Конфеты

Спокойный, мирный ветер дует, разнося запах морского бриза на далёкие расстояния, вплоть между домов и кварталов. Небо вечереет, усыпаясь в сумерках. Облака что с утра были белы, сейчас превратились в нежно розовую сахарную вату. На их виду гармонично смотрелась женщина в белом, с широкими вырезами на платье. Её волосы были уложены великолепно, а лицо хоть и закрыто частично маской, благодаря макияжу выглядело завораживающе. На лице была гордая во всех смыслах улыбка, показывающая величие и уверенность, а в руке был мешочек с красной ленточкой. Также на предплечье висела увесистая, меховая куртка. Она рассматривала каждый уголок с интересом. Ей нравились чужие края. Они были чем-то новым, чем-то необузданным для её глаз. Так она дошла до места назначения и вот её каблуки уже стучат по каменной плитке, подводящей к особняку в «Буфф д’эте» , находящемуся в Кур-де-Фонтейне, в квартале Набонэ. Свободная рука в перчатке постучала по массивной двери. Стук раздался громким звоном, благодаря тишине что стояла на дворе. Дверь открылась, открывая вид на главную хозяйку или же как по другому называли этого многоуважаемого человека в стенах детдома "Отец".

— Здравствуйте, —бархатный женский голос прозвучал мелодично, но твёрдо, как подобает четвёртому предвестнику. Лицо отображало спокойствие, кроме выделявшихся глаз, которые отображали безразличие и необоснованную опасность, но когда взгляд прошёлся, увидя кто это был, то он смягчился, а голос дальше стал менее грубый — давно не виделись, какими судьбами, Синьора?

— Да, давненько совсем, хотела с ними повидаться. Пропустишь в ваш совместный очаг? — Синьора выглянула через плечо Арли, осматривая порог и коридор, ведущий в самое сердце дома. Её взгляд трепетал в нетерпении увидеться с детьми, что подтверждало некоторые догадки Слуги о которых умалчивала при восьмой. Четвёртая знала как дети относятся по настоящему к восьмой. Они считали её высокомерной, слишком гордой, "злой" если так можно выразиться. Только когда она стала приносить мешочки с конфетами, дети стали к ней тянуться, но только поняв что "плохие" детишки не получат ничего. Это немного доставляло досады Слуге, но что поделать. Они имеют право как угодно думать, главное чтобы границ не переходили.

— Конечно, проходи. — Арлекино отошла от проёма двери, жестом приглашая пройти, подхватывая куртку своей коллеги, и вешая её на крючок. Тем временем та коллега прошла к главной двери сквозь коридоры, ведущие к пылящему и тёплому сердцу этого детдома, приоткрыла дверь и заглянула в комнату, шепча как будто убаюкивая:

—Тук-тук, я тут. Собирайтесь все вокруг! — она вышла в центр комнаты, маня за собой взгляды детей, вертя в руках тот самый мешочек, развязывая попутно заветную ниточку к все различным заветным сокровищам, которые любят дети разных возрастов. От младших, до самых старших, собрались вокруг, задорно задавая вопросы, некоторые из которых переходили потом в больше непринуждённый разговор. Старшие спрашивали о её опыте среди предвестников, как достичь их опыта и подобное, а младшие более о детских вопросах спрашивали по типу: "Принесёт ли дама с собой ещё конфет таких же вкусных?". Можно приметить что ребята со временем стали привыкать к восьмой. Они теперь не то чтобы её не любили, а скорее не испытывали к ней неприязни, мало чего плохого другими словами. Большинство только ради конфет, засыпали её похвалами, в которых она таяла. Они отзывались невероятной мелодией в её ушах, от которой хотелось петь и улыбаться. За долгие годы своей боли она чувствует наконец себя живой. Той когда она была в Мондштате, беззаботной и окрылённой любовью и счастьем. С теми яркими моментами с её возлюбленным, полными нежности, с родственниками что могли поддержать и любили, закрывая глаза на проступки юности её. Хотелось растянуть "сейчас" на долгое время, чтобы не кончалось никогда. Чтобы больше не было как тогда из-за катаклизма. Возможно она понимала что это "внимание" от детей временно и возможно даже фальшиво, и на самом деле это просто пластырь, который спадёт потом, но сейчас было всё равно.

Но в последнее время она задумалась о том: "А может всё таки отпустить те времена и больше о них не вспоминать?". За долгое своё существование она столько прошла, но те раны до сих пор её убивают, как морально, так и физически. Стоит может отпустить и жить будущем, начать всё с чистого и свежего листа? Попытаться избавиться от проблем прошлого. Возможно.

Столько встреч с детьми, и вот она постепенно раскрывается. Она подхватывает чужие ладони и вместе они выстраиваются в хоровод подпевая песню:

- Приходи к нам бабочка
Из других краёв.
Приходи к нам бабочка,
Песенку свою ты спой.
Мы с тобой сыграем
Мы с тобой споём.

Ты давай быстрее, начинай игру!

Эта песня, а скорее стишок дети узнали с какой-то старой книжки, которая раньше мало кому попадалась на глаза. Ребята очень легко его запомнили. Неудивительно почему. Он прост, возможно только с рифмой проблемы. Ведьме тоже понравился этот отрывок. Каждый раз, когда он звучал, он снова дал ей некую надежду. Она хотела верить что она может залечить свои душевные раны и заполнить пустоту, которая росла с каждым годом, веком. Всё больше она понимала: "надо идти дальше и жить настоящим".

Арлекино стояла в проёме, облокотившись о стену и смотрела на детей, и на Синьору. Она давно заметила изменения в поведении той, что сейчас ходила в хороводе и напевала строчку за строчкой с детишками. Она стала более открытой, чем раньше. Более живой и это завораживало.

Когда дети стали расходиться, готовясь ко сну, так как уже настало позднее время, то Восьмая подошла к Четвёртой: -Хах, сегодня и вправду весёлый вечер, - улыбнулась она не своей обычной высокомерной улыбкой. - Завтра я отправляюсь в Инадзуму. Тебе удобно чтобы после миссии я пришла к вам на вечерок снова? Детишкам я уже сказала о том что я куплю им иностранных гостинцев, может и тебе чего ни будь? Чая может?

Дальше смешок который не предвещал того, что будет дальше. Никто и не мог задуматься что это станет последнем разом. Она не приедет снова сюда с конфетами , не будет петь и улыбаться, её не будет больше в рядах Фатуи никогда.

- Конечно, приходи когда удобно. - Слуга не показывала своего беспокойства, но она волновалась за тех кого она близко знала и тех кто шёл на большие риски. Каждая операция Фатуи могла унести жизни кого угодно, в независимости в какое время. Хоть сегодня, хоть завтра, а может и позже. Все предвестники и служащие это знали. Все знали на что шли. Кто-то был уверенне и верил что у него ещё есть время, а кто-то в страхе боялся каждого шороха. - Будь только осторожна.

Это единственное что могла сказать в настороженнее Синьоре.

- Конечно! Как я могу быть не осторожна и вляпаться в какую либо передрягу? - подходя к выходу, её "маска" высокомерности и уверенности возвращалась на место. Она становилась снова кем была до входа сюда. Такой же холодной и жестокой.

Забрав шубу и попрощавшись, направилась она обратно. Завтра уже надо быть с раницы на ногах. Отоспаться бы следовало.

Похороны. А не абы кого, а среди предвестников. Пала их соратница, восьмая предвестница. В ледяном дворце веяло холодом, леденящий кожу и внутренности внутри. Атмосфера скорби и печали, в которую возможно не все вписывались, но которую отрицать было глупо и бессмысленно. Все они видели её живой, да высокомерной, но живой. Не этот гроб, в котором теперь был прах. От этой мысли кровь стыла в жилах. Мало кто раньше задумывался о смерти товарища. Все в первую очередь всегда беспокоились о себе, да и сейчас не то чтобы. Многие не сожалеют, а задаются вопросом: "А как это на меня повлияет?". Возможно единственные кто и будут сожалеть, то это только приближённые к ней. Особенно у того человека, который видел её с не наигранной улыбкой, а с своими слабостями, изъянами и настоящими эмоциями. Сколько вечеров так пролетело напролёт. В домашней и тёплой атмосфере.

- Надеюсь, Синьора, ты воссоединишься со своим возлюбленным. - Слуга последней ушла, за собой оставляя тишину и всё больше замерзающий во льдах дворец.