Естественное право или наука справедливости

ГЛАВА 1.

НАУКА СПРАВЕДЛИВОСТИ

Часть I.

Наука о моём и твоём - наука справедливости - это наука обо всех правах человека, обо всех человеческих правах личности и собственности, обо всех правах на жизнь, свободу и стремление к счастью.

Это единственная наука, которая может объяснить человеку, что он может делать и чего не может, чем он может владеть и чем не может, что он может говорить и что не может, не нарушая при этом прав других людей.

Это наука о мире, и это единственная подобная наука, поскольку только она одна может сказать нам, при каких условиях люди могут (и должны) жить в мире друг с другом.

Эти условия просты: во-первых, каждый человек должен поступать с другими так, как велит ему справедливость. Например, он должен отдавать долги, возвращать взятое взаймы или украденное владельцу и возмещать ущерб, причиненный им другому человеку или чужой собственности.

Второе условие состоит в том, что каждый человек должен удерживать других от совершения поступков, которые справедливость запрещает совершать. Например, он должен препятствовать совершению краж, грабежей, поджогов, убийств и любых других преступлений против человека или чужой собственности.

Пока эти условия соблюдаются, люди находятся в мире друг с другом и должны оставаться в мире. Но когда одно из этих условий нарушается, начинается война. И эта война должна обязательно продолжаться до тех пор, пока справедливость не будет восстановлена.

На протяжении всей истории человечества, где бы люди ни пытались жить в мире друг с другом, и их природные инстинкты, и коллективная мудрость человечества признавали и предписывали как обязательное условие подчинение этому единственному универсальному закону, а именно, что каждый должен быть честным по отношению к остальным.

Эта древняя максима так формулирует долг человека по отношению к своему товарищу: "Живи честно, никому не вреди, воздавай каждому по заслугам".

Эту совершенную максиму на самом деле можно выразить в двух словах - живи честно, поскольку жить честно означает никому не вредить и воздавать каждому по заслугам.

Часть II.

Человек, без сомнения, имеет и другие обязанности перед своими товарищами, такие как накормить голодного, одеть голого, дать приют бездомному, позаботиться о больном, защитить беззащитного, помочь слабому, просветить незнающего. Но это все моральный долг, и человек должен быть сам себе судьей и сам решать в каждом конкретном случае, исполнять ли его, и как, и в какой степени. Что же касается его узаконенного долга - то есть его долга быть честным по отношению к своим товарищам - то его товарищи не только могут, но для своего же блага должны судить его. И, если нужно, они по праву могу принудить его к исполнению этого долга. Они могут делать это как поодиночке, так и вместе. Они могут делать это немедленно, если возникает такая необходимость, или после тщательного обдумывания, систематически, если они предпочитают такой способ и если время терпит.

Часть III.

Хотя это право всех и каждого - любого человека или группы людей, всех в равной степени - бороться с несправедливостью и поддерживать справедливость для себя и для всех обиженных, все же, чтобы избежать ошибок, которые проистекают из чрезмерной поспешности и страстности, и чтобы обеспечить каждому желающему безопасность и уверенность в защите без необходимости прибегать к силе, желательно, чтобы люди объединялись (в такой степени, в какой они могут делать это свободно и добровольно) для сохранения справедливости в обществе и для защиты от нарушителей. Также на более высоком уровне желательно, чтобы они приняли определенный план или систему судопроизводства, которая при разборе уголовных дел обеспечит их внимательное, вдумчивое, всестороннее расследование и, насколько это возможно, свободу от любого внешнего влияния и желание всего лишь добиться справедливости.

И все же подобные объединения людей законны и желательны только до тех пор, пока они совершенно добровольны. Ни одного человека нельзя принуждать законом против его воли присоединиться к такому объединению или поддержать его. Только его собственный интерес, его собственное суждение, его собственная совесть могут определить, присоединяться ли ему к тому или иному объединению и присоединяться ли вообще. Если он решает при защите своих прав полагаться только на себя и на ту добровольную помощь, которую другие люди в случае необходимости ему окажут, - это его полное право. И этот путь будет достаточно верным для него до тех пор, пока он сам будет выказывать обычную человеческую готовность помогать обиженным, защищать их, и пока он сам будет "жить честно, никому не вредить и воздавать каждому по заслугам". Такой человек всегда найдет достаточно друзей и защитников в случае нужды, неважно, состоит он в каком-либо объединении или нет.

Конечно, никого нельзя по закону принудить вступить в сообщество, чьей защиты он не желает. Ни путем убеждения, ни с помощью законов нельзя заставлять человека поддерживать сообщество, чьи планы или методы действия он не одобряет, иначе получается, что сообщество проповедует установление справедливости и в то же время само творит несправедливость. Поддерживать то, что кажется неэффективным, - абсурдно. Поддерживать то, что кажется несправедливым, - преступно. Человеку должна быть, таким образом, предоставлена свобода присоединяться или не присоединяться к сообществу с любой целью, продиктованной его собственными интересами, благоразумием или совестью.

Сообщества, созданные для совместной защиты от несправедливости, похожи на общества по совместной защите от пожара или кораблекрушения. Принуждать кого-либо вступить в это общество против его воли, его суждений, его совести не законнее и не разумнее, чем принуждать кого-либо вступить в любое другое общество, чьи выгоды (если таковые и есть) его не интересуют или чьи цели и методы он не одобряет.

Часть IV.

Эти добровольные объединения нельзя упрекнуть в недостатке знаний о справедливости как о науке, которая необходима им для того, чтобы защищать справедливость и воздерживаться от несправедливости. Честность, справедливость, естественное право - очень простые понятия, доступные обычным людям. Тому, кто хочет в подробностях узнать, что это такое, обычно не надо ходить далеко. Правда, этому можно научиться, как и любой другой науке. Но правда и то, что научиться этому очень легко. Хотя разнообразные способы применения этой науки так же бесконечны, как бесконечно разнообразие человеческих отношений, она, тем не менее, основывается на немногих элементарных принципах правды и справедливости, которые почти интутивно чувствует даже самый заурядный разум. И почти все люди интуитивно чувствуют, что такое справедливость и к чему она призывает, когда они сходным образом понимают факты, требующие от них выводов.

Люди, живущие в контакте друг с другом и вступающие в различные отношения, в большинстве случаев не могут не познакомиться с понятием естественного права, даже если и хотят. Отношения людей друг с другом, их частная собственность и их индивидуальные желания, склонность каждого человека требовать и даже настаивать на получении того, что, по его мнению, ему причитается, и негодовать и сопротивляться, если кто-то, по его мнению, попирает его права, - все это постоянно заставляет людей задаваться вопросом: "Справедлив ли этот поступок или нет? Эта вещь моя или его?" Это и есть вопросы естественного права, вопросы, на которые в подавляющем большинстве случаев люди повсеместно отвечают одинаково.

Дети узнают фундаментальные принципы естественного права в очень раннем возрасте. Таким образом, они очень рано понимают, что один ребенок не должен без справедливого основания бить или причинять боль другому, что он не должен допускать самовольного контроля или превосходства над другим, что он не должен силой, обманом или хитростью завладеть чем-либо принадлежащим другому, что если он будет вести себя плохо по отношению к другому, то это не только право пострадавшего ребенка противостоять и, если необходимо, наказать обидчика, и заставить его возместить ущерб, но также и право и моральные обязательства всех других детей и людей помочь обиженной стороне в защите ее прав и исправить плохое поведение. Это фундаментальные принципы естественного закона, который правит самыми важными делами людей. До сих пор дети узнают их раньше, чем они понимают, что три плюс три будет шесть или что пять плюс пять будет десять. Даже их детские игры не могут быть без постоянного внимания за ними; и это равнозначно невозможно для людей любого возраста жить в мире при любых других условиях. [*10]

Не будет преувеличением сказать, что в большинстве случаев, если не во всех, люди вообще, молодые или старые, узнают этот естественный закон задолго до того, как они узнали значения слов, которыми он описывается. В действительности, невозможно заставить их понимать настоящие значения слов, если они не поняли природу вещей как таковых. Заставить понимать их значения слов справедливо и несправедливо до понимания природы этих понятий так же невозможно, как невозможно заставить их понимать значения слов жарко и холодно, сыро и сухо, светло и темно, белый и черный, один или два до понимания ими природы этих понятий. Люди обязательно должны знать о чувствах и взглядах, не менее чем о материальных вещах, до того как они смогут узнать значения слов, которыми мы их описываем.

Глава II

НАУКА СПРАВЕДЛИВОСТИ (ПРОДОЛЖЕНИЕ)

Часть I

Если справедливость не является естественным принципом, это не принцип вовсе и нет такой вещи, как справедливость; и все люди, которые когда-либо говорили или писали о ней с незапамятных времен, говорили или писали о том, что никогда не существовало. И если справедливость не является природным принципом, то все обращения к справедливости, которые когда-либо были услышаны, и все сражения за справедливость, которые когда-либо были засвидетельствованы, были обращениями и сражениями за всего лишь фантазию, причуду воображения, но не за действительность.

Если бы справедливость не была естественным принципом, то не было бы и понятия несправедливости; все преступления, разыгрывающиеся в мире, были бы вовсе не преступлениями, а просто событиями, вроде дождя или захода солнца, событиями, на которые их жертвы имели бы не больше оснований жаловаться, чем на текущие воды или зеленеющую растительность.

Если бы справедливость не была естественным принципом, то так называемые правительства не имели бы ни права, ни причин считать ее областью своей компетенции, как они они не считают областью своей компетенции несуществующие явления; и все их заявления об утверждении справедливости, о поддержании справедливости или о восстановлении справедливости были бы всего лишь болтовней глупцов или мошенничеством самозванцев.

Но если справедливость - естественный принцип, то один из необходимых и непреложных; любая сила, возникшая позже той, что установила его, не может изменить его - как нельзя изменить силу тяготения, законы света, принципы математики или любые другие естественные законы и принципы.Все попытки и посягательства, одного ли человека, группы ли людей - неважно, именующих себя правительством или другим учреждением, - поставить свою собственную волю, свой приказ, свое желание на место закона, в качестве правила, которым должен руководствоваться любой человек, являются такими уже абсурдными, узурпаторскими, тиранскими, как и попытки поставить свою собственную волю, свой приказ, свое желание на место всех физических, психических и моральных законов.

Часть II

Если есть такой принцип, как справедливость, она, по необходимости, природный принцип, и, таким образом, речь идет о науке, которую надо изучать и применять как любую другую науку. И говорить о добавлениях к ней или изъятиях из неё законодательной деятельностью также неверно, абсурдно и смешно, как было бы смешно говорить о добавлениях или изъятиях из математики, химии или любой другой науки законодательной деятельностью.

Часть III

Если есть в природе такой принцип, как справедливость, ничего к нему нельзя добавить и ничего нельзя убрать, это высшая власть по всей законности, на какую способна вся человеческая раса в целом. И все попытки человеческой расы или её части добавить что-то или убрать из высшей власти справедливости, по любому случаю, не является ни для одного человека более сильным обязательством, чем лёгкий ветерок.

Часть IV.

Если есть такой принцип, как справедливость, или естественный закон, это принцип, или закон, который говорит нам, что права были даны каждому человеческому существу в мире с рождения; какие права, таким образом, присущие ему как человеческому существу, обязательно сохраняются у него в течение всей жизни; и хотя ими возможно пренебрегать, но их нельзя скрыть, уничтожить, упразднить, отделить или устранить из его природы как человеческого существа, или лишить их природной власти или обязательности к исполнению. [*13]

С другой стороны, если бы не было такого принципа как справедливость, или естественный закон, то каждое человеческое существо приходило бы в мир, абсолютно лишённое прав; и, приходя в мир лишённым прав, человек должен был бы навсегда таким и оставаться. Поскольку если никто не приносит с ним никаких прав в мир, ясно, что никто не может иметь никаких своих прав или дать их кому-либо. Как следствие, человечество никогда бы не могло обладать никакими правами; и для людей говорить о таких вещах как права означало бы говорить о вещах, которых у них никогда не было, не будет и которых вообще не может существовать.

Часть V.

Если есть такой принцип, как справедливость, он обязательно является самым высшим и, следовательно, единственным и всеобщим законом для всех явлений, к которым он естественным образом применим. И, таким образом, всё человеческое законодательство просто и всегда является присвоением себе власти и верховенства там, где никакой власти и верховенства нет. Значит, оно просто и всегда является навязыванием, абсурдом, узурпацией и преступлением.

С другой стороны, если бы не было такого принципа, как справедливость, то не могло бы быть такого явления, как нечестность; и никакое воздействие силой или обманом, осуществлённое одним человеком против другого человека или его собственности, могло бы быть названо несправедливым или нечестным; и нельзя было бы жаловаться, запрещать или наказывать по таким случаям. Вкратце, если бы не было такого принципа, как справедливость, не могло бы быть преступлений; и все профессии правительств, про которые говорят, что они существуют, исключительно или отчасти, для наказания или предотвращения преступлений, были бы профессиями, существующими для наказания и предотвращения того, что никогда не существовало, и не могли бы такие профессии никогда существовать. Таким профессии, в таком случае, были бы признаком того, что в том, что касается преступлений, у правительств бы не было причин существовать; им нечего было бы делать и ничего они не могли бы сделать. Они были бы признаками того, что правительства существуют для наказания и предотвращения действий, которые, по их природе, просто невозможны. [*14]

Глава VI.

Если есть в природе такой принцип, как справедливость, такой принцип, как честность, такие принципы, которые мы описываем словами «моё» и «твоё», такие принципы, как естественные человеческие права личности и на собственность, то у нас есть вездесущий и всеобщий закон; закон, который мы можем изучить, как изучаем любую другую науку; закон, который говорит нам, что справедливо, а что несправедливо, что честно, а что нечестно, какие вещи мои, а какие вещи твои, каковы мои личностные права и права собственности, а какие твои личностные права и права собственности, где граница между каждым по отдельности и всеми вместе из моих прав на личность и собственность и каждым по отдельности и всеми вместе твоих прав на личность и собственность. И это закон — важнейший закон, на все времена и для всех народов; и он будет оставаться таким же наиважнейшим и единственным законом на все времена и для всех народов так долго, пока человек живёт на Земле.

Но если, с другой стороны, нет в природе такого принципа, как справедливость, нет такого принципа, как честность, нет такого принципа, как естественные человеческие права на личность или собственность, тогда все слова, такие как справедливость и несправедливость, честность и нечестность, все такие слова, как моё и твоё, все слова, обозначающие, что одна вещь находится в собственности одного человека, а другая вещь — в собственности другого человека, все слова, используемые для описания естественных человеческих прав на личность и собственность, все такие слова, что используются для описания ущерба и преступлений — должны быть вычеркнуты из всех человеческих языков как не имеющие смысла; и тогда должно быть объявлено раз и навсегда, что самая большая сила и самый хитроумный обман с этих времён являются наивысшим и единственным законом, управляющим отношениями людей друг с другом; и что с этих пор все люди и объединения людей — как называющие себя правительствами, так и все прочие — могут свободно применять друг к другу всю силу и все обманы, на какие они способны. [*15]

Часть VII.

Если нет такой науки, как справедливость, то не может быть науки управления; и вся жадность и жестокость, с помощью которых во все века и у всех народов небольшие группы жителей получали главенство на остальным человечеством, приводили их в нищету и рабство и создавали над ними то, что они называли правительствами, чтобы держать всех в покорности, — были настолько же законными примерами управления, как любые, какие когда-либо видел мир.

Часть VIII.

Если есть в природе такой принцип, как справедливость, он необходимым образом является единственным политическим принципом, который когда-либо был или когда-либо будет. Все прочие так называемые политические принципы, к изобретению которых у людей есть привычка, не являются принципами вовсе. Они либо лишь фантазии простаков, воображающих, что они открыли нечто лучшее, чем истина и всеобщий закон; либо они лишь выдумки и обман, к которым прибегают эгоистичные и склонные к жульничеству люди как к средствам заполучить славу, власть и деньги. [*16]

Глава III.

Естественный закон в сравнении с

законодательством.

Часть I.

Естественный закон, естественная справедливость, будучи принципом, естественным образом применимым и подходящим к правильному разрешению любой возможной ссоры, могущей возникнуть у людей; будучи также единственным стандартом, на основе которого любая ссора когда-либо между одним человеком и другим может быть правильно разрешена; будучи принципом, чью защиту каждый человек требует для себя, независимо от того, хочет ли он применять его к другим или нет; будучи также незыблемым принципом, таким, что всегда и везде одинаков, во все времена и у всех народов; будучи таким всецело беспристрастным и признающим равенство всех; таким необходимым для мира для всего человечества везде; таким жизненно важным для безопасности и благополучия каждого человеческого существа; будучи также таким лёгким в изучении, таким повсеместно известным и так легко поддерживаемым столь добровольными объединениями, что все честные люди могут с готовностью и верным образом организовываться в них для этой цели — будучи именно таким принципом, поднимает такие вопросы, как-то: Как может быть так, что он не торжествует всюду или практически всюду? Как может быть так, что он не был ещё столетия назад установлен по всему миру как единственный закон, которому любому человеку или любым людям следует правомерно быть вынужденными подчиняться? Как может быть так, что какое-либо человеческое существо когда-либо могло вообразить себе, что нечто, столь самоочевидно ненужное, ошибочное, абсурдное и жестокое, каким всё законодательство необходимо должно быть, — может быть сколько-нибудь полезно человечеству и может занимать какое-либо место в человеческих делах?

Часть II.

Ответ в том, что во все исторические времена везде, где какие-либо люди продвинулись далее дикого состояния и научились увеличивать количество средств к пропитанию путём обработки почвы, большее или меньшее число из них объединилось и организовалось как разбойники, чтобы грабить и порабощать всех остальных, [*17] у кого либо накопилось какая-либо собственность, которую можно отобрать, либо кто проявил в своём труде, что может сделать вклад, чтобы поддержать или усладить тех, кто хочет их поработить.

Эти банды разбойников, малочисленные поначалу, увеличили свою силу, объединяясь друг с другом, изобретая оружие для войны, развивая свою дисциплину и совершенствуя свои организации словно военные силы, и деля награбленное (включая пленников) между собой, либо в тех пропорциях, о которых они предварительно договорились, либо в таких, какие их вожаки (всегда жаждущие увеличить число своих последователей) укажут.

Успех этих банд разбойников был лёгким по той причине, что те, кого они грабили и порабощали были сравнительно беззащитны; были разбросаны редко по стране; были полностью поглощены попытками с помощью грубых инструментов и тяжёлого труда извлечь средства к пропитанию из почвы; не имели орудий войны иных, чем палки и камни; не имели военной дисциплины или организации, а также никаких способов объединять свои силы или действовать совместно при внезапном нападении. В виду этих обстоятельств единственной остававшейся им альтернативой для спасения хотя бы своих жизней и жизней их семей было отдать не только урожаи, ими собранные, и земли, ими обработанные, но и их самих и их семьи в рабы.

С тех пор их судьбой, как рабов, было обрабатывать для других земли, которые они ранее обрабатывали для себя. Будучи постоянно принуждаемыми к труду, они медленно накапливали благосостояние; но и то — всё уходило в руки их тиранов.

Эти тираны, живущие лишь грабежом и трудом своих рабов, и прилагающие все свои усилия лишь к тому, чтобы осуществлять ещё большие грабежи и порабощение ещё большего числа беззащитных людей; увеличивая также свою численность, совершенствуя свои организации и множа орудия войны, они продолжали свои завоевания до тех пор, пока для того, чтобы удержать имеющееся у них, не стало необходимым систематично действовать и сотрудничать друг с другом для удержания своих рабов в подчинении.

Но всё это они могли сделать, лишь создав то, что они называют правительством, и постановив то, что они называют законами. [*18]

Все великие правительства мира — те, что сейчас существуют, а также те, что уже исчезли, — были этой природы. Они были просто бандами разбойников, объединившимися для целей грабежа, завоевания и порабощения братственных им людей. А их законы, как они их назвали, были всего лишь такими соглашениями, в какие они сочли необходимым вступить, чтобы обеспечивать свои организации и действовать совместно при грабеже и порабощении других и при обеспечении каждому его доли в трофеях, как договорено.

Все эти законы не более были настоящим обязательством, чем соглашения, в которые грабители, бандиты и пираты находят необходимым вступить друг с другом для более успешного осуществления своих преступлений и для более мирного деления трофеев.

Таким образом, по сути своей, всё законодательство мира берёт своё начало в желаниях одного класса — людей, грабящих и порабощающих других и держащих их за собственность.

Часть III.

С течением времени разбойничий, или рабовладельческий, класс — который захватил все земли и владел всеми способами создания благосостояния — начал открывать для себя, что легчайшим способом управлять их рабами и делать их прибыльными было не владение определённым количеством рабов каждым рабовладельцем, как делалось раньше, также как поступали со скотом, но дать им так много свободы, что она наложит на них (рабов) ответственность за их существование, но тем не менее принуждать их продавать их труд землевладельческому классу — их бывшим владельцам — в обмен на то, что тот предпочтёт им дать.

Конечно, эти освобождённые рабы, как некоторые их ошибочно назвали, не имея земли или другой собственности или способов поддерживать независимое существование, не имели выбора — чтобы спасти себя от голода — кроме как продавать свой труд землевладельцам в обмен лишь на самые необходимые потребности жизни; а иногда даже и за меньшее. [*19]

Эти освобождённые рабы, как их называли, были теперь лишь ненамного менее рабы, чем раньше. Их способы поддержания существования стали, возможно, даже более рискованными, чем когда у каждого был свой собственный владелец, заинтересованный в сохранении ему жизни. Их было можно по капризу или для пользы землевладельцев вышвырнуть из дома, с работы и лишить даже возможности зарабатывать себе на жизнь трудом. Они были, таким образом, в больших количествах принуждаемы к необходимости попрошайничать, красть и голодать; и стали, разумеется, опасны для собственности и спокойствия их прежних хозяев.

Последствием этого стало, что эти прежние хозяева нашли необходимым для собственной безопасности и безопасности их собственности лучше организовать себя как правительство и издать законы для удержания этих опасных людей в подчинении; а именно, законы, устанавливающие цены, по которым их нужно принуждать к труду, а также рекомендующие ужасающие наказания, даже саму смерть, за подобное воровство и пересечение границ, которые те были вынуждены совершить, так как это было их единственным способом спасти себя от голода.

Эти законы применялись столетиями, а в некоторых странах тысячелетиями; и сейчас они в силе в той или иной степени строгости практически во всех странах на земном шаре.

Целью и результатом этих законов было сохранить в руках разбойничьего, или рабовладельческого, класса монополию на все земли и, насколько возможно, на все прочие средства создания благосостояния; и таким образом удерживать многочисленных работников в таком состоянии бедности и зависимости, что это принудит их продавать свой труд своим тиранам по наименьшим ценам, по каким только можно поддерживать жизнь.

Результатом всего этого стало то, что всё то немногое благосостояние, что есть в мире, находится в руках немногих — а именно, в руках создающего законы рабовладельческого класса; которые сейчас такие же рабовладельцы по духу своему, как и были всегда, но достигают целей своих с помощью законов, которые они создают для удержания работников в подчинении и зависимости, вместо того чтобы каждый из них владел своими собственными рабами как движимым имуществом. [*20]

И поэтому весь огромный бизнес законотворчества, которые ныне разросся до гигантских масштабов, берёт своё начало от преступных обществ, которые всегда существовали и объединяли немногих для целей удержания большинства в повиновении и извлечения из них их труда и всех доходов от их труда.

И настоящие причины и дух, что лежат в основании всего законодательства — несмотря на всё притворство и маскировки, которыми они себя прячут, — таковы же сегодня, как и были всегда. Вся цель этого законодательства просто в том, чтобы держать один класс людей в подчинении и услужении у другого.

Часть IV.

Чем же тогда является законодательство? Это присвоение человеком или группой людей абсолютного, не несущего ответственности владычества над всеми остальными людьми, которых они называют находящимися в своей власти. Это присвоение человеком или группой людей права принуждать всех прочих людей к выполнению их воли и к служению им. Это присвоение человеком или группой людей права полностью упразднить все естественные права, всю естественную свободу всех прочих людей; сделать всех прочих людей своими рабами; произвольно навязывать всем прочим людям, что им можно, а что нельзя делать; что им можно, а что нельзя иметь; чем им можно, а чем нельзя быть. Вкратце, это присвоение права изгнать с Земли принцип человеческих прав, принцип самой справедливости, и установить свою личную волю, наслаждение и интерес на его место. Всё это, и ничуть не менее того, включено в саму идею, что может существовать нечто такое, как человеческое законодательство, которое обязательно для тех, на кого возложено.

Примечания.

<fn1> Сэр Уильям Джонс, английский судья в Индии и один из наиболее образованных судей, когда-либо живших, знавший как азиатские, так и европейские законы, сказал: «Приятно отметить сходство, или скорее даже идентичность, этих выводов, чья чистая беспристрастная причина во все времена и у всех народов редко когда искажена, в таких юридических вопросах, которые не скованы и не связаны принуждающими институтами.» — Jones on Bailments, 133.

Он этим имел в виду, что когда ни один закон не принимался с нарушением справедливости, судебные разбирательства «во все времена и у всех народов» «редко» не соглашались в том, что такое справедливость.

Перевод: Knivy, kexuejia, n0n1ck, ganmrak, анархист Иванов.