«Из обязательств оставалось повидать бабушку и записать альбом»: интервью с группой Панчи Пич про дружбу, новый альбом и жизнь после 24 февраля

— Как сложился ваш последний состав? Я когда был на концерте, офигел от сыгранности, от контакта, от ваших переглядываний с Соней, и удивился, когда узнал, что состав не всегда был такой?  Как вы нашли друг друга?

Сима (вокал): Так получилось, что с предыдущей басисткой, Софией Ахтаровой (экс-вокалисткой группы проспал.) мы расстались за три недели до нашего первого концерта — обоюдно пришли к выводу, что наше представление о ритме работы не совпадает. Концерт должен был проходить в Брянске, его устраивал Вася Огонёк, соучастник Kick Chill. Вася наш соратник, всегда поддерживал меня и много кого на сцене, и мы просто не могли его подвести.

Но при этом у нас не было плана Б — мы, с мыслью о том, что на новом человеке будет лежать задача выучить сразу все песни меньше чем за месяц, просто начали искать участницу, которая бы соответствовала нашим представлениям о прекрасном — музыкально и идеологически. Мы стали искать в инстаграме по хештегам #басгитаристка (не знаю, если честно, кто вообще ставит такие хештеги на себя), а заодно решили обратиться к моему преподавателю по бас-гитаре, Паше Орлову (член групп «Собачье дело» и «На ножах»). Паша, не колеблясь, посоветовал Соню Широкову, сказал, что это его лучшая ученица.

Соня сразу меня восхитила — на первой же репетиции во время джема сделала акробатическое колесо и вообще вела себя супер-артистично. Я поняла, что это прямо мой человек. Соня только полгода до моего ей сообщения взяла в руки бас-гитару, но оказалась ужасно старательной, весьма усердно учила партии и через три репы принесла свою первую в жизни басовую партию. Рисунок лег в основу песни «Слова», текст которой мы в тот же день положили на музыку.

Настя (гитара): Кстати, по поводу Соньки, там забавная история была. На меня подписалась девчонка, играющая на басу достаточно неплохо — нам подойдёт. Как оказалось, это и была Соня. А Сима в это время писала Паше Орлову, и он её и порекомендовал. И мы решили, что это точно знак.

Соня (бас-гитара): Важно, что в целом девки задали очень высокую планку обращения со мной как с человеком и музыканткой. Не совру, если скажу: факт, что я попала к девкам играть, стал для меня самым хорошим и ярким событием за последние пять лет. Раньше я ходила на концерты друзей. И, когда они выходили на сцену, то для меня превращались во что-то магическое, недостижимое. Самой сейчас смешно, но тогда для меня так и было. Несложно представить, что я почувствовала, когда мне написала Сима и позвала на репу!

Я, вроде, справилась со всем. Девочки меня очень хорошо приняли: Настя отдельно сидела со мной, чтобы объяснять нюансы партий, — тогда для меня все было сложно схватить за короткий срок. Сима писала мне подбадривающие сообщения. Ну и завертелось.

Сима: А с барабанщицей было так. Почти сразу после концерта в Брянске, в мае, нас в результате длительного взаимонепонимания покинула первая барабанщица, Диана Буркот (rosemary loves a blackberry). Я была сильно фрустрирована этим изматывающим противостоянием, и, одновременно с благодарностью за Дианино решение уйти, испытала усталость, ничего не хотела делать. Дело в свои руки взяла Настюха, наша гитаристка; с ней мы съели пуд соли к тому времени, проведя не одну репетицию вдвоём. Она меня поддерживала в моменты жестких сомнений и неуверенности на «Не виновате». Она же, после некоторых поисков, прислала мне ссылку на Катю. Мне понравился Катин имидж, какая-то расслабленная уверенность и мощные изобретательные барабаны, и я с ней связалась.

Скрестив потоки своих энергий, мы в первую же репу переписали драмы в «Вагине» и «Герое», а также сочинили пару новых песен, тексты на которые уже у меня были (одна, посвященная заключенным под домашним арестом ребятам из «Доксы» и другим бор_цуньям за права и свободы, так и осталась невыпущенной). Это, как и с Соней, сразу было попадание в наши сердечки. В начале осени мы, наконец, вышли на необходимый ритм из двух репетиций в неделю (это такой минимум, выведенный мной за существование группы «Кружок»). К 27 ноября, когда был «Егоза-гиг» (первый московский концерт) сыгрались так, что посылали уже друг другу мысленные импульсы.

Настя: Обычно, когда ты репетируешь с новыми музыкантами, вы как минимум несколько репетиций только сыгрываетесь. Но с Катей случилась какая-то магия: с ее первых ударов мы почувствовали грув друг друга, сыграли одну песню и было ощущение, что мы её играем далеко не первый раз. Потом решили просто поджемить и в процессе неожиданно для себя написали аж два трека — это действительно что-то невероятное, чтобы с новым участником за ПЕРВУЮ репетицию написать ДВЕ песни.

— Почему было важно перезаписать песни с ипишки? И да, ты говорила, что порядок важен, да? Каково вообще сейчас ощущать эти песни, когда самое страшное уже случилось? Особенно "Герои", конечно.

Сима: При всём уважении к девочкам из первого состава, это нормально, когда с кем-то не наступает полной гармонии. После того, как появились Соня и Катя, ПАНЧИ ПИЧ стали такой группой, о которой мы все мечтали — основанной на взаимопонимании, взаимном восторге, бережности, любви и общем ощущении Важного Дела. Состав изменился, изменилось чувствование музыки — изменились и барабанные партии и то, как сыграны басовые. Нам показалось, что вот это новое видение, манеру играть и общее понимание музыки необходимо зафиксировать и перезаписать.

Настя: Партии барабанов в старых песнях изменились. Точнее сказать так: ритм-секция стала звучать именно так, как и должна была изначально — по ощущениям. Особенно мне нравится, какой получилась «Хорошая девочка» — совершенно сумасшедший трек с множеством событий, гармонично связанных друг с другом. Соответственно, изменилось наше звучание, фил, мы как-будто стали единым организмом. Мне очень хотелось, чтобы старые песни были перезаписаны, потому что они стали абсолютно новыми песнями.

Сима: Большой удачей оказалось, что сведение и мастеринг взял на себя Форбс Уильямс, звукорежиссер из студии Otoitu (Данедин, Новая Зеландия). В «Кружке» он мастерил два из трех наших больших релизов. Каждый раз это была какая-то аудио-фантастика, мне ужасно нравилось то, как он воспринимает музыку — он оживлял электронные wav-ки, даже не зная слов. С 2019 года я с ним не списывалась. Но внезапно 25 февраля получила от него письмо с заголовком “Peace” и ужасно тёплыми словами о том, что он считает, что в России у него есть друг, и этот друг я, что он верит в то, что мы не поддерживаем это кровавое месиво. Я расплакалась, — такое теплое послание было настоящим сокровищем, бальзамом на душу. Мы как раз собирались записывать альбом, и я спросила — на удачу — может ли он взяться за мастеринг. И он любезно согласился сделать заодно и сведение. То, что получилось, то, как это звучит, необычно, самобытно, очень по-панчипичевски, — наполняет моё сердце любовью и силой.

Порядок важен — нам хотелось начать как раз с самых новых и одновременно самых актуальных треков. «Дуло» — это объяснение нашего видения причины властного произвола («просто им тоже было страшно — и поэтому теперь они нас всех убьют»), который теперь касается не только жителей России (многие из которых, включая нас, с диктатурой всегда боролись), но и, к сожалению, Украины и всего мира. А завершить надо было как раз вот этой песней из старого альбома, которая теперь еще более узнаваема, особенно рефрены («Дочери в очередях, дед у руля — сыну прахом земля, земля-земля-земля»). Мы с девочками чувствовали себя вангами с первых дней войны, настолько это было страшно и точно.

— Что произошло с участницами, когда наступило 24 февраля?

Настя: Шок, оцепенение, ощущение, что это происходит не по-настоящему. В этот день я ехала на работу и рыдала в такси, не понимала, как работать, когда мои знакомые, родственники и друзья моих близких людей находятся там, а также гибнут люди, которых я не знаю. Все в жизни показалось бессмысленным, была постоянная агрессия на себя от понимания своего бессилия, что я не могу и не знаю, что делать, чтобы это прекратить. До сих пор нахожусь в шоке.

Сима в срочном порядке решила уехать, и это тоже очень сильно сказалось на мне, потерялась мотивация играть, заниматься музыкой, делала это через силу.

Сима: Я к тому времени уже много лет как хотела уезжать из России, и в 2021-м мы с Мишей (муж, экс-участник группы «Кружок») создавали в ноушне планы отъезда, делали туристические визы и так далее. Планы касались 2023-2024 гг., и я серьезно зимой, ещё до всего, побеседовала с девочками об этом. Мы договорились, что, пока я не уехала, будем делать по-максимуму: выпускать альбом, играть гигосы.

Думаю, понятно, что 24 числа мы моментально охуели. Я поняла, что план надо ускорить. Из обязательств тут у меня оставалось повидать бабушку и записать альбом. Остальное время я просто не способна была ничего делать, могла только рыдать и ждать самолёта — чем и занималась успешно: дома, на улице, во время репетиции. 18-го марта я улетела.

Катя (барабаны): Раньше я пыталась отгородить себя от новостей и ТВ-пропаганды, она казалась мне невероятно смешной и сюрреалистичной. Поэтому 24 февраля я как будто очнулась в другой реальности. Страх вперемешку с нервным смехом: казалось, что это на тысячу процентов невероятно, что я попала в абсурдное кино вроде «Идиократии».  Разумеется, я понимала, что всё, о чём мы пели, куда я вкладывала эмоции — было правдой, и тогда, и сейчас. Просто я, наверное, тот человек, который, пока не произойдет пиздец, ничего не пойму.

Мне сейчас очень больно и страшно. Мы с девочками когда-то размышляли, о чем бы мы писали песни, если бы в нашей стране было бы всё ок — была бы это более выраженная фем-лирика, или тупо вечеринка у бассейна. Я много об этом думаю, витая в облаках, — но реальность вот, перед тобой. А что делать, до сих пор не знаю. Я невероятно рада, что стала участницей ПАНЧИ ПИЧ, это то слово, которое хочется осветить. Но очень больно, что все наши песни — правда. До слез.

— Как сейчас решается будущее группы? Ты говорила, что есть вариант, что группа будет существовать без тебя? Тебе самой было бы норм с этим?

Сима: Поначалу казалось, что с моим отъездом всё закончится. Я уезжала с легким чувством стыда — некоторые соратни_цы писали шеймящие посты в адрес эмигранто_к. Да и самой было грустно оставлять девочек. Интеллектуально я давно была готова к тому, что это однажды произойдёт, поэтому я сказала группе, что они могут забирать себе песни и искать новую вокалистку. В эмиграции меня догнали чувства. В какой-то день весны я вдруг проснулась и осознала, что теперь у меня нет части моей идентичности. Нет девчонок с их шутками и приколами. С их умением подхватить мысль и развить её в музыке. Мне хотелось ходить по городу и петь наши песни, вперемешку с призывами остановить массовые убийства.

Девочки сперва действительно стали искать новую вокалистку. В процессе поиска каждая занималась делом — Соня стала играть в группе «Зачарованные», Катя продолжила барабанить в «Луговых марях», а Настька сходила на курсы к Антону Маскелиаде и теперь пишет электронную музыку. Даже я нашла в Стамбуле такого же отколотого от родины музыканта (Антон Березин из «Семи Ножей») и сочинила песню в духе Dead Kennedys.

Стало понятно, что с моим отъездом из города музыка не заканчивается. А раз так, то стоит ли закрывать группу? После того, как мы получили твои вопросы, мы еще раз обсудили этот момент и пришли к выводу, что ПАНЧИ ПИЧ — это мы четверо и больше никто. Мы можем время от времени встречаться и играть концерты, и возможно даже сочинять и записывать новые песни. Осознание этого до сих пор греет, когда я думаю об этом.

— Альбом был написан/записан до 24 февраля? В "Обысках" строчки как будто про весенние массовые отъезды – она была написана уже после или оказалась пророческой?

Сима: Весь альбом сочинён до войны, а записан 5 марта 2022. Я придумала текст «Обысков» в мае 2021 года, когда летела после концерта в Брянске из короткого отпуска в Геленджике (где стоит The Дворец, ахах) и читала книжку Кинана «Эзотерическое подполье Британии…». Я давно уже рефлексировала о тех, кто слушают такую же музыку, как я, выросли на тех же персонажах и осмысляют наследие и идеи близких мне первопроходцев. Например, фигура Дженезиса Пи Орриджа (конечно, не самая положительная, если вспоминать не слишком бережные практики, к которым Throbbing Gristle прибегали в начале своего существования), вот эти совершенно актуальные концепции, к которым они с Леди Брейер пришли к концу жизни, их андрогинность и пронаунс с множественным числом — это же невероятно круто и современно. Как вышло, что люди, восторгающиеся персоной Пи Орриджа, могут поддерживать консервативные концепции Дугина или месседж из письма Константина Богомолова (я про «Похищение Европы 2.0»)? И так мне вдруг тоскливо сделалось от этой вынужденной необходимости пояснять элементарные вещи базовые — или кринжевать от чужих тейков. Мне за годы протеста — а это к тому моменту уже десять лет — страшно уже надоело дискутировать с подобным регрессивным майндсетом, в очередной раз захотелось снять эту обязанность с себя, как свитер, в который набралось воды из лужи. Будучи человеком дела, я в очередной раз провела мысленную прямую, от событий в России к своей на них реакции. Из таких вот размышлений на пути из Геленджика выросли тексты «Беги» и «Обыски».

— Я выбрал для премьеры песню "Слова", мне кажется, очень показательная песня для тех, кто вообще не слышал (хотя "Герои" остаётся любимой), можно ли подробнее про неё? О чем она?

Сима: Это личная история моих взаимоотношений с мамой. Одна из моих привилегий — это доверительные, ласковые отношения с родными. Они, конечно, также требуют переосмысления, чем я и занимаюсь на психотерапии. Текст получился как осмысление нашей с мамой ссоры, и там буквально то, что со мной происходило: посреди бытового разговора я повела себя грубо, потом не спала ночь, извинилась. В первой редакции текста даже было слово «дочь». Но, когда я прочитала текст девочкам, не все согласились с этим, я их понимаю — хорошая коммуникация и взаимопонимание со старшими родственниками и вообще в семье, в особенности сегодня, большая редкость. И эта тема может сильно триггерить. Но в то же время вот этот посыл — извиняться, если ты была не права, это супер важно, универсально, и в нем нет ничего стыдного. Так что я немного изменила лирику. После 24 февраля этот текст как будто по-другому слышится, — на последней репетиции перед моим отъездом я чувствовала припев как извинение России перед Украиной.

Настя: Да, первоначальный текст «Слов» для меня был очень триггерным. На фоне алкоголизма мамы у нас с ней очень большие проблемы в общении. Хоть я последние несколько лет удачно разрываю цепочку созависимости, все равно мне не хватает таких отношений, как в тексте Симы. В целом, текст очень сильно во мне отзывается: мы все имеем право испытывать злость, агрессию. Но главное осознавать, что своими действиями ты можешь очень сильно ранить человека. Когда осознаешь — меняешься. Умение извиняться и прощать важно, это про любовь и заботу к людям, которые рядом с тобой.

Соня: У меня тоже тема отношений с родителями на тот момент была триггерной: если расписывать почему, пальцы сотрешь. Так что играть песню с конкретным обращением-извинением к родителям на тот момент было невозможно для меня. Но с итоговым текстом я согласилась: считаю, что необходимо всегда перепроверять себя на предмет нанесения окружающим моральных увечий и стараться контролировать себя, думать о чувствах других. Для меня это такие простые и очевидные вещи, но мне кажется, многим об этом стоит напоминать — и неоднократно. Так что в дружеских и романтических отношениях для меня эта песня максимально гармонична. Человек, который тебя услышал, осознал свои грубые реакции и потом извинился, — это очень круто. Ещё круче не быть грубым и неэмпатичным, но это утопия.

Что касается басового рисунка — тут ничего особенного не могу сказать. Сидела играла, пальцами перебирала, и мелодия сама подкралась. И всё — понесла на репу, а там текст Симы лег идеально. От того, что я сама могу что-то придумать, было очень приятно — не знала, что я могу что-то придумать и оно кому-то понравится.

— Я поймал себя на том, что половина песен по текстам максимально прямолинейна (дуло, обыски, герои), а с половиной всё не так просто (слова, пчела, ЗВВО), отчасти, правда, из-за того, что у  меня не везде получается разобрать слова.

Сима: Подростком, когда только начала писать стихи, мне было интересно пробовать разные стили и формы подачи тем. Мне тогда казалось, правильно говорить немного завуалированно, символьно, чтобы каждая строчка значила больше, чем есть — ведь это поэзия. «Пчелу» я написала лет в 17, под влиянием влюбленности в мальчика — знаешь, такое время, когда всё, что вас объединяет, это любимая музыка. Спустя много лет мне этот текст всё еще нравился, — я предложила его взять для песни. Поскольку «Слова» тоже про отношения, там отчасти сохранилась вот эта уклончивая манера говорить. А «ЗВВО» — это про вселенную ПАНЧИ ПИЧ, где описан этот fucked up мир, с его засильем коррупции, насилия, и противостоянием смелых фемок; вроде правдивый сторителлинг, но всё же немного сказочный — тоже как будто уместно использовать более интересную образность.

Остальные песни социально-политические, прямолинейные. Это уже такая активистская заявка, здесь очень важно говорить открыто и называть вещи своими именами. Ведь это как раз противопоставление провластному дискурсу.

— Что вообще думаете про музыкальную активность в такое время?

Катя: Музыка всегда будет, вне зависимости от ситуации. Кто-то видит в ней отдушину, кто-то — воспринимает как работу. Я до сих пор не понимаю, как играть расслабленную и атмосферную музыку, к которой давно стремилась.

В данных событиях хочется истошно кричать и крушить все вокруг — именно это чувствую. Но это отражение событий, переживаемых мной. Музыка для меня — это другое. Как будто у музыки есть какой-то звук, который бы все мог описать и отменить, перемотать и исправить. Показать то, что мы не видим, почувствовать то, что потеряли.

Сима: Первое время я была убеждена, что неуместно вообще всё — концерты, отдых, публичные посты и любые действия, не связанные с антивоенной деятельностью. Но через пару месяцев, уже в отъезде, я поняла несколько простых вещей. Во-первых, что этот пиздец, видимо, надолго (и даже если война закончится, то закручивание гаек в России нет). Во-вторых, я, даже объединившись с кучкой единомышленни_ц, не смогу остановить войну и свергнуть Путина, — скорее, авторитарный режим свернет мне шею.

А значит, у меня есть два пути — выйти в окно либо продолжать жить и делать своё дело, оперевшись на убеждения. После переломного момента в апреле-мае я выбрала второе. Мне нужна музыка. А людям нужна надежда и понимание, что они не одни. Я думаю, музыка эту надежду даёт.