Невеста сына возвращения из-под подполья или Под подпольем - II

Через восемь лет после моего обзора маргинальное сообщество в значительной — возможно, в слишком значительной степени — находится там же, где и было в 1986 году. Число участников увеличилось раза в три. Выходят не только фэнзины, но и книги. В либераль­ных еженедельниках для яппи вроде “Виллидж войс” появляются обзоры, интервью и рецензии. Айвен Стэнг, использовав маргиналов как ступеньку наверх, теперь отрекается от них — но именно они в массе своей покупают его салонные альбомы, изданные “Саймоном и Шустером” (на настоящий момент вы­шло три). Очень небольшое количество литературно ориентированных маргиналов (С.П. Стрессман, Рейн Арройо, Кирби Олсон) проникли в традиционные ма­лотиражные литературные журналы, включая наиме­нее традиционный из них, “Изысканный труп”. Но до неизбежной (за отсутствием кого бы то ни было еще) гегемонии маргиналов в некоммерческой культуре ос­тается лет десять, не меньше.

Рядом с моей книгой “Отказ от работы и другие эс­се”, выпущенной в 1986 году, на книжной полке ти­пичного маргинала теперь стоит много другого. Кни­ги таких участников движения, как Джон Крофорд, Эд Лоренс, Л.А. Роллинс и Хаким-Бей, я прославляю в других главах этого тома. Из антологий с большим количеством маргинального материала следует на­звать “Semiotext(e) U.S.A.”, антологию журнала “По­пулярная действительность” и невероятно расширен­ное второе издание книги “Лучшие хиты Лумпаникс”. Меньшие количества можно найти в “Культуре Апока­липсиса” (под редакцией Адама Парфри), в книге “Проповеди и подстрекательские листовки” (под ре­дакцией Парфри и моей) и в выпуске “Re/Search”, посвященном “Розыгрышам”. Отрицательные приме­ры — книги, изданные “Переработанным миром” и субгениями. Самая, возможно, необычная антоло­гия — это “Pozdravi iz Babilona” (“Поздравления из Ва­вилона”), перевод североамериканских маргиналь­ных текстов на словенский, отредактированный мной и Грегором Томичем и выпущенный в 1987 году в том, что тогда было Югославией.

Два маргинальных издательства, “Лумпаникс Анлимитед” и “Амок” (распространяющие свои книги по почте), добились такого успеха, что попали на дело­вую страницу “Ньюсуик”. (“Амок Пресс” как отдель­ная сущность больше ничего нового не публикует, но публикуют его наследники — “Бласт” и “Ферал Хаус”.) Кое-кто из нас, ветеранов, получил возможность на­блюдать собственные труды в виде книги: Джон Зерзан, “Элементы отказа” (“Left Bank Books”), Эд Ло­ренс, “Переоткрывая колесо... кармы” (“Bomb Shelter Prods”), Эрнест Манн, “Я, Робот” (“Little Free Press”), а также “Бластер”, антология Эла Акермана. Хотя мар­гинальные издательства проходят и уходят — так, изда­тельство “Ни-Ни”, выпустившее в 1987 году новое из­дание “Нейтронной пушки”, больше не публикует — но некоторые, такие как “Аутономедиа” и “Лумпа­никс”, наверняка будут помогать маргиналам все 90-е.

“Лумпаникс” — не единственное предприятие, вы­шедшее в высшую лигу. Издательство “Скорбный жнец”, первым опубликовавшее “Хаос” Хаким-Бея, уш­ло из малотиражного издательского бизнеса потому, что владелец его, Бретт Резерфорд, начал продавать романы ужасов крупному мейнстримному издательст­ву. Напротив, Том Метцгер, хотя и продал два романа “Новой американской библиотеке”, продолжает пуб­ликоваться под именем Зиккурат. Метцгер надул НАБ, убедив их, что его закрученная сатирическая басня с моралью “Большой Герл” — это всего лишь роман ужа­сов, слегка отошедший от принятых формул.

Другая история маргинальной золушки совсем не смешна. Когда в “Под подпольем” я писал, что даже 14-летние могут вести но почте культурную жизнь, то имел в виду конкретный пример — Эвелин Лау, подаю­щую надежды писательницу из невыносимой семьи, которая выпускала фэнзин “Голубиный помет” и пере­писывалась со мной. В 1989 году “Харпер и Коллинс” опубликовали массовым тиражом ее книгу “Беглянка: дневник уличной девочки”. Книга, надерганная из ее дневников и частично литературно обработанная, описывает два года жизни в качестве проститутки и наркоманки, сопротивляющейся любым попыткам вернуть ее к родителям. Это худший кошмар любых родителей — Дражайшая Мама и Драгоценнейший Папа, выведенные в книге, которая лежит на полке в любом супермаркете. Я говорил Эвелин, что в ее воз­расте независимая жизнь невозможна: все, что она могла продать (цитируя ее книгу), — это, “как кто-то сказал, моя задница”. Вот этим она и занялась. Пос­леднее “ура” мне, консультанту по профессиональной ориентации. Этот “кто-то” был я, цитата приводилась в ее фэнзине. Книга наверняка честная: автор выгля­дит в ней обычно жалко, порой отвратительно — де­вочка, прибитая чувством вины, ненавидящая секс, полная саморазрушения и депрессии. Все, что у нее было, — это убежденное стремление стать писатель­ницей. Я говорил ей, что первым делом ей надо напи­сать собственную историю. Пересказав свой опыт, свои страдания, она смогла оставить их за спиной. Что ж, наверно, не все мои советы плохи.

Увлечение книгами, скорее всего, продлится — как говорит Джейкоб Рабиновиц из “Verlag Golem”, на из­дание фэнзина нужно столько сил, что с тем же успе­хом можно печатать книги. Пусть какие-то маргиналы увязают в трясине бизнеса — например, преп. Ломик из издательства “Популярной действительности”, ко­торому в итоге пришлось оптом продать “Лумпаникс” большую часть тиража книги Джона Крофорда, — их всегда сменяют другие. Есть книги, которые давно по­ра выпустить — Кирби Олсона, Джерри Рейта, Джима Вита, Лэна Бракена и других. Кто-то обязательно дол­жен собрать антологию авторов-женщин. Мы с Джо­ном Ф. Келли пришли к выводу, что нужен и юмори­стический сборник. Думаю, что и плакаты Эда Лоренса заслуживают полноценного собрания. “Блядь поэты” Черил Таунсенд, Том Андрола и другие. “Неологи”, которых Джоф Хьют собирает в своем “Тонком журнале грубого словоупотребления”. Сборники луч­ших статей из всего — от “Vague” до “Пятого сосло­вия”. Возможностей масса.

Но, несмотря на книжный бум, сердцевина субандеграунда — по-прежнему самиздатские журналы. Для “Популярной действительности” не нашлось единого продолжателя — теперь приходится собирать целую пачку: среди лучших образцов “PhotoStatic”, “Mallife”, “XYY”, “Сумерки идолов”, “Feh!” и “Анархия: журнал вооруженных страстей”. Самый плохой из хорошо из­вестных фэнзинов, “Шутка для своих”, прекратил вы­ходить в 1991 году. Несколько отличных журналов по­явились после моей статьи 1986 года, но скончались до того, как я сел писать этот текст, — например, два фэнзина из Бостона, которым я был крестным отцом: “Анафема” и “Неодобренные теории”. Это было уже после того, как с моим изгнанием из “Ошибочно по­ложительного”, журнала Донны Косси, все слишком поздно поняли, что журнал был плодом совместного творчества, а я был в нем незаменим. Кроме того, сколь бы несомненно американской по происхожде­нию не была маргинальная культура, сейчас есть ана­логи за границей: фэнзины процветают в Финляндии, Греции, Мексике, Бразилии, a “Vague”, возможно, лучшее маргинальное издание в мире на настоящий момент, выходит в Лондоне. Меня самого, если на то пошло, перевели на французский, немецкий, голланд­ский, словенский и итальянский.

Труднее определить и описать перемены в темах, стиле, смысле и вкусе. Культура маргиналов — это культура временная, и в этом ее постоянство, ее уме­ние выживать. Включиться в игру легко, еще легче выйти из нее, когда надоест. Некоторые из когда-то выдающихся игроков отошли от дел. Гаррет Майкл О'Хара пропал без вести. Джон Крофорд когда-то был самым вездесущим маргиналом — любой панковский журнал был бы неполон без его комиксов о Бабуине Дули — но теперь, по слухам, его тошнит от тусовки и он только изредка заправляет в ручку чернила. Его ме­сто в пространстве, но не в головах занимает сейчас бездарный либеральный недоебок, вонючий хиппи “Эйс Беквордс”. (Медаль за вездесущность сейчас принадлежит Полу Вейнману, чьи стихи про Белого Парня заполняют бесчисленные дыры.) Карлотта Соммерстейн и “Крис Эсти” — только два примера из числа давешней панковской аристократии — сейчас ни в чем не участвуют. На каждого уходящего прихо­дится пять новичков — тех, для кого сообщество по-прежнему в новинку, полно жизненной силы, ради­кально, требует участия — и они радостно заново изобретают колесо. А некоторые из нас, тех, кто в со­обществе давным-давно, в том числе я, заняты при­мерно тем же, что и всегда; иногда это чертовски здо­рово, например, когда дело касается Тома Метцгера, Джима Вита, Эда Лоренса, Норберта Урода (“Тошнот­ный подросток”), Давида Гринбургера (“Планета-Дуп­лекс”) и Бластера Элла Акермана. Сии неподражаемые знают, что делают, и пусть делают и дальше — хотя нельзя отрицать, что многие другие упорно делают вещи, забитые до смерти.

Возможно, самое полезное приобретение, сделан­ное маргинальным сообществом за последнее вре­мя, — это те, кого можно назвать “образованными маргиналами”. В конце 80-х к чрезмерно образованным типам вроде меня и Джона Зерзана присоединились другие, если можно так выразиться, интеллектуалы. Все это скорее всего началось в 1985 году, когда “Semiotext(e)” начал искать материалы для выпуска “U.S.A.” — и эти поставщики эзотерической иностран­щины, Бодрийяра, Делёза, Вирилио, Гваттари — всей косой команды, оказались выброшены на действитель­но иностранный берег — берег их собственной стра­ны. Хаким-Бей хоть и не закончил университет, тем не менее, самый типичный образованный маргинал — по­старше среднего, хорошо знающий несколько облас­тей (в его случае анархизм, ислам и поп-физику) и че­стно верящий, что маргинальное сообщество — это самое то, поскольку прожил достаточно долго и пом­нит, что было до того. Насколько я помню, дебют Бея среди маргиналов — это письмо в редакцию “Искры”, живого, хоть и недолго прожившего журнала неорто­доксального анархизма, который издавал Стив О'Киф; но по-настоящему заметили его начиная с 1985 года, после появления “Хаоса” и других больших текстов. Примерно в 1987 году появился протеже Хаким-Бея Джейкоб Рабиновиц, написавший “Луи-Луи: гомосексуальную научно-фантастическую сагу” (назва­ние не соответствует содержанию — ну, не вполне со­ответствует — но зато как читается!) и некоторое вре­мя издававший “Вестник мавританской науки” — специалист по греческому, латыни, ивриту, идишу, французскому, немецкому и порнографии, и кроме то­го, чуть ли не единственный в субандеграунде сио­нист. Недавно он закончил диссертацию по классиче­ской филологии, которую собирается опубликовать “Аутономедиа”, и уехал в Израиль.

Последний пример — Кирби Олсон, тоже аспирант (специализируется на французской литературе), кото­рый с равным успехом переводит забытых сюрреали­стов вроде Филиппа Супо и впаривает “Хастлеру” подписи к порнографическим картинкам. Только что он защитил кандидатскую диссертацию. Все эти обра­зованные маргиналы за тридцать действительно зна­ют то, чем младшее поколение только хвастается (ти­пичный маргинал — это белый мужчина двадцати с чем-то лет, студент или недавний студент). Они воз­вратили маргиналам историческую перспективу, о са­мом существовании которой большинство и не подоз­ревало. Их сексуальная раскрепощенность (из троих перечисленных один натурал, один педофил и один “неудавшийся гомосексуалист” — и все отлично пишут порнуху), владение языком и историей, готовность делиться знаниями — все это подарило маргинальной среде новое измерение.

В целом мы видим быстрый рост сообщества, неко­торый прогресс и очень мало перемен. Коллажи и компьютерные рисунки в журналах типа “Ретрофутуризма” Леона Данна лучше, чем когда бы то ни было; то же можно сказать и о бесконечном потоке артефак­тов, производимых в Мэдисоне совместно “Микелем And” и “Лиз Was”. Кассетной культуры так много, что выходит целый журнал рецензий “Гаджуб”. Некото­рые журналы, например “Mallife”, выпускают отдель­ные номера в аудиоверсии. Есть авторы, которые за­нялись эзотерической словесной заумью — тем, что Боб Груманн называет “экспериодикой”, — хотя мое восприятие таких вещей ограничивается неологизма­ми джойсовского типа, любимым предметом Джоффа Хата. Недавняя мода — или давнишняя, но мной неза­меченная (что тем дальше, тем вероятнее)? — пересы­лать разного рода артефакты по почте, всякие ма­ленькие странные штучки, влезающие в почтовый конверт. Телефонные шутки вроде игры в Фолвела по-прежнему популярны: кто-то даже выпустил книгу бес­платных номеров, принадлежащих разным нехоро­шим людям — первая в мире телефонная книга, специально предназначенная для хулиганства. Нес­колько маргиналов увлеклись очень цельной субкуль­турой, субкультурой татуировок — они заходят куда дальше, чем герои фильмов типа “Мать” и “Рожден­ный для беспорядков”. Не удивлюсь, если в будущем татуировки вытеснят кольца в носу.

Среди маргиналов появились новые жертвы: поэ­ты Брайан Клемонс и Лорри Джексон умерли от пе­редозировки героина, большинство из нас более чем наслышаны о проблемах Боба З. с санитарной поли­цией из-за расклейки плакатов (с каких это пор плака­ты негигиеничны?) и о суде над Джелло Биафрой за непристойность (он сбежал). Со своей стороны, маргиналы тоже внесли в цензуру свой скромный вклад. “FactSheet Five” (теперь сменивший владельца) специ­ально изменил правила только для того, чтобы вещи, нерегулярно посылаемые мне по почте, попали в спи­сок нерецензируемого. A “FreFenZine”, “единствен­ная либертарианская научно-фантастическая АРА в этой блядской Вселенной”, нарушила собственное правило публиковать все и задержала письмо с издев­ками в адрес одного из издателей, обкуренного Шона Хау, при этом прикарманив деньги, посланные мною на изготовление ксерокопий. Сообщники Хау по во­ровству — его подстилка Сара Овенал и Сет Дж. Ферс, продавец, обналичивший мой чек на 17 долларов. Это, конечно, блядство, но никак не либертарианство. Кроме того, меня отказалась печатать квазипроле­тарская АРА “Журнал дискуссий”, почтовый приют для престарелых леваков, который содержит Фрэнк Джерард.

Далеко не все наслаждаются тем самовозвеличива­нием, которое одно время олицетворял собой “FactSheet Five”. Кое-кому надоели и слова “маргинал”, и “фэнзин”, и то, что эти слова обозначают. Хо­тя плагиат полезен, рутинное повторение вызывает лишь жалость. А любой рост после определенной точ­ки становится злокачественным — посмотрите на “FactSheet Five”, бывшего владельца которого возили на самолетах по всей стране, да и в Европу, чтобы де­литься опытом. Сообщество возникло как объедине­ние нескольких пересекающихся подпольных куль­тур, и если оно еще вырастет, то может распасться на составляющие элементы.

Панки, художники мейл-арта, фэны научной фан­тастики, анархисты и все остальные вернутся каждый в свою изолированную среду — настолько, насколько они вообще ее покидали. Половина достоинств субандеграунда сохранится — самиздатские публикации, да­ющие возможность каждому лично участвовать в дей­ствии. Но другая половина будет потеряна — сила, присущая гибридам, результатам перекрестного скре­щивания разных выразительных средств, та сила, которая сейчас характерна для большей части марги­нального творчества. Возможность говорить останет­ся, желание слушать начнет пропадать. Возвращение к специализации вернет в маргинальную среду соци­альное разделение труда — то, чему они бросили вы­зов своей синкретической практикой, в чем и была их основная заслуга — неважно, знают они об этом или нет.

Боб Блэк