Признаки империализма
“В 1750 году на долю Индии приходилось более 25% общемирового производства хлопка и она была более промышленно-развитой, чем Великобритания. Хлопчатобумажную ткань было значительно дешевле и выгоднее производить в Индии, а не в Британии. Жизненные стандарты и уровень потребления индийцев, занятых в текстильном производстве, соответствовали британским, но сельское хозяйство Индии было эффективнее английского и позволяло производить гораздо более дешёвое продовольствие. Поэтому занятые в производстве индийские рабочие могли существовать на более низкие зарплаты – и, следовательно, произведенные ими товары обходились предпринимателям дешевле.
Чтобы изменить это положение, британцы ввели высокие заградительные пошлины. Обложение произведенных в Индии товаров при вывозе делало их более дорогими и менее конкурентоспособными; это резко сокращало экспортные возможности индийской промышленности и превращало её в убыточную. Поскольку Британская империя охватывала значительную часть мира, значительная часть экспортного рынка для Индии исчезла.
Благодаря применению ряда изобретений – например, машины для очистки хлопка (1793) и использованию паровых машин – британская текстильная промышленность в дальнейшем смогла производить более дешёвую ткань. Кроме того, британцы имели громадный рынок сбыта своих товаров в колониях – что позволяло получать сверхприбыли и за счёт этого удешевлять производство. Тогда британский текстиль стал дешевле индийского и уже мог вытеснять его с рынка путём конкуренции. Это вело к деиндустриализации Индии – в то время как Великобритания индустриализировалась.
Только после этого британцы стали требовать режима свободной торговли”
(N.Ericsson, M.Hansson, “Samband historia, historia plus”, Kristianstads Boktryckeri AB, 2009, s.262-263).
Приведённый отрывок, надо думать, не свободен от преувеличений – как в части, описывающей Индию XVIII века, без паровых машин и железных дорог, в качестве промышленно-развитой страны, так и в том, что касается производительности индийского сельского хозяйства (которое ещё в ХХ веке не способно было защитить индийцев от периодических неурожаев и массовой смертности от голода). То есть основания, позволявшие хозяевам производств платить индийским рабочим меньше, чем британским, были, очевидно, иными, более брутальными. Связанные предположительно с тем фактом, что для полиции в независимой и демократической Индии даже сейчас является нормой избиение собственных сограждан бамбуковыми палками – чего в Британии не наблюдается. Однако описанная в отрывке общая картина последовательности действий британских колонизаторов выглядит достоверной, и она не уникальна – примерно ту же последовательность действий можно было наблюдать и в самой Англии. Причем не только во времена Маркса, описывавшего эти процессы в заключительной главе первого тома ”Капитала”, посвященной т.н. ”первоначальному накоплению”, но как минимум с эпохи огораживаний времен Елизаветы Тюдор.
Алгоритм прост. Сначала – военный контроль государственной власти за над территорией (в собственно английской монархии он был стартовым условием, в Индии британцы получили его после Семилетней войны 1756-63, вытеснив оттуда Францию). Потом – комплекс административных и судебных мероприятий, сводящийся к изъятию и перераспределению собственности (принудительный сгон крестьян с земли в Англии, принудительное превентивное изъятие доходов от индийской торговли на таможнях). Затем монополизация как результат внеэкономического принуждения. И только после этого – ”белая сорочка Маркса”, то есть в данном случае “свободная торговля”, “невидимая рука рынка” и “священное право частной собственности” (обеспеченные непрерывной защитой сохраняющегося и постоянно усиливающегося государства). Собственно, именно в этой последовательности – а вовсе не в так называемой “анархии производства” – и заключается основная суть того, что в марксистской и, шире, левой среде принято называть “диким капитализмом”, якобы свободным от государственного регулирования.
Искомую свободу предпринимательства в Европе в какой-то степени ещё можно обнаружить, например, во Флоренции XIII века (то есть в самое что ни на есть Средневековье, во времена Альбигойских войн и монгольских завоеваний, за столетие до эпидемии Черной смерти) – но уже лет двести спустя в той же республике на примере Медичи легко прослеживается соединение банковского капитала с промышленным и слияние двух вышеперечисленных с государственной властью – которая и оказывается решающим фактором экономики. Уничтожая при этом частную собственность, которая, вместо того чтобы выполнять функции общей правовой нормы, оказывается лишь обеспечиваемой силовыми методами монополией. Собственно, как раз об этом и писал Маркс: то, что среди “левых интеллектуалов” принято называть “капитализмом”, обеспечивает “право” частной собственности только для ограниченной группы лиц, убивая его как принцип (именно это с марксистской точки зрения и предлагалось рассматривать как “прогресс”, содействующий наступлению социализма). “Частное” становится “общественным”. А от имени “общества” как правило выступает, как нам хорошо известно, ограниченная группа убийц-расхитителей, облеченная полномочиями власти. То есть описанный процесс касается не только России последних десятилетий, где его можно наблюдать предельно-наглядно, но и стран, на классическом опыте которых современная российская “элита” училась (вооруженному разбою, называть который “грабежом” или “воровством” было бы слишком мягко и юридически ошибочно).
В Соединенных Штатах, несмотря на наличие рабовладельческого Юга и печальную судьбу индейцев, описанные процессы развития “капиталистического” производства происходили в целом значительно более свободно, чем в Европе и России. Причём эта предполагаемая свобода, как ни странно, рассматривалась в качестве положительного условия не только сторонниками свободного рынка, но и большевиками, включая Сталина, свидетельством чему советские учебники. Однако даже и в Соединенных Штатах алгоритм сохранялся в принципе тот же: сначала военное решение (победа в войне за независимость, победа Севера над Югом), потом – юридическое перераспределение и оформление прав (отмена рабства в южных штатах до военной победы северян была невозможна), и только потом – “рыночная” игра по новым правилам, под сохраняющимся государственным контролем, дающим возможность силового регулирования властью вопросов собственности (как это продемонстрировал, например, Новый курс Ф.-Д.Рузвельта). На этом, собственно, краткую критику марксистских представлений о решающей роли экономики и уровня развития производительных сил можно бы и завершить. Поскольку первоначально цель этого текста была совершенно другая, и сказанное выше – не более чем отступление обзорного характера.
Итак, к империализму. Как известно, в трактовке Ленина империализм является высшей формой капитализма и имеет пять признаков. Так получилось, что первых два мы уже упомянули выше (на флорентийском примере XV века легко прослеживаются и монополии, и финансовый капитал с финансовой олигархией, на базе слияния банковского капитала с промышленным). Может ли считаться средневековая Флоренция образцом империализма в его ленинском понимании? По третьему признаку вопрос требует изучения документов эпохи, позволяющих сопоставить финансовые вложения флорентийской олигархии в промышленность города – с объемом сумм, вкладывавшихся в финансовые операции за пределами республики. То есть третий признак, а именно вывоз капитала, в случае с синьорией Медичи выглядит небесспорным. А признаки четвёртый и пятый, касающиеся экономического и политического раздела мира, можно было бы обнаружить только рассматривая в качестве “мира” исключительно Италию. С точки зрения Данте или Макьявелли, это, пожалуй, было бы недалеко от истины – вот только гражданин Ульянов в своём тексте явно не это имел ввиду. Поэтому оставим пока Флоренцию в покое.
Вернемся в Индию времен британского колониального владычества, описанную в отрывке, с цитирования которого наш текст начинается. Обратим внимание на то, что с точки зрения классического марксизма-ленинизма (понятийный аппарат которого на уровне среднего образования со времён молодых коммунистов вроде Гайдара и Чубайса продолжает использоваться как ни в чём ни бывало), в Индии второй половины XVIII века стартовые условия развития “капитализма” соответствовали его “высшей стадии”. То есть британским предпринимателям – если бы они руководствовались экономическими бизнес-интересами получения сверхприбыли, как им было по-марксистки положено – ничто вроде бы не мешало заняться вывозом капитала в Индию. Вкладывая этот капитал в дальнейшее развитие индийской промышленности, с её не уступающим британскому уровнем и дешёвой рабочей силой. И что же эти сумасшедшие англичане в такой ситуации делают? А примерно то же самое, что и русские военные на Кавказе или французские в Алжире в XIX веке – то есть занимаются прямым уничтожением производительных сил (предметов и орудий труда, а также людей с их умениями и навыками). Уничтожением того, что они могли бы с немалой для себя экономической выгодой использовать. Если и не убивая индийцев сотнями тысяч физически, как это делала Россия с кавказцами и французы в Алжире, то по крайней мере выводя их из употребления как промышленных рабочих.
Если принять за основу ленинские установки касательно того, что считать “империализмом”, получится, что Британская империя на протяжении более чем столетия (со второй половины XVIII века до конца XIX) целенаправленно только тем и занималась, что деградировала от высшей, империалистической, стадии своего “капиталистического” развития, к примитивной, более ранней, требующей производства товаров на территории метрополии в целях их дальнейшего вывоза. А вместо вывоза капитала из Великобритании в Индию, с вложением его в строительство там заводов, фабрик и железных дорог (как требует “империализм” по-ленински), безумные англичане сосредоточили усилия на вывозе капитала (в денежной форме) – из Индии в Великобританию. Не возникает ли при этом некоторый, как сейчас принято выражаться, когнитивный диссонанс? И если уж даже Британия, на примере которой вся марксистская теория строилась, в эту теорию укладывается таким образом, что разрушает её основы – чего эти основы вообще стоят? Дело привычное: если теория противоречит фактам – вопрос обычно решается в пользу теории. А всё-таки хотелось бы обратить внимание, что слово “империализм” не гражданином Ульяновым в употребление было введено и существовало задолго до него, не имея никакого отношения к марксистскому идеологическому арсеналу. И, надо полагать, британские империалисты, осознававшие себя в этом качестве с нескрываемой гордостью, в империализме разбирались никак меньше, чем малоизвестный на тот момент большевистский публицист, проживавший в швейцарской эмиграции.
Поэтому позволим себе предположить, что империализм (существующий на самом деле), никакого отношения к “капитализму”, воображаемому марксистами, не имеет. А настоящий капитализм – не в качестве “общественно-экономической формации”, якобы следующей за столь же вымышленными “феодальной” и “рабовладельческой”, как учил советских людей Сталин – тоже существовал. Допустим, что он в целом имеет признаки, описанные в советских учебниках (мотив получения прибавочной стоимости как сверхценность, частная собственность, рыночная экономика, наёмный труд, общественный характер производства и частный характер присвоения, экономическое – а не прямое насильственное – принуждение, неэквивалентный обмен, капитал как самовозрастающая стоимость etc.) Легко заметить, что эти элементы, пожалуй, более успешно существовали в условиях отсутствия крупного машинного индустриального производства, чем в условиях его наличия, поскольку в последнем случае они всегда подвергались государственному регулированию. Но регулирование это в принципе необязательно. И, помимо уже упоминавшейся выше средневековой Флоренции, обходившиеся без такого регулирования рыночные модели можно обнаружить в других местах. Например, в не менее средневековой Ганзе. Или, как следует из этнографических исследований школы Куббеля, среди папуасов Новой Гвинеи. Или в Мекке периода Джахилийи (до того, как ислам сместил ценностную ориентацию традиционного арабского общества). И, возможно, даже в Древнем Египте в период между эпохой Древнего и Среднего царств, а также в Шумере, шесть тысячелетий назад, задолго до вавилонского законодательства Хаммурапи.
Империализм в этом смысле значительно моложе. Даже если начинать его отсчет с Вавилона и Ассирии. Но признаки империалистического господства и его методы, использовавшиеся и используемые на протяжении всего существования этого исторического феномена, имеют между собой общие, хорошо прослеживающиеся, черты. В общем-то капитализму противоположные – и гораздо более напоминающие советский социализм в сталинском исполнении. Признаки эти, выражающиеся, в зависимости от исторической специфики, в несколько более мягкой или, напротив, в предельно-откровенной и грубой форме, прекрасно известны каждому на постсоветском пространстве. Во-первых, это иерархически организованная власть государства как специального, выделенного из общества и стоящего над ним профессионального аппарата насилия. Во-вторых, это распространение указанной власти не на те или иные сообщества людей, эту власть для себя добровольно избирающие, а на территорию – при том, что каждый находящийся на этой территории, независимо от его национальности, религии, идеологии, половой и гендерной специфики, имущественного положения и прочих качеств, обязан этой власти подчиняться. В-третьих, это претензия на непрерывную территориальную экспансию (на начальной стадии) – или на сохранение под властью империи территорий, захваченных ранее (на стадии, предшествующей неизбежному распаду и этот распад сопровождающей). Территории (с находящимися на них ресурсами) рассматриваются как основная ценность, их коренное население с точки зрения империй ценности может вообще не представлять и рассматриваться как подлежащее тотальному уничтожению (примеры могут быть приведены не только из истории Древней Ассирии или Рима, но и из более близких и известных нам лучше эпох). В-четвертых, это наличие имперской метрополии и народа, рассматривающегося в качестве государствообразующего – с закреплением за эти народом в целом положения более привилегированного, чем народы, населяющие территории, захваченные позже. При этом, разумеется, в массе случаев привилегированность титульной имперской нации в действительности оказывается фикцией и достаточно часто как раз её представители приносятся на алтарь власти, рассматривающей себя как самоценно-сакральную, в первых рядах. Наконец, в-пятых, это постоянное принудительно-насильственное перераспределение (редистрибуция) имуществ и ресурсов, сопровождающееся их частичным уничтожением в целях обеспечения и сохранения имперской власти путём террора. Периодически – вместе с физическим уничтожением формально считающихся владельцами этих ресурсов “частных собственников”. На настоящий момент тотальное принудительное налогообложение является одной из основных форм государственного перераспределения, но в ряде случаев не меньшее значение могут иметь и другие – такие, как негласно предусмотренная властью коррупция, продажа должностей, произвольные реквизиции и конфискации etc.
Исходя из сформулированных здесь пяти признаков и предлагается понимать действия британских империалистов в Индии – имевшие достаточно отдаленное отношение к задачам получения собственно капиталистической прибыли путем простой эксплуатации индийского населения. Поскольку всякая империя, как таковая, напоминает скорее раковую опухоль, чем частное капиталистическое предприятие. Эти же признаки объясняют, в числе прочего, некоторые особенности политики Третьего рейха, политику Бонапарта (например, в части, касающейся Континентальной блокады), действия испанских конкистадоров в Новом свете, механизм образования империи Цинь, историческую специфику Древнего Рима, походы Александра Македонского и массовые принудительные переселения народов, осуществлявшиеся Навуходоносором и ассирийскими царями. Предлагаемые аналогии необходимым образом должны быть соотнесены с российским государством, начиная с его московского периода, в качестве субимперского подразделения улуса Джучи (несмотря на то, что тот под определение империи попадал не вполне) – и заканчивая настоящим временем. Имеет смысл также обратить внимание на ближайшую историческую перспективу, неизбежно ожидающую крупнейшую на данный момент, по площади захваченных и пока удерживаемых территорий, из мировых империй – связанную, в частности, с тем, что процесс выхода территорий из-под её контроля был в целом запущен ещё до русско-японской войны, Цусимы и падения Порт-Артура. Представляется, что этот процесс, несмотря на все усилия имперской власти, временно, ценой десятков миллионов жертв, придавших ему обратное направление в период сталинского СССР, остановлен быть не может. Хотя бы ввиду того, что вечных империй не бывает. Остается только добавить, что империя, создававшаяся никак не экономическим путём и не на экономических основаниях, а посредством войны, серии актов геноцида и иного грубого массового насилия, и уничтожена может быть лишь сходным образом. В лучшем для её населения случае речь может идти лишь о снижении издержек. Из абстрактно-гуманистических соображений желательно, чтобы такое снижение касалось в первую очередь группы, определяемой обычно как “мирное население”. Не следует также рассчитывать на то, что отсрочка во времени сократит неизбежные потери. Напротив, каждый день такой отсрочки их увеличивает.
Свободу народам, смерть империям.
Третий Рим будет разрушен.
Написано 17 февраля 2021 года