Леволибертарианство
June 20, 2020

Свободная банковская система. История и принципы фрибанкинга

Введение:

  1. Общие сведения.

2. Австрийская теория экономических циклов. Теоретическое обоснование свободной банковской деятельности.

2.1. Определения.

2.2. Ситуация, когда естественная и рыночная ставки совпадают.

2.3. Ситуация, когда естественная и рыночная ставки не совпадают.

2.4. Роль Центрального банка.

3. Историческое развитие модели фрибанкинга, обсуждения, отказ от 100%-ного резервирования и золотого стандарта.

3.1. Банковское дело в Античности.

3.2. Конец периода Средневековья.

3.3. XIX век и активная фаза обсуждения фрибанкинга.

3.3.1. Англия.

3.3.2. Шотландия.

3.3.3. Швеция.

3.3.4. Китай.

3.3.5. Франция.

3.3.6. Испания.

3.3.7. Канада.

3.3.8. Германия.

3.4. XX век. Коренной переворот в мировой денежной системе. Отказ от золотого стандарта.

4. Заключение.

Глава 1. Общие сведения.

Свободная банковскаядеятельность — это банковская деятельность, в рамках которой банки могут свободно выпускать свою собственную бумажную валюту, не подвергаясь при этом никакому специальному государственному регулированию. Они подвержены только тем регуляциям, которые применяются к обычным компаниям и предприятиям.

Обычному человеку данное определение покажется как минимум странным. Устройство современного общества, его институтов и механизмов кажется нам данностью, чем-то естественным и безусловным. Однако на протяжении всей своей истории общество бесконечно менялось, и сегодняшний день является всего лишь точкой на траектории этих изменений. В разное время банковская деятельность по-разному регулировалась в разных странах, в частности, не регулировалась вообще, что создает широкую нишу для изучения свободного банковского дела. Радиус исторических материалов для таких исследований может охватывать временные периоды более 1000 лет назад, когда свободная банковская деятельность впервые зародилась в Китае. Но особенно широкое распространение она приобрела в 19 и в начале 20 века. Учитывая столь значительную платформу для анализирования роли Центрального банка в экономике, удивительно, что в современной экономической литературе крайне редко рассматривается вопрос, почему государственная монополия на денежную эмиссию является неизбежной. На эту проблему указал Хайек в книге «Частные деньги».

То, что конкуренция в производстве позволяет совершенствовать продукцию, а монополия приводит к стагнации экономического прогресса, является максимой, которая со времен Адама Смита направляла господствующую экономическую мысль и политику. Однако вопрос валюты всегда обходился стороной, она признавалась неким «исключением», неким «особенным товаром». Даже самые убежденные в доктрине “laisser-faire" вольные торговцы, за исключением, может быть, Курселля-Сенейля во Франции, не желали применять свои принципы к банковскому делу. Практически все рассуждения об относительных достоинствах централизованной монополистической банковской системы и системы конкурирующих банков, обладающих равными правами на торговлю, происходили в XIX - начале ХХ веке. Если они и достигли в конечном итоге консенсуса, то точно не в пользу свободной банковской системы, поскольку уже в XX веке денежная система всех европейских государств оказалась централизована вокруг одного привилегированного банка.

В данной работе будет подробно проанализирована банковская система с наличием Центрального банка, основанная на частичном резервировании вкладов и отсутствии золотого (или какого-либо другого) стандарта. Будут детально изложены последствия, происходящие вследствие инфляционистской политики Центрального банка, которая заключается главным образом во вливании новых денежных единиц в оборот и в поддерживании частичного резервирования частных банков. Будет показано, что подобные меры ведут не только к увеличению объема денежной массы, но и к росту числа нерентабельных проектов и искажениям в производственной структуре экономики и в конечном итоге заставляют общество регулярно спотыкаться о камни финансовых кризисов на пути экономического развития. Будет проведено сравнение между подобной системой и системой, имеющей Центральный банк, но поддерживающей 100%-ное резервирование и золотой стандарт; системой, не имеющей ни Центрального банка, ни 100%-ного резервирования и опирающейся исключительно на золотой стандарт и системой, не имеющей Центрального банка, но обладающей и 100%-ным резервированием, и золотым стандартом. Последний вариант будет выдвинут в качестве лучшей альтернативы как текущему положению вещей в банковской структуре, так и всем остальным возможным. Его стабильность будет в очередной раз подчеркнута и доказана как теоретически, так и практически, на основе реально существовавших исторических примеров.

Глава 2. Австрийская теория экономических циклов. Теоретическое обоснование свободной банковской деятельности.

2.1. Определения.

Впервые объяснение причин экономических циклов за счет возникновения искажений в производственной структуре экономики вследствие изменения объема денежной массы сформулировал Людвиг фон Мизес в книге “Теория денег и кредита” в 1912 году. Его работы значительно повлияли на развитие австрийской экономической мысли, а также теоретического обоснования свободной банковской деятельности. Мизес четко показал, что в природе капитализма нет встроенного механизма саморазрушения, который генерирует периодические бумы и рецессии. Согласно нему, экономические циклы объясняются деструктивной политикой Центрального банка, которая заключается в занижении процентных ставок, что способствует выдаче в чрезмерных объёмах кредитов, необеспеченных реальными сбережениями, нарастанию экономических пузырей, которые в конечном итоге “лопаются”, погружая экономику в рецессию. Для грамотного изложения сути его идей в первую очередь необходимо ввести несколько определений, фигурирующих в теории экономических циклов.

Сбережения - это накапливаемая часть денежных доходов населения, предназначенная для удовлетворения потребностей в будущем.

Капитальные блага - это товары, которые могут быть использованы для производства других товаров в будущем. Они состоят из машин, заводов, производственных инструментов и тп. Примечательно, что в развитых странах концентрация капитальных благ гораздо больше, нежели в бедных, что объясняется активным инвестированием в их производство, а точнее, большими объемами сбережений, сделанными населением таких стран.

Потребительские блага - это товары и услуги, непосредственно удовлетворяющие потребность человека. Они подразделяются на товары длительного использования, такие как автомобили, квартиры, ПК, на товары повседневного спроса, такие как продукты питания и одежда и на потребительские услуги, как например медицина или развлечения.

Капитал - абстрактное понятие, заключающееся в совокупной рыночной стоимости капитальных благ, — ценности, определяемой индивидуальными действующими субъектами, покупающими и продающими капитальные блага на свободном рынке. Теорию капитала Мизес позаимствовал у своего учителя Бём-Баверка. Она гласила о многоступенчатости производства и структуры капитала. Проводя свою инфляционистскую политику, государство неизбежно приводит к удлинению этой структуры, особенно в сфере производства капитальных товаров (средств производства). Появляются новые стадии производства, усложняется сам процесс создания новых товаров. В то же время во время депрессии происходит ровно обратное - структура капитала сжимается, многие стадии вследствие изъятия инвестиций перестают существовать, процесс производства упрощается.

Связанным с ним понятием является ставка процента — цена, установившаяся на рынке настоящих и будущих благ. Как сформулировал Уэрта Де Сото в книге “Деньги, банковский кредит и экономические циклы": “Она показывает, на сколько держатели сбережений отказываются от немедленного потребления и предлагают настоящие блага собственникам первичных факторов производства (рабочим и владельцам природных ресурсов) и собственникам капитальных благ в обмен на полную собственность на потребительские (или капитальные) блага предположительно более высокой ценности, которую приобретут эти блага, когда они будут произведены в будущем.” Причем она может быть естественной и рыночной. Теория естественной ставки процента была представлена Кнутом Викселем в книге «Interest and Prices» (1898). Различие между этими двумя ставками является основой для возникновения бизнес-цикла. Виксель назвал «естественной» процентную ставку, которая выравнивает спрос и предложение сбережений, т. е. представляет собой социальный индекс временных предпочтений. Это как раз то, что было описано выше. «Рыночная» ставка процента по Викселю – это ставка процента, которую банки устанавливают на кредиты для физических и юридических лиц. В стабильной экономике естественная практика (временное предпочтение) обычно находится на том же уровне, что и рыночная ставка.

Если две ставки начинают отличаться друг от друга, в экономике начинаются проблемы. Если правительство в погоне за стимулированием экономического роста снижает рыночную ставку процента ниже естественной, начинается инфляционный процесс и вызванный им инвестиционный бум, которые не могут продолжаться долго. Во время коррекции процентный ставки повышаются выше уровня естественной ставки. Вскоре высокие реальные процентные ставки останавливают бум, и начинается депрессия. В связи с этим К. Виксель заявлял, что правительство не должно вмешиваться в процесс установления рыночной процентной ставки, потому что любое искусственное удешевление денег приводит к структурным искажениям на основании неправильного восприятия рыночной информации и ошибочных инвестиций.

2.2. Ситуация, когда естественная и рыночная ставки процента совпадают.

Как было указано выше, в стабильной экономической системе естественная и рыночная ставки процента должны совпадать. Это означает, что объем сделанных сбережений равен объему предлагаемых банком кредитов. Причем чем обильнее были сбережения, т.е. чем от большего количества благ отказались люди в пользу будущих товаров и услуг, тем при прочих равных ниже их цена в пересчете на будущие блага и, следовательно, тем ниже рыночная ставка процента, и большее количество благ будет получено в будущем. Это иллюстрирует ставший уже классическим пример Робинзона Крузо на необитаемом острове. Представим, что, находясь в полном одиночестве где-то далеко в океане, Робинзону приходится ежедневно собирать кокосы с пальм в целях собственного пропитания. Он в состоянии делать это двумя способами: либо начать вручную трясти пальму, что позволяет собрать с растения 5 кокосов, либо соорудить специальную палку, позволяющую скинуть сразу 10 кокосов. Второй вариант выглядит более предпочтительным, однако на то, чтобы найти необходимых размеров палку и правильно ее обработать придется затратить 3 полных дня. Если Робинзон откажется от потребления настоящих благ в пользу будущих и в течение 3 дней будет заниматься производством палки, то по их истечению он сможет приумножить количество настоящих благ в 2 раза. В ином случае их количество останется неизменным. В реальной экономике объем сбережений выражается не в кокосах, а в денежных единицах. Низкая процентная ставка указывает предпринимателям на то, что в экономике имеется большое количество свободных денежных единиц, на которые можно организовать производственный процесс либо удлинить стадии уже существующего производства. Это происходит путем банковского кредита.

В противоположном случае, чем меньше при прочих равных экономические агенты склонны отказываться от немедленного потребления настоящих благ, тем выше рыночная ставка процента и тем меньше создается свободных денежных единиц для инвестирования их в производство. Однако известно, что в большинстве случаев кредит предоставляется не в предпринимательских целях, а для финансирования покупки потребительских благ длительного пользования, которые, тем не менее, сопоставимы с капитальными благами, участвующими в ряде последовательных стадий производства. Как пишет Уэрта Де Сото: “Потребительские блага длительного пользования удовлетворяют человеческие потребности на протяжении весьма продолжительного промежутка времени. Поэтому они одновременно являются частью сразу нескольких стадий: конечного этапа потребления и нескольких предшествующих ему стадий в соответствии с их продолжительностью. Поэтому только гипотетический потребительский кредит, выданный для финансирования текущих затрат домохозяйства на потребительские товары недлительного пользования, окажет влияние в виде прямого и немедленного увеличения конечного потребления.”

Важно подметить, что всякое увеличение сбережений значительно уменьшает бухгалтерские прибыли компаний, реализующих такую продукцию, которая находится ближе всего к конечному потреблению. Действительно, с уменьшением спроса падает и доход компании при том, что объем предложения не успевает вовремя подстроиться под изменившиеся предпочтения потребителей. Тем не менее, в рамках всей производственной структуры в целом, бухгалтерские убытки, вызванные увеличением сбережений, будут уменьшаться по мере отдаления от стадий, наиболее близких к потреблению. Иным словами, на стадиях, занимающихся производством промежуточных компонентов для конечных потребительских благ, потери будут меньше. Поэтому бухгалтерская прибыль на самых далеких от потребления стадиях в тенденции будет оставаться постоянной. Диспаритет прибыли служит предупредительным сигналом и стимулом для предпринимателей, чтобы те ограничили свои инвестиции, полученные вследствие сделанного кредита, в стадии, близкие к потреблению, и направили их в стадии, которые по‑прежнему обещают относительно высокую прибыль, но, с учетом обстоятельств, находятся дальше всего от конечного потребления. Рост инвестиций обеспечивает рост производства капитальных благ, в том числе, внутреннее расширение самого процесса, увеличение количества стадий производства, а затем и увеличение предложения потребительских благ. Это происходит до того момента, пока новая ставка процента в форме разности бухгалтерского дохода и затрат на каждой стадии, теперь заметно понизившаяся в результате существенного увеличения сбережений, не станет однородной для производственной структуры в целом. Важнейший аспект заключается в том, что сделанные предпринимателями инвестиции являются одновременно теми же самыми сбережениями, которое сделало население, то есть полностью обеспеченные реальным сокращением спроса. Если изначально предприниматели предпочитали не начинать новых проектов, предполагая, что сопряженные с этим издержки будут выше их рыночной стоимости, то при падении процентной ставки рыночная стоимость проектов возрастает, что делает их более привлекательными с точки зрения увеличения бухгалтерской прибыли.

Такой результат был достигнут без предварительного сокращения денежной массы и без роста спроса на деньги. Обществу удалось добиться увеличения предложения потребительских благ одновременно с падением на них цен и ростом реальных ставок заработной платы. Это происходит исключительно вследствие роста сбережений и увеличения производительности, которое, в свою очередь, является следствием большей капиталоемкости производственной структуры. Тем самым можно заключить, что такое общество представляет наиболее здоровый, наиболее устойчивый вариант экономического роста и развития. Другими словами, он приводит к наименьшему числу экономических и социальных диспропорций, напряжений и конфликтов.

2.3. Ситуация, когда естественная и рыночная ставки процента не совпадают.

Второй вариант снижения ставки процента может происходить вследствие кредитной экспансии, последствия от которой весьма напоминает те, что происходят при увеличении в обществе добровольных сбережений. Кредитная экспансия - это стимулирование кредитных операций путем снижения процентных ставок без предварительного роста сбережений. То есть рыночная ставка оказывается ниже естественной. Это происходит путем сокращения доли обязательных резервов частными банками, что позволяет им выдавать кредиты за счет вкладов до востребования. Такие кредиты называются фидуциарными, поскольку не обеспечены сделанными ранее сбережениями, так как владельцы вкладов до востребования продолжают потреблять в том же количестве, что и делали это раньше. Следует подчеркнуть, что хотя последствия такой политики и могут быть похожи на те, что следуют за ростом добровольных сбережений, в этом случае производственные стадии удлиняются и расширяются лишь как следствие более легких условий кредита, предлагаемого банками по относительно низкой процентной ставке. В действительности это типичный пример стимулирования массовых предпринимательских ошибок в экономическом расчете.

В первую очередь начинают расти цены на первичные средства производства, что является логичным следствием повышенного спроса на первичные ресурсы, который стал возможен благодаря новым кредитам, предоставляемым банковской системой. Это подогревается тем фактом, что в отличие от первой ситуации, не возникает дополнительного предложения рабочей силы. Если в первом случае вследствие понесенных бухгалтерских убытков, компаниям, которые находятся ближе все к потреблению, приходится увольнять своих работников, после чего последние нанимаются в компании, которые находятся дальше всего от потребления, поскольку в них поступили дополнительные инвестиции. В конце концов ввиду конкуренции предпринимателей, действующих на различных стадиях производственного процесса, темпы роста цен имеют тенденцию ускоряться. Желание предпринимателей привлечь к своим проектам рабочую силу заставляет их соглашаться на более высокую оплату труда, в особенности еще из-за того, что благодаря новым полученным кредитам они могут себе это позволить. Ими движет оптимизм и вера в то, что происходящему экономическому расцвету ничего не грозит.

Следующим шагом является повышение цен на потребительские блага, что объясняется сочетанием следующих двух факторов. Во‑первых, растут денежные доходы работников, которые были наняты в компании, наиболее далекие от потребления. Во‑вторых, в краткосрочной перспективе замедляется производство потребительских благ, что является следствием удлинения производственных процессов. В результате скорость, с которой новые потребительские блага прибывают к конечной стадии производственного процесса, снижается, и это замедление длится в течение периода времени, необходимого для того, чтобы вновь начатые инвестиционные проекты достигли завершения. Таким образом, цены на потребительские блага в конце концов начинают расти опережающими темпами в сравнении с ростом заработной платы, чему предшествовало усиление давления денежного спроса на конечные потребительские блага.

Третьим шагом является существенный относительный рост бухгалтерских прибылей компаний, действующих на стадиях, близких к конечному потреблению. Действительно, цены на потребительские товары выросли быстрее цен на первичные факторы производства, то есть заработных плат, что вылилось в относительный рост бухгалтерской прибыли компаний, действующих на ближайших к потреблению стадиях, по сравнению с бухгалтерской прибылью компаний, работающих на более далеких от потребления стадиях. Видя такую картину, предприниматели начинают задумываться о целесообразности сделанных инвестиций, ведь проекты, в которые они вложились, начинают приносить меньше прибыли из‑за того, что затраты растут быстрее, чем увеличиваются доходы. Они решают переориентировать направления своих инвестиций из стадий, наиболее далеких от потребления в стадии, наиболее близкие к потреблению.

Параллельно с этим происходит и так называемый «Эффект Рикардо», открытый, по мнению Ф. Хайека, английским экономистом еще в 19 веке. Рост цен на потребительские блага начинает снижать реальные ставки заработной платы людей, в отличии от случая добровольных сбережений, когда вследствие снижения спроса на потребительские блага реальные ставки заработной платы повышаются. Это вызывает процесс замены ручного труда машинным и поэтому удлиняет производственные стадии, удаляя их от потребления и делая более капиталоемкими. Однако в нашем случае эффект прямо противоположен: происходит замена машин, или капитального оборудования, человеческим трудом. Из-за этого происходит падение спроса на капитальные блага, что становится дополнительным фактором роста убыток, которые начинают испытывать стадии, отдаленные от потребления.

Затем происходит решающий шаг, заключающийся в резком повышении процентных ставок по кредитам. Зачастую они могут даже превышать уровень, существовавший до начала кредитной экспансии. Это происходит в результате сочетания действия двух факторов. Во-первых, в результате падения реальных доходов банкам необходимо установить те же процентные ставки в реальном выражении, то есть учесть происходящую инфляцию. Другая важная причина повышения процентных ставок до предыдущего уровня и даже выше него кроется в том, что предприниматели, сделавшие свои инвестиции в новые проекты, несмотря на рост процентной ставки, согласятся для их скорейшего завершения платить более высокие процентные ставки. Это важный аспект, который оставался полностью незамеченным до тех пор, пока Хайек не исследовал его подробно в 1937г.

После всех перечисленных выше этапов появление бухгалтерских убытков в компаниях, действующих на стадиях, относительно более отдаленных от потребления является первой весточкой неизбежного пришествия кризиса. Предприниматели начинают осознавать необходимость масштабной реорганизации производственной структуры. Они должны отказаться от сделанных инвестиций и осуществить крупномасштабный перевод своих ресурсов, особенно рабочей силы, на стадии, наиболее близкие к потреблению. Кризис и экономический спад происходят исключительно из‑за недостатка реально сбереженных ресурсов для завершения инвестиционных проектов, которые, как становится очевидным, были чрезмерно амбициозны. Чрезмерное инвестирование в производство капитальных благ и недостаточное в производство потребительских, вызванное ложным впечатлением о размере общественных сбережений, внушается банковской кредитной экспансией и систематически заставляет общество тонуть в болоте экономической рецессии, падающих реальных заработных плат, снижению курса национальной валюты, росту безработицы и внешнего долга.

2.4. Роль Центрального Банка.

Теперь стоит задаться вопросом, каким же образом существование в экономической системе Центрального Банка влияет на ее стабильность и способствует проведению политики частичного резервирования частных банков.

Система, состоящая из центрального банка и частных банков с частичным резервированием, является наиболее деструктивным примером банковской системы. В сущности, такая система базируется на привилегии (частичный коэффициент резервирования), предоставленной частным банкам. В момент, когда вследствие своей неразумной политики банки приходят к банкротству или к близкому к нему состоянию, Центральный банк с непревзойденной легкостью может выдать такому банку кредит и обеспечить его дальнейшую деятельность. Это блокирует действие механизма свободного рынка, позволяющего нейтрализовать последствия кредитной экспансии. Согласно нему, быстрее всего разоряются те банки, которые проводили наиболее безоглядную экспансионистскую кредитную политику и которые оказываются наименее конкурентоспособными. Более того, кредитование не может продолжаться вечно, и в какой-то момент ситуация все-таки заставляет их разориться, но последствия для производственной структуры окажутся куда более масштабными, чем при отсутствии дополнительных кредитов от Центрального банка.

Вторым важным пунктом является инфляция, которую Центральный банк в состоянии инициировать по щелчку печатной машины. Действительно, будучи подконтрольным правительству, Центральный банк зачастую создает новую денежную массу для обеспечения государственных закупок или финансирования дефицита бюджета. В недемократических странах наряду с этим всплывает еще и проблема коррупции столь изощренным путем. Однако, как уже было показано выше, изменение денежной массы влечет за собой катастрофические последствия для производственной структуры и в конечном итоге приводит к росту безработицы, падению реальных заработных плат, снижению ВВП и курса национальной валюты. В этой связи стоит упомянуть монетаристов и их концепцию «нейтральности денег», на которой базируется выдвинутое ими «монетаристское правило», согласно которому, скорость роста предложения денег должна быть пропорциональна темпам роста реального ВВП. Видя в инфляции значительную проблему для экономики, они считали, что с ростом ВВП увеличиваться должен и спрос на деньги, а следовательно, увеличивая их предложение, эти две функции будут оставаться в равновесии, и инфляции не произойдет. Другое важное следствие бездумного создания новых денег заключается в том, что люди, которые их первыми напечатали, покупают товары по прежней цене, после чего она повышается, и остальному населению приходится уже брать их по возросшей цене. И все благодаря привилегии, которой обладает Центральный банк - монопольное право на создание новых денег.

Инфляционистская политика является вечным спутником Центрального банка. Даже если представить систему с Центральным банком и 100-% резервированием, правительство в любом случае будет искушено возможностью покрыть свои расходы с помощью функции печатного станка. В истории не наблюдалось еще ни одного примера, когда Центральный банк полностью стоял на стороне 100%-ного резервирования. Он мог выступать в защиту золотого стандарта и обеспечение каждой банкноты золотом, о чем свидетельствует Закон Пиля 1844 года, однако от принципа 100%-ного резервирования, как показывает практика, банки могли только отказываться.

Преимущества экономической системы с золотым стандартом вполне очевидны в сравнении с системой, в которой он отсутствует. Во-первых, это ограничивает всякую возможность Центрального банка создавать новую ликвидность, а следовательно, вносить неизбежные искажения в производственную структуры и стимулировать многочисленные предпринимательские ошибки. Денежная масса будет оставаться константой, если не учитывать ее небольшой ежегодный прирост вследствие добычи новых золотых руд. Помимо этого, золотой стандарт автоматически обеспечивал равновесие платежного баланса. Если правительство какой-то страны захочет увеличить предложение бумажных денег, не обращая внимания на то, что новая ликвидность не будет ничем обеспечена, то в ее импорт начнет преобладать над экспортом. Во-первых, вырастут цены на отечественные товары, и они станут неконкурентоспособными на рынке других стран. Во-вторых, вырастут доходы самого населения, и импортные товары станут дешевле отечественных, что повысит спрос на них. В итоге получается, что страна импортирует больше, чем экспортирует, и возникает дефицит внешнеторгового баланса. Страны, которые больше всего импортировали в данную страну, начинают требовать с нее погашение полученных денежных единиц золотом. В этой ситуации правительство вынуждено сократить искусственно раздутое предложение бумажных денег, чтобы не потерять все свое золото.

Аналогичная ситуация возникает, если искусственное увеличение денежной массы было вызвано ростом предложения банковских кредитов, не обеспеченных реальными сбережениями. Дело в том, отдельные люди, получая новые деньги, путем мультипликативного эффекта разносят их по всему населению. Многие из получивших новые деньги людей снова кладут их в банк, но не обязательно в изначальный. В результате другие банки требуют погасить полученную ликвидность золотом, что вынуждает первый банк остановиться в своей безрассудной деятельности, чтобы полностью не разориться. Данный процесс был подробно описан Лоуренсом Уайтом и Джорджом Селджиным и получил название “правила избыточных резервов” или клирингового механизма. Американские экономисты использовали его для оправдания свободной банковской системы без Центрального банка и без 100%-ного резервирования, полагая, что благодаря существованию золотого стандарта и механизма клиринговых операций будет возможно сдерживать частные банки от постоянного расширения кредита. Они вводят понятие “спроса на деньги” и утверждают, что в случае, когда кредитная эмиссия его превышает, банк начинает терять свои резервы в пользу других банков согласно описанному выше принципу. В итоге односторонние попытки отдельного банка расширить кредит будут пресекаться относительно быстро. Банкир будет вынужден прекратить экспансию, чтобы избежать приостановки платежей и в конечном счете банкротства.

Тем не менее, механизм межбанковского клиринга, каким бы элегантным он не виделся в теории, не в состоянии избежать кредитной экспансии и экономических циклов. Исходя из исторических примеров, таких как кризис во Флоренции в XIV - XVI вв., когда банки в течении длительного времени совместно могли выпускать фидуциарные средства обращения, а клиринговый механизм не оказывал особого воздействия. Это происходило по той причине, что механизм межбанковского клиринга способен подавлять расширение кредита только со стороны одного банка, сокращая его резервы и, следовательно, платежеспособность. Но в системе всеобщего раздувания фидуциарного кредита резервы начнут сокращаться одновременно у всех, а следовательно, ни у кого. Более того, в такой системе существует тенденция к слиянию банков и заключения соглашений между ними в целях избежания банкротства и увеличения прибыли. В конечном итоге это может привести к созданию Центрального банка, который бы обеспечил требования частных банкиров институционализировать совместную кредитную экспансию, а также к отказу от золотого стандарта, в целях всегда иметь страхование на случай возможного разорения. Как пишет Уэрта Де Сото: “Возникновение практики частичного резервирования (которое в те далекие времена осуществлялось без центральных банков) ознаменовало начало существенного и постоянного увеличения массы фидуциарных средств обращения — вначале в форме депозитов и кредитов, не обеспеченных сбережениями, а затем в форме банкнот, не обеспеченных резервам и металлических денег”. Этот процесс на протяжении долгого времени генерировал предпринимательские ошибки в плане направления инвестиций и создавал экономические циклы с повторяющимися бумами и спадами.

Глава 3. Историческое развитие модели фрибанкинга, обсуждения, отказ от 100%-ного резервирования и золотого стандарта.

История частичного банковского резервирования берет свое начало еще в глубокой Античности. Вся современная банковская система выросла из частичного резервирования, заложенного очень давно. Практика же непосредственно денежной эмиссии получила особое распространение только после образования института Центрального Банка. В данной главе я хочу рассмотреть процесс зарождения явления как кредитной экспансии, так и денежной, последние из которых сопровождалось, помимо прочего, отказом от золотого стандарта и переходом на полностью необеспеченную систему.

3.1. Банковское дело в Античности.

В Древней Греции в качестве банков функционировали храмы. Наиболее популярными были храм Аполлона в Дельфах, Артемиды в Эфесе и Геры в Самосе. Интересно, что уже в тот момент банкиры использовали сделанные их клиентами вклады до востребования в целях увеличения дохода. Пользуясь своим общественным влиянием, они могли скрывать от публики свою мошенническую деятельность. Известный оратор Демосфен в одной из своих речей заявлял, что банкротства банков стали обычным делом, и что многие клиенты банков возмущены поведением своих банкиров. В конечном итоге, из-за нарушения обязательств по обеспечению сохранности вкладов до востребования происходили коллапсы экономической системы. Люди несли деньги в банк из соображений сохранности и безопасности, но банки не всегда могли выплатить им деньги по первому требованию. Многие исследователи считают, что по началу древнегреческие банкиры знали о том, что должны обеспечивать 100%‑ный коэффициент резервирования по вкладам до востребования. Это объясняет отсутствие свидетельств о выплате процентов по таким вкладам, а также доказанный факт того, что афинские банки обычно не считались источником кредита. Однако осознание того, что в этом и заключался основной принцип правомерного банковского дела, не помешало большой группе банкиров поддаться искушению и начать использовать положенные на хранения средства для собственного заработка. В результате во многих случаях они не могли расплатиться и разорились, в частности, известный банк Пизон, также не поддерживавший 100%-ное резервирование. Следствием такой политики, как уже указывалось, были периодические кризисы, как например финансово‑экономические спады 377—376 гг. до н.э. и 371 г. до н.э., когда разорились банки Тимодема, Соcинома и Аристолоха. Не стоит, конечно, пренебрегать здесь нападением Спарты, однако и до этого момента имел место инфляционистский бум, закончившийся в итоге плачевно. Не менее жесткий кризис разразился в Эфесе после восстания против Митридата. Он побудил власти наделить банки первой исторически документированной привилегией, которая устанавливала десятилетнюю отсрочку возврата вкладов.

В эллинистический период в Египет был создан первый государственный банк, монополизировавший операции с иностранной валютой. Только он мог осуществлять обмен иностранных монет на египетские. Его основателем была династия Птолемеев, правившая Египтом в IV—I веках до н. э. Птолемеи быстро поняли, насколько прибыльны частные банки, и вместо того, чтобы отслеживать мошенническую деятельность банкиров и пресекать ее, они решили нажиться на ситуации в целом, основав банк под управлением правительства, который, по аналогии с частными, также пренебрегал принципом 100%-ного резервирования.

В дальнейшем Египет был захвачен Римской Империей, а династия Птолемеев пала. Особенности римской банковской системы были в том, что там создавались банкирские ассоциации, объединявший их капитал, чтобы был покрывать возникшие долги. Римское право устанавливало, что члены такой ассоциации должны были гарантировать вклады всем своим имуществом. Иными словами, устанавливалась неограниченная ответственность таких организаций. Такая идея популярна и сегодня. Тем не менее, для достижения платежеспособной банковской системы эта мера вовсе не является необходимой, Требование 100%‑ного резервирования гораздо эффективнее справилось бы с банковскими банкротствами и рецессиями. Более того, даже в случае неограниченной ответственности акционеров банков, он все равно могли бы искушаться проводить кредитую экспансию на свой страх и риск, и повторяющиеся банковские кризисы и рецессии так и оставались бы неизбежными.

Как и в Греции, в Римской империи роль банков играли влиятельные храмы. Таковыми были храмы на Делосе, в Дельфах, в Сардисе (храм Артемиды) и наиболее важный — в Иерусалиме, где евреи, бедные и богатые, традиционно хранили свои деньги. Именно здесь, согласно Новому Завету, Иисус изгнал менял из помещения храма. В Евангелии от Матфея (21, 12—16) написано, что Иисус, войдя в храм, опрокинул столы менял и скамьи, на которых продавали голубей. «Написано, — сказал Он им, — дом Мой домом молитвы наречется; а вы сделали его вертепом разбойников». Изначально при Римской Империи эмиссионных банков не было, за чеканку монет отвечал Сенат, однако, во времена правления Цезаря появились как раз независимые от Сената банки.

Особенно скандальным, в рамках обсуждения Римской Империи, стало банкротство христианского банка епископа Каликста I. Он был рабом Христиана Карпофора, богатого сановника при императорском дворе, и проводил от его имени банковские операции, принимая вклады до востребования от других христиан и использовал их в качестве кредитов другим клиентам. После закономерного инфляционного бума банк разорился, наступил тяжелый кризис доверия со стороны клиентов. Каликст, обманом присвоил деньги и, оказался не в состоянии вернуть их по требованию. Он пытался бежать морем и даже предпринял попытку самоубийства. После ряда приключений его подвергли порке и приговорили к тяжелому труду на рудниках Сардинии.

В совокупности с остальными многочисленными примерами нарушения 100%-ного резервирования, менее громкими, но чрезвычайно распространенными, сформировалась одна из причин социально‑экономического распада Римской империи. В III—IV вв. н.э. произошла серия экономических кризисов, в ходе которых разорилось большинство банков. “В попытке сдержать социально‑экономический упадок Империи были предприняты дополнительные меры принуждения со стороны государства, в частности, инфляционная политика правительства, девальвировавшего деньги, и установление потолка цен на важнейшие товары, что лишь ускорило процесс распада и позволившие варварам (которых римские легионы прежде неоднократно побеждали и держали в страхе многие годы) завоевать и опустошить останки древней цветущей Римской империи.” - пишет Уэрта Де Сото. Помимо этого, важную роль сыграл тот факт, что при монополизированной системе чеканке монет, правители постепенно уменьшали содержание драгоценного металла в монете, что вело к их обесцениванию в будущем. Рост инфляции, требование со стороны солдат повысить жалование, увеличение налогообложения привели к падению классического римского мира. Это ознаменовало собой начало длительного периода Средних веков, когда банковское дело в целом утратило свою популярность.

3.2. Конец периода Средневековья.

Значительный рост торговли вновь привел к возрождению банковской деятельности в итальянских городах в конце XI — начале XII в. Причем эмиссионная функция таких банков была ограничена одной валютой, а в плане кредитов существовала свобода. Это были города Адриатики (прежде всего Венеции), Пизы и позднее Флоренции. Причем функционировала новая система по старому античному образцу. Вначале банкиры уважали принципы права, пришедшие из Рима, и вели свои дела в соответствии с законом, избегая противоправного использования вкладов до востребования. Они не создавали деньги, а обслуживали систему 100%‑ного резервирования. Однако, что уже очевидно, они вновь поддались искушению использовать деньги вкладов до востребования для собственной выгоды. Принцип частичного резервирования был восстановлен и распространялся по Италии и Испании. Уже в XIII в. в Италии некоторые частные банкиры начинают использовать деньги вкладчиков для создания новых кредитов. По итогу между 1341 и 1346 г. из 163 известных банков Венеции по меньшей мере 93 разорились, в частности, все банки Севильи в XV в. Экономику Флоренции в середине XIV — XVI вв тоже потрясли кризисы. Рост денежной массы вызвал экономический бум, за которым последовал глубокий кризис. Взлетевшие до небес цены на недвижимость резко упали до половины их бывшей величины, но даже такое падение цен было недостаточным, чтобы привлечь покупателей. Второй эпизод кредитной экспансии во Флоренции начался во второй половине XVII в. Однако в начале 1570‑х годов ситуация завершилась резким сжатием ликвидности, поразившим всю банковскую систему. В середине 1570‑х годов, когда в городе почувствовали «огромный недостаток в деньгах» (то есть дефляцию) и сжатие кредита.

Показательным примером является и Барселонский банк, общие резервы которого к этому времени составляли 29% от суммы вкладов. Это означало, что возможности кредитной экспансии этого банка в 3,3 раза превышали его наличные резервы. Во Флоренции наиболее важными банками владели семьи Аччайуоли, Бонаккорси, Коччи, Антеллези, Корсини, Уццано, Перендоли, Перуцци и Барди. Сначала XIV в. банкиры постепенно начали мошеннически использовать часть денег со вкладов до востребования. В 1567 г. банк Валенсии был готов использовать хранящиеся в его подвалах сокровища, чтобы закупить пшеницу для городских нужд. В 1590 г. были выданы незаконные ссуды городским должностным лицам. Известный Банк Медичи с середины 15 века также начал использовать вклады до востребование неподобающим образом. Изначально Банк Медичи не принимал вкладов до востребования. Он принимал лишь срочные вклады, которые в действительности были истинными займами, предоставленными клиентом банку. Но в какой‑то момент первичные резервы банка стали покрывать менее 50% обязательств по вкладам до востребования. После 1464 г., в котором банк начал испытывать трудности из-за кредитной экспансии за счет присвоения банкирами вкладов до востребования и в конце концов разорился, все его активы попали в руки кредиторов. Многие его конкуренты разорились по тем же причинам: нарушение традиционных принципов права, регулирующих денежную иррегулярную поклажу, неизбежно порождает неотвратимые последствия в виде искусственной экспансии и последующего экономического спада. Такой сценарий был справедлив и для банковской системы Барселоны, которая поначалу показывала хорошую платежеспособность, но потом тоже начала практиковать частичное резервирование.

Видным примером отрицательного влияния практики частичного резервирования в позднем Средневековье послужило царствование Карла V в Испании. Ведя активную имперскую политику, король нуждался в дополнительных средствах финансирования военных расходов. Королевская казна обанкротилась. В феврале 1468 г. Депозитный банк даже был вынужден полностью приостановить выплаты монетой по своим обязательствам. Другие, наиболее крупные банкиры при Карле V: Эспиноса, Доминго де Лисаррасас, Педро де Морга, а также менее видные Кристобаля Франсискина, Диего Мартинеса, Хуана Иньигеса и Октавио де Негрона, тоже разорились. Они работали на основе частичного резервирования, санкционированного лицензией или привилегией, полученной от города Севильи и от самого Карла. В 1579 г. разорился банк Эспинозы, а сам он вместе со старшими партнерами был заключен в тюрьму. Банк Доминго де Лисаррасаса разорился в марте 1553 г., когда не смог уплатить более 6,5 млн мараведи, а банк Педро Морга, начав операции в 1553 г., разорился в 1575 г., во время второго банкротства Филиппа II. Следующее, XVII, столетие пострадало от необеспеченной кредитной экспансии не меньше. Из-за банковского дела на началах частичного резервирования и вызванной притоком из Америки драгоценных металлов инфляции, произошел искусственный экономический бум, в свою очередь, приведший к экономическому кризису и неизбежный спаду. Крепкие отношения возникли между Карлом V и членами известной банкирской династии Фуггеров, ставшие видной фигурой 16-17 столетий. Они предоставили ссуду для финансирования императорских выборов Карла V, а позднее неоднократно финансировали его затеи, получая в залог и грузы серебра из Америки, и разрешение собирать налоги. Их предприятие зашло в тупик и едва избежало банкротства в 1557 г., когда Филипп II де‑факто приостановил платежи кредиторам короны, но до 1634 г. они продолжали получать ренту от сдачи в аренду земель, принадлежавших военным орденам.

31 января 1669 г. приступил к операциям известный банк Банк Амстердама, называвшийся тогда «Вексельный банк». Это была последняя попытка в истории гарантировать легитимность банковского дела и предотвратить злоупотребления и банковские банкротства. Более 150 лет он практически идеально соблюдал принцип 100%-ного резервирования. Вклады и наличные резервы почти полностью соответствовали друг другу. С 1610 по 1616 гг., они стремились к 1 млн флоринов. С 1619 по 1635 г. вклады увеличились почти до 4 млн флоринов, а наличные резервы превысили 3,5 млн. В 1645 г., когда они составляли 11 280 000 флоринов. В 1721 цифры составляли 28 млн и 27 млн флоринов соответственно. Порой в хранилищах Банка Амстердама можно было найти монеты, покрывшиеся коррозией, что свидетельствовало о том, что они лежат там более 100 лет. Руководство банка не стремилось к извлечению непропорционально высокой прибыли путем мошеннического использования вкладов. Ему хватало скромными доходов в виде платы за обеспечение сохранности вкладов и небольших комиссионных платежей от обмена валют. Однако после англо-голландской войны 1780–1784 банк медленно стал отдаляться от своих принципов, принесших ему славу во всем мире. Правительство вынудило его выдавать ссуды на обеспечение военных расходов. В 1794 году, когда Амстердам был взят французами, в кассах банка не хватало более 10 млн флоринов. Он потерял былую поддержку и доверие клиентов и в 1795 году, к сожалению, был упразднен. Фактически, вместе с ним была упразднена и надежда на полностью обеспеченную резервами банковскую деятельность.

3.3. XIX век и активная фаза обсуждения фрибанкинга.

В новом, XIX столетии, вся банковская система мира полностью перешла на рельсы частичного резервирования. Больше не осталось банков, подобных Банку Амстердама, честно и открыто ведущих свою деятельность. Их заменили масштабная кредитная экспансия и крупные кризисы перепроизводства. С другой стороны, именно этот век стал активной фазой обсуждения и реализации идей свободного банковского дела, имевшего место во многих странах Европы и мира.

3.3.1. Англия.

Тяжелее всего развитие фрибанкинга протекало в Англии, однако это, если можно так сказать, компенсировалось большим количеством работ, написанных английскими экономистами по этой теме. Предоставление государственных привилегий на эмиссию банкнот в обмен на финансовую помощь правительству в Англии практиковалось очень часто. Для этих целей в 1694 году был учрежден Банк Англии, который уже в 1697 году в обмен на ссуду в размере £1,001,071 получил монополию чартерного банковского дела. Чтобы продлить свои привилегии до конца 18 столетия, банк в 1742, 1781 и 1799 годах предоставил правительству дополнительные крупные займы. На непродолжительное время привилегии Банка Англии были послаблены в 1826 году, когда банк Томаса Джоплина получил право заниматься эмиссией и погашением банкнот за радиусом в 65 миль вокруг центра Лондона. Но это послабление было нивелировано в 1833 году законом, который вынуждал все банки часть своих резервов держать в качестве банкнот Банка Англии.

Правительство Англии на протяжении всего века пыталось централизировать эмиссию банкнот, защищая привилегии Банка Англии. В ответ на это в 1821 году Дэвид Рикардо основал клуб Политической Экономии, в котором обсуждались принципы свободной торговли и возможность их распространения на банковский бизнес. Первым, кто инициировал обсуждение такой идеи, был Хенри Парнелл. Он писал: "нельзя ли обеспечить надежное средство обращения путем предоставления банковскому бизнесу абсолютной свободы от какого-либо вмешательства со стороны законодательных органов?". Его внимание привлек механизм межбанковского клиринга как эффективного метода сдерживания эмиссии, поэтому он упорно отстаивал тезис о том, что право на эмиссию банкнот не должно быть монополией Банка Англии, и что как лондонские, так и провинциальные банки должны иметь свободный доступ к эмиссионной деятельности. Однако многие члены клуба отвергли эту точку зрения.

Жаркая дискуссия развернулась в 30-40х годах между сторонниками Денежной и Банковской школами. Если во времена Смита и Торнтона главной задачей для экономистов было уяснение того, как функционирует денежное обращение в условиях смешанной бумажно-металлической системы, то к середине XIX в. акцент был сделан на практических вопросах регулирования денежного оборота. Сторонники так называемой денежной школы видели в денежном обращении источник экономической нестабильности. Они считали, что денежная эмиссия должна быть ограничена и централизована, а также обеспечена золотом. Главной обязанностью Банка Англии в качестве центрального банка должно являться поддержание достаточного количества золотых слитков с целью сохранения стабильности денежной системы, основу которой в то время составляли монеты, бумажные банкноты и банковские чеки. Эмиссия как раз-таки бумажных банкнот должна строго соответствовать количеству золота в банковской системе. Колебания в цене бумажных банкнот, как гласил выдвинутый денежной школой «валютный принцип», должны были быть идентичны колебаниям металлической валюты, т.е. соответствовать притоку и оттоку золотых слитков за границу.

Главным оппонентом денежной школы стала так называемая Банковская школа, возникшая гораздо раньше. Она исходила, напротив, из того, что колебания экономической активности, в том числе кризисы, имеют неденежные причины, а сам кредит следует за ценами, а не наоборот: цены - за кредитом. Банковская школа подходила к проблеме со стороны спроса на деньги, полагая, что при ничем не ограниченной эмиссии банкнот их количество рано или поздно само подстроится под запросы рынка. Ее основоположником был Джон Ло (1671-1739), реализовавший беспрецедентное финансирование экономики необеспеченными кредитами и приведший Францию к финансово-экономическому кризису. Он исходил из того, что постоянный экономический рост может быть обеспечен только изобилием дешевых кредитов и, соответственно, бумажных денег, а также развитием акционерных обществ и биржевой спекуляцией с ценными бумагами. Ло утверждал, что чем больше денег в стране, тем ближе ключ к экономическому процветанию, в связи с чем писал: «Внутренняя торговля зависит от денег. Большее их количество дает занятие большему числу людей, чем меньшее количество».
Тем не менее, он не рассматривал серьезно вопрос о возможности банкротства банков в случае увеличения кредитов, не обеспеченных реальными сбережениями. По его мнению, если банк прекратит платежи, то это не будет большой проблемой. Он также игнорировал тот факт, что неограниченная эмиссия банкнот приведет к росту цен на товары, то есть к инфляции. Что и произошло в действительности, когда при проведении своей политики доступного кредита, Джон Ло, будучи министром финансов Франции, использовал банкноты для покрытия дефицита государственного бюджета и затрат по выплате дивидендов по акциям государственно коммерческого акционерного общества. В результате бумажные деньги постепенно обесценились и цены на все товары, в том числе и на продовольственные, начали расти. Джон Ло также полагал, что увеличение кредита моментально ведет к увеличению капитала, то есть материальных ресурсов, новых технологий, новых зданий и сооружений, которые могут быть использованы в экономике. С 1716 по 1720 годы во Франции созданная им система постоянного кредитования, вскоре привела к экономическому росту. Однако дальнейшая выдача кредитов в ситуации избытка денег и развития спекулятивных операций с акциями, как частного, так и государственно-частного акционерного капитала привела во Франции не только к инфляции, но и к обесцениванию денег (девальвации). Что способствовало снижению валового национального продукта страны и дестабилизации финансовой системы и, в конечном счете, к экономическому кризису.

Парнелл, в свою очередь, был сторонником банковской школы. Между ним и Мак-Куллохом, сторонником Денежной школы, развернулась активная полемика. Мак-Куллох попытался выдвинуть теоретические аргументы преимущества централизованной системы над свободой банковского бизнеса. Он утверждал, что избыточная эмиссия Центрального банка будет снижать стоимость всех денежных средств в стране - как золота, так и бумажных денег. И как только такая ситуация возникнет, начнется отток золота за границу, банкноты будут предъявлены к погашению, и банки, дабы избежать истощения своих резервов, вынуждены будут сократить масштабы эмиссии. Парнелл возразил, что такой принцип будет действенен и в рамках системы множества банков, причем более эффективно, чем в системе с Центральным Банком, потому что в истории имеются примеры сверхэмиссии с его стороны. Тогда Мак-Куллох заявил, что в какой-то момент под давлением конкуренции один из банков снизит учетную ставку, и эмиссия будет неизбежна. Парнелл отвечал, что, в действительности, банкноты такого банка будут в большинстве случаев сразу предъявлены к погашению. Однако, стоит заметить, на примере вышеупомянутого кризиса во Флоренции или при Карле V в Испании, механизм межбанковского клиринга способен запаздывать или вообще не действовать, если эмиссией занимаются все банки одновременно. Мак-Куллох возражал, что такая схема не будет работать в ситуации, когда снижается курс национальной валюты, и торговцы будут требовать обмена банкнот любых банков. к погашению они предъявляют все попавшие им в руки банкноты. То есть это затронет и все остальные банки, не виновные в эмиссии. Данный аргумент разбивается о тот логический факт, что пропорция, в которой банкноты будут возвращены в каждый из банков, равна доле банкнот этого банка в совокупном обращении. То есть количество средств, предъявленных к погашению банку, виновному в эмиссии, будет все равно равна (или превышать) количество средств, напечатанных им сверх своих резервов. Во-вторых, сверхэмиссия способна изменить валютные курсы лишь после того, как она повлияет на структуру цен и производства, посеяв при этом зерна кризиса. Таким образом, Мак-Кулох, хоть и делал правильные предположения о неэффективности клиринга в свободной банковской системе, все равно не смог предложить ничего лучше, кроме как ее централизации, что, фактически, имеет не менее отрицательное влияние.

В 1820 - 1824 годах Англия испытывала избыток капитала, что привело к уменьшению процентных ставок. Ставки по своим заимствованиям правительство снизило с 5 и 4 % соответственно до 4 и 3,5 %. В это время у англичан появился доступ к рынкам стран Латинской Америки. Английские товары потекли туда рекой, что, вкупе с техническими нововведениями, привело к бурному росту экономики Англии. За 1820-1825 гг. производство чугуна выросло на 58%, производство кирпича с 1822 по 1825 год выросло на 92,3 %. В 1825 году эту привело к масштабному финансовому кризису, из-за роста цен на факторы производства выросли цены и на потребительские блага. В конце 1824 — начале 1825 годов цены на машины выросли на 20 %, на кофе на 32 %, на перец на 41 %, на железо на 76 %, на цинк на 103 %, на американский хлопок на 109 %. Финансировались строительство железнодорожные линии и развитие текстильной. В данном случае вина за увеличение денежной массы лежала не столько на пренебрежении принципом 100%-ного резервирования, сколько на поступлении новых капиталов извне. Такие причины являются объективными, и их нельзя избежать. Изменение климатических условий, стихийные бедствия, открытие новых рынков сбыта или обнаружение новых месторождений золота - внешние факторы, способные вызвать инфляцию и снижение реальных ставок заработной платы, однако, в то же время, они случаются достаточно редко, поэтому с ними необходимо просто смириться.

Тем не менее, находясь под впечатлением этого кризиса, некоторые экономисты, в частности, Мак-Куллох, начали высоко отзываться о возможностях институтов, подобных Банку Англии, способных оказать помощь во время кризисов путем предоставления почти неограниченных кредитов переживающим трудные времена фирмам. Тем не менее, как уже было указано в теоретической части, такие действия лишь продлевают денежную и кредитную эмиссию частных банков, и откладывают наступление рецессии, но не отменяют ее.

Лидером денежной школы был Роберт Торренс, бывший офицер, впервые описавший в 1815 году в «Очерке о внешней торговле зерном» закон убывающей отдачи. Одновременно с Торренсом его изучали Рикардо, Мальтусом и Эдуард Вест, но Торренс действовал независимо от них. В этой же книге он также открывает принцип сравнительного преимущества в международной торговле за два года до его подробного изложения Рикардо в своих «Принципах». Он одним из первых начал поддерживать централизацию банковской системы и жесткое ограничение денежной эмиссии золотым запасом.

В начале 30-х годов значительный вклад в дискуссию был внесен Элбертом Гэллэтином. Он занимался изучением истории американского банковского дела и был поражен, с какой частотой банки приостанавливали свои выплаты. Во избежание этого он предложил, чтобы объем займов не превышал собственные капиталы банка более, чем в два раза. Он также рекомендовал инвестировать банкам в государственные ценные бумаги. Тем не менее, он не поддерживал распространение свободной конкуренции за пределы ссудного и депозитного бизнеса, то есть на эмиссионную сферу, хотя признавал клиринговый механизм весьма эффективным средством сдерживания эмиссии.

Параллельно с ходом обсуждений, в 1836 г. начинается новый кризис из-за очередного расширения кредита. Ими финансировались железные дороги, сталелитейная и угледобывающая отрасли. Кризис разразился, когда банки решили прекратить увеличение кредитования в свете того факта, что они теряли все больше и больше золотых резервов, которые покидали страну, направляясь в основном в США. Начиная с 1836 г. цены упали, и банки стали разоряться или замораживать платежи. Результатом была глубокая рецессия, длившаяся до 1840 г.

Другим видным экономистов, высказавшимся на эту тему, был Дж. У. Норман. Он считал, что эмиссия одного банка в конечном итоге распространится на весь банковский сектор, и клиринг в таком случае будет бесполезен. Он не приведет к изменению межбанковских балансов. Историческая практика и правда показывает, что такое наблюдается в любой банковской системе. Таким образом, он тоже относится к экономистам Денежной школы, занимая схожую с Мак-Куллохом позицию.

Более четкое объяснение причин необходимости монополии на эмиссию банкнот дал С. Дж. Лойд (Лорд Оверстоун), также сторонник Денежной школы. Он писал: "Естественным благом, приносимым обществу конкуренцией, является то, что она пробуждает в производителе изобретательность и трудолюбие. Как следствие, общество снабжается товарами наилучшим образом, как с точки зрения их качества, так и количества, и, к тому же, по самым низким ценам. В то же время весь ущерб от просчетов производителя несет он сам, а отнюдь не общество. Что же касается бумажных денег, то здесь интересы общества лежат в совершенно другой плоскости. Целью здесь является плавное сбалансированное регулирование количества денег в обращении, зафиксированное законодательством. От последствий ошибок в этой сфере в гораздо большей степени страдает именно общество, нежели сам эмитент." Его работы собраны в книге «Трактаты и другие сочинения о металлическом и бумажном обращении» (1858). Он являлся сторонником количественной теории денег и требовал ограничения банкнотного обращения, так как неограниченная эмиссия денег ведет к их обесцениванию. Он также сформулировал общие принципы теории экономических циклов. По его мнению, на смену «спокойствию» приходит «улучшение», связанное с «возрастающим доверием». Это создает предпосылки для «процветания». Спокойная жизнь способствует «пробуждению». Оно приводит к «чрезмерном расширению» производства. Следствием этого является «потрясение», «застой», что подготавливает почву для нового цикла, начинающегося опять со «спокойствия».

Спорной фигурой оказался Томас Тук, разделявший взгляды Банковской школы, по крайней мере, до 1840 г., но ставший ярым противником внедрения свободной торговли в банковскую сферу. "Что касается свободы бизнеса в банковской сфере в том смысле, как эта свобода зачастую толкуется, - говорил он, - то здесь я согласен с одним американским журналистом, который как-то заметил, что свободный бизнес в банковском деле является синонимом свободы жульничества." Он утверждал в своей работе «A history of prices and of the states of the paper circulation from 1793—1856», что банк не может выпустить больше банкнот, чем имеется на них спрос, следовательно, количество выпущенных банкнот никакого влияния на товарные цены не оказывает. В его поддержку в 1844 году Джон Фуллартон написал книгу "О регулировании валют", в которой он рассматривал будущий закон об ограничении кредитов, выпускаемых Банком Англии.

В это же время, по другую сторону Атлантики, активное обсуждение идеи фрибанкинга инициировали Ричард Хилдрет и Г. Ч. Кэйри. В 1819 г. в США началась паника, когда Банк Соединенных Штатов инициировал расширение кредита и рост денежной массы, которые происходили в форме банковских векселей или кредитов, не обеспеченных реальными сбережениями. В 1819 г., когда банк резко прекратил расширять кредит и востребовал платежи по имевшимся у него векселям других банков. Последовали типичное сжатие кредита, а также глубокая повсеместная депрессия, которая остановила инвестиционные проекты, начатые в течение бума, и вызвала увеличение безработицы. Но самым ярким экономическим событием Америки того времени, повлиявшем на взгляды многих экономистов, стал кризис 1837 г. и крупное приостановление платежей. Оба они высказывались в пользу свободной торговли и свободного банковского бизнеса. Причем Хилдрет в первую очередь подверг резкой критике царивший в Америке дух протекционизма, а Кэйри утверждал, что чем меньше ограничений наложено на банковский сектор, тем реже его сокрушают кризисы. Сравнивая банковские системы в различных американских штатах, Кэйри обнаружил, что в тех из них, где вхождение в банковскую деятельность было наиболее беспрепятственным, случаи банкротств были относительно редки. Он писал: "Система привилегий в банковском деле является результатом ошибочных суждений о том, что деятельность банков отлична от всех остальных видов коммерции; что якобы в их руках находится инструмент извлечения высоких прибылей и право на осуществление этой деятельности должно оставаться привилегией, продаваемой только избранным лицам. Общество, находящееся во власти подобных ложных взглядов, требует уплаты крупных сумм в качестве компенсации за использование этой привилегии, вынуждая тем самым банки действовать далеко за пределами собственного капитала."

Кэйри в своих работах подвергал критике Конди Пагета. Во-первых, он считал, что установление личной (неограниченной) ответственности было бы эффективнее практиковавшейся в Соединенных Штатах организации компаний с ограниченной ответственностью. Во-вторых, он выступал против свободы эмиссионной деятельности банков, хотя и признавал заслуги клирингового механизма, и был очень благожелательно настроен в отношении Нью-Йоркской системы депонирования облигаций. В своих работах он предвосхитил теорию экономического цикла, включающего бумы и спады, вызванные нехваткой денег банкам платить по своим обязательствам.

Еще одним видным кризисом в США стал кризис 1873 г., происходивший по тому же сценарию. Экспансия началась из‑за высоких затрат на Гражданскую войну. Впечатляюще выросла сеть железных дорог, интенсивно развивались металлообрабатывающая и сталелитейная отрасли. Летом 1873, когда спад стал очевидным, обанкротился Jay Cook & Co, один из главных американских банков.

Опровергнуть Денежную школу старался и Джеймсом Уилсоном, опубликовавший в течение 1845-1847 гг. серию статей на эту тему. Он считал, что именно привилегированное положение Банка Англии является причиной отставания Англии от Шотландии в депозитном бизнесе. "Не приходится сомневаться в том, - говорил Уилсон, - что, если бы не законодательные препоны образованию банков, возведенные в интересах монополии Банка Англии, в стране, причем как в столице, так и в провинции, уже давно существовало бы множество крупных и преуспевающих акционерных банков. Это помогло бы избежать появления слабых банков, банкротство которых периодически вызывало столь значительные потрясения." После событий 1847 г. он занялся анализом причин экономического кризиса. Во многом от предвосхитил австрийскую теорию экономических циклов, введя понятия основного (fixed) и оборотного (flo oating) капитала. Он пишет: “Легко видеть..., сколь важным для устойчивого процветания страны становится правильная пропорция между основным и оборотным капиталом: оборотный капитал, от которого зависит безостановочное воспроизводство товаров повседневного спроса и стабильная занятость труда, не должен отвлекаться от этих целей и трансформироваться в основной капитал в масштабах, превышающих размеры избыточного накопления капитала страны за вычетом суммы, достаточной для продолжения производства товаров для текущего потребления. Если же часть оборотного капитала страны все же будет неправильно превращена в основной, вполне очевидно следующее: поскольку труд людей, занятых в сферах, представляющих основной капитал, не воспроизводит товары, которые служат для поддержки этого труда, или товары, которые можно обменять на таковые у внутреннего или зарубежного их производителя, это в конце концов приводит к нехватке этих товаров и росту цен на них, а фонд оплаты труда неизбежно сокращается. Верно, что процессу превращения оборотного капитала в основной временно сопутствует видимость экономического благополучия... Производство товаров, предназначенных для повседневного потребления, окажется ниже уровня потребления, а цены на них будут продолжать расти... Конечным итогом неправильного перемещения оборотного капитала Страны будет значительная его нехватка, которая проявится в высокой ставке процента.". После Уилсона в течение более чем десяти лет вопрос о свободе банковского бизнеса в Англии больше не поднимался; в континентальной же Европе он лишь начинал набирать свою силу.

В конечном итоге для Англии победа досталась Денежной школе, что выразилось в принятии в Банковского акта 1844, известного как акт Роберта Пиля. Власти требовали ограничений на эмиссию банкнот еще со времен кризиса 1825 года. Премьер-министр Роберт Пиль добился принятия парламентом закона, который ограничил эмиссионную деятельность частных банков и передал эмиссионные полномочия Банку Англии, сделав его прототипом центрального банка, которые будут созданы в каждой стране. Вместе с тем, деятельность Банка Англии была разделена на две самостоятельные функции: эмиссионная и банковская, но главное значение этого закона заключалось в том, что Банк Англии больше не мог выпускать новые банкноты, если они не были полностью обеспечены резервами в виде золотых монет или слитков (на сумму свыше 14500000 ф. ст.). Вскоре Торренс написал и обоснование этого закона — «Принципы практического использования закона сэра Роберта Пиля 1844 г.» (The Principles of Practical Operation of Sir Robert Peel’s Bill of 1844, 1848). Однако, дважды, в 1847 и в 1857 гг. закон был нарушен с целью насыщения экономики ликвидностью и защиты золотых резервов Банка Англии.

Начиная с принятия Закона Пиля, единственный вопрос практического плана в Англии формулировался следующим образом: следует ли накладывать ограничения на размер эмиссии в условиях централизованной банковской системы? Можно привести в пример цитату из книги профессора Миллса: "безумные масштабы экспансии и контракции бумажных денег являются неизбежным следствием системы, имеющей до сих пор многочисленных сторонников и которая лишь недавно была взята под контроль, ...системы, допускающей существование в стране большого числа эмиссионных банков". Противоположное мнение в 1858 г. выдвинул Херберта Спенсера. В своей статье он решительно отверг необходимость государственного вмешательства в сферу банковского бизнеса и поддержал идею жесткого применения законов о банкротстве к неплатежеспособным банкам. Спенсер считал, что это оказалось бы достаточным и эффективным средством контроля за сверхэмиссией.

После принятия закона Пиля на английскую экономическую мысль оказывала влияние Франция. В частности, оксфордский профессор политической экономии Бонами Прайс привлек внимание к дискуссии между Воловски и Шевалье.

В 1861 и 1865 Гошен и Мак-Леод соответственно показали, что учетная ставка может быть использована в качестве средства воздействия на платежный баланс и золотые потоки. Гошен указывал, что высокая процентная ставка Банка Франции - это результат лишь высокого спроса на свободный капитал. Мак-Леод придерживался аналогичного мнения, и считал, что именно монополия Банка Англии служила главной причиной экономических кризисов.

Во главе группы европейских критиков стояли Цернуччи и Модест во Франции, а также Телькампф и Гайер - в Германии. В 1861 году Эдмунд Филиппс .утверждал, что пока Банк Англии выпускает больше банкнот, чем количество золота, которое имеется в его распоряжении для их погашения, он будет вынужден поднимать учетную ставку. Однако аргумент этот так и не нашел своих приверженцев в Англии и остался практически незамеченным. 02

Самый большой вклад в развитие идеи фрибанкинга не только в Англии, но и в Европе, внес Бейджхот. Он писал, что именно благодаря тому, что Англия в прежние времена обладала широкой эмиссионной системой, ей удалось опередить остальные страны во всех сферах банковского бизнеса. Он считал, что для страны, начинающей "с чистого листа", лучше принять мультирезервную систему наподобие Нью-Йоркской, чем систему привилегированной монополии типа существовавших в Англии или Франции, в сущности, являвшихся централизованными резервными системами. В книге "Lombard Street" Бэйджхот пишет: "Естественная система - то есть та, к которой бы привело развитие событий, если бы правительство оставило в покое банковскую сферу, - это система большого числа банков равного либо не слишком разного размера." Если Мак-Куллох заявлял, что банковские резервы больше при централизованной системе, то Бэйджхот наоборот показал, что в случае с Центральным банком у частных банков всегда есть кредитор последней инстанции, а в условиях свободной банковской системы - нет. Тем не менее, несмотря на очевидные, с точки зрения Бэйджхота, пороки централизованной системы, он, тем не менее, не видел никаких шансов отказаться от нее в пользу фрибанкинга. Он лишь дал совет Банку Англии придерживаться более осторожной политики, и что его банковские резервы в размере одной трети депозитов недостаточны. Благодаря нему в обществе была признана особая ответственность Центрального банка. Во многом благодаря его настойчивости свободное кредитование под высокий процент стало считаться верной политикой центрального банка в кризисные периоды.

3.3.2. Шотландия.

Если Англия была образцовым примером централизованной банковской системы, то Шотландия была ее противоположностью. С 1792 по 1845 год Шотландия не имела Центрального банка, допускала неограниченную конкуренцию в сфере эмиссии банкнот и имела невероятно стабильную денежную систему. Ее падение после 1845 года было вызвано не каким-либо недостатком, а следствием неспровоцированного продления действия закона Пиля.

Изначально в Шотландии все же существовала монополия на эмиссию банкнот, закрепленная за Банком Шотландии, основанном в 1695 г. Он начал выпускать банкноты с номиналом в один шотландский фунт, его монополия должна была действовать в течение следующего 21 года. После неудачной попытки Шотландии основать в конце 1690 г. собственную колонию в Центральной Америке, ее постиг серьезный финансовый кризис. Это поспособствовало объединению Шотландии и Великобритании в 1707 г., в результате которого был покрыт национальный долг Шотландии, а ее валюта стабилизирована и приравнена к английскому фунту. В 1716 г. срок действия монопольных прав Банка Шотландии подошел к концу. В 1727 был создан Королевский Банк Шотландии, ставший главным конкурентом Банку Шотландии, который подозревался в симпатиях к якобитам. Политика Королевского банка заключалась в том, чтобы либо вытеснить Банк Шотландии из бизнеса, либо оставить его на невыгодных ему условиях. Королевский банк приобрел крупные суммы банкнот шотландского банка в обмен на свои собственные банкноты, а затем внезапно представил их в банк Шотландии для погашения. Чтобы оплатить эти банкноты, Банк Шотландии был вынужден отозвать свои займы и в марте 1728 года приостановить платежи в силу того, что далеко не все выпущенные им банкноты обеспечивались металлом. Это дало Королевскому банку возможность расширить свой собственный бизнес, хотя повышенная эмиссия банкнот Королевского банка также сделала его более уязвимым к той же тактике. К сентябрю 1728 года Банк Шотландии смог снова начать погашать свои банкноты с процентами, а в марте 1729 года он возобновил кредитование. В конечном итоге оба банка пришли к перемирию, но все же потребовалось время до 1751 года, прежде чем они согласились принять банкноты друг друга.

Последний банковский патент был выдан Британской Льняной Компании в 1746 г. Все остальные банки были учреждены в соответствии со второстепенными законодательными актами. Никаких ограничений на число партнеров не практиковалось. Банкротство Банк Эйра в 1772 г., произошедшее в результате избыточной эмиссии банкнот, сильно подорвало доверие публики к небольшим банкам. Существовавшая в Шотландии сеть крепких, чрезмерно не регулируемых законодательством банков с высоко развитой депозитной сферой, в совокупности с ее видимым коммерческим успехом и отсутствием тяжких системных злоупотреблений, не могла не оказать неизгладимого впечатления на англичан, ставших к тому времени свидетелями крушения огромного количества мелких рядовых банков, происходившего в результате экономического спада после Наполеоносвких войн.

После победы Денежной школы и принятия Закона Пиля в 1844 году, в Шотландии последовал Закон о банкнотах Шотландии, который предоставлял шотландским банкам, существовавшим до момента его принятия, право эмиссионной деятельности, ограниченной условиями Банка Англии, в результате которых эмиссия банкнот каждого из них ограничивалась средним уровнем предыдущего года. Однако по положениям данного закона, в отличие от английских банков, шотландские банки имели право на выпуск банкнот и свыше этого фиксированного предела, но лишь в той мере, в какой они были в состоянии полностью обеспечивать дополнительные банкноты золотом; кроме того, в случае слияния двух банков они удерживали за собой права на фидуциарную эмиссию в объеме, равном сумме их индивидуальных эмиссий.

Несмотря на легкость контроля, установленного этим законом, он все равно воспринимался негативно. В 1864 г. из Шотландии поступали жалобы на то, что в результате затухания банковской активности эмиссия шотландских банков сократилась, в то время как банкноты Банка Англии были не в состоянии заполнить образовавшийся вакуум, поскольку выпускались номиналом не ниже 5 фунтов. В результате чего, к радости противников Закона Пиля, в течение последующих тридцати лет в Шотландии разорились два крупнейших банка: Вестерн Банк в 1857 г. и Глазго Банк в 1878 году.

3.3.3. Швеция.

С 1831 по 1902 год Швеция также имела почти нерегулируемую свободную банковскую систему (Jonung 1985). На конец этого периода было 26 частных банков-эмитентов облигаций с общим числом филиалов 157. Выпуск банкнот этих частных банков успешно конкурировал с выпусками банкнот Риксбанка (прототипа центрального банка), несмотря на налоги и другие ограничения, наложенные на частные банкноты, и несмотря на то, что только банкноты Риксбанка являлись законным платежным средством. Одним из показателей успеха шведских частных эмиссионных банков является то, что за все время их существования ни один из них не потерпел краха, хотя правительство проводило четкую политику отказа от помощи частным банкам в финансовых затруднениях. Система была также упорядочена в том, что существовала организованная система обмена банкнотами, причем все банкноты принимались по номиналу различными банками. Наконец, отсутствие банковского регулирования в Швеции имело решающее значение для ее исключительно быстрого экономического роста во второй половине XIX века. В 1864 был принят закон О банках, дерегулировавший процентную ставку. Тем не менее, несмотря на свой успех, шведская свободная банковская система была поэтапно ликвидирована начиная с 1901 года, когда правительство, возмущаясь потерей государственных доходов от сокращенного обращения банкнот Риксбанка, стремилось с помощью нормативных актов и предложений субсидий восстановить для Риксбанка монополию эмиссии банкнот. В 1901 году выпуск частных денег был запрещен. Официально право частных банков выпускать банкноты было отменено в 1904 году.

3.3.4. Китай.

Еще один эпизод свободной банковской деятельности имел место в Фоочоу, столица провинции Фукиэнь, материковый Китай. Китай прошел через многочисленные, катастрофические опыты с безрассудными выпусками государственных бумажных денег, начиная с 9-го века. Наконец, династия Цин (1644-1911 гг.) решила сделать эмиссию банкнот исключительно частным предприятием, за исключением двух коротких неудачных правительственных эмиссий в 1650-е и 1850-е гг. в Фоохове (а также в некоторых других городах) местные банки процветали при Маньчжурах, выпуская бумажные банкноты, погашаемые (обычно по требованию) в медной наличности и свободные от всякого государственного регулирования. Крупные банки (которых в последние десятилетия насчитывалось 45) пользовались высоким уровнем общественного доверия и уважения. Падение свободного банковского дела в Фохове после Республиканской революции 1911 года было вызвано ограничительными постановлениями нового центрального правительства. Они покровительствовали нескольким очень крупным банкам, которые оказывали финансовую поддержку революционерам. Наконец, в 1935 году националистическое правительство сделало банкноты трех крупнейших современных банков законным платежным средством. В конечном итоге правительство намерено было предоставить своему крупнейшему финансовому благодетелю, Центральному банку Китая, монополию на эмиссию банкнот. Но его программа была прервана японским вторжением в 1937 году, что заставило его сосредоточиться на максимизации доходов от возросших вопросов законного платежного средства. Следствием этого стал еще один случай, когда бумажные деньги, выпущенные китайским правительством, стали абсолютно бесполезными. Централизация эмиссии банкнот в Китае была окончательно осуществлена в 1950-е годы коммунистами, Народный Банк которых захватил филиалы Центрального банка Китая, а также офисы многих оставшихся местных банков. Хотя существует мало информации о деятельности Народного банка, она позволяет предположить, что Китай еще долгое время после войны страдал от скрытой инфляции, замаскированной обширной системой официальных цен.

3.3.5. Франция.

Впечатляющий крах Королевского банка Джона Лоу в 1721 году, который стал государственным банком за три года до этого, в течение полувека препятствовал созданию любого нового эмиссионного банка. Новый банк был создан только в 1776 году, Кэсс д’Эскон, которого государство принудительно заставляло предоставлять займы, и банк стал, по сути, филиалом казначейства. Его банкноты были погашены в казначейских ассигнациях, которые стали законным платежным средством в 1790 году. Правительство вскоре обанкротилось под потоком ассигнаций, увлекая за собой и Кэсс д'Эскон.

Возобновившиеся попытки создать эмиссионные банки в 1790-х годах были разбиты Наполеоном, который отреагировал на отказ частных банков дисконтировать государственные бумаги созданием конкурирующего учреждения - Банка Франции, в котором он также был акционером. В 1803 году Наполеон принял закон, дающий банку Франции исключительную привилегию выпуска банкнот в Париже и запрещающий создание банков в других регионах без официального одобрения. Наконец, в 1806 году Банк Франции был официально передан под правительственный контроль, а в 1808 году ему было предоставлено исключительное право эмиссии банкнот в каждом городе, в котором он создал свои отделения.

Крах Наполеона привел к созданию по всей стране местных эмиссионных банков. Они бросали вызов монополии Банка Франции, хотя последний оставался единственным общенациональным поставщиком валюты. После 1840 года правительство отказалось выдавать новые чартеры для новых эмиссионных банков, и в 1848 году уже они были поглощены Банком Франции. Таким образом, период ограниченной конкуренции был недолгим. Но его конец вызвал продолжительные дебаты между поборниками свободного банковского дела и защитниками Банка Франции, причем большинство французских экономистов были на стороне первых.

Изначально обсуждение свободной банковской системы началось в 30-х годах. Первым о ней заговорил Мишель Шевалье. Он писал: "Еще много времени должно пройти до того момента, пока у нас появится кредитная система, столь же развитая, как в Англии и Соединенных Штатах. Мы в этом отношении все еще находимся в состоянии варварства.". Он считал это следствием свободы банковского сектора и был сторонником Центрального банка. Будучи членом Палаты Депутатов, а затем - Сената, Шевалье обладал достаточными возможностями, чтобы привлечь внимание общественности к своим воззрениям. В большинстве случаев французские сторонники ограничений ссылались на исключительные права королевской власти, в частности, Август Цешковский. Движение за сокращение свободы в банковском деле приобрело популярность с докладом Росси, представленном Сенате. Он категорически отверг тождественность конкуренции в банковском и в каком-любом другом бизнесе.

В это время многие торговцы и экономисты начали активно высказываться в пользу фрибанкинга. В частности, Курсель-Сеней, написавший в поддержку фрибанкинга памфлет в 1840г. Коклен (Coquelin), написавший ряд статей в 1844 году и книгу “Банковский кредит” в 1848 году. На Курсель-Сенея значительное влияние оказали труды Джеймса Уилсона. По его словам: "Избыточная эмиссия не является главной причиной кризисов", а именно неправильное инвестировании своих средств приводит к ним. Курсель-Сеней высказывался в поддержку абсолютной свободы и ничем не ограниченной конкуренции, став наиболее бескомпромиссным сторонником свободы банковского бизнеса во Франции.

В 1840 г. кредитная экспансия возобновилась в Великобритании и затем распространилась на Францию и США. Из-за ее резкой остановки и спекуляций началась рецессия, затронувшая и Францию, а на фондовых биржах произошло резкое падение цен железнодорожных акций. В целом прибыли снизились, в частности, в отраслях промышленности, производящих капитальные блага. Безработица выросла — в особенности в секторе железнодорожного строительства. Эти события стали толчком к развитию рабочего движения и революции 1848г.

Еще одним противником государственного вмешательства был Дю Пьюнода. Он выступал за свободную банковскую деятельность и разрешение принципа ограниченной ответственности. Он считал главным недостатком английской банковской системы положения банковского законодательства этой страны о неограниченной ответственности.

Интерес к тезису о свободной эмиссии частных банкнот значительно возрос, когда в начале 1857 г. Банк Франции поднял учетную ставку. Против любой интервенции государства в банковскую сферу выступили Жозеф и Шевалье. Последний, правда, признавал, что не поддерживает режим полной свободы банков. Это признание одного из адептов свободной торговли во Франции стало важным козырем в руках сторонников ограничений. К 1864 г. дискуссия достигла своего пика. Экономист Виктор Боннэ утверждал, что в ситуации множества банков будет крайне неудобно обменивать банкноты разных банков друг на друга при путешествии на большие расстояния, что не грозит банкнотам Центрального банка, которые принимаются везде. Он не учел того факта, что каждому отдельному банку будет выгодно иметь возможность обменивать свои банкноты на как можно больше других банкнот в целях привлечения новых клиентов. В поддержку конкуренции выступал также Маннекен. Будучи сторонником банковской школы, он также старался опровергнуть доводы о том, что фрибанкинг ведет к сверхэмиссии. Интересное предложение внес в 1864 году Леонс де Лаверн. Он предложил заменить монополию Банка Франции не полностью свободной конкуренцией, а поделить территорию Франции на несколько регионов, в каждом из которых был бы свой Центральный банк.

Из-за Банка Савоя и увеличения им учетной ставки в 1864 г. был проведен Банковский опрос. Исследование было поручено Высшему совету по сельскому хозяйству, торговле и общественным работам. Шевалье и д"Эйшталь приняли в нем участие. Доклад состоял из шести томов, в сумме составлявших около пяти тысяч страниц. Шевалье выразил сомнение в целесообразности и необходимости использования учетной ставки, да и вообще каких угодно кредитных ограничений независимо от средств их реализации, в качестве средства борьбы с оттоком золота. Банк должен был продавать собственные ценные бумаги. Но он, однако, не понимал, что продажа Банком ценных бумаг привела бы к сокращению кредита в той же степени, что и в результате прямого уменьшения количества платежных обязательств, принимаемых Банком. Это лишило бы рынок краткосрочных кредитов тех средств, которые были привлечены Банком в обмен на проданные им ценные бумага, что, в свою очередь, должно было породить тенденцию к росту ставки кредитования. Луис Воловский обосновал противоположную позицию в книге внушительных размеров, которая, впрочем, не внесла ничего нового в то, что уже было сказано о предмете ранее. Книга почти целиком состояла из переложения взглядов других авторов и комментариев относительно политических тенденций в банковской сфере. Воловский среди всех французских экономистов был наиболее яростным защитником использования учетной ставки для контроля за денежными потоками.

В 1865 году Цернуччи достаточно радикально заявлял, что вопрос о том, должна ли быть разрешена эмиссия большому или ограниченному числу банков, является второстепенным. Настоящая же проблема состоит в том, должна ли быть эмиссия банкнот разрешена вообще. Эмиссия банкнот ведет к подрыву богатства обладателей металлических денег, обесценивая их стоимость. Он отдал свой голос в пользу свободы, поскольку был убежден в том, что если всем будет разрешено выпускать банкноты, ни один человек не захочет их принимать и вскоре они попросту исчезнут сами собой. Цернуччи, несмотря на свои взгляды, не был сторонником банковской школы. Он был представителем наиболее консервативного крыла денежной школы, выступавший за полное запрещение неподкрепленной эмиссии вообще.

В 1866 г. во Франции произошел новый кризис, экспансионистская стадия которого началась в 1861 г. Ключевую роль в ней сыграл французский банк Credit Foncier. Экспансия подняла цены промежуточных благ, строительства и отраслей, связанных с хлопком, и сохраняла быстрый темп до паники 1866 г., случившейся из‑за ряда эффектных банкротств, самым известным из которых было банкротство лондонского банка Overend Gurney и французского инвестиционный банка Crédit Mobiliaire.

Позицию сторонников свободы прекрасно отобразил Ж. Э. Хорн в 1866. Подчеркивая тот факт, что первым чеканку монет освоил частный бизнес, Хорн указал на две вероятные причины, по которым эта деятельность была затем узурпирована государством в качестве исключительного королевского права. Первой было стремление облегчить обращение монет в качестве средства обмена на более обширных территориях. В те времена государство было единственным институтом, который обладал достаточной репутацией, чтобы создать у населения необходимую уверенность в качестве монет. Имея гарантию государства в соответствии веса и пробы металла номиналу монет, люди могли принимать их без предварительного взвешивания и апробирования. Второй причиной было то, что чеканка монет оказалась наиболее удобной для короля формой сбора своих доходов. В наши дни, продолжал Хорн, эта деятельность перестала быть необходимой в качестве источника пополнения бюджета. В пользу свободной банковской системы он пишет, что при централизованной системе правительство всегда испытывало соблазн воспользоваться своей властью над привилегированным банком. Конечно, никакая из систем не исключала наступления банкротства. Однако в условиях плюрализма обесценивались банкноты одних лишь прогоревших фирм, тогда как в ситуации привилегированной монополии легализованная приостановка денежных выплат и, следовательно, обесценение, касается всего объема эмиссии. Кризисы, по Хорну, вызывались нехваткой капитала в обращении. В периоды "чрезмерного инвестирования" слишком много капитала изымалось из обращения и превращалось в основной капитал до тех пор, пока не становилось ясно, что не хватает "вспомогательных материалов", необходимых в дополнение к нему.

В 1868 году Клеман Жюглар выдвинул интересный аргумент, что утечка золота заграницу грозит только крупным банкам, наиболее часто осуществляющим коммерческие операции с иностранными клиентами. В то же время провинциальные банки, не будучи подвержены утечке резервов, не имели стимулов следить за своей эмиссией. Центральный Банк, по его мнению, должен был стать центром клиринговых механизмов. Однако вызывает сомнение, что введение в банковскую систему элемента наподобие Банка Франции было необходимым условием осуществления клиринга. Как пишет Вера Смит в книге “Происхождение Центральных Банков”: “В отсутствии разного рода искусственных препятствий, обладающие соответствующими средствами связи банки могли бы сами взять на себя осуществление клиринговых функций. Таким образом, если бы одна группа банков (А), расположенных в Париже либо вблизи портов, подвергалась бы оттоку золота из своих резервов за рубеж и была бы, в отличие от другой группы (В), вынуждена сокращать объемы своей эмиссии, в обращении осталось бы относительно меньше банкнот банков (А). Клиринговый баланс оказался бы смещенным в пользу последних, и они могли бы предъявлять претензии на золотые резервы банков (В). Банки (В) были бы вынуждены уменьшить размеры своих обязательств, вследствие чего общее сокращение обращения оказалось бы равномерно распределенным по всей банковской системе.”

В 1878 г. США и Франция возобновили кредитную экспансию. Во Франции резко вырос выпуск промышленных акций и была выдвинута амбициозная программа общественных работ. Кризис разразился в 1882 г. с падением банка Union Générale. Оказавшийся на грани банкротства банк Crédit Lyonnais столкнулся с массовым изъятием депозитов (около половины). В США в это же время лопнули более 400 банков (из общего числа 3271); кризис и безработица поразили главным образом отрасли, наиболее удаленные от потребления.

3.3.6. Испания.

Испания и Италия представляют собой классический пример превращения свободной банковской системы в централизованную под влиянием государства. В стране было много эмиссионных банков, большинство из которых были монополиями исключительно в своей сфере деятельности. Исключением был Банк Испании, который, хотя и начинался как финансово консервативное предприятие, стал участвовать в крупномасштабных кредитах правительству, что в конечном итоге сделало его финансовым агентом государства. В обмен на это ему в конечном итоге были предоставлены исключительные права на межпровинциальное разветвление. Затем, в 1874 году, через шесть лет после свержения монархии Бурбонов, в обмен на ссуду в 125 миллионов песет новое республиканское правительство предоставило Банку монополию на эмиссию банкнот. Правительство также предложило щедрые уступки другим банкам в обмен на то, что они станут филиалами банка Испании. Большинство мелких банков согласились.

Италия в течение первых десятилетий своей независимости также имела множество эмиссионных банков. Но Рисорджименто оставил новое государство с огромным долгом, в который были вовлечены несколько банков, и Национальный банк королевства в частности. В качестве альтернативы сокращению расходов итальянское правительство обратилось за дополнительной помощью к банкам-эмитентам облигаций. Они обеспечили эту помощь, разрешив банкнотам Банка Королевства, выпущенным в связи с предоставлением займов государству, переходить в разряд неконвертируемой (принудительной) валюты и в то же время предоставив ограниченный статус законного платежного средства банкнотам других банков-эмитентов. Эта договоренность сохранялась вплоть до 1874 года, когда все итальянские банки были поставлены в равные условия, поскольку всем было разрешено участвовать в выпуске невозвратных бумаг с целью монетизации государственного долга. Эта реформа также запрещала дальнейшее участие в бизнесе выпуска банкнот. В результате этих реформ итальянская денежная масса стала крайне нестабильной. Ее рост последовал за ростом государственных расходов. В 1883 году конвертируемость золота была официально восстановлена, но отсутствие строгого правоприменения, включая жесткие ограничения, наложенные на обмен банкнот и урегулирование клирингов между конкурирующими банками, привело к тому, что система оставалась в состоянии фактической неконвертируемости. Десять лет спустя разразился скандал, когда несколько банков произвели несанкционированную эмиссию банкнот законного платежного средства. Это привело к реформам, приведшим к созданию Банка Италии, который имел монополию выпуска банкнот, предоставленную ему в 1926 году.

Франческо Феррара, ведущий итальянский экономист эпохи Рисорджименто, яростно выступал против принудительного валютного законодательства и других законов, ограничивающих обязательства банков по погашению своих векселей. Феррара также возражала против ограничения входа в эмиссионный бизнес, утверждая, что свободная конкуренция среди эмитентов конвертируемой валюты была лучшим средством для обеспечения денежной стабильности. Его мнение было поддержано Джузеппе Ди Нарди в его исследовании об итальянском банковском деле. Выводы этих авторов убедительно свидетельствуют о том, что вмешательство итальянского правительства разрушило то, что в противном случае могло бы быть успешным примером свободного банковского дела.

3.3.7. Канада.

Канадский опыт также противоречит мнению о том, что свободная банковская деятельность уступает деятельности Центральных банков. В течение 19 века Канада проводила гораздо более либеральную банковскую политику, чем США, и ее банковская система работала намного лучше, чем банковская система США той же эпохи. Канадское законодательство допускало частную эмиссию банкнот и поощряло развитие сложной клиринговой системы. Но вскоре на свободу эмиссии было наложено ограничение, для получения статуса чартера и ограниченной ответственности банк должен был иметь $500,000. Эмиссия банкнот была ограничена суммой этого оплаченного капитала, но это ограничение не имело силы вплоть до резкого оттока валюты в 1907 году.

3.3.8. Германия.

Обсуждения фрибанкинга в Германии инициировал Фон Герстнер, давший положительную оценку американской банковской системе. Решительную поддержку свободной торговле высказал Хюбнер. В 1854 он выпустил книгу с историко-статистическим обозрением основных типов банковских институтов в разных странах. Он выступал за то, чтобы вся эмиссия всегда была обеспечена золотом. Однако государство, на его взгляд, справляется с этим хуже, чем система свободных банков, которые, подчиняясь собственным интересам, были бы нацелены на полное выполнение своих обязательств. Строгий золотой стандарт поддержал и Телькампф. Говоря о свободе, Телькампф проводил четкое разграничение между эмиссионной и депозитной сферами банковского бизнеса. Он видел необходимость в единственном центре эмиссии банкнот до тех пор, пока эмитенты не несут неограниченную ответственность и имеют обязательства кредитовать правительство. Если бы акционеры отвечали бы по своим обязательствам всем своим имуществом, их корыстные интересы выступили бы в роли необходимых ограничителей эмиссии. Но тем не менее он отдавал предпочтение централизованно системе.

Среди сторонников банковской школы наиболее известным был Адольф Вагнер. На него сильно повлияли труды Джеймса Уилсона. Он был полным сторонником свободы, выступавшим против Закона Пиля в Англии, против ограничений эмиссии и необходимой доли обязательных резервов. Он опасался злоупотреблением со стороны государства над возможностью печатать деньги в своих целях. Вагнер делал особый упор на необходимости быстрой ликвидации неплатежеспособных банков. Если предъявленная к погашению банкнота не могла быть оплачена в главном офисе выдавшего ее банка либо в его отделениях и филиалах на местах и в течение короткого отрезка времени (например, трех дней, как предлагал Вагнер) банк все еще не был в состоянии уплатить по своим обязательствам, любой кредитор этого банка должен был иметь право обратиться в суд с требованием о его ликвидации.

В начале 60-х годов Германский Экономический Конгресс поставил своей целью выработать законодательную основу для свободного банковского бизнеса. Было принято положение о полной свободе эмиссии и размеров обязательных резервов. Однако они не сумели договориться о том, чем должны обеспечиваться банкноты. Макс Вирт придерживался мнения, что это должно происходить за счет золота. Его поддержал Михаэлис, утверждавший, что ни ломбардные кредиты, ни государственные бумаги не могли служить в качестве подходящего средства для обеспечения банкнот, в связи с чем Нью-Йоркская система депонирования облигаций была, с его точки зрения, недопустима. Было уделено большое внимание обязанности банка платить по своим векселям в день предъявления под страхом ликвидации. Для полной гарантии платежеспособности ему следовало бы хранить стопроцентные резервы. Участники дискуссии делали акцент на необходимости принудительной ликвидации банков за невыполнение банками своих обязательств.

Другим сторонником Денежной школы после Телькампфа был Филипе Йозефе Гайере. Все количество денег в обращении, по его мнению, должно быть полностью обеспечено золотом и не увеличиваться. Следствием сверхэмиссии он считал кризисы перепроизводства. Объяснение, данное Гайером происхождению бумов, оказалось весьма близким современным воззрениям австрийской школы о "сверхинвестициях". Но, как и многие сторонники Денежной школы, Гайер был не против свободы в депозитной сфере и частичного резервирования.

После кризиса 1857 г. в Англии профессор Нассе написал в 1866 г. памфлет в поддержку Центрального банка, что последний во время кризисов всегда пользуется большим доверием, чем мелкие банки, и что его политика снижает тяжесть этих кризисов. Он критиковал Закон Пиля, поскольку не рассматривал государственные ценные бумаги как инструмент обеспечения фидуциарной эмиссии. Ценные бумаги прусского правительства были гораздо менее надежны, нежели бумаги английского правительства, и часто могли быть реализованы лишь со значительными потерями стоимости.

В 1871 вышел в свет памфлет Леопольда Лас-кера. Он указывал, что еще не было убедительно показано, почему банковская сфера должна служить исключением из правила свободного предпринимательства.

3.4. XX век. Коренной переворот в мировой денежной системе. Отказ от золотого стандарта.

Если кризисы 19 столетия были спровоцированы нарушением 100%-ного резервирования, денежно-кредитной экспансией и недостаточной эффективностью клирингового механизма при сохранении золотого стандарта, то кризисы 20 – 21 века - прямое следствие отказа от золотого обеспечения денежных единиц и создание общемировой необеспеченной денежной системы.

Существование золотого стандарта продлилось до Первой мировой войны, которая сыграла первый аккорд в коренном переустройстве мировой финансовой системы. В целях профинансировать непомерные военные расходы, европейские государства отказались от золотого стандарта в 1914 году, резко увеличив предложение национальной валюты. Количество банкнот во Франции с 1913 по 1918 увеличилось с 5,7 до 31,1 млрд франков, индекс оптовых цен повысился в 3,4 раза. Что примечательно, во Франции инфляция длилась дольше, чем в других европейских странах, вплоть до 1926 г. после Первой мировой войны инфляция в Англии продолжалась относительно недолго - до 1920 г. С 1914 по уровень оптовых цен вырос на 195%, но уже в 1920/21 году Англия с помощью увеличения налогов добился бездефицитности государственного бюджета. Часть обесцененных фунтов стерлингов была изъята из обращения. Инфляция в Германии в 1914-1923 годах начиналась незаметно, постепенно повышаясь на 1-2%. К 1918 году количество денег в обращении выросло в четыре раза, а цены – примерно на 140%. В Норвегии с января 1915 г. по декабрь 1920 г. цены выросли на 128%. Сильно пострадала Италия - там цены выросли на 300-600%. В итоге это привело к тотальному обесцениваю фунтов, марок, франков и рублей относительно золота: в Англии к 1920 фунт стерлингов обесценился на 30%, во Франции к середине 1926 г. стоимость франка упала на 87%. В конечном итоге денежная система Германии пострадала больше всего. В мае 1921 года державы-победительницы предъявили ей ультиматум, требуя немедленной выплаты одного миллиарда золотых марок в свободной валюте как аванса в счет репараций, которые устанавливались в размере 2 миллиардов в год плюс 26% годового германского экспорта. В 1922 году Германия де-факто прекратила выплату репараций под предлогом отсутствия ресурсов. В ответ в начале 1923 г. Франция и Бельгия, страны более других пострадавшие от войны, ввели свои войска в Рурскую область, индустриальное сердце Германии. Около 20% населения страны теперь оказалось на оккупированной территории. Правительство призвало народ к «пассивному сопротивлению», выразившемуся в прекращении работы на многих предприятиях, отказе транспортников от перевозки грузов, параличе банковской системы. Все это стоило государству больших денег; так, не менее трети хилого федерального бюджета уходило на поддержку такого сопротивления. С весны 1923 года, германское правительство практически бросило марку на произвол судьбы.

К июню 1923 года денежная масса увеличилась примерно в 90 раз, цены в 180 раз, курс доллара в 230 раз. Заметим, что внешнее обесценивание марки до этого времени устойчиво обгоняло ее внутреннее обесценивание. С лета 1923 года началось инфляционное безумие. За четыре месяца до конца ноября денежная масса выросла в 132 тысячи раз, уровень цен в 850 тысяч раз, курс доллара почти в 400 тысяч раз. История бумажных денег не знала таких масштабов обесценивания.

Инфляция конца 1923 года достигла невообразимых масштабов. Сумма банкнот Рейхсбанка в обращении к середине ноября приблизилась к 100 квинтиллионам, а на конец года, по данным Рейхсбанка, достигла почти 500 квинтиллионов марок. Между тем реальная ценность этой чудовищной бумажной массы сжалась до совсем незначительной величины в 150 миллионов золотых марок. В конце ноября доллар стоил уже 4,2 триллиона марок. С каждым месяцем выпускались купюры все более высокого номинала. Под конец купюра в 100 триллионов марок оказалась самой большой из них, а реально она стоила меньше 25 долларов.

В отказе от золотого стандарта к Великобритании присоединилась и Канада. Именно тогда правительство разрешило и даже оказало давление на зафрахтованные банки приостановить платежи, что они и сделали. Между тем банкноты правительства Доминиона были сделаны законным платежным средством и выпущены в больших деноминациях, чтобы стимулировать их использование для урегулирования клирингов среди чартерных банков. Поскольку ни правительство, ни банки не платили золото, это была фактически централизованная банковская система необеспеченных денег, причем казначейство выступало в качестве эмитента. Хотя война закончилась, правительство не отозвало крупные банкноты Доминиона, поэтому казначейство сохранило свою власть над денежной массой.

В 1922 году на Генуэзской конференции была предложена новая мировая экономическая система, которая должна была заменить прежний золотой стандарт и вывести страны Европы из послевоенного кризиса. Она называлась золотодевизной. Согласно ему, внутри европейских государств могли свободно обращаться бумажные деньги, не обеспеченные непосредственно золотом. Они обменивались на девизы - иностранную валюту, которая обеспечивалась золотом. Такой валютой был доллар и фунт. В результате, например, марку, можно было погасить фунтом, фунт золотом или долларом, а доллар золотом. Мюррей Ротбард называют такую структуру “типичной финансовой пирамидой”, которая была выгодна прежде всего Великобритании. После войны она вернулась к довоенному обменному курсу с США, составлявшему 4,86 долларов. Фактически ценность фунта была завышена, поскольку естественно установившийся курс составлял всего 3,5 долларов. Высокая национальная валюта привела к падению экспорта. Для исправления положения Великобритании было необходимо, чтобы остальные европейские страны также переоценили свои валюты относительно установившегося курса. Благодаря принятию золотодевизного стандарта так оно и произошло. Курс марки был установлен на уровне 4,20 долларов, курс франка на уровне 16,444 долларов,

Теперь Великобритания могла печатать новые денежные единицы и не опасаться оттока своего золота заграницу. Европейские государства не требовали их погашения, благодаря росту денежной массы в Великобритании они также могли увеличивать свою денежную массу. В результате возрастал торговый дефицит Великобритании, не ограниченный действием золотого стандарта. Более того, она договорилась с ФРС проводить эмиссию доллара, не позволяя происходить оттоку золота в США.

В 1920-х годах к золотому стандарту вернулась Канада, но из-за симпатии к Великобритании снова ушла в 1931 году. В 1935 году был создан Банк Канады, который вскоре обеспечил себе монополию в эмиссии банкнот.

Для США годы, последовавшие за Первой мировой войной, характеризовались огромной кредитной экспансией. С 1922 по 1929 объем кредитов, созданных в банковской системе из ничего, вырос с 33 млрд долл. до более чем 47 млрд долл. Мюррей Ротбард вычислил, что денежная масса США выросла с 37 млрд долл. в 1921 г. до 55 млрд долл. в январе 1929 г. Это породило бум, который, в полном соответствии с теоретическими предсказаниями, затронул в основном отрасли, производящие капитальные блага. Так, на фондовом рынке цены акций выросли вчетверо, производство товаров текущего потребления за этот период — на 60%, а производство потребительских благ длительного пользования, металлов, стали и других основных фондов — на 160%. В 1920‑е годы ставки заработной платы росли в основном в отраслях, производящих капитальные блага. За восемь лет они увеличились в этом секторе приблизительно на 12% в реальном исчислении, а в промышленности потребительских благ реальный рост составил 5%. В химической промышленности они вообще увеличились на 22%, а в металлообрабатывающей и в сталелитейной — на 25%.

В 1929 г. на мировую экономику грянул беспрецедентный кризис, ранее не имевший аналогов. Катастрофа на Нью‑Йоркской фондовой бирже происходила поэтапно. Между 1926 и 1929 гг. фондовый индекс более чем удвоился, увеличившись со 100 до 216. Первое предупреждение появилось 24 октября 1929 г., когда предложение 13 млн акций встретило почти отсутствующий спрос, и цены рухнули. Вмешательство банков тут же приостановило падение, и понижение цен составило от 12 до 25 пунктов. Ожидалось, что к концу недели паника прекратится, но понедельник 28 октября принес новую, непреодолимую катастрофу. К продаже предлагалось более 9 млн акций, и рынок упал на 49 пунктов. Самым разрушительным днем был вторник 29 октября, когда продавались 33 млн акций, и рынок упал еще на 49 пунктов. Впоследствии между 1929 и 1932 гг. из 24 000 банков более 5000 лопнули или приостановили платежи. К тому же произошло резкое сжатие кредита, и валовые частные инвестиции сжались с 15 млрд долл. в 1929 г. до всего лишь 1 млрд долл. в 1932 г. Кроме того, в 1933 г. безработица достигла своего пика и составила около 27% активного населения. Эти события и получили название Великой Депрессии, являвшейся следствием безрассудной политики Федеральной Резервной Системы и усугубившиеся от дальнейших мер, предпринятых Франклином Рузвельтом, получивших название “Нового курса”.

В 1931 г., после банкротства европейских банков, начал рушиться и оптимизм, вызванный восторгом новой денежной системой. В мае 1931 г. произошло банкротство крупнейшего австрийского банка «Кредитанштальт», который за собой в могилу потянул банки половины Европы. Особенно болезненно это банкротство «зацепило» банковскую систему и экономику соседней Германии. Это обеспечили Адольфу Гитлеру и нацистской партии важную пропагандистскую возможность: он смог еще больше обвинить евреев в немецких и международных экономических и социальных проблемах. Попытки Франции, обменять накопленные фунты на золото привели к тому, что Великобритания полностью отказалась от золотого стандарта. Поначалу Великобритания даже пробовала уговорить Францию не гасить скопившиеся там переоцененные фунты золотом, но это не помогло. Вслед за ней в 1934 гг. от золотого стандарта отказались американцы, полагая, что это поможет им справиться с депрессией. Отныне, золотом погашались только требования иностранных правительств и центральных банков, а обесценившийся доллар был приравнен к 1 /35 унции золота. Европейская денежная система вновь оказалась в хаосе, а Вторая мировая война лишь оттянула международные переговоры, в ходе которых обсуждались бы варианты выхода из образовавшейся ситуации.

Новая денежная система была согласована на Бреттон-Вудской конференции в 1944 году. Она была практически полностью скопирована с золотодевизного стандарта и отличалась лишь тем, что вместо двух ключевых валют в ней теперь фигурировала только одна. Это был доллар, приравненный к 1/35 унции золота. Причем гасить его могли только государственные органы. Мюррей Ротбард и здесь называет такую систему “финансовой пирамидой”, в которой на обеспеченных золотом долларах держались европейские валюты. Причем возможности для эмиссии новых долларов открылись очень широкие - после войны золотой запас США составлял около 25 млрд.долларов. Это было связано с расчетами за поставки американских товаров воюющим странам, а также с тем, что после войны американские товары пользовались большим спросом и поставлялись в разрушенную войной Европу. С начала 50-х годов инфляция имела только положительное значение. В 1969 она достигла 6,2%, а в 1973 8,7%. За ними шагом следовала Великобритания, в которой высокие темпы инфляции (12,20% в 1951г., 5,70% в 1955г., 1,84% в 1960г.,4,57% в 1965г. и 7,85% в 1970г.) и отток долларов вынудил провести девальвацию фунта в 1967 с 2,8 до 2,4 доллара. Дефицит платежного баланса и увеличивающаяся инфляция заставляли страны Европы бесконечно наращивать свои долларовые резервы и на этом основании увеличивать предложение национальной валюты и кредитов. Причем покупательная способность доллара на тот момент уже падала, и он был как бы переоцененной валютой, которую европейские государства вынуждены были аккумулировать. Их возмущение перманентно нарастало, и в авангарде протеста выступила Франция. Однако Соединенные Штаты не захотели отказываться от Бреттон-Вудской системы, в ответ на что европейцы решили начать погашать накопленные доллары и вызвать отток золота из страны. Запас золота с 1950 по 1971 уменьшился с 25 до 8 млрд, и США воспользовались возможностью политического давления на Европу, чтобы остановить погашение так называемых “евродолларов”. Тем не менее, конец Бреттон-Вудской системы неизбежно приближался. По мере того, как доллар обесценивался, он становился все более бесполезным, и его держатели все чаще старались его продать, что лишь усиливало отток американского золота. На свободных рынках цена золота при этом достигала уже 40–44 доллара.

Видя опасность крушения денежной системы 17 марта 1968 г. управляющие центральных банков США и шести европейских стран, членов Золотого пула, приняли решение о создании Двухъярусной системы рынка золота. Согласно ей, операции между этими странами должны были проводиться по официальной цене на золото, к-рая составляла тогда 35 долларов за унцию. Страны отказывались также продавать или покупать золото на мировом рынке. Таким образом, фактически, у золота было две цены: фиксированные 35 долларов за унцию и временные цены, возникшие на мировом рынке. Но такие меры лишь на несколько лет продлили существование Бреттон-Вудской системы, но не смогли устранить коренные проблемы ее нецелесообразности.

Инфляция в Америке продолжалась: в период с 1955 по 1971 год ее минимальное значение равнялось 0,4% (1955), а максимальное 6,2% (1969). Наконец, 15 августа 1971 г. Соединенные Штаты полностью отказались от золотого стандарта в любом понимании этого слова. 18 декабря было подписано Смитсоновское соглашение, на которое возлагалась надежда подвести черту под неудачным веком золотостандартных суррогатов. Согласно нему, страны Западной Европы и США в очередной раз обязались поддерживать фиксированные курсы валют, но на этот раз валюты не были обеспечены ничем. Европейские валюты были искусственно недооценены, а доллар искусственно переоценен, при том, что его курс продолжал падать. Цена унции золота достигала 215 долларов. Фиксированные обменные курсы не могли долго удержаться еще и потому, что в новой системе отсутствовало единое средство обмена. В начале 1973 г. доллар рухнул, а за ним и Смитсоновские соглашения. США провели повторную девальвацию. В 1976—1978 годах была образована Ямайская система как итог реорганизации Бреттон-Вудской валютной системы, согласно которой курсы валют устанавливаются не государством, а рынком.

Это благотворно повлияло на американский экспорт, поскольку европейские страны сохраняли фиксированный обменный курс, и их валюты дорожали. Американские товары начали захватывать европейские рынки, что, во-первых, вело к негативной реакции со стороны Европы, во-вторых, вызывало трудности у американских туристов, которые не могли на свои обесцененные доллары обменять необходимое количество нужной валюты, и в-третьих, вело к росту цен на экспортные товары на внутреннем рынке. Более того, ввиду отсутствия теперь золотого стандарта и существования фиксированного валютного курса правительства стран могли быть свободны в создании новых денежных единиц. Однако, во избежание очередного скачка неконтролируемой инфляции в 1978 году на Бременской конференции европейские страны договорились о создании новой Европейской валютной систему, которая регулировала обменные курсы. ЕВС не предполагала фиксированных курсов обмена. У центральных банков не было обязательства выкупать валюты друг у друга по фиксированному курсу. Центральные банки — участники ЕВС взяли на себя обязательства исключительно по поддержанию курса «собственных» валют. Национальные денежные власти должны были ограничивать свои эмиссионные аппетиты, чтобы не допустить падения курса национальной валюты. Если курс все-таки начинал падать, соответствующий центральный банк был обязан продать часть своих резервов, чтобы остановить его падение. В этих условиях путь центральных банков к стабильности национальной валюты лежал исключительно через самоограничение. Каждый из них должен был сам принять решение об ограничении эмиссии. Однако процесс осознания этой неприятной истины был чрезвычайно медленным. Многие европейские государства не желали прекращать инфляцию. Они хотели и получать выгоду от стабильного курса национальной валюты, и перераспределять доходы внутри страны с помощью эмиссии. В принципе это было бы возможно — при условии, что все центральные банки ведут себя одинаково, равномерно увеличивая предложение денег. Но внутри ЕВС всегда находился по крайней мере один центральный банк, который отставал от других в том, что касается темпов инфляции. Исторически сложилось так, что этим банком был Бундесбанк, центральный банк Германии.

Если бы все европейские Центральные банки вели денежную эмиссию соразмеренно друг другу, то курс валют оставался бы стабильным, однако, вследствие того, что центральный банк ФРГ вел ее в меньших масштабах, европейские валюты дешевели относительно марки. Из-за этого он неоднократно был объектом критики и нападок. С 1979 по 1983 г. курсы пересматривались как минимум 9 раз. Летом 1992 г. Ирландия и Испания девальвировали свои валюты, фунт стерлингов упал настолько, что Великобритании просто вышла из ЕВС, за ней последовала Франция. Опасаясь, правда, подрыва курса на политическое объединение Европы европейские страны пошли на хитрость, расширив «в рамках ЕВС» границы валютного коридора с 2,5 до 15%. Это сработало. Новая система отличалась от старой главным образом только тем, что из-за более широкого валютного коридора стабильность курсов стала еще более редким явлением. Каждый центральный банк проводил независимую денежную политику, не считаясь с остальными. Никакой общей денежной политики не было.

На формальном уровне логическим продолжением развития ЕВС стало создание Европейского Центрального Банка. Тем не менее, он не имеет ничего общего с Европейской валютной системой. Если стабильность ЕВС зависела исключительно от независимой политики стран-участниц, то Европейский центральный банк стал настоящим эмиссионным центром Европы. Когда возникла система фиксированных (или по крайней мере устойчивый) курсов, европейским государствам необходимо было резко снизить темпы инфляции. Но чтобы не терять избирателей вследствие снижения социальных расходов, европейские государства начали увеличивать свой внешний долг. В какой-то момент он достиг порогового значения, и тогда оставался только один выход пополнить госбюджет - вновь запустить печатный станок. Финансовые кризисы в рамках системы фиксированных курсов стали неизбежны. Только у Люксембурга и Германии госдолг оставался в адекватных пределах. Тогда и был создан общеевропейский центральный банк, которому в начале 1999 г. национальные банки передали свои полномочия в сфере денежной политики. В том же году была введена новая общеевропейская валюта - евро, ничем не обеспеченная и не подкрепленная. Но несмотря на радостные настроения касательно объединения Европы, следствием его стал гигантский рост государственного долга уже всей Европы в целом. С 2004 по 2019 внешний долг Еврозоны вырос приблизительно с 60000000 до 150000000$.

Для американской денежной системы отказ от золотого стандарта Никсоном сказался аналогичным образом. Инфляция в США продолжается уже более 100 лет со времен создания ФРС. За последние 115 лет доллар США потерял более 97% своей покупательной способности. Нефть и золото выросли в цене примерно в 80 раз. За 60 лет цена бутерброда Big Mac выросла в 11 раз. По данным портала 24/7 Wall St., кофе в США за 240 лет вырос в цене в 45 раз. Бутылка обычного портвейна в 1847 г. стоила $0,11, сейчас — около $20, т. е. примерно в 180 раз дороже. Плановое посещение врача в 1852 г. стоило около $2, теперь — $50-200. Билет на самолет в один конец Нью-Йорк — Лос-Анжелес в 1950 г. стоил $88, теперь $130-350. Она позволяет инвесторам, имеющим тесные связи с денежными властями, строить крупные пирамиды на протяжении долгого времени. Обычно финансовые пирамиды не могут существовать бесконечно, они рушатся сразу после того, как заканчиваются сбережения у ее участников. Но в случае с Центральным Банком это возможно, потому что ФРС постоянно выпускает новые деньги, которые вбрасываются на биржу. Такие инвесторы не рискуют своими средствами, потому что ФРС обеспечивает им возможность получить новые деньги. В 1973 инфляция составила 8.7%. Между 1983 и 1987 гг. средние темпы ежегодного роста резервов, предусмотренные Федеральным резервом для американской банковской системы, выросли до 14,5% в год, т.е. с 25 млрд долл. в 1985 г. до более чем 40 млрд долл. спустя три года. Это привело к обширной денежно‑кредитной экспансии, которая, в свою очередь, питала значительный бум на фондовом рынке и все виды спекулятивных финансовых операций.

Аналогичная судьба постигла и Японию. За четыре года между 1987 и 1991 гг. японская экономика пережила грандиозную денежно‑кредитную экспансию, которая, как и предполагает теория, затронула в основном отрасли, наиболее далекие от потребления. При том что в этот период рост цен на потребительские блага составил приблизительно лишь от 0 до 3% в год, цены на фиксированные активы, и в особенности на землю, недвижимость, акции, художественные и ювелирные ценности, существенно выросли. По сравнению с первоначальной их стоимость выросла многократно, и на соответствующих рынках начался спекулятивный бум. Кризис наступил во втором квартале 1991 г., и последующая рецессия продолжалась более десяти лет.

В июле-августе 1997 года похожая судьба постигла южноазиатские страны, такие как Таиланд, Сингапур, Корея, Индонезия и др. В Южной Корее до 1997 года была очень низка процентная ставка, резко поднявшаяся до 7,51% в 1997 и 10,71% в 1999. Параллельно с низкой процентной ставкой шло увеличение денежной массы и инфляции. В Таиланде процентная ставка была на уровне 10,8% в 1994 и с1995 начала расти, параллельно с ней на протяжении 90-х также росли денежная масса и инфляция. Аналогичная ситуация наблюдалась и в Индонезии. В 1994 процентная ставка равнялась 17,76%, а в 1998 уже 32,1%. В этой связи зачастую часть вины отдают Международному валютному фонду, который бездумно поощрял рост экономик этих стран. В итоге упал курс национальной валюты (так, валюта Таиланда — бат — обесценилась сначала на 48 %, а к концу 1997 года практически на 100 %; индонезийская рупия обесценилась на 228 %), выросла инфляции, увеличился объём корпоративного долга, произошли громкие банкротства корпораций.

Приблизительно в 1995 году в США начался кризис “доткомов”, когда инвесторы начали массово скупать акции высокотехнологичных компаний, особенно компании Netscape — очень популярного тогда разработчика. Американская биржа NASDAQ, специализирующаяся на акциях высокотехнологичных компаний, показывала стремительный рост. В середине 1998 слегка была понижена ставка ФРС. Массовые спекуляции ещё больше способствовали еще большему росту цен на акции высокотехнологичных компаний. Деньги, полученные от инвесторов, компании тратили на рекламу, чтобы привлечь ещё больше инвесторов. За 30-секундный рекламный ролик они готовы отдать около 3 миллионов долларов. Банкиры с Уолл-Стрит твердили, что наступила "новая экономика", и что стоимость акции вполне справедлива. Возможности интернета открыли доступ к биржевой торговле для огромного количества новых инвесторов. В итоге 10 марта 2000 года NASDAQ удваивает показатели предыдущего года, достигнув 5132 пунктов, а потом начинается стремительное падение. Инвесторы осознали, в строительство какой финансовой пирамиды они вложили деньги и начали массово их изымать.

Кризис “доткомов” в каком-то смысле стал предтечей Мирового финансового кризиса 2008. Чтобы смягчить последствия интернет-бума, в 2001 году ФРС снизила ставку, что привело к росту популярности кредитов и спроса на недвижимость, причем предложение последней оставалось постоянным. В результате с 1997 по 2006 г. стоимость типичного объекта жилой недвижимости в США выросла на 124%. Кредиты стали настолько популярны, что их получателем фактически мог стать кто угодно. Критерии кредитоспособности заёмщиков были сильно смягчены. Сначала перестало быть необходимым указывать источник доходов, достаточно было лишь указать наличие дохода вообще и подтвердить наличие денег на банковском счёте. Затем и само наличие источника дохода перестало быть обязательным. В конечном итоге кредиты выдавались даже людям без наличия денег на банковском счете. Такие кредиты называют субстандартными, и их доля в общей сумме невыплаченных обязательств к 2008 году составляла 25% от общего числа, а в Калифорнии и Флориде − до 40%. Конкуренция между банками привела к тому, что условия по субстандартным были гораздо выгоднее, чем по обычным кредитам государственных ипотечных агентств. Наиболее распространенные: кредиты с плавающей ставкой, зависящей от значения LIBOR и с уплатой в течении определенного периода только процентов.

Такое безрассудство смогло стать возможным после того, как в начале 80-х годов государство начало проводить секьюритизацию - объединения нескольких кредитов с низким уровнем риска в одну производную ценную бумагу (дериватив) для продажи инвесторам. В конце 90-х секьютеризацию стали проводить и частные банки, имевшие большие объемы выданных кредитов. На тот момент особенности американского законодательства не предусматривали жесткого контроля для частных компаний и самым популярным новым деривативом стали обеспеченные залогом ипотечные долговые обязательства (CDO), которые оценивались ведущими рейтинговыми агентствами S&P 500 и Moody's как бумаги с низким уровнем риска. Как выяснилось в ходе последующего расследования ФБР и Комиссии по ценным бумагам, кредитные агентства ставили высокие рейтинги заведомо убыточным пакетам CDO.

На рынке недвижимости стало появляться все больше спекулянтов. За два года с июля 2004 г. по июль 2006 г. ставка ФРС значительно выросла. Соответственно, задолженность домовладельцев-заёмщиков тоже выросла, спекулятивные инвестиции стали более рискованными, цены на недвижимость постепенно падали, пузырь начал сдуваться. К сентябрю 2007 г. рыночная стоимость 23 % объектов жилой недвижимости в США оказалась ниже первоначальной суммы, прописанной в ипотечном договоре. То есть 23% объектов в США стали стоить меньше, чем за них договорились платить заёмщики банкирам. Началось массовое отчуждение имущества.

Зачастую в качестве причин кризиса на первый план ставят протекционистский дух США и его внешнеторговый дефицит с Китаем, в результате которых в Китае образовалось много свободного капитала, которого некуда было деть. До 2000-х годов КНР запрещала вывоз капитала в другие страны, но в 2001 году правительство Китая тогда приняло государственную стратегию «Выход за рубеж», которая поощряла инвестиции в иностранные компании. Свободный капитал моментально хлынул на американский рынок, который американцы затем стали вкладывать в ипотечные ценные бумаги. Тогда китайцы начали их массово скупать, таким образом на кредитном рынке оказалось огромное количество свободных средств, что повлияло на снижение процентной ставки, которая в 2000—2003 гг. упала с 6,5 % до 1,0 %. В действительности снижение процентной ставки было намеренным решением по смягчению последствий кризиса доткомов, что следует из официальных заявлений ФРС. Более того, увеличение объема свободного капитала в Америке не могло бы повлиять на тот факт, что банки занижали порог платежеспособности клиентов и предлагали кредиты направо и налево. Именно желание заработать, воспользовавшись принципом частичного резервирования, привело к многочисленным банкротствам, самым громким из которых было банкротство банка Lehman Brothers, и масштабному мировому кризису, сопоставимому с только Великой депрессией.

Глава 4. Заключение.

Итак, мы рассмотрели историю развития мировой финансовой системы и закрепление принципа частичного резервирования. Мы можем заметить, как сначала кредитная эмиссия перестает быть обеспеченной, и эта тенденция под влиянием государства закрепляется на законодательном уровне в качестве Центрального банка. Это особый институт, наделенный привилегиями от государства в обмен на предоставляемые последнему займы для финансирования казны. Поначалу банковская система все еще свободна в своей эмиссионной сфере, она способна выпускать собственные конкурирующие банкноты, объем которых должен, по идее, сдерживаться клиринговым механизмом. Однако он сильно уступает традиционному требованию 100%-ного резервирования, и не работает в случае всеобщей эмиссии всех банков страны. После чего государство отнимает у частных банков возможность эмитировать новые деньги, оставляя за ними право лишь принимать депозиты. Эту возможность он вручает в руки одного или нескольких привилегированных банков, Центральных банков, таким образом создавая себе почти бесконечный источник финансирования. Государству мешает только одна вещь - золотой стандарт и утечка золотых резервов заграницу. Дождавшись критической ситуации - Первой мировой войны - государство принимает решение полностью отказаться от какого-либо золотого обеспечения своей валюты в целях финансирования своих военных расходов. Спустя 50 лет несчастных попыток его восстановить, в 1971 году, Соединенными Штатами принято окончательное решение сделать золото обычным товаром, никак не связанным с денежной сферой. Отныне инфляция и размер денежной массы полностью зависят от прихотей того или иного государства, а частные банки могут продолжать проводить политику частичного резервирования. Из этого факта вытекают приведенные выше в пример кризис в Японии, кризис 2008 года.

Рассматривая в этом контексте взгляды Банковской и Денежной школ, можно сказать, что обе они представляют собой крайности, обусловленные, вероятно, недостаточной теоретической базой того времени. Банковская школа, хоть и выступавшая за ликвидацию Центрального банка, уходила в крайность касательно того, что обилием денежного кредита невозможно навредить экономике, а эмиссия банкнот сама подстроится под спрос на деньги. При этом политика Джона Ло показала ровно противоположный результат. В то же время Денежная школа, выступавшая за полное обеспечение всех банкнот золотом, уходила в крайность, полагая, что такую стабильность можно реализовать только при монополизированной эмиссии. Однако Центральный банк не может сделать ничего большего, кроме как усугубить возникающие проблемы.

Исходя из этого, идеальной банковской системой, по моему мнению, является система, в которой на законодательном уровне установлено требование 100%-ного резервирования к каждому частному банку, причем в силу отсутствия привилегированного Центрального банка, каждый из них может выпускать свою валюту в пределах своих собственных золотых резервов. Такая модель должна исключить возможность кризисов эндогенного характера, сохранив лишь редкие спады деловой активности под воздействием внешних факторов: стихийных бедствий, эпидемий, открытия новых сфер для инвестиций или новых золотых месторождений. Она позволит обеспечить стабильный экономический рост и плавную дефляцию на потребительские товары и услуги. Это и будет означать свободу банковской деятельности со 100%‑ным резервированием.