Бармаглоты
Сперва мы его услышали. Причитание и мяуканье. Нарастающие и затихающие. Деревья встали на дыбы и закричали, и я подумал, что они пытаются вырвать свои корни и сбежать от того, что приближалось. Ах, если бы мы были столь же мудры… Мы видели, как оно приближается под покровом тьмы, ползая в грязи, взмывая ввысь, словно тварь не могла решить – змея она или воробей? Затем мы увидели в лунном свете, что оно из себя представляет. Мы сражались? Не могу сказать. Я помню лишь свернувшийся мех и обволакивающую слизь. Исковерканные лапы. Рвущиеся камни. Гниющий металл. Плавящиеся пальцы. Запах кадавров и жжёного меда. Мои глаза вопили, язык дрожал, а колени блевали. Оно сожрало моих друзей и выпило мою душу. Оно забрало мой разум не знаю куда, ибо со мной его больше нет… — беседа с единственным выжившим из рейквальдского лесного патруля (сто человек), заточённым в Саниториуме Фредергейма
Бармаглоты — одни из самых древних и мерзких порождений глубоких чащоб. Они – воистину омерзительные существа, чья внешность столь гротескна и искажена, что даже самые чистые пруды не осмелятся её отразить. Бармаглот – тошнотворная помесь жабы, илового селезня и многоножки, в котором собрана и умножена стократ вся мерзость на свете.
Неловкие неповоротливые существа мутировали, чтобы лучше ловить шуструю добычу, такую как жужжащие мухи, что вьются вокруг их логова, или подобравшиеся слишком близко унгоры. Бармаглоты способны в мгновение ока выстрелить длинным липким языком-хоботом, которым можно удержать и затянуть в зияющую пасть существо размером с лошадь. Внутри запавших глаз тварей сверкает хищный интеллект, а вместо крови в них течёт смрадная едкая желчь. Из мельчайших ран хлещут мощные струи шипящей чёрной жидкости, которая сжигает всё на своём пути. Нельзя и спрятаться от бармаглотов. У тварей есть рудиментарные крылья, позволяющие лететь короткими неуклюжими рывками, стрижающие когти, которыми можно разрубить дуб, и чудовищная настырность при виде добычи.
Грохот боевых барабанов зверолюдов способен выманить бармаглотов из логовищ, ибо твари знают, что в такие времена их ждёт роскошный пир на трупах. Звуков рёва, криков или даже празднества может быть достаточно, чтобы вечно голодное существо поскакало на охоту, взмахивая короткими крыльями. В свою очередь, зверолюды изо всех сил стараются игнорировать бармаглотов, ибо даже они не наделены иммунитетом к источаемому тварями безумию. Но бармаглота не прогонит даже самый неопытный варгор, поскольку знает, что одарённый брай-шаман может направить неловкий сумасбродный полёт существа в направлении врага, а не военного стада. Зверолюдам воистину приятно наблюдать, как строй дисциплинированного врага рассыпается от ужаса и безумия при виде бармаглота, который начал своё кровавое дело.
Но самым ужасающим оружием бармаглота является его омерзительная внешность. В этих тварях есть нечто столь противоестественное и выбивающее из колеи, что простого взгляда на них достаточно, чтобы мгновенно раз и навсегда сойти с ума. Те, кто слишком долго смотрел на бармаглота, выцарапывают свои глаза, беспрерывно ползают по кругу, лопочут на непонятном языке бессмысленные рифмы, заливаются истерическим хохотом буйнопомешанного или даже потрошат себя собственным оружием, чтобы только спастись от кошмарных видений, что опаляют их рассудок. Такие неудачники – лёгкая добыча для бармаглотов, которые ковыляют к беспомощным жертвам, капая кислотной слюной из приподнятых уголков усеянной клыками пасти.