#этогоникогданебыло20
Нил давно не чувствовал себя таким идиотом.
Он все еще не может понять, как такое прекрасное, волшебное и практически невозможное начало года превратилось в то, что он сидит в кафе с “невестой”, видимо, Аарона, вместо того чтобы, например, заниматься с кем-нибудь сексом.
Совершенно определенным кем-нибудь.
Кем-нибудь, кто не пришел на эту чудесную встречу, ссылаясь на тотальную занятость на работе.
Кем-нибудь, кто уже на протяжении месяца почти игнорирует Нила. В связи с чем он должен развлекать Кейтилин, которая, вот так совпадение, приехала навестить родственников, совершенно случайно узнала, где живет Нил — буквально, мимо проходила, — и теперь, кажется, намерена стать его лучшей подругой.
У нее для этого есть все весомые аргументы. Например, она собирается выйти замуж за Аарона, как оказалось, человека с великим медицинским будущим. На которое Нилу плевать. Единственное, что он знает об Аароне, как в принципе и то же, что и о Ники, — они уехали.
И не намерены возвращаться. Нет, Нил никогда не верил и даже не думал о важности семейных уз. Важности того, что в жизни будет человек, на которого сможешь положиться в сложный момент времени. Считается ли Кевин семьей? Если Нил будет умирать, Кевин примчится к нему, отложив собственную свадьбу с Теей?
Хотя, скорее, Тея сама примчится.
— У нас будут такие, знаешь, молочные оттенки, — Кейтилин продолжает листать толстенную папку, которую, по-видимому, всегда возит с собой в отдельно оплаченном месте багажа. — И я подумала, что если Эндрю согласится быть шафером, то ты сможешь быть в таком нежном…
О, о. Нил в который раз поражается, как быстро Кейтилин разогналась от “Эндрю решает сам” до “Эндрю будет шафером”. По ее мнению, — тут, скажем, не обошлось без влияния Ники, что Нил осознанно чувствует, — Нил имеет непреодолимое влияние на Эндрю.
Непреодолимое — в прямом смысле этого слова. Они никак опять что-то не могут преодолеть, поэтому Нил вторую неделю один грустит в Эденс, ограничиваясь смсками и нашептываниями Джереми, что Эндрю немного в шоке. Это можно понять. Но Нил просто хочет немного…
— Ты меня вообще слушаешь? — Кейтилин тыкает его в руку, и Нил вздрагивает. Боже, что Аарон в ней нашел?
— Да. Эндрю сам решит, хочет ли он быть шафером.
— Ладно. Но ты можешь, не знаю, хотя бы немного попытаться? — она смотрит почти со слезами на глазах.
Да сдалась вам всем эта свадьба.
Это вполне рациональный вопрос. Зачем? Неужели она думает, что Нил жаждет посетить это молочно-кремовое безумие? Ради чего?
(Только если он сможет надеть свой новый атласный костюм, под пижаму, в нежно-голубых тонах. Слишком закрытый для Эденс, слишком богемный для любого другого места, кроме его кухни. Возможно, и кухни Эндрю.)
Воспоминания о кухне Эндрю — опять о самом Эндрю, снова слегка выводят его из равновесия. Совсем немного — это не то что ветерком подуло, еще легче — но всегда достаточно, чтобы все мысли утекли уже в другом направлении. Он постоянно вспоминает квартиру Эндрю, кровать Эндрю, кухню Эндрю, шторы Эндрю, микроволновку, кофе, коридор, шкаф…
И вот казалось бы — до счастья рукой подать, подойди и возьми, но нет. Теперь Эндрю работает (хотя Нил уверен, что он просто прячется в своем офисе, отказываясь признавать очевидное), а Нил вынужден рассматривать сто тринадцатую страницу ужасной папки и высказывать свое мнение на тему рассадки гостей.
— В смысле зачем? — она растерянно смотрит на него. — Потому что родственники ходят друг к другу на праздники: на свадьбы, дни рождения, крестины…
Было бы неплохо, если бы сейчас прилетела, скажем, фея-крестная, взмахнула волшебной палочкой и превратила всю эту кофейню к тыкву. Или если бы хотя бы Мэтт решил внезапно сходить за кофе.
— Ты тоже часть семьи, — Кейтилин еще больше растеряна.
Очень интересно, что именно рассказал ей Ники.
Кухня Эндрю, пол Эндрю, пряное мыло в ванной Эндрю, кафель, черный кран, мрамор…
Нил снова уносится мыслями к флоггерам, пробкам и наручникам, ерзая на слишком мягком стуле. Он все еще не может расслабиться и найти пути осмысления своего сегодняшнего положения.
Он рассматривает люстру. Большая, из явно ненастоящего хрусталя, она должна придать этому месту намек на Францию. Потому что круассаны. Нил не любит круассаны: они крошатся, рассыпаются в руках, прямо как все его волшебные мечты на этот влажный год.
Кейтилин возмущенно взмахивает руками. Она в целом достаточно эмоциональная: интересно, Аарон ее полная противоположность? Он, как Эндрю, только умеет улыбаться? Что еще их отличает?
Нил до сих пор хочет узнать все.
Кейтилин отставляет чашку кофе подальше. Она выглядит обиженной и даже немного злой. Ей идет.
— Ники говорил, что ты такой же невыносимый, как Эндрю. Почему чтобы сделать что-то хорошее, надо попросить что-то взамен?
Нил просто не хочет идти на свадьбу. Он все еще не очень понимает, почему его как-либо до сих пор касается эта ситуация, возможно, он здесь только ради кофе. Нормы приличия? Вежливость? Когда-нибудь в другой жизни.
Он правда думает. Целый день. Целый день накручивает себя, слоняясь по квартире и прокрастинируя по максимуму, разбрасывая свои вещи, перекладывая блокноты и точа карандаши.
Он должен вмешаться? Он не должен вмешиваться? Как он может принять такое решение? Должен ли он пытаться повлиять на Эндрю? Когда нужно начать создавать такую же свадебную папку? Какую папку? Какую свадьбу?
Кевин, нахмурившись, стоит на пороге его комнаты. Ему, кстати, очень идет этот дверной проем — словно это кармическое предназначение, возвращать Нила в реальность на расстоянии одной двери.
Что — честно. Нил проверяет: пульс в норме, на нем нет свежих ран, голова не болит, он почти хорошо спал.
— Почему ты вообще пошел с ней куда-то? — Кевин подходит ближе и садится рядом на кровать, в которой Нил пытался имитировать столь полезный дневной сон.
— Почему ты вообще открыл ей дверь? — это все еще частично и вина Кевина.
— Она принесла протеиновое печенье.
Боже, Ники сдал их без сожаления.
Кевин поглаживает его по голове, что вызывает еще больше стресса.
— Ты сказал ему про нее, да? И про кафе? И про то, как тебя пытаются заманить в эти семейные интриги?
Интриги — звучит слишком. Недавно Нил открыл для себя древние мыльные оперы и теперь грустными одинокими ночами был готов плакать вместе с Жади. Вот там интриги. А здесь… Легкие волнения.
— Да. Он сильно занят на работе. Мы в основном переписываемся.
Нил вздыхает. Получается совсем печально, словно он испускает последние остатки воздуха и далее собирается тихонечко умереть в безвоздушном пространстве. Он поджимает ноги, накрываясь пледом с головой, сворачиваясь в мизерный кокон одушевленного несчастья.
В целом, он даже рад, что Кейтилин внесла весь этот вздор в серые будни. Потому что иначе… Иначе его состояние варьировалось бы от мыслей о том, насколько он снова несчастен, до желания просто лечь на коврик у квартиры Эндрю и лежать там, изредка здороваясь с леди из клининга, которая будет смахивать с него пыль.
Они действительно переписываются, но это выглядит как два, три шага назад, целый Бостонский марафон, который Нил бежит спиной вперед. В теории он любит бегать, но эта дистанция изматывает его слишком сильно. Он устал: держать баланс, не давить, оставаться интересным, давать пространство, время, укутываться в пледы, которые точно не смогут заменить холодных рук.
Зачем вообще нужен Доминант, если вот Нил, бедный несчастный маленький саб, должен сейчас лежать один и пытаться справляться со всем?
— Ты говорил ему, что ты чувствуешь?
Иногда Нилу хочется, чтобы у него на лбу был такой небольшой цветной индикатор. Голубой — ему грустно, красный — ему очень сильно грустно, зеленый — в его случае, болотный, ловите его на пути в Балтимор. Тогда ему не придется прилагать столько усилий, чтобы избегать этих разговоров — о чувствах, эмоциях, переживаниях.
Кевин явно хочет ударить себя ладонью по лбу, но сдерживается.
— Почему? Ты думаешь, что если он достаточно опытен, то может читать твои мысли? Особенно на расстоянии?
Нил почти фыркает. Во-первых, от столь ненавистного слова, которое стоило ему пары месяцев жизни и слишком большого количества нервных клеток. Во-вторых, Эндрю сам довел их до такого расстояния.
В своих фантазиях — о, а Нил, как и любой профессиональный лжец, крайне хорош в этом, — он никогда не покидал квартиры Эндрю. Он остался там, потому что тот услужливо предложил ему пижаму, выкинул свои вещи, чтобы освободить Нилу комод, а также приделал пару крюков на стену, просто на всякий случай.
Нил уже мысленно раскрасил свою часть спальни в нежно-персиковый, чтобы оттенять яркость своих волос по утрам, добавил на кухню пару чашек с единорогами, накинул на диван в гостиной пушистый плед, который сам бы и связал.
Из всего этого у него сейчас есть только пряжа, валяющаяся под кроватью.
Нет, он все понимает, Жан, Джереми и даже Роланд приложили все свои мужественные усилия, чтобы Нил понял, что проблема не в нем. По крайней, мере, сейчас.
— Может быть, ты напишешь ему? — Кевин мудро закрывает за собой дверь.
Нил снова почти обиженно сопит. Это кажется таким несправедливым.
“Кейтилин продолжает уговаривать меня уговорить тебя”
Он ждет, что успеет уснуть, пока Эндрю ответит, но смс приходит почти мгновенно. В который раз Нил сомневается, что Эндрю вообще работает.
Ох, нет, конечно, у Эндрю есть работа. Только посмотрите на этот деловой подход.
“...Может быть, ты что-то хочешь? Место шафера?”
Нил подкидывает телефон несколько раз, в надежде приблизить появление нового сообщения, но промахивается, и весь этот кирпич прилетает ему прямо по носу. Вот она, месть Вселенной.
Написать, что он скучает? Или это очевидно? Написать, что он видит, как его игнорируют? Снова отдалиться и оставить свободное место?
Но проходит еще неделя, и Нил изнывает от одиночества. Что практически невозможно — он в Эденс, в одном из своих лучших нарядов, в окружении Жана, Джереми, Кевина, Теи и примерно десятка Домов, которые, как ястребы кружат над ним.
Его браслеты “занят, наблюдатель, саб” выбрал Эндрю. По телефону.
Это был достаточно короткий созвон: Эндрю будет до конца на работе, Нил будет до конца хорни. Они достаточно просто нашли компромисс: Нил может пойти в Эденс, если будет на виду у ребят и, частично, на виду у Эндрю.
Так в его наряде появились черные колготки в крупную блядскую сетку, конверсы, ультракороткие шорты из очень нежной экокожи, и полупрозрачная туника с кармашками. Из которых Нил очень вовремя доставал бумажные салфетки, чтобы стоящие рядом Домы могли подобрать слюни.
Он почти не выпускает телефон из рук.
“Попробуй выбесить какого-нибудь Дома и спастись самостоятельно”
“…есть шанс, что Жан может успеть”
“Надейся. Один из них предлагает угостить меня сладеньким”
“Ты не любишь сладкое. Лучше скажи ему прислать мне коробку пончиков и запас кофе”
Пончики продаются прямо за углом от Эденс. У Нила есть с собой плед, чтобы постелить под бедра в такси. Осталось узнать адрес офиса Эндрю, и почти идеальный план на конец этого вечера — готов.
Есть одна маленькая загвоздка — он понятия не имеет, где работает Эндрю.
— Мм, Эндрю хочет сладкого, — Нил начинает максимально абстрактно, надеясь, что даже такой намек будет воспринят правильно.
— Он всегда хочет сладкого, — закатывает глаза Джереми. — Попробуй научить его есть фрукты? Манго сейчас достаточно сладкие.
Он протягивает Нилу свой коктейль — какое-то безумие из сахара и сахара, с торчащим бумажным зонтиком — как будто все резко захотели в тропики. Это совсем не то, чего Нил ожидает. Он хочет вернуться за барную стойку, чтобы попробовать поговорить с более сообразительным Роландом, но отделаться от Джереми не так-то просто. Он снова обвивает его в своих объятиях, что уже привычно, но прямо сейчас Нил хотел бы оказаться совсем в другом месте.
Он не вырывается, но разворачивает всю их композицию к Жану:
Жан серьезен, даже несмотря на официальный выходной. Он томно оглядывает Джереми, обвитого вокруг Нила, словно удав-искуситель. Очередной проходящий мимо Дом слишком наигранно вздыхает, но все равно приподнимает бровь в намеке.
— Нет, спасибо, — все также вежливо отвечает Нил, как и три сотни раз до этого.
— Надеюсь, твой Дом уже жалеет, что отпустил тебя одного, — мужчина цыкает, но жестом — он слишком высокий — заказывает Нилу “что-то”. Тот даже не пытается его поблагодарить, лишь пожимает плечами. Видимо, мужчина воспринимает это, как инвестиции в будущее.
— Эндрю вообще работает? — Джереми неприлично трется об него бедрами, и Нилу приходится скрестить ноги, помня о главной цели сегодняшнего дня.
— Он же должен где-то брать деньги? На еду? — это уже мольба, и направлена она к Жану.
Тот протягивает руку и подцепляет Джереми, отказываясь дальше это терпеть.
— Я знаю, что он сидит в какой-то башне. Но понятия не имею, кем он работает.
О нет, если ему придется ради этого звонить Ники…
Джереми оставляет на шее Жана засос, за что получает в ответ нервное шипение. Да что такое, почему именно сегодня, когда Нил совсем один в Эденс, все решили устроить такой бесстыжий показательный парад чувств?
— Что-то очень странное, он тогда хотел насолить кому-то из приемных родителей, или всему миру сразу… М-м-м, кондитер?
— Да-да, помнишь, как он делал для Роланда торт? О, это было потрясно.
— Но это скорее хобби. А так, он работает в башне.
Нил срочно должен узнать, где именно в квартире Эндрю лежит фартук, венчики и кондитерские мешки.
Башня — уже немного проще. Это мрачное стеклянное здание в северной части города, где работают то ли какие-то банкиры, то ли инвесторы, связанные с нелегальными биржами. Это место знают все, в основном, за счет его внешнего вида, туристы делают фото, где держатся за уголок башни, а подростки разбили рядом самодельный скейт-парк. Но никто не знает, что там делают люди на самом деле.
А еще там примерно 87 этажей. 462 метра. Нелегко будет найти нужные 1,52.
Но Нил не ищет легких путей. Он закутывается в плед, чтобы дойти до пончиковой, хотя Кевин предлагает ему нормальную одежду и уверяет, что Нил в который раз сошел с ума, почти бегом выкупает последнюю коробку и уже ждет Убер. Всего-то десять минут.
Таксист никак не реагирует на него, видимо, это не первый его заказ из Эденс. Зато внимательно смотрит в зеркало, рассматривая коробку, когда видит адрес назначения.
— Ты хотя бы совершеннолетний? — он говорит это с досадой, сочувственно поглядывая назад.
— Что? — Нил смотрит на огни ночного города, наслаждаясь почти пустыми дорогами.
— Ты хотя бы колледж закончил?
— Ну, мог бы попытаться найти нормальную работу.
Нил оглядывает себя. Туника хорошо виднеется сверху под пледом, колготки он даже не пытался скрыть. Окей, это было достаточно спонтанное решение.
Окей, возможно, Эндрю взбесится.
Они могут ничего не знать ни про ориентацию Эндрю, ни про его желание видеть Нила в колготках.
Блять. То есть Нил похож на эскортника?
Он пожимает плечами. Оправдания — не его стиль. Вот стоны и мольбы… Ах да, башня. Нил бегло просматривает список компаний, которые там находятся. Эндрю может работать буквально где угодно. Начнем с подвала.
Эндрю, в кожаном черном фартуке, готовит самый черный кофе в мире, от горечи которого на глазах сразу выступают слезы.
Далее, магазин цветов “Дорого и еще дороже”.
Эндрю, в кожаном черном фартуке, ловко орудует ножницами и специально оставляет у роз все шипы.
Эндрю, в кожаном черном фартуке, шлепает постоянного клиента за очередное пятно на брюках…
Возможно, дело в Эндрю и кожаном черном фартуке. Который, по идее, должен пугать Нила, но нет, ему приходится сильнее выгнуться на сиденье и уставиться в окно. Семь минут. Ехать семь минут, и он просто надеется, что никто из ребят не сдаст его раньше времени, а Эндрю не позвонит ему прямо сейчас в гневе.
— Приехали. Но ты бы поискал новую работу, — таксист осуждающе вздыхает.
Нил хочет показать “фак”, но сдерживается. Благодарит, выходит из машины.
Он поправляет свой плед, расправляя шлейф, как на платье, поправляет пончики, старается смотреть вперед и вверх, словно он идет по подиуму. Чем ближе он подходит к стеклянным автоматическим дверям, тем тупее себя чувствует.
На моменте, когда его равнодушно окидывают взглядом четыре охранника, он готов ретироваться. Оставить пончики и свои дурацкие идеи прямо тут, на столе, завернуться еще сильнее в плед и не выходить из квартиры примерно никогда.
Он растерянно улыбается, пятится назад, но весь холл кружится. Зачем он вообще все это затеял?
Даже с этим не можешь справиться.
Нил хочет прислониться к стенке, но рядом нет вообще ничего. Вокруг пустота, которая впервые не приятно обволакивает, а внушает панику. Он старается дышать ровно, удержаться на ногах, но сдается под натиском оглушающей тишины и вакуума, образующегося вокруг.
Ты не смог бы быть даже посыльным.
Смотри. Ты просто ничтожество.
Ради такой глупой никчемной жизни?
— Нил, — холодная рука резко хватает его за бицепс и быстро втягивает в лифт. Тишина трескается, уши глушит прерывающимся шипением.
Он находит опору. Нил упирается спиной в стену лифта, не решаясь поднять взгляда. Ему это и не нужно. Они оба точно понимают, что произошло. Такой позор.
Нил делает глубокий вдох и отказывается делать выдох. Его любимый способ саботажа собственного тела, который даст ему минутку спокойствия, головокружения, и, если очень повезет, позорную потерю сознания.
Кто-то размашисто бьет его по щеке, не оставляя возможности уйти ото всех проблем простым и понятным способом.
Он даже не может поднять глаз, предпочитая приоткрыть их на чуть-чуть, оставив маленькую щелочку, чтобы изучить пол лифта.
Он словно состоит из миллиона маленьких частичек, каждая из которых сейчас сгорает от стыда, унизительности всей этой ситуации, чувства собственной беспомощности и тупости. Как остановить этот вихрь саморазрушающих мыслей, который сейчас как полноценное торнадо снесет все защитные стены, которые Нил так тщательно возводил в своем сознании все это время?
Руки притягивают его к чему-то теплому, заставляя расстаться с такой любимой стеной.
Он отрицательно качает головой. Нет, не в порядке. Он что, похож на ребенка, которого можно обмануть такой простой фразой?
Это не делает ничего лучше. Он утыкается в плечо, поражаясь тому, как просто слезы льются из глаз.
Это было так легко? Совсем? Просто купить пончики, приехать и…
Начать думать своей головой? Заранее? Понять своей маленькой тупой башкой, что Эндрю занят? Он работает? На взрослой работе?
У него нет времени отвлекаться на все эти сопли, надуманные истерики и тупых сабов, которые, блять, не могут пройти мимо трех охранников, не опозорившись.
Руки поглаживают его по спине. Самый мягкий, убаюкивающий голос в его жизни обещает:
— Все в порядке. Мы почти приехали.
Это самая длинная поездка на лифте в жизни Нила. Но пока что он не хочет, чтобы она заканчивалась. Лифт — это понятно. Просто. Он уже почти привык. Что будет, когда откроются двери?
Он берет чужую руку в свою, несколько раз сжимая, как очередной знак извинения.
Прости, что я такой тупой, жалкий, никчемный и тупой еще раз.
Эта фраза — как обещание вести себя хорошо, так и надежда, что ему дадут второй (третий, четвертый, миллионный) шанс.
Они останавливаются. Рука выводит его из лифта, и Нил все еще не поднимает глаз. Во второй руке он все еще сжимает упаковку с пончиками, которые уже проклинает. Бежевый пол лифта сменяется на строгий оттенок серого, с мраморными переливами. Он видит вкрапления черной отделки. Свет приглушен, вокруг ни раздается ни звука. Краем глаза он замечает, что они проходят мимо какого-то ресепшен. За ним сидит девушка, но она не вскакивает в приветствии, а наоборот, пытается вжаться в кресло. Нил видит ее туфли. Откуда у нее деньги на Маноло Бланик? Она что, ограбила Сару Джессику Паркер?
Они проходят несколько дверей, длинный холл, поглощенный темнотой, прежде чем оказывается у последней, слишком массивной и намеренно невычурной двери. Как будто кто-то хотел казаться максимально в ней незаинтересованным, но теперь все выглядит наоборот.
Руки гладят его по плечами и аккуратно заводят внутрь, направляя к кожаному дивану в углу.
О, такой диван Нил видел. В порно.
В принципе, понятно, почему никто из ребят не знает, кем работает Эндрю.
Тот выглядит уставшим. Кожа в этом свете отливает ужасающей бледностью, темные круги под глазами выглядят темнее, чем обычно. Волосы растрепаны.
Он садится перед Нилом на корточки и забирает коробку, которую тот все еще сжимает в руках.
Нил не может произнести это вслух, в первую очередь потому, что теперь вся эта ситуация выглядит не просто глупой, а гиперболизированно глупой.
Он кивает. Эндрю открывает коробку и за пару укусов съедает два пончика. Это физически невозможно. Нил чувствует, как засохшие около глаз слезы образуют тонкую пленочку, которая натягивается, когда он удивляется слишком сильно.
За еще секунду Эндрю почти доедает все содержимое коробки, предлагая Нилу укусить последний пончик. Он не хочет, но отказываться сейчас от любого предложения своего как бы Дома кажется неправильным.
Он морщится от сладости, задаваясь вопросом, существуют ли полезные пончики. Например, из авокадо.
— Спасибо, — ровно произносит Эндрю, как будто ничего не произошло.
Нил пожимает плечами.Что он должен делать? Уйти? Остаться? Извиниться? Пойти к охранникам и объяснить, что он не сумасшедший.
— Ты хочешь рассказать мне, что случилось?
О, сначала я думал, что это очень хорошая идея, и мне было очень весело. Потом меня приняли за эскортника, потом я придумал тысячу проблем, из-за которых разревелся в холле самой крутой бизнес башни города, под камерами и взглядами лишних людей.
Ах да, еще на мне плед и туника в сетку.
Нил пожимает плечами, но непроизвольно начинает всхлипывать. Эндрю все еще сидит перед ним, и Нил не может поднять на него взгляд. Он чувствует, как две руки приподнимают его, помогая встать на ноги, и ведут к огромному креслу, стоящему у панорамного окна.
Эндрю залезает в кресло, притягивая его к себе, усаживает на коленки, заматывая в тот же плед.
— Мне нужно немного поработать, — он достает со столика планшет, — и ты пока побудешь тут, хорошо?
Нил кивает. Он утыкается Эндрю в шею, переводя взгляд на окно, считая огни этого дикого города.
У него болит спина. И это слишком рано для его возраста. У людей его возраста такое не болит, у него даже голова обычно не болит, но шевелиться все равно крайне неприятно. Ему стоит сделать пару неловких поворотов корпусом, чтобы понять причину.
Во-первых, его кожа не скажет ему “спасибо” за ночь, проведенную в кожаных шортах. Пусть даже очень мягких. Во-вторых, та же кожа, но уже на лице, точно не собирается прощать ему не смытый слой макияжа. Боже.
В-третьих, шея Эндрю слегка измазана тушью, блестками и футуристичными черными разводами. В-четвертых, они оба спали сегодня на кресле. Судя по рассвету, сейчас около 5 утра, и солнце скоро разбудит хозяина кабинета.
Нил оценивает свои шансы на спасение бегством. Ну, возможно, ему удастся какое-то время скрываться. От стыда и неловкости. Потом ему все равно придется вернуться в свою квартиру, там Кевин обязательно спросит, как все прошло, по зареванным глазам поймет, что все прошло не очень, и Нил расстроится еще больше.
С другой стороны, Эндрю даже во сне держит его слишком крепко.
— Щекотно, — констатирует его подушка.
Ну, еще можно попытаться сбежать.
Эндрю открывает глаза, проверяет время, качает головой и поправляет свою позу. Скорее всего, у них всех ужасно будет болеть спина.
Эндрю достает планшет, за которым пытался вчера работать, и лениво что-то печатает. Через семь минут невидимая ресепшн-девушка ставит перед ними две чашки кофе.
— Кем ты работаешь? — этот вопрос вырывается сам по себе. Вполне возможно, что сейчас у Нила есть более важные вопросы. Но ему правда интересно.
Эндрю прижимает его ближе, свободной рукой дотягиваясь до чашки отвратительно черного кофе.
Они никогда этого не обсуждали. Они, в принципе, много чего не обсуждали. Нил качает головой.
— А как ты узнал, что я внизу?
Они оба делают по глотку. Словно все понятно. Солнце поднимается все выше, и Нилу совсем не хочется, чтобы этот день наступал.
— Ты расскажешь, что случилось?
Именно поэтому. Потому что день — это время для ответов на вопросы. Нил пожимает плечами. Это достаточно глупая ситуация. Не просто глупая — непростительно глупая, дурацкая и надуманная. Ничего не случилось. Совсем. Он в порядке. Просто разучился искать двери лифтов. Или проходить по холлу бизнес-центров. Разучился думать, ходить и принимать решения.
В этом его главное отличие от Натаниэля.
О, он совсем другой. Решительный, злой, задиристый. Не плачет от чувства смущения, собственных комплексов и растерянности.
— Я хотел тебя увидеть, — слишком робкое начало, но это все, что он может сейчас предложить.
Они молчат, пока Нил упорно сопит Эндрю в шею.
Нил хочет фыркнуть. Нет, он не боится злости. Злость — это вполне понятное чувство. Он может его пережить. Злость — когда ты провинился, сделал что-то не так. Ты можешь извиниться. Ты получишь свое наказание — и пойдешь дальше. И все будет, как и раньше. Но этого не происходит. Потому что нет, не злость его пугает.
Его пугает, что Эндрю, наконец-то, поймет, что Нил просто глупый. Что все это милое очарование — это маска, за которой прячется наивность, рассеянность и несамостоятельность.
Например, опытным путем было установлено, что Нил не смог бы работать даже курьером. Он бы потерялся. Запутался в трех лифтах, расплакался прямо у двери получателя.
— Я не изменю своего мнения о тебе.
Это тоже странная фраза. Понятно, что мнение уже есть. Понятно, что куда хуже? В конце концов, Нил никогда не отличался рассудительностью. Нет, его кредо — импульсивность (ну, вы помните селфи?), эмоциональность (ну, вы помните, умение вести диалоги?) и отвага (ну, вы помните дрочку в машине?).
Но в его голове еще звучат наставления Кевина. Про “Эндрю твой Дом” и все такое. “Ты должен ему доверять”. “Без доверия ничего не получится”. Что он должен доверить? Идею того, что Эндрю лишь тихонько посмеется над его заминкой в холле?
(Эндрю не смеется. Это не заминка, а почти паническая атака. Нил все еще выглядит как эскортник).
Он вздыхает, специально смотря на встающее солнце, в надежде, что оно его ослепит.
— И таксист решил, что я из эскорта.
Эндрю снова кивает. В конце концов, он сам выбрал этот наряд. Чего еще следовало ожидать?
— И потом я приехал, зашел в башню, понял, что не знаю, где ты работаешь, что ты делаешь, не знаю, куда мне идти…
Солнце делает свою работу, потому что его глаза начинают слезиться.
(Например, ты смог позвонить, чтобы уточнить, можешь ли ты потрахаться с Жаном и Джереми. Казалось бы, мог бы и про работу спросить).
— Я решил, что ты будешь злиться, и что я тебя опозорю, и вообще это можно считать за аутинг.
Он много читал теории в свободное время.
— Я уверен почти на 100 процентов.
— Здесь никого нет, кроме моего секретаря.
— Теперь на несколько процентов больше.
Нил снова смотрит на солнце. Еще немного, и ему придется вернуться в эту взрослую жизнь и что-то решать в течение нового дурацкого дня.
Эндрю слегка сжимает его руку, провоцируя говорить дальше. Боже, почему делиться своими переживаниями так сложно? Все еще нужна система индикаторов. Вот сейчас воздух над ним должен загореться голубым — и показать его грусть.
— И это было достаточно унизительно. И я подумал, что ты будешь разочарован. И мы и так давно не общались, и я переживал, и…
Это все льется и льется потоком. Оказывается, стоит только открыть рот — и вот, он готов признаться во всем сам.
— И потом, я подумал, что все было хорошо, а потом не было, и Кевин сказал, что я слишком много думаю, но у Кейтилин буквально сто с лишним страниц, а на мне только сетка, и понимаешь…
Эндрю все еще сжимает его руку. Глаза слегка прикрыты, он кивает на каждую паузу, которую Нил делает, чтобы успеть глотнуть воздуха, перед очередной порцией признания.
Лучше бы он все-таки пошел к психотерапевту.
Нил замолкает, нервно кусая губы. Это все пончики. Это все их вина.
— Спасибо, что поделился, — это звучит сухо, но Нил знает, что Эндрю очень серьезно имеет это в виду. Он правда ценит. — Такой хороший мальчик.
От этих слов у Нила краснеют щеки.
Эндрю помогает ему подняться, хотя им обоим это дается сложно. Он ведет его за руку к дальней стене кабинета, и Нил наконец может рассмотреть здесь все. Ни одного намека на деятельность Эндрю. Простой стол, серые стены, ни одной папки, документов или бумаг. Большой экран во всю стену, несколько стеллажей с одинокими черными блокнотами. Единственный предмет, который выдает наличие тут человека — маленький кактус около ноутбука.
Ему нужно еще немного поспать.
Эндрю проводит рукой по волосам, словно сдерживая себя. На стене он нажимает на какую-то панель, которая открывает перегородку. За ней прячется такая же черная душевая, серый кафель, ничего особенного, Нил должен был привыкнуть.
Он поворачивается к Эндрю, еще раз оглядывает кабинет, в медленно тающей надежде найти хоть что-то.
— Да, — тот снимает с себя пиджак и заворачивает рукава рубашки.
Это был один из первых фильмов, который Нил посмотрел осознанно и в подходящем возрасте. Он до конца верит в свою уместность.
Эндрю закатывает глаза. Хорошо, что он тоже слишком мало спал, чтобы вести этот маленький диалог.
— Потому что если нет. То мое следующее предположение, — Эндрю стаскивает с Нила плед, тот помогает и поднимает руки, когда очередь доходит до туники. — Ну, тот чувак из фанфика по “Сумеркам”, тот, который…
— Только попробуй закончить это предложение.
Но Нилу уже смешно. Буря миновала. Он специально закусывает губу, расстраиваясь, что в кабинете нет карандашей. У Эндрю раздуваются ноздри. Это хороший знак.
— Нил. Ты хочешь, чтобы я тебя наказал?
— Нет, сэр, — но Нил расплывается в улыбке. — Немного, сэр.
Эндрю расстегивает его шорты, хотя их можно стащить и без этого. Нил виляет бедрами, чтобы ему помочь, за что получает шлепок по попе.
Ему хочется просто рассмеяться. Чувство эйфории и легкости снова возвращается, поэтому, пританцовывая, он практически впадает в душевую кабину. Эндрю включает воду, она слишком холодная, чтобы наслаждаться процессом, так что это можно засчитать за наказание.
Нил стоит, опершись лбом на кафель, наблюдая, как вода разводами стекает вниз. Это завораживает. Еще немного, и он уснет. Рука мягко проводит по его волосам, запах клубники и банана заполняет всю кабинку. Нил закрывает глаза. Сейчас слишком страшно даже моргать.
— Я думал, у тебя будет ментоловый шампунь. Или с запахом угля. Что-то такое, — пока глаза боятся, рот делает. Словно проверяет, после какой фразы его выкинут из кабинета.
Он массирует Нилу голову, уши, переходя на шею, и Нил снова покрывается мурашками. Закусывает губу, чтобы наверняка. Интересно, секс в душе входит в их планы на сегодня?
Кажется, да, потому что Эндрю прижимается к нему голой грудью, и Нил пытается рассчитать, когда тот успел раздеться. Это все лишние мысли. Он должен сосредоточиться на другом.
По правде, тот, другой, уже достаточно сосредоточен.
Поэтому когда Эндрю касается его живота, Нил уже горит. Холодная вода помогает. Ему кажется, что он плавится, когда чужая рука касается его члена, а чужие губы оставляет полоску поцелуев на его шее.
Не так он, конечно, представлял себе БДСМ.
Но рука ускоряется, поцелуи превращаются в укусы, и Нил бессильно опускает голову, умоляя себя не кончать еще хотя бы пару минут. Эндрю притягивает его за шею к себе, поворачивая голову, чтобы поймать губы.
— М, я, не… — Нил не станет сопротивляться. Даже когда ему кажется, что на губах появляется соленый привкус, он старается быть вежливым. Воспитанным. — Можно мне кончить, сэр?
Он знает, что Эндрю чувствует его состояние.
Он понимает это по тому, как тонкие холодные пальцы безжалостно терзают его головку, заставляя дрожать сильнее, чем ледяная вода. По тому, как Эндрю придерживает его, когда Нил почти оседает на пол, сдерживаясь из последних сил. Он дышит слишком часто, раскаляя воздух и превращая все пространство душевой в пар, впивается ногтями в кафель, который никак не может ему помочь.
Это все похоже на вспышки в его сознании, на фейерверки, которые взрываются один за одним в его голове, болезненно отдавая в низ живота. Он сжимает зубы, кусает себя за губу, позволяя Эндрю еще раз запрокинуть его голову.
Нил может сам выбрать длительность своей пытки. Это почти мило и почти заботливо.
Эндрю проводит ногтем вдоль его члена, и Нила почти бьет током, но рука ускоряется, и в ушах гудит только одна команда:
Он хочет плакать — от облегчения, оргазма и стресса — он еще не решил. Чужие руки — это единственное, что держит его на ногах, вода снова становится слишком холодной, а весь пар превращается в разводы воды на кафеле.
По крайней мере, он выяснил, что Эндрю точно не злится, в чем еще раз убеждается, когда ему протягивают запасной комплект нормальной одежды.
Когда они подъезжают к дому Нила, он несколько раз протирает глаза. Потому что у входа стоит точная копия Эндрю, только с улыбкой на лице и Кейтилин на шее.
— Ники, — подтверждает Нил. — Хочешь я уговорю их уйти?
— Можно угрозы и наемные убийцы.
Никто не смеется. На фоне Аарона Эндрю выглядит как его злобный близнец из самой темной версии Вселенной.
— Почему они все еще думают, что надо говорить со мной?
Нил фыркает, следя, как Эндрю закуривает. Они знают, что те другие знают, что они знают.
Эндрю смотрит на Аарона. Тот смотрит на него и, слегка морщась, на Нила. Кейтилин сияет, размахивая вычурным конвертом.
— Мы можем просто уехать, — тут даже Нил готов признать, что это будет крайне нелепо.
Эндрю делает очень длинную затяжку, словно проверяя, на сколько хватит его легких.
— Я думал, ты перестал бегать.
— Технически, я предлагаю уехать, а не убежать.
— И как давно ты стал таким технически занудным, — Эндрю выбрасывает сигарету и подъезжает ближе. Он открывает окно и кивает назад.
Аарон молча садится на заднее сиденье.
— О, Нил, я так рада тебя снова видеть! — Кейтилин снова в роли милой простушки.
Она даже не пытается скрыть наигранность. Нил отвечает в таком же тоне:
— О, да, я даже не успел соскучится!
Близнецы пересматриваются в зеркале. Они действительно идентичные, но Нил видит. Видит, что Аарон выглядит моложе, что он расслабленнее, от этого все его тело, как и он сам, кажутся еще меньше.
Нилу не нужно даже смотреть на навигатор, чтобы понять, что они едут в Эденс. Странный выбор для семейных встреч, но Эндрю виднее. Он успевает написать короткое смс Жану, чтобы хотя бы кто-то был готов.
Они молчат всю дорогу. Кейтилин что-то напевает, сжимая Аарону руку. Тот буравит Эндрю взглядом, получая точно такой же в ответ. Судя по тому, как напряжение плавит буквально все поверхности в машине, разговор в Эденс будет длинным. Нужно будет зарядить телефон, если ему не придется развлекать Кейтилин… Нил переводит взгляд на руль, который почти трескается от давления. Больше всего ему хочется взять Эндрю за руку, но эта та граница, которую они еще не перешли. Он нервно теребит край футболки.
Эденс, на удивление, не совсем пуст. Их встречает Жан, который, кажется, даже не успел уложить волосы.
— Как хорошо, что именно сегодня у нас инвентаризация, — звучит как оправдание.
Подтверждая его слова, Роланд слишком демонстративно натирает бокал и считает вслух бутылки.
— Привет, Аарон! Давно не виделись!
Аарон молча оглядывает помещение, пока его почти жена занимает место у барной стойки. Близнецы, не сговариваясь, поднимаются наверх. Эндрю жестом показывает Нилу на место рядом с Кейтилин.
— Так мило, что Аарон решил приехать, — замечает Роланд, и Нил готов убивать. Он устал. Его вчерашняя тревожность еще не прошла, и вот он вынужден заменить ее на новую. О чем близнецы будут говорить? Стоило ли отпускать Эндрю одного? Почему его уже так сильно раздражает Кейтилин? Стоит ли ему сменить адрес? Как найти Ники в Германии?
— Да, он очень переживал, — Кейтилин заказывает колу. — Ты как будто не очень рад меня видеть?
На этот раз она обращается к Нилу, и тот совершенно не хочет хамить в ответ. Но она сама начала.
— Почему? — это звучит почти наивно. Почти искренне. Почему он должен?
Он смотрит за барную стойку, мысленно помогая Роланду посчитать все вокруг. Его социальная батарейка села еще примерно в душевой, и теперь все эти семейные драмы кажутся лишь посторонним шумом. Таким, фоновым значением, которое не играет ни малейшей роли. Чтобы он сейчас ни сказал, чтобы ни сделал, — исход понятен. От него ничего не зависит. Все зависит от двух злобных, каждый по-своему, близнецов, которые слишком по-разному воспринимают понятие кровных уз.
— Мы закрыты! — кричит Жан откуда-то издалека.
— Я только поздороваться, — звонкий, слишком высокий голос весело раздается в ответ.
Нил хочет заткнуть уши. Слишком. Слишком много всего. Кто бы это ни был, он совсем не хочет знать.
— Привет, Роланд, как ты? Решил сменить ориентацию? — низкий худенький парень оглядывает Кейтилин, которая смущенно хихикает. — Ради такой красотки стоило бы.
— Привет, Тео, — бармен кажется смущенным. — Давно тебя не видел.
— Да, решил навестить старых друзей.
Нил старается дышать ровно. Он смотрит четко за барную стойку, не позволяя своим глазам бегать. Конечно, он узнал парня. Это один из бывших сабов Эндрю, тех, которые на пару раз и никаких разговоров. Он — они все тут — видели их публичную сессию. Просто узнать Тео в одежде оказалось несколько сложнее.
— М-м-м, — Роланд пытается оставаться невозмутимым, но в его интонациях читается сомнение. — Ты чего-то хотел?
Тео стоит на расстоянии, сохраняя дистанцию, но Нил точно уверен, что его сейчас пристально рассматривают.
— Да, хотел понять, чем он настолько лучше меня.
Все невольно оборачиваются к нему. Нилу стоило сделать это раньше, потому что Тео выглядит абсолютно безумным.
Который Жан не заметил. Потому что — инвентаризация?
Нил хочет прыгнуть. Правда. Он все прекрасно понимает. Ему просто нужно прыгнуть — вправо или влево, но сделать это максимально быстро. Но его сознание сейчас больше похоже на кашицу, которая растекается, пока пуля летит прямо в него.