“Позиция лидера глобализации вакантна”

Выступая в 2017 году в Давосе, председатель КНР Си Цзиньпин подчеркнул, что западная идея глобализации не является единственно возможной. По мере того как США теряют экономическое влияние под натиском конкурентов, Китай и другие страны формируют альянсы или вступают в конкуренцию друг с другом. Так, сегодня товары доставляются из китайского Иу в Мадрид по железной дороге. Перевозка пока осуществляется поэтапно: при пересечении границ между некоторыми странами из-за разной ширины колеи контейнеры приходится перегружать с состава на состав. Но даже с такими задержками одежда и электроника доставляются в Мадрид всего за две недели, а не за два месяца, как при доставке морем. История показывает, что ход глобализации может резко и быстро измениться, и на следующем историческом этапе, возможно, во главе этого процесса встанет резко усилившийся Китай.

Об авторе

Старший экономический консультант Группы HSBC Стивен Д. Кинг – автор книг “Когда больше нет денег: крах западного благополучия” и “Потеря контроля: что угрожает процветанию Запада”.