Об иммиграции: ответ для Хоппе
Энтони Грегори и Уолтер Блок, JOURNAL OF LIBERTARIAN STUDIES VOLUME 21, NO. 3 (FALL 2007): 25–42
Ханс-Херман Хоппе явно является одним из самых творческих, изобретательных и проницательных либертарианцев нашего времени. Это утверждение оставалось бы правдой, даже если бы его единственным вкладом был его «аргумент от аргумента» (1993, с. 204–07), который поставил весь корпус либертарианской теории на неоспоримую праксеологическую основу. Но он сделал больше, намного больше. Он внес значительный вклад в теории анархизма (2001 г.), прав частной собственности (1993 г.), гомстеда (1993 г.), социализма и капитализма (1989 г.) и страхования (2003 г.), если выделять лишь некоторые из его многочисленных вкладов в эту область. Хотя настоящая статья посвящена исключительно критическому анализу вклада Хоппе в иммиграционную сферу, мы с самого начала признаем, что и здесь, даже несмотря на то, что мы не видим нашего пути к согласию с его выводами, его великолепные, творческие и гениальные «следы» можно легко заметить. Кто еще, кроме этого ученого, мог бы подумать, чтобы смоделировать иммиграцию по типу ввоза товаров, указывая на разногласия между ними (2001)? Никто, кроме него, не мог проанализировать свободную иммиграцию как форму принудительной интеграции (2001) и нарушение прав частной собственности.
Ранний Ротбард изложил то, что можно назвать традиционным либертарианским взглядом. Его либертарианство неразрывно связано со свободным перемещением товаров, инвестиций и рабочей силы через международные границы. Действительно, концепция «международных границ» сама по себе является весьма проблематичной, и без нее «проблема» свободной иммиграции даже не возникает. Ротбард писал:
Кто-то может счесть, что таможенные пошлины и иммиграционные барьеры как причины войны — это тема, слишком далекая от предмета нашего исследования. На самом деле праксиология — отличный инструмент для анализа этих отношений. Пошлины, введенные правительством страны А, затрудняют экспорт из страны В. Кроме этого, иммиграционные барьеры, установленные страной А, мешают эмиграции граждан страны В. Обе меры имеют чисто принудительный характер. О пошлинах как прелюдии войны сказано уже много. Вопрос о роли Lebensraum по большей части пребывает в тени. «Перенаселенность» одной страны (если это не результат добровольного решения граждан, предпочитающих жить беднее, но на родине) — всегда результат иммиграционных барьеров, установленных другой страной. Могут сказать, что такие барьеры — «внутреннее» дело каждой страны. Но так ли это? На каком основании правительство какой-либо территории берет на себя право не допускать переселенцев из другой? В условиях совершенно свободного рынка только владельцы частной собственности имеют право устанавливать запреты на вторжение чужаков. Власть правительства покоится на неявном предположении, что оно является собственником всей территории, на которую распространяется его власть. Только это может служить оправданием правительственных запретов на иммиграцию.
Те сторонники свободного рынка и частной собственности, которые одобряют существование иммиграционных барьеров, пребывают в плену неразрешимых противоречий. Наличие иммиграционных барьеров может быть оправдано только тем фактом, что государство является конечным владельцем всей недвижимости в стране, но в таком случае частная собственность делается вовсе невозможной. В системе свободного рынка, контуры которой мы наметили выше, новая недвижимость может быть собственностью только того, кто первым ее освоил; земля, не включенная в хозяйственный оборот, остается ничейной, пока кто-либо не начнет ее использовать. В настоящее время вся ничейная земля принадлежит государству, но такое положение несовместимо с идеей свободного рынка. В системе свободного рынка будет немыслимо возникновение австралийского агентства, претендующего на право «собственности» на обширные участки неиспользуемой земли этого континента и препятствующего переселенцам из других районов селиться на этих землях и обрабатывать их. Так же немыслимо, что государство могло бы препятствовать людям из других регионов получать в собственность земельные участки, которые местные собственники желают передать им. Никто, кроме частных собственников, не может обладать суверенитетом над участками земной поверхности.
К чести Хоппе, он увидел совершенно иной взгляд на эту проблему. В его анализе свободное перемещение товаров было полностью оправдано, поскольку оно является вопросом добровольного взаимодействия. То есть за рубежом есть согласие продавца и согласие покупателя. Такая позиция полностью соответствует всем критериям либертарианства. Это относится и к инвестициям: есть согласный инвестор в иностранном государстве и такой же получатель капитала в другой стране. Опять же, это самое классическое либертарианство, основанное, как и все оправданные действия, на взаимном согласии.
Однако все переворачивается с ног на голову, как только дело касается иммиграции. В этом случае нельзя отрицать, что есть желающий приехать иммигрант, — никто не стал бы мигрировать из страны А в В иначе как по собственному желанию (в ином случае это было бы похищением, а не иммиграцией) — но, по словам Хоппе, на другом конце этой «транзакции» не было согласия получателя. То есть процесс не был добровольным коммерческим взаимодействием. Скорее, имел место односторонний переезд иммигранта на территорию, с которым согласны далеко не все ее собственники. И из-за наличия тех, кто не приветствовал приезжего с распростертыми объятиями, поездка расценивается как посягательство на их права. Значит, правительство, которое проводит такую иммиграционную политику, инициирует принудительную интеграцию или потворствует ей. Браво. Ни один другой анти-иммигрантский апологет не додумался ни до чего более проницательного.
Позднее Ротбард занял позицию, подобную той, которую разделяет Хоппе. Он поддержал вмешательство правительства в свободное передвижение народов:
Я начал переосмысливать свои взгляды на иммиграцию, когда после распада Советского Союза стало ясно, что этнические русские решили наводнить Эстонию и Латвию, чтобы уничтожить культуры и языки этих народов.
Позволим Хоппе изложить свою позицию своими словами, чтобы любые проблемы неверного толкования не помешали нашему анализу.
Поистине замечательной позиции придерживается Уолтер Блок, («Либертарианский довод в пользу свободной иммиграции». Journal of Libertarian Studies 13, no. 2 1998). Блок не отрицает прогнозируемые выше последствия «политики открытых границ». Напротив, он пишет: «Предположим, что неограниченная иммиграция стала приоритетом дня, в то время как минимальная заработная плата, профсоюзы, социальное обеспечение и мягкий кодекс по отношению к преступникам все еще сохраняются в принимающей стране. Тогда вполне можно утверждать, что принимающая страна будет подвержена росту преступности, выплат пособий и безработицы. Политика открытых дверей подразумевает не экономическую свободу, а принудительную интеграцию со всеми отбросами мира, у которых достаточно денег, чтобы добраться до наших берегов». (Стр. 179)
Тем не менее, Блок продолжает защищать политику открытых дверей независимо от этих предсказуемых последствий и утверждает, что принципы либертарианской политической философии требуют придерживаться такой позиции. Учитывая бесспорные полномочия Блока как ведущего современного теоретика либертарианства, стоит объяснить, где он сбивается с толку и почему либертарианство не требует политики открытых дверей. Проиммиграционная позиция Блока основана на аналогии. «Возьмите случай с бомжом в библиотеке», — заявляет он.
«Как следует поступать с ним? Если это частная библиотека… закон должен позволять владельцу библиотеки принудительно изгнать такого человека по своему усмотрению… Но что, если это государственная библиотека?… Такие [библиотеки] сродни ничейной вещи. Каждый пользователь имеет на нее такое же право, как и любой другой. Если мы находимся в революционном состоянии войны, то первый гомстедер может захватить контроль над вещью. Но если нет, как в настоящее время, то, учитывая соображения «справедливой войны», любое разумное вмешательство человека в общественную собственность будет законным… Любой может «провонять» библиотеку запахом немытого тела, или разбросать в ней мусор, или «освободить» некоторые книги, но никто не может ставить наземные мины в помещении, чтобы взрывать невинных пользователей библиотеки. (стр. 180–81)»
Фундаментальная ошибка в этом доводе, согласно которой все иностранные иммигранты, равно как и граждане страны, имеют равные права на внутреннюю государственную собственность, — это утверждение Блока о том, что государственная собственность «сродни ничейной вещи». На самом деле существует принципиальная разница между ничейными вещами и государственной собственностью. Последняя де-факто принадлежит налогоплательщикам местного населения. Они финансировали эту собственность; следовательно, они, в соответствии с суммой налогов, уплачиваемых отдельными членами, должны рассматриваться как ее законные собственники. Таким образом, нельзя полагать, что бомж, который предположительно не платил никаких налогов, и любой иностранец, который совершенно точно не заплатил никаких внутренних налогов, могут иметь какие-либо права в отношении государственной собственности. (2001, с. 159–60, п. 10)
Несмотря на вышеупомянутые похвалы, в этой статье мы критикуем теорию Хоппе об иммиграции как вынужденной интеграции на том основании, что она уязвима для ряда сокращений до абсурда. Его позиция по иммиграции не соответствуют его собственным (правильным) взглядам на множество других вопросов. Мы утверждаем, что он не может одобрить, даже молчаливо или неохотно, статистические ограничения на иммиграцию, поскольку такая позиция несовместима с его собственной позицией. Мы начнем в разделе 1 с изучения взглядов Хоппе на иммиграцию и их отличия от его позиции в отношении свободной торговли. Раздел 2 посвящен другим аспектам этатизма, включая принудительную интеграцию. В разделе 3 мы рассмотрим аргумент мажоритарной реституции Стефана Кинселлы и рассмотрим предупреждение и трагедию общин. В разделах 4 и 5 мы рассмотрим теорию гомстеда и либертарианского наказания соответственно. Мы завершим в разделе 6 обсуждением принудительного и социалистического характера иммиграционного контроля.
1. Свободная торговля
Хоппе прав, что проблемы с несправедливым обобществлением ресурсов со стороны государства могут усугубляться, когда многочисленные иммигранты въезжают в страну как неотъемлемая часть «насильственной интеграции». Однако нельзя утверждать, что государство может ограничивать иммиграцию, по крайней мере, без противоречия с либертарианством. Один из способов увидеть недостаток в Хоппе позиции — использовать доведение до абсурда. Хоппе говорит, что свободная иммиграция означает, что налогоплательщики вынуждены без своего согласия финансировать расходы на проживание новых участников. Они используют дороги, например. Но что, если мы применим такой стандарт к свободной торговле?
Товары, которые ввозятся в Америку в условиях свободной торговли, так же передвигаются по дорогам или перемещаются по обобществленным секторам экономики. Многие из тех людей, которые вынуждены финансировать дороги и при этом считают, что их украденная частная собственность «захвачена» иммигрантами, также думают, что свободно перемещающиеся товары из Китая и Мексики, перевозимые по дорогам общего пользования, являются «захватническими». Принимая аргумент Хоппе о том, что как только частная собственность была похищена, государство усугубляет несправедливость, когда позволяет иммигрантам использовать собственность, тем самым дополнительно «вторгаясь» в права частной собственности первоначальных владельцев, мы, безусловно, имеем право делать аналогичные выводы о свободной торговле.
Дело в том, что свободная иммиграции подчиняется тем же правилам, что и свободная торговля. Хоппе не может усидеть на двух стульях сразу. Он ратует за полную свободную торговлю (и правильно делает), но одновремено также выступает против свободной иммиграции. Последней позиции он придерживается на том основании, что многострадальный налогоплательщик фактически вынужден субсидировать использование дорог и автомагистралей приезжими. Допустим. Но тогда тот же аргумент может быть применен против отмены тарифов: импортируемые товары также перевозятся по финансируемым налогоплательщиками транспортным магистралям. Если Хоппе может возражать против иммигрантов, пользующимися дорогами, то он вынужден возражать и против доставки импортированных товаров по улицам и трассам.
Еще одна непоследовательность в доводах Хоппе проявляется, когда мы рассматриваем миграцию между городами и штатами в пределах США. Если миграция, скажем, из Норвегии или Бразилии в США представляет собой необоснованную «принудительную интеграцию», то почему перемещение людей, скажем, из Техаса в Огайо не подпадает под это определение? И если оно подпадает, то точно то же самое можно сказать о мобильности рабочей силы между городами, например, между Новым Орлеаном и Атлантой. И если и она подпадает, то то же можно сказать о миграции внутри города.
2. Этатизм и принудительная интеграция
Позиция Хоппе о том, что удержание нелегалов вне государственной собственности допустимо из-за их предполагаемой «агрессивности», может быть легко распространена на другие вопросы, помимо свободной торговли. Законы об оружии, законы о наркотиках, законы о проституции, законы о пьянстве, законы о курении, законы против молитвы — все эти вещи могут быть оправданы на том основании, что многие владельцы недвижимости, платящие налоги, не хотели бы такого поведения на территории своей частной собственности. Такие примеры имеют вполне крепкие обоснования: многие американцы не пустили бы гостей в свои дома, если бы у тех были пулеметы или крэк-кокаин. Принцип свободы исключать и устанавливать условия для входа в частную собственность просто не может быть распространен на обобществленную публичную сферу, иначе всевозможные нелибертарианские, антилиберальные политики могут быть оправданы столь же легко, как иммиграционный контроль. Другими словами, тот факт, что человек или многие люди не хотят, чтобы действие X совершалось на их собственности, не означает, что согласно либертарианскому законодательству его можно запретить в качестве общего принципа даже в отношении так называемой «общественной собственности».
Тогда возникает вопрос: должно ли государство определять, что и кого разрешать и запрещать на государственной земле, исходя из того, что налогоплательщики делают в отношении их собственной частной собственности? Это становится невозможным, поскольку государства не в состоянии делать такие экономические расчеты. В конце концов, иммиграционный контроль расширяет возможности государства и создает ложное представление о том, что оно способно подражать рыночным решениям. Еще одна хорошая аналогия — законодательство о финансировании избирательных кампаний. Конечно, массовая демократия и централизованное государство — это порок, а покупка чиновничьей благосклонности группами с особыми интересами — суровая реальность. И все же, ответ не в том, чтобы расширить возможности государства, а в том, чтобы ограничить масштабы агрессивного насилия, вызванного обобществлением этой сферы общества! Ответ не в том, чтобы использовать законодательную силу, а в том, чтобы удержать лоббистов от демократического процесса, пока этот процесс существует. Не правда ли?
Единственный политический ответ с либертарианской точки зрения — устранение демократии и общественной собственности. «Это нереалистично» — возразят хоппеанцы. Но что еще более нереалистично, так это коллективистское представление о государстве, которое не допускает иммигрантов и при этом угадывает рыночные решения и выбор налогоплательщиков. Поскольку это нереалистично, зачем вообще просить правительство делать это? Почему между двумя нереалистичными вариантами либертарианцы предпочитают тот, который требует действий государства?
Совершенно верно, что налогоплательщики, которые не хотят, чтобы их экспроприированное богатство направлялось в социальные службы, или даже дороги, используемые иммигрантами, подвергаются дальнейшей агрессии, если их богатство распределяется таким образом. Но в равной степени верно и то, что налогоплательщики, которые выступают против иммиграционных ограничений или которые на самом деле особенно хотят, чтобы иммигранты входили в их сообщества, становятся жертвами любых финансируемых за счет налогов ограничений на иммиграцию, которые они не одобряют. Остается вопрос: следует ли нам ошибиться в пользу инклюзивной или исключающей политики, зная, что до тех пор, пока существуют обобществленные сектора экономики, любое использование ресурсов, финансируемых за счет налогов, будет агрессивным по отношению к тем, кто был вынужден платить. Поскольку ограничение иммиграции, осуществляемое государством, само по себе является государственной программой, способствующей укреплению государства, либертарианцы должны ошибаться в пользу отказа от государственной деятельности и, следовательно, выступать против контроля государственных границ и против иммиграционных законов. Кажется, что все разговоры о свободной иммиграции, расширяющей возможности государства, противоречат логике. Нельзя сказать, что государство будет осуществлять иммиграционный контроль таким образом, чтобы уменьшить его власть.
Хотя Хоппе и другие утверждают, что свободная иммиграция по культурным и политическим причинам в конечном итоге приведет к большему правительству и большим масштабам этатизма, чем ограничение иммиграции, крайне проблематично разрешить государству защищать границы и обеспечивать соблюдение законов об иммиграции в надежде, что оно будет делать это таким образом, чтобы ограничить свои будущие размеры, расходы и власть. Многие политические предложения, особенно в области фискальной и денежно-кредитной политики, были охарактеризованы как попытки использовать непосредственные действия государства с намерением сократить действия государства в долгосрочной перспективе. Ценовой контроль был рационализирован как способ предотвращения возникновения ситуации с повсеместной финансовой помощью. Расходы на дефицит и субсидии на образование оправдывались на том основании, что они позволят снизить налоговые ставки в будущем. Зарубежные интервенции пропагандируются как способы предотвращения необходимости более масштабных интервенций и войн в более позднее время. Государственное вторжение на рынок здравоохранения было предложено в качестве метода экономии будущих расходов на здравоохранение для государственного сектора. Действия государства, направленные на снижение масштабов социализма в обществе, приостановления роста государства и ликвидации угроз свободе и частной собственности, потерпели неудачу в практическом применении и поэтому губительны для либертарианства. В случае иммиграции, если действительно верно, что определенные типы иммигрантов имеют тенденцию служить интересам государства и способствовать его росту, то маловероятно, что государство станет эффективно исключать таких иммигрантов. Стимулов просто нет. Но предоставление государству власти и полномочий исключать иммигрантов обязательно дает ему право, по крайней мере потенциально, исключать тех иммигрантов, которых, возможно, не захотят исключать даже те налогоплательщики, которые наиболее озабочены защитой свободы и частной собственности.
Действительно, Хоппе прав, что открытые границы в сочетании с широким размахом социализма в обществе де-факто представляют собой «принудительную интеграцию» со всеми местными налогоплательщиками и жителями, которые обычно не приглашают иммигрантов. Принудительная интеграция является нарушением прав частной собственности и свободой ассоциации и должна быть отклонена на либертарианской основе. Но что из того, что любая возможная разновидность иммиграционного контроля аналогичным образом представляет собой фактическую принудительную дискриминацию? Некоторые налогоплательщики хотят, чтобы иммигранты находились в их стране, взаимодействовали с ними и общались с ними в рамках мирной, хотя и затрудненной, рыночной экономики. Любая иммиграционная квота, ограничивающая число иммигрантов на страну происхождения, будет сопряжена с теми же проблемами, что и «позитивная дискриминация» в государственных университетах. Хотя это правда, что частные университеты, возможно, могут захотеть, например, дискриминировать белых заявителей и принять непропорционально большое число кандидатов из числа расовых меньшинств на основе квот, и, хотя такая дискриминация, несомненно, является правом частной собственности на свободу ассоциаций для любой частной организации, крайне проблематично разрешить уже обобществленным институтам применять ту же дискриминационную политику входа на основе того, что такое дозволено в условиях рынка. Это классическая проблема экономического расчета: государство не способно подражать рынку. Позволить государству дискриминировать на том основании, что частные лица должны иметь право дискриминировать, — значит проложить путь к извращению понятия свободы ассоциации.
3. Довод о реституции большинства, предупреждении и трагедии общин
Некоторые либертарианские теоретики, опираясь на анализ Хоппе и развивая его, разработали дополнительные аргументы против открытых границ. Стефан Кинселла привел аргумент, что иммиграционный контроль или, по крайней мере, запрет незаконного использования иммигрантами «общественных земель», может представлять собой форму реституции. Поскольку налогоплательщики подвергаются преследованиям со стороны государства, заставляющего их финансировать общественную собственность, государство должно предоставить им какую-то компенсацию как своим жертвам. Кинселла утверждает, что «реституция не должна производиться только в долларах. Это может быть сделано путем предоставления жертвам иных благ».
99 процентов моих коллег-налогоплательщиков просто предпочли бы некоторые иммиграционные ограничения, и поэтому, вероятно, предпочли бы некоторые виды правил дорожного движения, которые дискриминируют посторонних, — учитывая это предпочтение, которое само по себе не кажется либертарианским — очевидно, что гораздо большая реституция сделана в целом, если такие правила приняты. (Кинселла 2005)
Есть несколько проблем с этим анализом. Прежде всего, мы имеем в нашем распоряжении аналогичные доведения до абсурда, как и в случае довода Хоппе. Тот факт, что большинство жертв государства предпочли бы, чтобы государство что-то делало с государственной собственностью, не делает их предпочтения более приоритетным, чем предпочтения меньшинства жертв государства. Если иммиграционный контроль сам по себе принудителен по отношению к невинным людям, поддержка большинства не делает его более значимым, чем любую другую программу социал-демократии большинства. Большинство американцев могут верить в торговые ограничения. Большинство может не хотеть, чтобы люди носили оружие в общественной пространстве, или даже мешать им иметь оружие на законных основаниях в своих домах, не позволяя перевозить его к себе домой. Аналогичным образом, предложение Кинселлы о реституции дорог не позволит людям нанимать нелегальных иммигрантов для выполнения работы по дому. Правило большинства — это не способ определить справедливость государственной политики, даже в рамках обобществленного ресурса.
Иммиграционный контроль — отнюдь не реституция жертвам налоговой агрессии, ведь он увеличивает принудительную деятельность государства по отношению к другой группе людей, в том числе к местным и к иностранным гражданам. В принципе, жертва грабежа не имеет «права» направлять нападавшего на агрессию против других с целью «реституции», поскольку это нарушает естественные права другого лица. Быть жертвой государства никоим образом не дает права использовать государство против кого-либо еще. Поскольку социалистическая политика является настолько неэффективным и истощает экономику, неизбежно, что жалобы людей значительно перевешивают способность государства их компенсировать. Более того, у государства нет собственных ресурсов, и оно может «компенсировать» одним людям только путем грабежа у других.
Есть и другая серьезная проблема, которая возникает в связи с доводом Кинселлы о реституции большинства. Этот автор правильно указывает на то, что реституция «не должна производиться только в долларах». Также верно то, что вред, наносимый людям государством, должен исчисляться не только в долларах. Другими словами, налогоплательщики не единственные жертвы государства, которые морально претендуют на реституцию. Самое поразительное, что правительство США заключило в тюрьму сотни тысяч людей за законы о преступлениях без жертв и на протяжении многих лет калечило и убивало миллионы в результате своих войн и интервенций в других странах. Особо стоит задуматься о жертвах войны, поскольку миллионы таких людей потеряли свои дома, семьи, средства к существованию и все, что у них есть, в связи с актами агрессии правительства США — почти ни один из которых не может быть измерен в долларах. Если у кого-то и есть законные требования о реституции со стороны правительства, то у жертвы внешней политики США. Но должны ли они получить неденежную компенсацию за свои страдания? Если уплата налогов в правительство дает американским налогоплательщикам право на «блага» от правительства в виде более ограничительного иммиграционного контроля, будет ли иностранцам, которые еще более серьезно пострадали от государства, предоставлено право направлять политику правительства США в качестве компенсационной меры? Следует ли позволить им диктовать форму иммиграционного контроля, торгового контроля или регулирования американской экономики? Можно утверждать, что они никогда не имели бы права использовать правительство США для обеспечения политики, которая сама по себе является нелибертарианской, в то время как иммиграционный контроль и другие нормативные акты, касающиеся уже коллективизированных ресурсов, сами по себе не являются нелибертарианскими. Но трудно представить, чтобы Кинселла поддержал точку зрения о том, что ни в чем не повинные иракцы и другие иностранцы, которые потеряли все из-за военной машины США, должны получить компенсацию в виде правительственных ограничений на его собственную свободу передвижения по государственной собственности США или в виде запретов на движение алкоголя по государственной территории или в виде законов, которые заставили бы женщин носить определенную традиционную мусульманскую одежду на государственной территории, но это является логическим следствием его аргументации.
Одним из важных соображений при попытке направить государство на компенсацию своим жертвам посредством неденежной «реституции» является то, будет ли при этом государство создавать новых жертв. Хоппе и Кинселла в высшей степени правы в том, что никто не имеет естественного права путешествовать по собственности, принадлежащую кому-то другому. Но, действуя в отношении государственной собственности таким образом, который якобы сводит к минимуму посягательства на насильственную интеграцию, государство может делать это правомерно только в том случае, если оно не нарушает либертарианский принцип предупреждения (forestalling) (Блок 2004b, 2005, неопубликованные A, B). Согласно концепции предупреждения, у человека нет естественного права предпринимать что-либо, что помешает другим осуществлять свои естественные права. Если бы правительство национализировало всю землю, за исключением частных резиденций, оно еще больше вторглось бы в свободу, запретив людям входить в эту обобществленную землю, тем самым удерживая их взаперти на их собственной частной собственности и не позволяя им пройти на территорию других людей, согласившихся их принять.
Правительство не имеет права «гомстедить» земли, окружающие частную территорию другого гомстедера, делая его пленником на его собственной земле. Правительство не может законно удерживать все дороги и общественные места в городе и препятствовать въезду определенных людей. Таким образом, мы видим еще одну проблему с позицией Кинселлы о том, будто правительство или даже налогоплательщики как коллективное лицо могут управлять всеми дорогами как собственники.
Кроме того, критика открытых границ от Кинселлы, во многом аналогичная критике от Хоппе, основывается на том, что налогоплательщики владеют государственной собственностью. Однако они не могут владеть ей, потому что права собственности не могут логически конфликтовать, а предпочтения в использовании общественных ресурсов неизбежно конфликтуют в трагедии общин. Действительно, из теории гомстеда Хоппе (1993) и Ротбарда (1998) мы можем сделать вывод о том, что большая часть земель, на которые претендует правительство, не является ни частной, ни государственной собственностью, а, скорее, вовсе не является собственностью. Есть и другая причина для такого вывода: не может быть двух законных собственников одной и той же вещи (Hoppe 1998) одновременно и в одном и том же отношении (мы, разумеется, абстрагируемся от возможных партнерских отношений). Если правительство является законным собственником некой вещи (крайне затруднительное заявление, когда оно делается в контексте либертарианства, разделяемого Хоппе и настоящими авторами), то граждане не могут иметь надлежащие права собственности на нее. Разумеется, верно и обратное.
4. Гомстед
Если бы правительство национализировало 90 процентов земли, мы бы не хотели, чтобы государство удерживало людей от доступа к ней только потому, что мы сами не пригласили бы этих людей на нашу частной собственность. Ни большее, ни меньшее общественное пространство не оправдывают иммиграционный контроль со стороны государства.
Какова фактическая сторона дела? Ситуация заключается в том, что правительство — как на уровне штатов, так и на федеральном уровне — владеет 38% всей территории страны (по данным Союза по правам собственности). В некоторых штатах эта цифра намного выше (Это сопоставимые цифры для штатов с самым высоким процентом государственной (на всех уровнях) собственности на землю: Аляска (89%), Невада (81%), Юта (70%), Айдахо (67%), Вайоминг (55%), Аризона (54%) и Калифорния (42%). Эти цифры не намного ниже советского уровня — около 97%. См. Об этом Грегори и Стюарт (1980, с. 30–33); см. также Wadekin (1973). В целом, на так называемый «государственный сектор» приходится гораздо больше земли к западу от Миссисипи, чем к востоку от нее.
Теперь предположим, что иммигрант — тот, кого Хоппе считает «незваным», — решит осуществить «вторжение» в какую-то из этих ничейных земель. Как Хоппе отреагировал бы на такое событие? С одной стороны, он, как известно, выступает против любой «принудительной интеграции» (Hoppe 2001, 2002). С другой стороны, он также известен тем, что отстаивал право на заселение целинных или до сих пор неиспользованных земель (Hoppe 1993). Кажется, есть некая «напряженность» между этими двумя позициями, если не прямое противоречие между ними.
Однако один из возможных способов примирить эти, казалось бы, разрозненные позиции — это принять позицию, что граждане соответствующих штатов или, возможно, жители всей страны владеют государственной землей. На первый взгляд это работает. Если вся земля в США действительно подверглась гомстеду, — и частная и государственная — тогда, когда посторонний захватывает любой участок земли, он занимается не гомстедом, а правонарушением. Но мгновенный анализ покажет, что этой попытки примирения действительно не может быть достаточно. Ибо, как известно любому, кто хоть раз пролетал в самолете над Скалистыми горами или практически где угодно над Аляской, существуют огромные участки, нетронутые людьми. Если это так, то трудно понять, как такой убежденный теоретик гомстеда и анархист как Хоппе может поддерживать утверждение, будто эта земля действительно принадлежит правительству, ни один из агентов которого даже не находился в пределах мили от своей мнимой «собственности».
5. Теория наказания
Люди доброй воли могут сопереживать целям Хоппе. Никто не хочет быть захваченным ордами преступников из-за рубежа. Ситуация становится еще сложнее, когда иммигранты замешаны в бесчисленных меньших преступлениях против цивилизованного порядка, например, в запрещенном проходе на частную территорию, в публичных мочеиспусканиях и испражнениях, в сексуальных домогательства типа «эй красотка», в приставаниях и в разбрасывании мусора. На это мы можем только сказать, что либертарианцы требуют наказывать не всех потребителей наркотиков или владельцев оружия, а только агрессивных. Тот же стандарт мы должны применять и к иммигрантам.
6. Принудительная и социалистическая природа иммиграционного контроля
Несмотря на трагедию общин, на которую так ярко указывает жесткая критика Хоппе в адрес свободной иммиграции в частично социалистическом обществе, государственный иммиграционный контроль сам по себе является принудительной и социалистической мерой. Он дает пограничнику право вторгаться в частную собственность вдоль границы в поисках нелегальных иностранцев. Он приводит к возникновению «черного рынка» иммиграции, за которым следуют дальнейшие репрессии против нелегалов, включая предполагаемые нарушения гражданских и экономических свобод, такие как обязательное удостоверение личности и вторжение в личную жизнь работодателей нелегальных иммигрантов. Осуществление иммиграционного контроля неизменно будет отягощено многими недостатками любой другой социалистической программы, что означает, что они, вероятно, потерпят неудачу и повлекут дальнейшее усиление государственной власти. Инфраструктура вдоль границ также представляет потенциальную угрозу для права американцев на эмиграцию. Разумеется, любое государственное обеспечение иммиграционного контроля потребует налогообложения, сборов, государственного инфляционизма и/или некоторых других форм принудительного изъятия денег (Block 1998; Gregory 2004, 2005). Из-за невозможности социалистического экономического расчета государственный иммиграционный контроль не в состоянии эффективно удержать «незваных», допустить «приглашенных» и вообще определить, кто в какой категории. Государство просто не способно подражать рынку, поэтому управление его принудительным механизмом в такой попытке окажется разрушительным для свободы и неэффективным расточительством богатства, созданного в частном секторе.
Разумеется, иммиграционный контроль неизбежно нарушает права собственности тех, кто находится внутри, а также за пределами Америки, кто хочет обмениваться друг с другом и кто действительно может покрыть расходы на пребывание иммигранта.
Также крайне занятно, что позиция Хоппе была воспринята никем иным, как сенатором Хиллари Клинтон, которая заявила: «Я не думаю, что мы достаточно защитили наши границы и наши порты и предоставили все необходимые для этого ресурсы, поэтому мы можем делать больше и лучше... Вы знаете, я категорически против нелегальных иммигрантов» (NewsMax.com 2004).
Лучший практический аргумент состоит в том, что люди, которые будут осуществлять и проводить в жизнь любую антииммиграционную политику, обязательно будут этатистами. Их иммиграционная полиция не будет озабочена какими-то хоппеанскими теориями о собственности. Государство создало много проблем, внеся социализм в половину экономики. Одна из этих проблем связана с иммиграцией. Сделать еще больше государственного социализма, проводимого фашистами типа сенатора Клинтон, — не решение этой проблемы. Агенты правительства, которые осуществляют иммиграционный контроль, живут за счет налогооблагаемых ресурсов и, таким образом, действуют агрессивно по отношению к налогоплательщикам, которые хотят общаться с иммигрантами. Трудно понять, как этот факт можно примирить с оппозицией Хоппе правительству, которое он так удачно охарактеризовал как «защитника отнятой собственности».