June 19, 2020

Моцарт был красным

Моралите в одном акте

Мюррея Ротбарда

Эта пьеса была написана в начале 1960-х; Джастин Раймондо написал свой комментарий для Ротбард-Рокуэлл Репорт.

Предисловие Джастина Раймондо

«Моцарт был красным» является, насколько я знаю, единственной пьесой Мюррея Ротбарда. Это форма необычна для него, но хорошо подходит к выбранной теме: культ, который вырос вокруг романиста Айн Рэнд и процветал в 60-х и начале 70-х. Основные фигуры быстро закончившего существование «объективистского» движения Рэнд были действительно подобны персонажам какого-то театрального фарса.

С её flowing cape, пронзительным взглядом и длинным мундштуком Рэнд была весьма картинно эксцентрична, иногда она носила треуголку, и одно время ходила с тростью с золотым набалдашником. Её сильный русский акцент добавлял экзотики. Это показатель яркой индивидуальности Рэнд — и реальный ключ к пониманию её культа — когда, спустя некоторое время, многие из ее основных последователей начали говорить с заметным акцентом, хотя все они родились в Северной Америке.

Этот процесс русификации был особенно заметен у Натаниеля Брэндена, её главного ученика. Брэнден читал свои лекции по «основным принципам объективизма» в звучным распевным голосом с вполне ощутимыми славянскими интонациями. Помпезный, догматичный и совершенно самовлюблённый, Брэнден был вторым лицом и замполитом в культе, который требовал полной покорности и согласия во всех возможных вещах — во имя индивидуализма. Любое отклонение от рэндианской линии — а у них во всём была линия — рассматривалось как доказательство «дурных намерений» и основание для изгнания из ближайшего окружения.

Собственный опыт Мюррея с рэндианцами относился к подобным случаям. В конце 50-х Мюррей и группа его друзей-либертарианцев в Нью-Йорке стали интересоваться растущим объективистским движением, которое явилось результатом успеха романа Рэнд «Атлант расправил плечи».

Мюррей написал письмо к Рэнд, содержавшее комплименты её роману, и вскоре состоялось совместное заседание рэндивнского "Senior Collective" и ротбардовского Circle Bastiat. В качестве сторонников свободного капитализма, стремившихся, по своим словам, к главенству разума, рэндианцы казались ценными союзниками.

Но рэндианцы не понимали концепцию «союзников»: в созданном ими мире вы либо соглашались со всеми их позициями, либо вы были обречены на Тьму Внешнюю (любопытно, что на уровне макрополитики рэндианцы были вульгарными оппортунистами).

Рэндианская идеология была не столько стройной философской системой, сколько мифом, основанным как есть на романах Рэнд. К сожалению, когда она стала старше, она вообразила себя философом, и отказалась от беллетристики чтобы стать лидером движения.

В своих публицистических тирадах Рэнд цитировала в основном свои собственные произведения — и это было связано не только с ее завышенной самооценкой, но и с колоссальным невежеством. Она не читала почти ничего, кроме детективных романов, а ее последователи — значительно более молодые, как правило, — были еще хуже. Хотя её философия разумного эгоизма была эксцентричным современным вариантом куда более старой философской традиции, она знала лишь одного своего предшественника – Аристотеля .

Претендуя не быть воинствующей атеисткой — «Это было бы для религии почестью, который та не заслуживает», — она осуждала консерваторов за их приверженность религии и традиции, отвергая их как «поеденных молью мистиков».

Религия была основной причиной событий, приведших к разрыву Мюррея с рэндианцами: хотя Мюррей был агностиком, его жена Джоанн была (и остаётся) пресвитерианкой. Узнав об этом, Рэнд учинила Джоуи допрос с пристрастием по поводу её религиозной веры и предложила ей прочесть брошюры, выпущенные рэндианцами, которые «опровергали» существование Бога.

Когда Джоуи отказалась отречься от своей ереси, Мюррею сказали, что ему лучше найти себе более «рационального» партнера. Этого было достаточно для Мюррея. Разрыв завершился формальным «судом», проведённым рэндианским «советом старейшин», где Мюррей отказался присутствовать.

Настоящий талант Мюррея как сатирика проявляется в его метких характеристиках: в образе Карсон Сэнд, властном авторе «Бровей Зевса» Мюррей точно передаёт Рэнд. Одним значимым штрихом — «Нос Джонатана был постоянно наклонён под углом 45 градусов к горизонтали» — Мюррей красочно изображает лидера культа Натаниэля Брэндена. Его тонкий портрет мужа Рэнд — спокойного, дружелюбного и весьма интеллигентного Фрэнка О'Коннора — в образе Джорджа, творчески и конструктивно оправдан: в ключевые моменты драмы Джордж всегда тихо говорит на фоне грандиозной неестественности остальных, задаёт ключевые вопросы Кейту Хакли, озадаченному неофиту, и движет действие.

«Моцарт был красным» представляет "светлую" сторону Мюррея Ротбарда; ту сторону, которую всегда будут ценить и помнить те, кто знал его.

Пьеса

МЕСТО ДЕЙСТВИЯ:

Гостиная современной роскошной квартиры в нью-йоркском верхнем Ист-Сайде. Стены сочного, тропического зеленого цвета. Софа (по центру), несколько кресел с подлокотниками и разборных стульев (справа) – все большого размера, сконструированы так, чтобы никто не может спокойно сидеть в них. Сидя ровно, никто, имеющий рост меньше восьми футов, не может поставить ноги на пол. Таким образом, для тех, кто находится в комнате, есть только два варианта: а) сидеть, непрочно взгромоздившись на край дивана или кресла, поддерживая себя одной рукой, или б) свернуться в них, вжимая ногами бедра в обивку.

Для КАРСОН СЭНД, владелицы квартиры, этот выбор не представляет проблемы. Сейчас она, свернувшись калачиком в одном из разборных стульев (слева по центру), подняла мундштук кверху. Это должно символизировать насмешливое презрение и враждебность по отношению к людям, и, следовательно, рациональность и высокие романтические стандарты.

КАРСОН — маленькая женщина с прямыми волосами, спускающимися на одну сторону лица. Ее фигура может быть описана только как протоплазменная, аморфная, ее возраст также не определён, но, очевидно, в районе пятидесяти. Она одета в бесформенный костюм с военными заплечьями, на пике моды (Москва, 1925). Ее глаза похожи на бусинки и полны решимости, и когда она говорит, она всегда собирается, готовясь нанести удар.

КАРСОН стала знаменитой в качестве автора романа, который охотно покупают за его иллюстрации со сценами изнасилования. Она верит, что его популярность демонстрирует преданность населения её философским взглядам.

Справа от КАРСОН свернулись в креслах два её ученика: ДЖОНАТАН и ГРЕТА.
Им около двадцати, но они уже частично переняли высокомерие своего покровителя. Нос ДЖОНАТАНА постоянно наклонён под углом 45 градусов к горизонтали, а его прямые каштановые волосы выделяются спереди парой светлых прядей. ГРЕТА это приятная блондинка с загорелой кожей и немного кошачьим выражением лица. Хотя она не имеет физического сходства с КАРСОН, ГРЕТА использует тот же тип мундштука и ту же марку спичек, что и миссис САНД. Но она еще не владеет мундштуком с точно такой же изящностью.

На диване прямо справа, лёжа спит ДЖОРДЖ КЕЛЛИ. ДЖОРДЖ высокий и худой, его некогда красивое лицо постоянно отмечено выражением большой доброты, усталости и скуки. ДЖОРДЖ — муж КАРСОН. По центру сзади стоит прекрасная система из радио, проигрывателя и 27-дюймового телевизора. Перед системой свернулся калачиком роскошный черно-серый кот, АЛЬФОНСО ТРЕТИЙ.

Над камином (справа по центру) рядом с системой находится двойная фотография ДЖОНАТАНА и ГРЕТЫ в рамке, подписанная для КАРСОН.

ГРЕТА сделала надпись: «Спасибо тебе, КАРСОН, за подаренный мне круглый мир». ДЖОНАТАН игриво написал: «Для женщины с красивой кошкой».

Входит КЕЙТ ХАКЛИ, приятный, серьезный, хорошо одетый молодой человек 25-ти лет. Хакли, аспирант-историк, проходит в нерешительности слева. ДЖОРДЖ, проснувшись, вскакивает на ноги и подходит.

ДЖОРДЖ: Сюда, пожалуйста.

ДЖОРДЖ вводит КЕЙТА в комнату.

ДЖОРДЖ: Кейт Хакли — Джонатан, Грета и… Карсон Сэнд.

ДЖОНАТАН и ГРЕТА слегка кивают головами. КАРСОН протягивает руку в жесте приветствия и указывает на диван, куда садится КЕЙТ. ДЖОРДЖ возобновляет свой сон справа.

КАРСОН (говорит с сильным русским акцентом, например, её «t» звучат как «s»): Хорошо, мистер Хакли, я рада, что вы смогли приехать.

КЕЙТ: Благодарю вас, ах… (не знает, обратиться к ней «мисс» или «миссис») …мисс Сэнд. (После паузы) Я хотел сказать, что я рад, что вы хотели меня видеть.

КАРСОН: Ну, Кейт, как я могла не попросить вас прийти после того, как получила такое великолепное письмо о своём романе?

КЕЙТ: О, это совсем ничего не стоило.

КАРСОН (раздражённо): Да?

КЕЙТ (немного озадаченно): Я хотел сказать, мисс Сэнд, что Ваша книга вдохновила меня. «Брови Зевса» был одним из лучших романов, которые я читал в последние годы.

(ДЖОНАТАН и ГРЕТА тревожно и недоверчиво восклицают. Джонатан и Грета, кстати, говорят зловеще и нараспев, с примесью русско-канадского акцента)

ГРЕТА (резко): Мистер Хакли, вы сказали — один из лучших романов?

КЕЙТ (озадаченно): Ну… Да.

ДЖОНАТАН (едва сдерживая злобу): Вы можете назвать нам имя любого романа, из прочитанных вами за эти годы, хотя бы отдаленно сравнимого с «Бровями Зевса»?

КЕЙТ (потея): Ну… Я… действительно не…

ДЖОНАТАН: Если есть такая вещь, которую мы не потерпим, мистер Хакли, то это неточность языка. Вы сказали, что это один из лучших романов — и что, были другие?

КЕЙТ: Да, я… Хемингуэй произвёл на меня впечатле…

ДЖОНАТАН и ГРЕТА (в унисон): Хемингуэй! Боже правый! (затем торопливо)

ДЖОНАТАН (тихо, быстро бормоча ритуальную фразу): Конечно, вы знаете, что когда мы говорим «Бог», это не означает согласия с этой концепцией. Мы просто использовали этот термин как сильную, идиоматическую метафору.

КАРСОН (пытаясь сдержать внутреннюю ярость): О, Кейт, разве вы не видите мысли Хемингуэя о смерти в каждой написанной им строчке?

КЕЙТ: Ну, борьба человека с быком, ещё момент…

ДЖОНАТАН: Хемингуэй восстаёт против жизни, разума, реальности!

КАРСОН (нежно глядя на ДЖОНАТАНА): Джонатан, Грета. Всё же я думаю, что мы должны дать мистеру Хакли больше шансов. В конце концов, он почитатель «Бровей Зевса», и это большой плюс.

ГРЕТА: Да, Карсон, вы правы.

ДЖОНАТАН: Конечно, Карсон.

КАРСОН (обращаясь к КЕЙТУ): Кейт, хотите сигарету? Это особенно рациональная марка.

КЕЙТ (немного ошеломлён): «Рациональная»?.. (Небольшая пауза) О, извините, спасибо. Я не курю.

(ДЖОНАТАН и ГРЕТА неодобрительно восклицают)

Грета (нападая): Вы не курите! А почему?

КЕЙТ (отступая): Ну, э-э… потому что мне это не нравится.

КАРСОН (со слабо сдерживаемой яростью): Вам не нравится! Вы разрешаете каким-то вашим субъективным капризам, вашим чувствам (это слово говорится с особым презрением) встать на пути разума и реальности?

КЕЙТ (снова потея): Конечно, мисс Карсон, разве у вас могут быть другие основания для курения, чем то, что это вам нравится?

(ГРЕТА, ДЖОНАТАН, и КАРСОН, с яростью и ужасом: «Ох!», «Ах!» и т.д.)

Джонатан (вскочив): Мистер Хакли! Карсон Сэнд никогда — никогда! — не делает что-то, основываясь на своих субъективных ощущениях, а исключительно на разуме, который говорит об объективном характере реальности. Вы грубо оскорбили эту великую женщину — Карсон Сэнд, вы злоупотребляете её вежливостью и её гостеприимством! (садится)

КЕЙТ: Но… Но… что тогда может быть причиной?..

КАРСОН: Мистер Хакли, почему вы уклоненяетесь от очевидного факта? Курение является символом пламени разума, горения идей. Тот, кто отказывается от курения, соответственно, противник идей и разума.

КЕЙТ: Символ? Но тогда спичка — символ даже в большей степени…

(Далее выражения ярости, гнева, раздражения)

ДЖОНАТАН (вскакивает, перебивая КЕЙТА): Хватит! Как вы смеете издеваться над Карсон Сэнд своими хулиганскими манерами? Вы бы не издевались над Богом!

КАРСОН (снова сдерживаясь): Не спешите, Джонатан. Давайте подождём, прежде чем выносить окончательное решение. Возможно, у него более глубокая проблема.

ДЖОНАТАН: Конечно, Карсон. (ДЖОНАТАН идёт обратно, садится)

КАРСОН (обращаясь к весьма уязвленному КЕЙТУ): Теперь, Кейт, — это очень важно! — вы рационалист?

КЕЙТ (опять озадаченно): Ну, я… я… это очень трудно…

КАРСОН: Ну же, вы принимаете разумность как первооснову всего? Вы - рационалист?

КЕЙТ: Ну, да, но я… Это зависит от того, как определять рационализм. Я думаю…

ДЖОНАТАН (вскакивает, отбрасывая рукой свои длинные волосы, и начинает ходить из стороны в сторону): Рационалист — это человек, который живет исключительно своим разумом, что означает — использует силу своего ума для постижения реальности, что означает — использует силу своего ума, чтобы думать, что означает — он владеет своей мыслью, что означает…

КАРСОН: Погодите, Джонатан (Джонатан прекращает ходить и садится обратно). Ну же, Кейт, вы рационалист?

КЕЙТ: Ну, я одобряю разумность, и… и думаю, конечно, но я не совсем уверен, что…

КАРСОН (с возрастающим раздражением): Мистер Хакли, мы очень терпеливы к Вам, потому что мы заранее более благосклонны к каждому почитателю "Бровей Зевса". Позвольте переформулировать вопрос так: Вы - мистик? (Этот вопрос она произнесла с горящими глазами и ненавистью в голосе)

КЕЙТ: Мистик? Почему? Нет, я не верю в этот дзен-буддистский бизнес, или…

КАРСОН (с негодованием морщится): Ох! Послушайте, Кейт, я пытаюсь вести с вами серьезный разговор.

КЕЙТ: Да, хорошо, но…

КАРСОН: Пожалуйста, сделайте любезность, не перебивайте меня на середине мысли.

КЕЙТ: Я извиняюсь, я…

КАРСОН: Без всяких сомнений, вы должны понять, что обдолбанная лепрозная азиатская задница, сидящая где-то на узорчатом коврике — только самая очевидная, самая вопиющая разновидность мистики.

КЕЙТ: Я знаю. В Лос-Анджелесе полно фриков…

ДЖОНАТАН: Мистер Хакли, почему вы упорно, снова и снова, сознательно и намеренно уклоняетесь от ясных и понятных вопросов? We both know you're running like hell.

КЕЙТ: Послушайте, я не знаю, о чём вы говорите…

КАРСОН: Кейт, проще говоря, мистик это тот, кто позволяет чему-либо встать между его разумом и реальностью. Это тот, кто ставит что-либо выше разума. Вы понимаете?

(Повисает неудобная пауза)

ДЖОРДЖ (негромко, оторвав голову от дивана, который стоит справа): Кейт, вы верующий?

КЕЙТ (бросая благодарный взгляд в направлении Джорджа): О, верующий ли я? Понятно… Ну, не сильно. Вы знаете, я хожу в церковь дважды в год — на Рождество и на Пасху — и религия играет очень небольшую роль в моей жизни.

Молчание становится глубже, более зловещим. Оттуда, где сидит ГРЕТА, исходит шипение.

ГРЕТА: Он сказал —дважды в год!

(ГРЕТА поворачивается к ДЖОНАТАНУ)

ГРЕТА: Ты помнишь откуда это (где это описывается)?

ДЖОНАТАН: Конечно. Во втором абзаце 236-й страницы «Зевса» этот синдром отлично объясняется.

ГРЕТА: Да. И обратите внимание, как он старается выслужиться перед нами и перед мистиками.

ДЖОНАТАН: Конечно.

КЕЙТ: Послушайте, я не знал что вы испытываете такие отрицательные эмоции к религии.

КАРСОН: Кейт, наши чувства вообще не считаются. Наш разум говорит нам, что религия — это зло.

ДЖОНАТАН (вскочив и принявшись ходить): Религия — это зло, а это значит, что она против разума, что значит — против жизни, что значит — против рассудка, что значит — против реальности (снова садится на место).

КАРСОН (нежно глядя на ДЖОНАТАНА): Молодец, товарищ.

КЕЙТ: Но ведь я вам уже сказал, что я не отношусь к религии слишком серьезно.

(Над комнатой повисает мертвенная тишина)

КАРСОН (взрывается, её трясёт, она вскакивает): Боже мой, речь идет о вопросах жизни и смерти, и он не… О!! (Карсон падает обратно на стул, обхватив голову от ярости)

ГРЕТА (в голосе немного угрозы): Мистер Хакли, вы можете вести себя серьезнее?

(Ещё одна длинная пауза)

(КЕЙТ начинает вставать, чтобы уйти. КАРСОН вооружается последним терпением и останавливает его)

КАРСОН: Подождите, мистер Хакли, может быть, мы можем подойти к вашей проблеме через эстетику. Каких композиторов вы любите, к примеру?

КЕЙТ: (опускается обратно с некоторым облегчением, ошибочно почувствовав безопасную тему): Ну, вы знаете, как обычно. Я знаю не так много музыкантов…

КАРСОН (быстро): Всё в порядке. Это не имеет значения. Ваш вкус раскроет ваши музыкальные предпочтения.

КЕЙТ (озадаченно): Да? Ну, я люблю Бетховена, Баха, Моцарта, как обычно…

ГРЕТА: Ох!

КАРСОН: Кейт, как ты мог? Я тот, кто знает глубину порочности, до которой опускается большинство мужчин, даже я должен спросить себя, как они могут? Бетховен, Моцарт, который пахнет натурализмом, вся работа которого попирает ценности, каждая нота которого отражает злую предпосылку Вселенной.

КЕЙТ (ошеломлённо) Зло?..

КАРСОН: Ох, Кейт, вы не видите ненависть к жизни в каждом такте их музыки?

ДЖОНАТАН: Мистер Хакли, в письме мисс Карсон вы писали, что вам понравились «Брови Зевса» потому что роман противостоит коллективизму и тоталитаризму.

КЕЙТ (загорается): Да, да, именно так. И…

ДЖОНАТАН: Ну, как, во имя разума, ты не видишь, что такой композитор, как Моцарт, из-за злой предпосылки Вселенной, находится в той же предпосылке, что и коллективисты, которых ты презираешь? Все они являются частью противника ума, противника жизни.

КЕЙТ (ошеломлен снова): Вы… вы говорите, что Мо… Моцарт был коллективистом?

КАРСОН: О, не таким уж примитивным способом. Но система взаимосвязана, на более глубоком и, следовательно, на более важном уровне. Ты видишь?

(КЕЙТ, всё больше и больше убеждаясь, что он должен быстро покинуть это место, начинает вставать снова)

(ДЖОРДЖ КЕЛЛИ, сидя, ласково перехватывает его)

ДЖОРДЖ: Кейт, каждого нового человека, с которым мы встречаемся, мы всегда спрашиваем, кто является его любимым персонажем в «Бровях Зевса». Кто ваш любимец?

КЕЙТ: О, мне нравится Джоуи Фонтана.

КАРСОН, ГРЕТА, ДЖОНАТАН (в унистон): Джоуи Фонтана!!!

КЕЙТ: Да, а что?

Карсон (крепко сдерживаясь): А почему вы выбрали его, Кейт?

КЕЙТ: Ну, он выступал за добро, за свободу, и он был красивым, ярким, добродушным, дружелюбным парнем.

КАРСОН: Ооооо!! (Не в силах выдержать дальнейшие объяснения, Карсон стремительно вскакивает и уходит за правую кулису)

ГРЕТА (тоном смертельной угрозы): Джоуи Фонтана! Образ в высшей степени простого, третьеразрядного, обычного человека. А вы делаете из него героя вроде Кайла Крейна или Себастьяна дель Рея!

Кейт: Ну, с ними всё в порядке, просто они показались мне немного чёрствыми и однобокими. Они…

Джонатан (вскакивает на ноги, выходит в центр и декламирует перед Кейтом): Довольно! Кейт Хакли, вам была дана редкая привилегия провести вечер с величайшими умами, которых вы могли бы надеяться когда-либо встретить: с Карсон Сэнд, Гретой Лэндсдоун и мной. Более того, вам посчастливилось встретить Карсон Сэнд, величайшего, оригинальнейшего мыслителя нашего времени и всех времён, величайшую из человеческих существ, которые когда-либо жили или будут жить. И как вы обошлись с этой привилегией? Более того, как вы обошлись с Карсон Сэнд? Я сидел здесь, когда вы совершили ряд иррациональных, непростительных грехов против Карсон Сэнд. Вы постоянно перебивали её, пости не давая ей возможности высказаться, вы открыто уклонялись от каждого вопроса, которые Карсон и я задавали вам. Вы пытались одновременно раболепствовать перед нами и мистиками, перед нами и Моцартом, перед нами и развратами нашего общества.

Вы критиковали вместо того, чтобы задавать вопросы. Вы издевались, как хулиган, вместо того, чтобы проявлять должное почтение. А кому? Этой женщине, которая принесла миру знание, что А есть А, а 2 на2 равно 4. И, наконец, после того, как твоя грубость изгнала эту женщину с терпением Иова из этой комнаты, ты ограничил свои преступления, сказав, что твой любимый персонаж - Джои Фонтана, добрый, хороший парень (с абсолютным презрением) — второй человек. Таким образом, Кейт Хэкли, ты проклял себя навсегда. Вы сделали свой выбор, Кит Хэкли, и поэтому оставляете мне только одну альтернативу: требовать, чтобы вы покинули этот дом, чтобы никогда не возвращаться.​

(КЕЙТ встаёт, шатаясь — бледный, потрясенный. Идёт к двери. Там ДЖОРДЖ КЕЛЛИ передаёт в руки Кейта шляпу и пальто).

КЕЙТ: мистер Келли, простите меня, но вы кажетесь хорошим человеком. Как вы можете выдержать всё это?

ДЖОРДЖ (мягко): О, такого рода вещи происходят почти каждую ночь. К этому привыкаешь.

КЕЙТ: Но как вы можете…?

ДЖОРДЖ: Да, спустя несколько лет можно всего этого не замечать. Не торопишься, спишь на диване, говоришь «да» время от времени. Чёрт, это же жизнь.

Занавес.

КОНЕЦ

Мюррей Ротбард (1926–1995) — автор книг «Человек, экономика и государство», Conceived in Liberty, «Государство и деньги», «К новой свободе», «Показания против Федерального резерва» и многих других книг и статей. Также был издателем – вместе с Лью Рокуэллом – Ротбард-Рокуэлл Репорт и проректором по учебной работе в Институте Людвига фон Мизеса.

Оригинал: Mozart Was a Red (http://www.lewrockwell.com/rothbard/mozart.html), Мюррей Ротбард
Перевод: анархист Иванов, squirre1, Nm Realname, uhbif19.