Разрушая государство ради удовольствия и выгоды с 1969 года

Интервью с Сэмюэлем Эдвардом Конкином Третьим (известным как SEK3), кумиром либертарианцев

Интервью брали _wlo:dek и michal

Вы не знаете SEK3 и называете себя либертарианцем? Ну да, на самом деле, к сожалению, Сэм нуждается в представлении. Хотя он хорошо известен среди всех либертариев призыва 69-го, он практически неизвестен среди тех, кто был слишком молод, чтобы принимать участие на ранних порах движения. В некоторой степени он сам виноват в этом. В начале 90-х, когда большинство молодых активистов пришли к либертарианству, Сэм взял небольшую паузу в либертарной деятельности. Но теперь он вернулся и активно борется.

Так кто же, черт возьми, Сэмюэль Э. Конкин III? Кто такой Джон Гилт? Понадобится целая книга, чтобы ответить на этот вопрос... Что до Сэма – то он Настоящий Либертарий, который заработал свою заглавную «Л» на улицах битвы за Сент-Луис. Редактор «The Agorist Quarterly», «New Isolationist», «Frefanzine» и многих, многих других либертарных, агорических, анархических и антиинтервенционистских изданий, самым известным из которых является «New Libertarian», издаваемый с 1970 года и признанный мистером Либертарием (также известным как Мюррей Ротбард) в качестве ведущего журнала «в пределах досягаемости» в этом нашем движении. В 1980 году он наделал много шума своим «Новым Либертарным Манифестом», которому Роберт Лефевр аплодировал за «позицию в защиту последовательности, цели и методы» (вы можете прочитать его онлайн, перейдя по ссылке http://flag.blackened.net/daver/anarchism/nlm/nlm.html[ссылку поменяем, когда закончим]). Для пропаганды либертарианства при его участии были созданы Движение Либертарных Левых, Агорический Институт и Клуб Карла Хесса. Он организует академические конференции, классы, семинары и встречи… Неудивительно, что он стал прототипом героев либертарной фантастики, созданных Л. Нейлом Смитом («Американская зона»), Виктором Команом («Рыцари высокой границы») и Дж. Нейлом Шульманом («Ночь скоро придёт»).

Oкей, так что теперь, когда вы увидели верхушку айсберга, не давайте мне больше остановливать вас. Карты в руки и вперёд.

Необходимые пояснения

Вопрос: Прежде, чем мы начнем интервью, я хотел бы попросить Вас дать определение слову, которое будет упомянуто много раз за время этой беседы, и, как уверены много людей думают, синонимично. Что означает для Вас либертарианство?

Сэм Конкин: Либертарианство – другое название для анархизма свободного рынка, хотя им часто обозначают более «мягких» попутчиков – таких, как минархисты. Слово первоначально использовалось религиозными вольнодумцами, чтобы обозначить тех, кто верил в свободную волю, а не в предопределённость (что, в целом, неплохо для ассоциаций с нами), и затем стало эвфемизмом для анархистов в Европе 19-го столетия. Оно было реанимировано Леонардом Ридом в 1940-ых, чтобы обозначить тех классических либералов, которые отказались присоединиться к остальной части либерального движения в его переходе в мягко-левому этатизму, и преимущественно тех, кто присоединился к американской коалиции «Старых Правых» против такого либерального, граничащего с фашизмом, «Нового курса». С выборами Эйзенхауэра и смертью Роберта Тэфта, коалиция «Старых Правых» распалась. Бакли потянул прогосударственных консерваторов к своим «Новым Правым», в то время как Мюррей Ротбард сплотил либертариев-изоляционистов (т.е. сторонников внешней политики невмешательства) в альянс с «Новыми Левыми». Находившийся в Нью-Йорке Ротбард пришёл к анархизму в 1950-м и занял соответственную жёсткую позицию. Роберт Лефевр пришёл к тому же самому на Западе США.

Вопрос: К сожалению, много людей связывают либертарианство с Либертарной Партией. Некоторые люди даже полагают, что это была первая организация, которая определила либертарианство. Что Вы можете сказать на это?

Сэм Конкин: В 1969, и Студенты за Демократическое Общество [SDS], и Молодёжь Америки за Свободу [YAF] раскололись на своих съездах. «Правые» либертарии из МАС присоединились к анархистам свободного рынка из СДО на исторической конференции, прошедшей в Нью-Йорке в уикэнд Колумбова Дня, созванной Мюрреем Ротбардом и Карлом Хессом. В феврале 1970, несколько активистов, работавших с Робертом Лефевром, организовали еще более многочисленную конференцию в Лос-Анджелесе, в Университете Южной Калифорнии, где присутствовали Хесс, бывший президент СДО Карл Оглсби, и примерно все известные до нынешнего времени люди движения. Я присутствовал на обоих, так же как и на съезде МАС в Сент-Луисе до этого.

После конференции в Лос-Анджелесе Либертарные Альянсы начали возникать на кампусах по всей стране. Я лично организовал пять в Висконсине в течение 1970 года и дюжину в даунстэйте Нью-Йорка (Нью-Йорк Сити и окрестности) в 1971–73. Первой «реальной» кампанией Либертарной Партии было выдвижение Фрэн Юнгстейн на пост мэра (Нью-Йорка) в 1973, и она была единственной кампанией, в которой либертарии, ориентированные антиполитически (европейцы называют это антипарламентаризмом), работали с анархистами, вставшими под знамёна приглядывания себе чиновничьих кресел (теми, кого я назвал партократами [partyarchs]).

К тому времени, либертарное движение выросло из «гостиной Мюррея» (и лефевровской Фридом Скул, позже – Рэмпарт Колледж) в тысячи в 1970-м, десятки тысяч в 1971-м, и сотни тысяч (в том числе и за границей: например, в Великобритании и Австралии) в 1972-м. Крутой рост движения повышал и заметность партии.

Вопрос: Правда ли, что некоторые активисты поначалу принимали участие в ЛП как в шутке?

Сэм Конкин: Эд Батлер, в 1960-ых редактор Westwood Village Square, в 1970 году стал либертарием. Вместе с антипарламентскими либертариями Габриэлем Агиларом (галамбошианцем) и Крисом Шэфером (лефеврианцем), они зарегистрировали название «Либертарная партия» в Калифорнии, чтобы использовать его для высмеивания избирательного процесса, на целый год раньше, чем у Дэвида Нолана прошла его рождественская вечеринка 1971 года, где он объявил о создании ЛП всерьёз.

Между прочим, Мюррей Ротбард и многие другие отказались отнестись к нолановской партии серьезно во время кампании Хосперса-Натана. Она исчезла бы без следа, если бы никсоновский выборщик Роджер Макбрайд не удивил всех и не проголосовал за Хосперса вместо Никсона в Коллегии выборщиков (которая фактически выбирает президента в Соединенных Штатах). Уолтер Блок, который был редким кандидатом от ЛП на незначительный пост в Нью-Йорке в 1972, свою кампанию в Законодательное собрание вёл с юмором, выпуская наклейки на бампер, гласящие «Блок за демонтаж» [игра слов: собрание, assembly и демонтаж, disassembly - прим. пер.].

Вопрос: Когда Франция была оккупирована, существовал обычай брить головы женщинам, которые сотрудничали с немцами. Каких «либертариев», кроме ЛП, Вы думаете, ждёт похожее обращение?

Сэм Конкин: Серьёзно, мне действительно понравилась Ваша метафора, сравнивающая либертариев с французским Сопротивлением. Тем не менее, есть два больших отличия, и я не имею в виду того, как мы относимся к нашим врагам. Во-первых, мы не живем, паразитируя на экономике врага, а предпочитаем заниматься строительством «подполья»; во-вторых, государство (оккупационные силы) разрешает нам публично дискутировать и вербовать людей (по крайней мере пока). Я подозреваю, что второе прекратится в тот момент, когда в нас опознают серьезную угрозу[В некоторых частях земного шара прекращаться нечему, государства там жёстко карают за антиполитическую пропаганду. Это касается и некоторых деспотических режимов Восточной Европы, Сибири и Средней Азии. – прим. перев.].

Вопрос: Некоторые люди становятся либертариями после чтения романов Айн Рэнд; некоторых изменяют книги Хайнлайна или Ротбарда. Как Вы обнаружили, что Вы стали либертарием?

Сэм Конкин: Сначала Хайнлайн в «Луне – суровой хозяйке» дал мне концепт («рациональный анархист»). Когда я узнал, что Бернардо де ла Пас был списан с реального человека (Роберта Лефевра), я принял это всерьез. Я прогрессировал среди канадских, а затем американских правых благодаря Фрэнку Мейеру (который до своей смерти в 1970, предпринимал попытки синтеза консерватизма и либертарианства, назвав их «синтетизм» [англ. «fusionism»]) и Людвигу фон Мизесу (который называл себя либеральным правым до своей смерти в 1973 в возрасте 92 лет; я знал его в течение его последних трех лет). Оба, по-своему, привели меня к Ротбарду, но в те дни Вьетнамской войны его поливали как сторонника коммунизма, из-за его воинствующего изоляционизма. Последний шаг был сделан благодаря антикоммунистическому рыночному анархисту по имени Дана Рорабакер в Сент-Луисе на съезде МАС. Он был харизматическим активистом с кампуса, радикализованным Робертом Лефевром, выделявшим ему небольшие средства, чтобы путешествовать по стране с инструментом и фолковыми песнями от кампуса до кампуса, превращая ячейки МАС в Либертарные Альянсы и ячейки ОИС [Общество Индивидуальной Свободы, SIL]. Увы, позже он попал в политику, но не в ЛП. Либертарий-миллиардер Чарльз Кох поддержал две его неудавшихся республиканских избирательных кампании, и после того, как Рорабакер некоторое время проработал спичрайтером у Рональда Рейгана, он получил в награду обеспеченное место в палате представителей от округа Ориндж. Он до сих пор работает на этой должности, зарабатывает стаж. Есть некоторые вопросы, в которых он все еще либертарий, но их, конечно, меньше, чем, скажем, у Рона Пола.

Но в 1969–71 годах Дана Рорабакер был самым успешным и самым любимым либертарным активистом, и, мне думается, движения без него не случилось бы. И он был моим близким другом, пока не перешёл черту своими выборами в конгресс.

Вопрос: Кстати, что Вы думаете о Роне Поле? Множество партократов, столкнувшись с аргументами волюнтаристов против избирательной политики, показывают на него и спрашивают: «Посмотрите на Рона, вы действительно думаете что такие разрушают либертарное движение?» Как бы Вы ответили на этот вопрос?

Сэм Конкин: Рон Пол во многом принадлежит другой эпохе. Его ближайшим идеологическим предком были конгрессмен из Айовы Х.Р. Гросс в 1960-х и 1970-х, и любимчик Ротбарда, конгрессмен Говард Баффет из Небраски в 1950-х. Можно пройти весь путь обратно к чудаку, порвавшему с республиканцами Томаса Джефферсона в начале 1800-х, Джону Рэндольфу из Роанока, Вирджиния. 435 членов Палаты представителей США, кажется, в состоянии терпеть примерно одного сколько угодно: возможно, как придворного шута, или, может быть, как единичный пример того, чем палата предположительно занимается в теории. Заметьте, что никогда не бывает двоих таких одновременно. Заметьте также, что они должны вести деятельность в пределах двухпартийной олигополии. И, наконец, заметьте, что Полу НЕ хватило мужества присоединиться к афроамериканскому левореформистскому демократу Барбаре Ли в голосовании против принятия резолюции, которой палата разрешила Джорджу III (Бушу II) обойти закон об объявлении войны (против кого? какому вражескому государству?), хотя он был более последовательным защитником и гражданских, и экономических свобод после этого голосования, чем Ли.

Наконец, Пол слишком независим, чтобы объединить усилия даже с «Республиканской Фракцией Свободы», последней из четырех попыток построить завуалированный консервативный избирательный блок в Республиканской партии как альтернативу тщетным попыткам создания «третьей партии».

От истории к теории…

Вопрос: Многие либертарии видят зарождение либертарного движения во время съезда Молодёжи Америки за Свободу в Сент-Луисе. Вы были одним из участников, Вы могли бы рассказать, что там происходило?

Основными вопросами в 1960-ых для американской молодежи была Вьетнамская война, связанный с ней призыв на военную службу, легализация наркотиков, и свобода протеста. Либертарии соглашались с «Новыми Левыми» (СДО и т.п.) по всем этим вопросам, а традиционные консерваторы («трады»), которые контролировали МАС, выступали в оппозиции. Первый председатель МАС, Боб Шучмэн, был либертарием, и поэтому это назвали Молодёжью Америки за Свободу, а не, скажем, «Молодыми Консерваторами» – даже при том, что большинство участников отождествлялось с Уильямом Ф. Бакли и National Review. Таким образом, многие молодые либертарии были вовлечены в МАС. В начале 1969 трады начали чистку от других правых, не только от либертариев; объективисты, расисты, скрытые нацисты, уоллесовцы, и римско-католические радикальные традиционалисты, интегристы – все были изгнаны отовсюду, где имели рычаги управления. На Восточном побережье и Калифорнии были главным образом либертарные ячейки, и они приехали в Сент-Луис на национальный съезд бороться за свои мандаты. Трады отбросили подход «консерватизма с либертарным лицом» и позволили только приблизительно 200 либертарных делегатов (из почти 1000 до чистки, возможно 500 были либертариями или другими противниками федерального бюро). Некоторые, как я, были отобраны будущим федеральным председателем Дэвидом Кином как лояльные сторонники, но потом переменили мнение, когда познакомились с Рорабакером и Доном Эрнсберджером из МАС Пенсильвании (основавшем впоследствии Общество Индивидуальной Свободы) и с историями о том, что происходило.

Харед Лобделл (все еще мой близкий друг) попытался достичь компромисса по ключевому вопросу (о воинской повинности). Однако, во время слушаний после сообщения его комитета, анархистский делегат, ротбардианец (один из очень немногих, их было меньше чем 20) сжёг то, что, по-видимому, было, ксерокопией его повестки.

Федеральное бюро (Дэвид А. Кини и Джим Фарли, лидеры голосования) легко выиграло, и либертарии были вычищены из МАС. Но от штата к штату всё менялось. Например в Висконсине (где я тогда жил), я был некоторым образом защищен от чистки моей близостью с Кини и Лобделлом. Дана Рорабакер приехал в Висконсин, чтобы провести кампанию Дэвида на выборах в сенат штата (Кини проиграл), но фактически разрушил ячейку в Висконсинском университете Мадисона. Трое из нас покинули её самостоятельно и в конце 1969 объединились с тремя йиппи, чтобы сформировать университетский Висконсинский Либертарный Альянс. Но были десятки, если не сотни, таких историй, как эта, в университетских городках по всей Северной Америке. В каждом колледже был Либертарный Альянс (или ячейка ОИС) до осени 1970 г.; в течение следующих четырех лет проходило по две или больше крупных либертарных конференции в год на Восточном побережье (Нью-Йорк или Филадельфия) или Западном побережье (Лос-Анджелес), все это было важнее, чем «либертарная» партия.

Вопрос: В одном из первых номеров New Libertarian Notes Вы дискутировали с Дэвидом Ноланом об аморальности парламентаризма, обвиняя его в предательстве либертарных идеалов, но через несколько месяцев Вы сами присоединились к Свободной Либертарной Партии Нью-Йорка. Было ли это внезапным изменением взглядов или же Вы просто пробовали разрушить партию изнутри?

Сэм Конкин: На самом деле, это не было нашей ранней публикацией. Это был номер 17, за 1972 год, и когда это случилось, NLN выкинули из Laissez Faire Books, потому что я «посмел» сравнивать нашу схватку с той, что была у Лисандра Спунера и сенатора Томаса Баярда в 1870-ых.

Эд Кларк, основатель и председатель нью-йоркской ЛП (до того, как он переехал в Калифорнию) передал Свободную Либертарную Партию (так её назвали, потому что нью-йоркская Либеральная Партия угрожала предъявить иск ЛП за путаницу в избирательных бюллетенях) Джерри Клэсмену. Джерри пригласил меня войти в исполком СЛП. Когда я сказал ему, что не верю в партию и буду работать на её развал, он сказал, что «это окей». В 1973 году я был переизбран с большим отрывом в голосах от других кандидатов, но не смог провести в бюро никого из остального списка Радикальной Фракции (ближайшей второй была моя тогдашняя подружка и, некоторое время спустя, первая невеста, Нона Агилер). К 1974 мы оказались в союзе с провинциальными реформистами против манхэттенской машины «анархоцентристов», готовых приобрести контроль над СЛП. Последней вещью, которой нам хотелось бы (в Радикальной Фракции) было взятие политической власти, и поэтому я и ещё несколько человек из самого устойчивого ядра (я признаю, некоторые из моих товарищей испытывали желание остаться и попробовать бороться за власть), отказались войти в конференц-зал и голосовать. Мы сидели снаружи и продавали New Libertarian Notes.

В основном я выразил внутренние противоречия партократии. Я просто потребовал, чтобы ЛП применила такую же тактику децентрализации и ослабления власти к своей собственной структуре, какую она хочет применить к государству. Ротбард и Гари Гринберг возглавляли центристов, которые утверждали, что ЛП нужны дисциплинированные кадры и минимум внутреннего препирательства (то есть полемики и разногласий). Как ни странно, мой подход выглядел более подходящим для либертариев, чем их ленинистская тактика.

Мюррей Ротбард, наблюдая хаос, которым он уже не мог управлять, в отчаянии указал на меня через открытую дверь конференц-зала и сказал: «Это что, единственный человек, который понимает то, что здесь происходит?»

Прежде, чем мы оставили СЛП, мы выиграли себе статус делегатов на Даллаское Национальное Собрание и решили испытать тактику там. Я создал союз наших делегатов Радикальной Фракции с делегатами претендента Эрика Скотта Ройса (которых мы называли Реформистской фракцией) против нолановской машины. Но Нолан уже проиграл власть Эду Крэйну, который победил его без усилий. В тот момент Радикальная Фракция (не считая двух ренегатов) вышла из ЛП навсегда, и забрала с собой довольно много реформистов, включая Ройса, который пишет для моих изданий по сей день.

Вопрос: В 1971 году Вы были cоведущим «Freedom Conspiracy's Columbia Libertarian Conference» [«Колумбийская либертарная конференция заговорщиков за свободу»], во время которой у Вас случились прения с Милтоном Фридманом. Какова была причина?

Сэм Конкин: Дядя Милти отвечал на вопросы, но только на те, которые были заданы в письменной форме. Так что я написал на карточке: 1. Вы имели какое-либо отношение к установлению подоходного налога? 2. Если это так, Вы сожалеете об этом? 3. Если это так, Вы бы сделали это снова?

К моему удивлению (и здесь я отдаю ему должное), он прочитал карточку и ответил на это прямо. К удивлению его аудитории (он, очевидно, думал, что это были консерваторы, а не подрастающие радикальные либертарии), Фридман ответил…

1. Да, это было во время Второй мировой войны, когда он предложил идею быстрее собрать деньги для государства для ведения военных действий. 2. Нет, он не жалеет об этом, так как война была оправдана. 3. Да, по той же причине, он бы сделал это снова.

Фридман после этого потерял почти всех в зале, и фридманизм был разбит на благо либертарного движения в 1971 году. Людвиг фон Мизес, его ученик Мюррей Ротбард и «Австрийская школа» безраздельно властвуют над умами и по сей день.

Вопрос: Начиная с той конференции многие либертарии часто отвергают «чикагскую школу» и неоклассическую экономическую теорию как невозможные к примирению с либертарными идеями. Некоторые люди, связанные с ней, тем не менее являются анархистами (то есть, Д. Фридман или Б. Кэплан). Вы не думаете, что такое мнение несколько резковато?

Сэм Конкин: Нет. Ротбард доказал, что экономисты Чикагской Школы – просто эксперты по организации производства для государства. Худшими случаями были чилийские «Чикаго бойз», которые служили Аугусто Пиночету, и израильские, которые работали на сионистского ревизиониста (т.е. фашиста) Менахема Бегина.

Вопрос: Когда Вы в 70-ых жили в Нью-Йорке, Вам случалось участвовать в дискуссионных вечерах в доме мистера и миссис Ротбард?

Сэм Конкин: Да, и я этим охотно пользовался. Хотя движение уже выросло из «гостиной Мюррея Ротбарда», она ещё была на «своём» месте в раннем движении.

Вопрос: Как мы знаем, характер Ротбарда был немного хулиганским, и он высказал много вещей, которые вызвали раскол в либертарном движении. Как Вы сотрудничали с ним?

Сэм Конкин: На самом деле, Ротбард редко был ответственен за личные расколы; он был довольно приветлив. Его манера разговора, как я описал её в НЛН, была как у Вуди Аллена, но с экономической хваткой (Аллен, между прочим, является анархистом, хоть и не рыночным). Изначально он отказался отнестись к ЛП серьезно, так, как это сделал я, в значительной степени опираясь на лефевровскую принципальность в атаке на политику. Ротбард писал антипарламентаристские статьи, поэтому я был удивлен, что он встал под знамёна ЛП во время кампании Фрэн Юнгстейн. Возможно, он предположил, что это новый метод привлечения молодых профессионалов, особенно таких привлекательных женщин как Фрэн и ее друзья (Юнгстейн работала в IBM). С того момента мы раскололись идеологически, хотя это никогда не становилось столь же личным как, скажем, у Рэнд и Брэндена, Лефевра и Си Леона, или Галамбоша и Джея Снелсона. Ротбард активно выступал против развития культа личности. Он продолжал писать для меня, когда я просил, и мы объединились в союз против Осьмикоха в 1980 после злополучной кампании Кларка. Я оказал ему поддержку, когда Крейн забрал себе долю Мюррея в Институте Катона, по сути изгнав его, я предложил ему долю в журнале New Libertarian. И, как я уже говорил, он стал во главе Учредительного совета Агорического Института в 1985 году.

Мы переписывались напрямую вплоть до выборов 1990 года (он надолго порвал с ЛП в 1988, занявшись новым палеоконсервативным альянсом), и впоследствии, после моего развода в 1992 до самой его смерти в 1995.

Вопрос: Некоторые утверждают, что поздний Ротбард не только покинул либертарное движение, но и оставил либертарную теорию как таковую. Что Вы думаете по этому поводу?

Сэм Конкин: Мюррей Ньютон Ротбард, кандидат наук, всегда оставлял для себя максимальную свободу в стратегии и в тактике, в то же время придерживаясь того, что он называл «вектором» ортодоксального либертарианства. Верно, что он закончил свою жизнь, пытаясь восстановить «старый правый» союз его юности между палеоконсерваторами и «палеолибертариями», но он гнул свою линию и не поступался либертарными принципами. От его принятия анархии в 1950 до его изгнания из National Review в 1957, он сохранял правые взгляды. Но он был изгнан для того, чтобы присоединиться к антиядерному народному фронту, где в основном заправляли левые, и он обвинял «новых правых» в отказе от антиимпериализма и принятии Большого Государства из-за необходимости борьбы с коммунизмом (который считался злом, потому что он был… Большим Государством). Он был изгнан объективистами, хотя сам он и был атеистом, из-за его отказа оказывать давление на свою жену, чтобы та оставила протестантское христианство.

Он с энтузиазмом работал на «новых левых» в течение 1960-х, бросив их только тогда, когда стало очевидно, что анархисты были вытеснены из СДО и всех важных организаций, оставив разные ветви маоизма и сталинизма бороться за контроль над микроскопическими группками. Он подумывал о поддержке президентской кампании либерального республиканца (как правило, это анафема и для либертариев, и для консерваторов) Марка Хэтфилда в 1972, пока Хэтфилд не сошёл с дистанции. Хотя до определённого времени он работал преимущественно с антивоенными демократами, он закончил тем, что поддержал Никсона против Макговерна.

Он выступал против Либертарной Партии с самого её основания, но главным образом из стратегических соображений: он считал ЛП «преждевременной» на этой стадии истории движения. Когда он встал под её знамёна после того, как заметил её внешнюю популярность среди многих из его друзей-активистов, он попытался внести туда свой концепт Либертарной Партии: высокодисциплинированные кадры по ленинистской модели. Эта модель была непривлекательна 90% участников ЛП (и ещё большему проценту вне партии, конечно) и когда его кандидат был отклонен в 1988 (после поражения), он обратил внимание на Тома Флеминга, организовывавшего палеоконсерваторов, и разделил свою судьбу с ними, настолько, чтобы стать экономическим советником их кандидата, Пэта Бьюкенена, в 1992. Он умер перед выборами 1996 года, и без Ротбарда, Бьюкенен отверг рынок ради безудержного протекционизма и почти всегда шёл с кандидатами-социалистами (чёрными, женщинами) в избирательных списках.

Вопрос: В 1975 Вы решили переехать из Нью-Йорка в Калифорнию, чему предшествовала трехнедельная поездка. Вокруг этой поездки ходят легенды. Вы можете рассказать мне кое-что об этом?

Сэм Конкин: Это было прямо как у Джека Керуака, и как угодно, но не по прямой линии. Мы вчетвером и то имущество, которое мы могли взять, были утрамбованы в Тойоту. Хотя мне не нравится водить, к тому времени, когда мы прибыли в Орегон (я сказал Вам, что это не было прямой линией), остальные так устали, что решили передать руль мне. В результате я пересек весь Орегон в длину приблизительно за три часа и они больше никогда не просили меня вести машину.

Мы останавливались в Луисвилле, Кентуки, чтобы посетить первый Риверкон (научно-фантастический конвент), а затем посетили хорошо известного либертарного фаната фантастики, Ричарда Е. Гейса, в Портланде, Орегон. Во время самого странного периода мы заблудились в округе Мартин (прекрасно описанном в романе, фильме и сериале) и объехали всё Западное Побережье вплоть до Лос-Анжелеса, где Дана Рорабакер нашёл нам квартиру.

Никто из нас не хотел бы проходить через всё это снова, но мы все вспоминаем эти события как некоторую церемонию посвящения и, по крайней мере для меня, они определили момент оставления ментальности 60-ых и окончательного вхождения в длинный аморфный период с 1975 до падения Берлинской Стены в 1990.

Вопрос: После того, как Вы прибыли на Западное побережье, Вы с группой людей переехали в так называемое Анархопоселение. Вы можете объяснить, что скрывается под этим названием?

Сэм Конкин: У разных людей были разные цели. Прежде всего это был «трудовой ресурс» для того, чтобы выпускать New Libertarian еженедельно (да, Вы правильно услышали, каждую чёртову неделю, кроме 101 номера, который ещё на неделю задержался из-за проблем) с декабря 1975 до января 1978. Было 10 квартир и дом, и на нашем пике у нас было 8 из них и дом, занятый либертариями. Два консервативных автора научной фантастики тоже жили там, и один приехал к нам специально. Старый квакер, активист СДО, который отшельничал там и писал фантастику, обнаружил, что мы приехали, и присоединился к нам.

Ни одна женщина не имела своей собственной квартиры, но некоторые посетили множество, и некоторые жили с разными мужчинами, иногда последовательно. Одна, в частности, проложила себе путь через 90% из нас, перед тем, как отправиться дальше.

И мы даже распознали гомосексуального парня, хотя мы не знали об этом несколько лет (самая распущенная женщина, упомянутая выше, раскусила его); он был управляющим здания и другом Дана Рорабакера, который изначально и нашёл нам квартиры.

Вопрос: Современное либертарианство, кажется, очень свободно соотносится с контркультурой. Но сдаётся мне, что это не всегда было так…

Сэм Конкин: Хмм. Я не уверен как ответить на этот вопрос. Насколько я могу судить, почти всё, что осталось от контркультуры является в целом либертарным. Недавно возникшая «альтернативная культура» киберпространственных гиков является не просто либертарной, но и вполне агорической. Контркультура хиппи включала непризнанные либертарные принципы (см. «Во славу декаданса» Джефа Ригенбаха) и либертарных активистов начиная от Керри Торнли, возможно первого сознательного «левого либертария» (редактора Liberal Innovator), и заканчивая совершенно правой Дана Рорабакер с радостью это принимавшим. Фанаты научной фантастики, другая обширная контркультура, сдвинулась от непризнанного либертарианства (Хайнлайн, Андерсон) к явному принятию или критике последнего.

Может быть, вы решили, что текущее либертарное движение не целиком контркультурно? На самом деле имеется разделение между теми, кто принимает существующую культуру (как Ротбард, настолько традиционный, насколько можно себе представить) и теми, кто принимает альтернативы, понимая альтернативные предложения достаточно широко. Также я могу сказать, что отвержение доминирующей культуры сейчас гораздо шире, чем оно было в 1960-е, но происходит менее открыто. Парни (и девушки) в костюмах, работающие в корпоративных офисах, приходят домой, чтобы покурить травки, поболтать в сети с ниспровергателями режима, съездить на конвент/фестиваль своего «альтернативного образа жизни» на выходных, и отвернуть лацкан костюма, чтобы продемонстрировать приколотый там значок с чёрным флагом, встречаются очень часто. Эта «колеблющаяся между обоими путями» позиция конечно является последствием 60-х и очень широко распространена среди нашей молодёжи.

...и от теории к практике

Вопрос: В течение шестидесятых и семидесятых многие либертарии сотрудничали с группами радикальных левых, Карл Хесс был членом Черных Пантер и Студентов за Демократическое Общество, Ротбард сотрудничал с М. Букчиным в нью-йоркском вечернем клубе левых и правых анархистов. Контакты между этими людьми прервались очень быстро, почему?

Сэм Конкин: По очень различным причинам. Ротбард и Букчин не ссорились из-за соперничества за новых молодых последователей, но подчёркивали идеологические различия. Чёрные Пантеры и СДО в основном оставили Хесса позади, но Карл продолжал работать с левыми долгое время поле соглашений 1969 года и поддерживал связь с Институтом Политических Исследований (IPS) вплоть до своей кончины. Но в поздние 1980-е он возобновил свои либертарные контакты и мы пригласили его вступить в учредительный совет Агорического Института (вместе с Ротбардом, Лефевром, Дугом Кэйси, Джоном Пагсли и Робертом Кефартом). Позже он стал достаточно консервативным, чтобы стать редактором национальной газеты Либертарной Партии, и это закончилось только когда он стал слишком болен, чтобы продолжать.

Вопрос: Люди, которые называют себя либертариями, часто не хотят ассоциироваться с левыми традициями. Левые относятся к либертариям как к нежелательным союзникам. Каким образом Вам пришла идея назвать Вашу организацию Движением Либертарных Левых?

Сэм Конкин: Ротбард решил, что мы (оригинальная радикальная фракция ЛП: те, кто оставил ЛП как Новый Либертарный Альянс, и тут же ушел в андеграунд, чтобы строить контр-экономику), были, используя марксистскую терминологию, ультралевыми авантюристами и левыми сектантами. Некоторые, кто остался рядом с ним, назвали меня Троцким движения. Таким образом в этом контексте стало естественным называть нас Либертарными Левыми.

Во-вторых, мы были заинтересованы в продолжении ротбардовского альянса 1960-69 годов с анти-ядерными, т.е антивоенными «Новыми Левыми», и когда мы принимали решение об облике возвратившегося «полулегального» проекта, имело смысл использовать лейбл, который отсылал бы к его остаткам.

В-третьих, мы не хотели, чтобы участники НЛА, которые строили успешные контрэкономические предприятия, чувствовали себя вынужденными возвратиться к антиполитическому активизму, и таким образом мы проясняли, что это была другая группа – для тех, кто желал заниматься «грязной» работой с не-агористами.

Наконец, я изучал в течение многих лет политику Европы, Австралии и Азии, и в 1978 я был очарован группой во Франции.

Напомню, что во Франции тогда было два больших парламентских союза, и, в отличие от американских политических коалиций, они были очень идейными. Но в Союзе Левых и Правоцентристском Альянсе были члены некогда правящей партии Франции, известной как Радикалы. Они имели в значительной степени свободно-рыночные позиции в экономике, хотя ни в какой коалиции не были доминирующими даже старые либеральные lassez-faire позиции. Радикальная Партия как таковая оставалась союзнической с голлистами и Независимыми республиканцами Жискара д'Эстена, но их «левое крыло» откололось и присоединились к Союзу Гошистов как «Движение Радикальных Левых» (буквальный перевод Mouvement des radicaux de gauche, или MRG). Мне понравились эти звучание и значение, и, с небольшим вывихом в английской грамматике, наша новая «полулегальная» группа активистов, созданная, чтобы объединить силы со «старыми» Новыми Левыми для борьбы с надвигавшейся войной в Центральной Америке, стала Движением Либертарных Левых, или MLL.

Вопрос: Каковы основные различия между левым либертарианством/агоризмом и анархо-капитализмом?

Сэм Конкин: Существует несколько точек зрения на это: теоретическая, стратегическая, с левым жаргоном, правой терминологией и т.д., но это очень хороший вопрос.

В теории, те, кто называют себя анархо-капиталистами (я полагаю, что Джарет Уолстейн, во время своего отхода от объективизма, заново открыл этот термин) не отличаются радикально от агористов; и те, и другие стремятся к анархии (отсутствию государства, и мы вполне соглашаемся в определении государства как монополии на легализованное принуждение, перенятое у Рэнд и укреплённое Ротбардом). Но в тот момент, когда мы прилагаем теорию к реальному миру (как говорят марксисты, к «реально существующему капитализму») мы расходимся сразу по нескольким вопросам.

Первое и самое главное, агористы подчёркивают роль предпринимателя, рассматривают не поддерживающих государство капиталистов (в смысле держателей капитала, не обязательно сведущих в идеологии) как относительно нейтральных роботоподобных не-инноваторов, а капиталистов-государственников – как главное зло в политической сфере. Отсюда наше благоприятное отношение к фанатам «теории заговора», даже когда они ошибаются. Что касается рабочих и крестьян, мы находим их пережитком прошлого века и предвидим день, когда они вымрут из-за недостатка рыночного спроса (отсюда моя фраза «ликвидация пролетариата», умышленно шокирующая марксистов). Можно грубо суммировать всё это в одной фразе: «Если бы государство было разрушено век назад, у всех нас были бы роботы и летние домики на астероидном поясе.»

«Анархо-капиталисты» склонны смешивать инноватора (предпринимателя) и капиталиста, как это делают марксисты и грязные коллективисты. (Интересно, что постепенная победа австрийской экономики, частично в Европе, привело к тому, что некоторые Новые Левые серьёзно восприняли наше утверждение о том, что капиталисты и предприниматели являются различными классами и требуют различного анализа и попытались справится с проблемой [со своей точки зрения], которая возникла перед ними.)

Агористы являются последовательными ротбардианцами и, я готов поспорить, даже большими ротбардианцами, чем сам Ротбард, путающийся в своих мыслях. Но он был учеником Мизеса и Мизес сделал изначальное разделение между инноваторами/арбитражерами и держателями капитала (таких как держатели закладных, стригущие купоны, финансисты, никудышные наследники, лэндлорды и т.д.). В то время как рынок стремительно перемещается в сеть, он становится всё более чисто предпринимательским, оставляя кирпично-цементных «капиталистов» позади.

Но в вопросе текущей политики и текущей защиты агористы сильно отличаются от «анархо-капиталистов». Анкапы обычно (они сильно варьируются между собой) верят в сотрудничество с существующими политическими партиями (либертариями, республиканцами, даже с демократами и социалистами вроде канадской NDP) и в крайних случаях даже поддерживают Пентагон и оборонный комплекс, чтобы воевать с коммунизмом (или какое там у них сейчас новое оправдание?) до тех пор, пока мы каким-то путём не разрушим государство. Агористы, если вам будет угодно, революционны; мы не ждём триумфа рынка без падения государства и его правящей касты и, как я отмечал в Новом Либертарном Манифесте, исторически это просто не происходит без развязывания бессмысленного насилия против необычайно мирных революционеров, которые затем защищают себя.

Вопрос: Манифестом ДЛЛ была брошюра «Новый Либертарный Манифест». Какую рода реакцию это вызвало?

Сэм Конкин: Собственно говоря, НЛМ был манифестом Нового Либертарного Альянса, а не только ДЛЛ. Он должен был быть опубликован в 1975 году. Но к тому времени, когда вышло первое издание, ДЛЛ уже было организовано, поэтому мы включили упоминания о нём и его рекламу.

НЛМ вызвал поразительную реакцию. Первое издание в 1000 экземпляров было распродано и Виктор Коман взялся напечатать «роскошную» версию, в гладкой чёрной обложке с золотыми буквами. Вторые 1500 сейчас уже тоже распроданы, не считая нескольких экземпляров у меня и Виктора. Таким образом ужасный, пуристический буклет, плотно набранный с целью экономии денег (на самом деле, это небольшая книжка, но мы использовали мелкий шрифт чтобы сэкономить на типографских расходах), адресованный только идеологически осведомлённым либертарным активистам и, следовательно, имеющий очень узкий рынок, стал андеграундным бестселлером. Он никогда не был зарегистрирован в Библиотеке Конгресса или даже упомянут «над землёй». Laissez-Faire Books отвергнул его. Только зарубежные либертарные книжные магазины, например, в Торонто и, конечно, Chris Tame's Alternative Bookshop в Лондоне пожелали его продавать. Периодически Laissez Faire и San Francisco's Freedom Forum Books продавали НЛМ из-под прилавка.

Мюррей Ротбард немедленно согласился написать критический отзыв, а Роберт Лефевр написал весьма хвалебный. Также я нашёл не очень радикальную критику сейчас уже малоизвестного Эрвина «Грязного Пьера» Штрауса и собрал всё это вместе с моими опровержениями в первом номере нового журнала, Strategy of the New Libertarian Alliance (SNLA1 для краткости). Он тоже весь был распродан. У нас всё ещё осталось несколько копий SNLA#2, но SNLA в 1995 был поглощён Agorist Quarterly.

Q: В этом тексте Вы говорите о том, что контр-экономика – единственный способ соответствовать либертарной теории и настолько же эффективный способ бороться с государством. Вы можете рассказать об этом немного больше?

Сэм Конкин: Контр-экономика в смысле активного строительства и развития того, что позже было названо «инфраструктурой» контр-экономики является единственной надёжной стратегией достижения либертарного общества. По мере того, как рынок уходит от государственного контроля, свободное общество соответственно растёт. В определённый момент такая большая часть рынка будет свободна от государства (и я подразумеваю полную свободу, без малейшего подчинения любой форме государственного контроля, таких как судебные или полицейские силы), что самое успешное в истории паразитическое социальное образование умрёт от недоедания. Конечно, на последнем этапе оно будет вырываться наружу с несфокусированным насилием в попытках сохранить себя, и когда агористы произведут успешную самозащиту – это будет последней революцией.

Вопрос: С момента публикации «НЛМ» прошло 20 лет. Как Вы думаете, с тех пор мы стали ближе к его целям или дальше от них?

Сэм Конкин: Контр-экономика растёт, этатистский белый рынок сжимается и удушается собственными неработающим регулированием, осушающим творчество налоговым грабежом, на всём Западе. На Востоке, «налево» сломило Советское государство, независимо от абсурдных притязаний рейгановских нео-консерваторов. Таким образом, с ограниченным пониманием, люди сами разрушили худшую тиранию почти без осознания агоризма. Но это осознание растёт. Хотя государство часто пытается заставить людей, занимающихся контр-экономикой чувствовать себя так, как будто они делают что-то плохое и институциальные гангстерские банды имеют моральное превосходство. Это то, что Айн Рэнд отлично поняла и назвала «одобрением жертвы». Задача либертарных активистов, когда они свободны говорить на публике, заключается в том, чтобы убедительно доказать массам, особенно массам юных предпринимателей в глобальной экономике, связанной с раем для анархистов свободного рынка, также известного как Интернет, что сопротивление и неповиновение в экономической активности является наиболее моральной человеческой деятельностью из возможных. Это касается не только веб-сайтов, но и искусства, научно-фантастических новелл и теперь фильмов, сцены, а также новых форм, возникающих с помощью домашних компьютерных технологий с простыми для понимания интерфейсами.

Вопрос: В последнее время многие либертарии следуют новой стратегии, предлагаемой Free Nation Foundation. Они хотят построить страну либертариев с нуля. Киберпанки возлагают свои надежды на Интернет и криптографию. Что Вы думаете об этих методах достижения свободы?

Сэм Конкин: Киберпанки обеспечивают полезные инструменты/оружие для контрэкономики, но есть и то, что намного больше относится к экономике, чем это. Никакой единичный прогресс свободы не приведёт к анархической агоре, но и ни от чего нельзя отказаваться. Кент Гастингс указал на ценность нанотехнологий, радио расширенного спектра, и маленьких беспилотных летающих транспортных средств (я забыл их название); будучи соединенными с конфиденциальностью в Сети, они эффектно расширят контр-экономическую инфраструктуру.

Я ничего не имею против активистов «свободной страны», но я думаю, что они только создают лёгкую мишень для государства, которое использует своё традиционное оружие массового уничтожения для разрушения. Они надеются на то, что государство имеет определенный уровень сдерживающей морали во всех своих планах самозащиты, и я думаю, что они неправы. У него нет вообще никакой. Оно с удовольствием пожертвовало бы несколькими миллионами своих подданных, чтобы сокрушить видимый маяк действующего свободного общества, не говоря уж о некотором количестве негативных отзывов в прессе. Я называю эти попытки строить свободные страны в сегодняшнем этатистском окружении анархо-сионизмом, «поиском Земли Обетованной».

Вопрос: Я уверен, что Вы, как давний активист, следите за действиями младшего поколения радикалов. Как Вы думаете, есть шанс, что либертарная мысль доберется до демонстрантов в Сиэтле или Праге?

Я не проповедовал, а скорее слушал анархистов в Лос-Анджелесе (после Сиэтла, Вашингтона, Праги, и т.д.) в 2000 году, и они, включая Черный Блок, всё правильно чувствовали. Они, конечно, использовались аппаратчиками Старых Левых через гиперфеминизацию и разные чувства вины. Но когда бывший анархист Джелло Биафра (из старой великой панк-группы Дэд Кеннедиз) призвал к поддержке Ральфа Нэйдера в его президентской кампании, я начал предлагать Никого в президенты и был немедленно и охотно принят молодыми людьми из Черного Блока. У них было меньше проблем с пониманием противоречия поддержки анархистами кандидата в президенты, чем у «либертарных» партократов.

Оригинал (английский): Smashing the State for Fun and Profit Since 196(http://www.fortunecity.com/lavendar/ducksoup/393/sam.htm)
Перевод: анархист Иванов, Nm Realname, kexuejia, S.ANCAP.