Джемджанский фалак

Джемджанский фалак
Molluscus veritas

Отнюдь не всех кенологов мотивирует бескорыстная жажда знаний - великое множество людей привлекают в лоно ксенологии в первую очередь меркантильные интересы. Баснословные богатства ожидают того, кто сможет заполучить в свою коллекцию того или иного ценного ксеноса.

Джемджанский фалак - уродливый головоногий молюск, столь омерзительный и причудливый, что годами его ошибочно считали порождением варпа. Однако же на самом деле, как доказал Вольфенбуттель в Ксенографии Универсалис, фалак - совершенно обыденное существо из плоти и крови, встречающееся по всей галактике и обитающее примущественно в охлаждающей жидкости плазменных двигателей. Как именно эти существа появились на свет и приспособились к подобной среде обитания не знал даже Вольфенбуттель - нам известно лишь то, что несмотря на свою распространённость, популяция фалаков относительно невелика.

Фалаки крайне редки, и заполучить подобное существо в свою коллекцию стоит немалого труда. Свой собственный экземпляр я приобрёл, ценой немалых усилий, в Секторе Агриппина. Несмотря на отвратительный внешний вид (читатель может уподобить фалака небольшому уродливому кальмару, чьи щупальца на знают числа, а плоть будто слеплена из густой чёрной смолы), фалаки представляют огромную ценность из-за необычного нейротоксина, что вырабатывает их организм. Если поместить фалака поверх чьей-то головы, он немедленно в неё вцепится и выпустит в кровь жертвы нейротоксины. По прошествию некоторого периода времени токсин полностью уничтожит мозг, а затем и всю голову жертвы, но поначалу он действует преимущественно как психоактивный наркотик, полностью лишающий жертву возможности лгать. Выгода подобного использования очевидна, и потому ценность даже одного фалака невозможно переоценить.

Должен признаться, что в своё время запрятал своего уродца так надёжно, что даже не тратил бы время на рассказ о нём на страницах своего трактата, если бы не одно недавнее происшествие, в котором уникальные навыки фалака сослужили мне хорошую службу.

Как я упоминал в самом начале книги, как правило на Пропасти царит хрупкое перемирие, и его обитатели редко опускаются до публичного насилия. Однако в месте, под завязку наполненном бандитами и преступниками, имеют широчайшее распространение иные формы преступности. В первые дни моего пребывания на Пропасти мой корабль, Авангард, находился под надёжной защитой Стражи Дома Дрейк. В те времена мало кто осмеливался вставать у меня на пути. Однако десятки экспедиций заметно опустошили как мои карманы, так и мои казармы, и со временем попытки обокрасть мой корабль стали учащаться. На днях, вернувшись с очередной экспедиции, я с великой яростью увидел, что каждый экспонат из моей коллекции лукуддианских винтовок пропал со своего стенда. На наше счастье, виновник оказался достаточно глуп, чтобы попробовать обокрасть меня по новой - но на этот раз его поджидал я, Грекх и Изола.

Мы с немалым трудом привязали его к креслу, после чего я потребовал от него имя человека, которому он продал мою коллекцию. В ответ бандит лишь рассмеялся. Человек это был норовистый - вероятно, выходец из штрафного легиона. Все мои угрозы насилия не возымели на него ровным счётом никакого эффекта, и даже присутствие явно проголодавшегося крута в моём окружении не произвело на него особого впечатления. Он уверял меня, что скорее умрёт, чем расскажет, кому отдал винтовки. Взгляд, коим пойманный грабитель смерял меня, был настолько ядовит, что его совершенно иррациональное поведение представилось мне чем-то вроде инвертированного снобизма.

Тут-то я и вспомнил о своём джемджанском фалаке. Я быстро отправил за ним Исолу, и когда бандит увидел содержимое принесённой ей маленькой банки, он (к моему вящему удовлетворению) его явно узнал. Я напомнил головорезу, что стоит фалаку очутиться на его голове, как его немедля поглотит пучина страшной агонии, и мне не составит труда вытянуть из него все необходимые мне ответы.

Громила лишь презрительно фыркнул. По его словам, он хорошо знал таких людей, как я, и по его опыту такой "достопочтенный аристократ" - сколько же злобы было в этих словах! - никогда не опустится до такого чудовищного убийства.

Я натянул защитную перчатку, извлёк фалака из банки и хладнокровно посадил его на лицо грабителя.

Тот сразу же зашёлся в крике, немедленно выдав мне как имя, так и расположение корабля своего заказщика, умоляя меня снять с него фалака, пока не стало слишком поздно. Как мы оба прекрасно знали, "слишком поздно" в данном случае означало лишь несколько секунд, а потому я с превеликим удовольствием прошёлся по каюте, налил себе бокал амасека и принялся ждать.

С каждой секундой головорез заходился всё более отчаянными воплями. А затем, где-то минуту спустя, вдруг понял, что ничего не чувствует, и удивлённо притих.

Тут-то наконец настал и мой черёд посмеяться, когда я снял с его лица и вернул в банку трупик давно околевшего фалака.