Надо очень сильно успокоиться: интервью с Раселом Рахманом из Спасибо 

На прошлой неделе группа Спасибо выпустила свой шестой студийный альбом. Это их первый релиз с момента эмиграции, и вокалист Расел Рахман очень волновался, допуская, что альбом не примут/не поймут. Но релиз под названием Dom, похоже, собрал 100 из 100 на Rotten Tomatoes российской телеграмной музыкальной критики, причем в первый же день по рецензии выпустили, кажется, все или почти все.

Мне же было интересно узнать некоторые подробности про альбом, про то, как он записывался, про отсылки в текстах и про, собственно, эмиграцию Расела. Интересно отчасти из-за того, что, на мой взгляд, это и правда лучший альбом Спасибо, отчасти чисто по-человечески как эмигранту, который не знает, где его дом, кто его друзья и как ему продолжать делать музыку в таких условиях.

Поэтому я написал Раселу в телеге, и мы созвонились. Интервью вышло, на мой взгляд, феноменально интересным, вот только с тех пор с Раселом вышло уже два видеоинтервью — у Вадика из .mus и у Паши из «Альбомов по пятницам». Я на всякий случай не стал их смотреть, боясь, что там то же самое, о чем Расел рассказывал мне, но он заверил меня, что со мной дольше всего говорили и подробнее. Успокоил меня так же, как в начале песни Grozy самого себя =)

После интервью будет небольшое грустное эмигрантское послесловие от меня, его тоже рекомендую к прочтению.

Бо: Во-первых, поздравляю! Видишь, ты волновался, что альбом могут не принять, но пока все повально хвалят! Ты доволен?

Расел: Безумно! До слез, честно говоря. В четверг, когда он вышел, мы делали в баре предпрослушивание, потом ночью праздновали. Потом я пошел домой, включил альбом. Ну, я пьяный был.. И я словил грустного. Я включил альбом и подумал: ну и говно! (смеется). Но со мной такое бывает, поэтому я сказал себе: так, все, иди спать!

Лег, потом проснулся и часа три-четыре просто читал отзывы и отвечал на сообщения. Поток был безумный. Мне кажется, раньше у нас такого вообще не было. Такая реакция, как будто группе десять лет. А группе действительно десять лет! (смеется)

Бо: Мне интересно как эмигранту вот что: как вообще в эмиграции записать альбом? Насколько я знаю, студии очень дорогие, реп-точки тоже. Как вообще запись проходила?

Расел: Слушай, цены московские, на самом деле

Насчет записи — на деле вообще никаких сложностей. Это возможно в Белграде. Может быть, в Армении не так это просто…  Ну, в Армении были русские ребята, у которых была студия. Tuf Records, они, по-моему, до сих пор есть… А с сербами все легко. Цены московские, студии классные. Есть Пашок Еремеев, он звукач. Есть Серега Подложный. Он нам все пишет. Мы вообще никаких трудностей не испытывали. И ты понимаешь, за что платишь.

В Армении было бы сложнее с этим, потому что там отсутствует сегмент среднего класса.

Ну, может быть и не отсутствует, но его очень мало.Тяжело что-то найти, будучи музыкантом нашего уровня. Это все очень недешево.

У меня в эмиграции самая любимая шутка про то, что мы явно не тем занимаемся (смеется).

Сейчас когда смотришь на творческих людей, взаимодействуешь с ними, общинность более сосредоточенная, и узнаешь, что у кого как устроено.

И понимаешь, что, ну, рок-музыка — это провал вообще. (смеется) В плане финансового благополучия лучше быть стендапером или диджеем. Стендапер не возит с собой ничего, у него все в телефоне, а диджей возит флешку. А ты такой: чтобы записать альбом, мне надо привезти бас-гитариста из Ташкента (смеется), заплатить за студию и еще много чего.

Бо:  Мне всегда было интересно, откуда вообще музыканты берут деньги на запись, если они не айтишники. Ты же как раз в песне «Критик» пел, что ты не айтишник, а в интервью на канале dotmus ты упоминал какие-то свои «несерьезные работы». Получается, ты как-то откладываешь деньги, ничего не ешь, все в запись, в музыку?

Расел: Не могу сказать, что я прям не ем… Я не жалуюсь на жизнь, но когда я узнаю, сколько денег у других людей, я поражаюсь. Такие деньги существуют, это не сказка. У меня самого очень заниженные представления о финансовом благополучии. Я живу на… Ну, не знаю, не всегда тысяча долларов у меня бывает в месяц. Далеко не всегда. Я всегда думал, что это большие деньги.

В эмиграции за последние три года — да и не только в эмиграции, везде, очень сильно выросли цены. Но мы все очень усердно работаем. Просто я в своей работе стараюсь придерживаться каких-то творческих начинаний и по-минимуму брать подработки, которые мне не по душе.

Я человек не очень умный. Я не умею во всякие штуки, с техникой я как дедуля обращаюсь, могу только демки дома писать в гараж-бэнле. У меня есть определенные таланты, навыки. Я очень много делал концертов, всегда очень это любил. По сути это ивент-менеджмент. И иногда я беру какие-то проекты, которые по сравнению с этим такая фигня вообще. Делать концерты куда сложнее бывает!

Я делаю тут концерты, иногда играю диджей-сеты, акустические концерты. Деньги, которые приходят от группы Спасибо, супермаленькие. Мы, наверное, даже репетиции не отбиваем, а чтобы у нас концерт вышел в прибыль, нам нужно собрать триста человек в Белграде.

Потому что делать концерты — это очень дорого, здесь —  особенно. Ты должен арендовать аппарат, а когда ты группа Спасибо, тебе нужно много классного аппарата. Нужен человек на вход, человек на звук, это все огромные траты. Даже если концерт выйдет в плюс, это будет какой-то смешной плюс, такой приятный бонус. Ну, скажем, сто долларов. И для этого нужно 300 человек собрать и сделать солд-аут.

У нас в группе все работают. Мы с Пашком занимаемся всякими творческими делами, Вадик очень классные штуки всякие делает — преподает гитару, делает обзоры на игры.

Игорь у нас работает в компании. И мы все должны Игорю денег. Когда встает вопрос, кто заплатит. Мы в какой-то момент решили в группе все делать серьезно, потому что это часть нашей жизни. Решили, что вот эта романтика дебильная идет в жопу и надо нормально всем заниматься. Мы ведем всякие сметы, мы смотрим, сколько мы зарабатываем, сколько тратим. И на данный момент я должен прям очень много денег. И за все это платил Игорь. Ну, какие-то есть накопления у группы с концертов, с мерча, с бэндкэмпа..
В этот момент в кадре появляется одна из кошек Расела. Я узнаю, что их зовут Моника и Рэйчел. Я предположил, что ему нужна третья кошка Фиби. «Не, я сумасшедшую не хочу», смеясь, говорит Расел.

Бо: А ты переехал из Еревана в Белград как раз чтобы поближе к нормальной музыкальной тусовке быть, да? Потому что в Ереване она не очень?

Расел: Слушай, тусовка там неплохая была на самом деле. Каким-то ребятам я дико респектую. Там Саня Голиков очень крутой чувак (он же Саша Глумквист, и он, к сожалению, Ереван покинет или уже покинул — прим.ред). Макс Динкевич молодец. Просто вот мы были два раза в туре, и оба раза нам в итоге казалось, что в Белграде точно лучше. Здесь все наши роднули.

Здесь очень большое сосредоточение именно моих любимых музыкантов. Здесь и Игорь Шемякин из Harajiev Smokes Virginia, Алик Южный из Bicycles for Afghanistan, Надя из Lucidvox, Витя Ужаков из группы Ploho. Женя Горбунов из Интуриста. Дима Мидборн.

Ребята, чью музыку я очень сильно люблю и уважаю.

Мне очень близок подход здешних эмигрантов к жизни. Я считаю, что Сербия —  это большая удача для человека с российским паспортом в двадцатых годах. Здесь правда  не чувствуешь себя чужим. Здесь максимально делают все, чтобы ты не чувствовал себя приезжим. Тебе везде рады. Очень добрые люди. Я называю это  «славяне здорового человека». Очень знакомые привычки у людей. Ну, то есть я считаю, что любые славяне могут быть славянами здорового человека, русские тоже.  Но в России, в силу определенных обстоятельств, власти, влияния массовой культуры и централизации….

Я обожаю Москву, но понимаю, что в этом городе невозможно быть психологически здоровым человеком. Городов таких масштабов просто быть не должно.

Бо: Ты имеешь в виду размеры и насыщенность?

Расел: Да. Это должно как-то регулироваться. Должна быть какая-то автономия в районах. Ну, например в северном административном округе должен быть свой центр, потому что ну ненормально это —  ездить по полтора часа из одного конца города в другой! (смеется)

В любой непонятной ситуации сербы говорят «палако, палако, палако», то есть «расслабься, расслабься».

Здесь все знакомо, понятно. Потому что с чуваками, которые здесь делают движуху —  я с ними всю жизнь делал движуху. И я разделяю их взгляды и подход.

В Армении все было по-другому… Я постоянно спорил со всеми. Говорил:«ребят,  ну так делать вообще не круто». Очень тяжелая интеграция. Почти невозможная.

Мы поедем весной со Спасибо в тур, и я не знаю, как делать концерт в Ереване. Прям вот вообще не знаю. Есть маленькая площадка, которая не то чтобы сильно хочет, чтобы ты приехал. А есть другая площадка, на которой цены просто нереальные.

Я умею считать. Я в этом десять лет. Я говорю: ребята, это как минимум несправедливо. К вам приедет классная группа и отдаст вам по вашим условиям 70% своего заработка. И всем будет заниматься сама. Она жопу порвет, чтобы были деньги. Вы за ничего получите больше, чем группа. Это как так? Ну, они не идут на разговор. Они говорят: «не хочешь — не приезжай». Ну а как сцену-то поднимать? А как у вас молодые армянские группы будут играть? Пока был Tuf, можно было делать что-то. А теперь все сложнее и сложнее. Я надеюсь, там у ребят все хорошо.

В Белграде просто вообще не так. Вот вчера был концерт Lucidvox. Мы все вместе, вместе с сербами, носили аппарат, увозили, лишь бы девчонки отбили концерт. Все на прекрасном звуке. В красивом зале. Все рады. И после этого ночной рейв. Это что-то вообще другое.

Бо: Плюс до Белграда еще добираются группы прикольные. Fontaines D.C, The Smile, Ник Кейв..

Расел: Да, сюда много кто приезжает. Это прикольная географическая точка, потому что люди просто едут мимо, с Запада на Восток или с Востока на Запад. И им удобно выступить в Белграде. И ты можешь в понедельник пойти на какой-нибудь американский хардкор-панк с французским грайндкором и на какой-нибудь перуанский маткор! А группа просто мимо ехала, по сути!

Бо: Получается, у тебя при переезде в Белград не было трудностей никаких с тем, чтобы как-то интегрироваться? Ты переезжал уже в город, в котором уже было много близких и знакомых людей.

Расел: Вообще никаких. Первая неделя… Мы приехали на фестиваль Changeover, сыграли, тусим в гримерке с сербами, и они такие — блин, чуваки, Jesss — это так круто (музыкальный проект, дуэт Расела и барабанщика Паши Еремеева - прим.ред). Хотите сыграть на следующей неделе на андеграундном движе в бомбоубежище, у нас открытие клуба?  Конечно хотим! И блин, представить такое где-то в другой точке мира… Ну, то есть в Европе, наверное, это в порядке вещей, но в Армении, например, я забыл, что такое бывает.. И вот мы играем в три часа ночи в бомбоубежище, наваливаем сладжухи, под нас месится толпа сербов. И я понимаю —  я дома! (смеется)

Бо: Кстати как раз об этом спросить хотел! Вот в видео у dotmus ты говорил, что пока у тебя нет ощущения дома. Изменилось ли что-то? Есть ли сейчас от Белграда ощущение, что ты дома?

Расел: Пока нет, к сожалению. Мне кажется, это во мне проблема, а вовсе не в городе. Есть материальные вещи, с которыми это связано. У меня есть перманентная тревога из-за заработка, потому что я очень мало зарабатываю. У меня очень мало оснований и возможностей, чтобы легализоваться. У меня нет своей квартиры… Я не пустил корни. Наверное, когда я заведу себе ИП, начну свое дело, оформлю ВНЖ… У меня нет страховки, я два с половиной года не был у врача, хотя я инвалид третьей группы, у меня сахарный диабет. Мне нужно регулярно наблюдаться у врача, я вот хожу все время переживаю —  а вдруг у меня рак поджелудочной?

Бо: Да, очень хорошо понимаю. У меня та же фигня в Грузии, без страховки живу уже столько же…

Расел:  Я еще очень тревожный человек, и вот это все не позволяет мне [чувствовать себя дома]. Ну вот у меня мама приезжала недавно. Я как раз сочинил песню про то, чтобы мама скорее приезжала, а она и приехала. Я подумал — о, круто, накаркал маму! (смеется) Это было настоящее счастье, и мне, конечно, очень сильно не хватает моих родителей… Когда они приехали, вот тогда я чувствовал дом.

Я знаю людей, которые в Белграде уже ощущают себя как дома. И это тоже один из важнейших аспектов, из-за которых я поехал сюда, потому что в Армении я не встречал таких людей. Там тревожность очень высокая у людей. А здесь первое что я услышал, когда приехал — это мой друг мне говорит: «я квартиру покупаю». Ни хрена себе! Квартиру! В Белграде! Он такой: «я обожаю этот город». Я говорю, что это, наверное, первая моя осознанная любовь в жизни. Я Москву обожаю, потому что я там родился. А здесь я два раза побывал, посмотрел, почувствовал, приехал осознанно и продолжаю влюбляться в этот город, в этих людей.

Бо: Ты говорил, что один из участников Спасибо при этом в Белграде не живет, да?

Расел: Да. Вадим Тихонов, наш басист, который еще поет и играет на гитаре в Cruel Tie.

Бо:  Как вы репетировали без него?

Расел: У нас уже есть Спасибо Worldwide, расширенный Спасибо Orchestra. У нас есть огромный чат, в котором вообще все люди, когда либо игравшие в Спасибо. Этот чат появился, когда мы планировали первый тур и думали, что в каждом городе будет другой состав. Чтобы меньше тратить денег. В итоге костяк здесь, в Белграде. Я, Игорь и Пашок. Вадик в Ташкенте. Мы сочиняли демки дома, ходили вдвоем, втроем. Мы пробовали делать это на репетициях, но здесь очень дорого стоят репетиции, хотя очень классные комнаты. И мы решили, что надо просто собираться дома. Сидели дома, записывали в компьютер. В первый раз в жизни так делали, честно говоря. И это очень круто. Потому что это дает возможность что-то понять про эти песни в процессе.

Бо: Живой ударки в этой ситуации у вас, получается, не было?

Расел: Пашок ходил в итоге сам. Мы забивали барики, какими их примерно представляем, записывали гитарки, а потом Пашок ходил на репетицию и играл там и понимал, что делает, как можно изменить и докрутить партию. Пашок у нас очень самостоятельный человек в плане звукозаписи, он может на репе записать свою партию, засунуть ее в демку, и мы такие — о, прикольно. Мы так серьезно никогда в жизни не готовились к альбому.

У нас даже шутка была, потому что когда мы писали альбом, приехали не только нынешние участники группы, но и бывшие. У Игоря день рождения был, они такие —  все, вот у нас отпуск, неделю мы проведем в Белграде, мы офигенно все тусовались, тут еще концерт сыграли. И бывшие участники такие — блин, как обидно! Они не планировали уходить из группы. Ну вот Костян, например, не планировал уходить из группы, но случилась война, и он пожил в Индонезии и переехал в Германию. И мы  просто не могли бы быть с ним в группе физически. И он говорит — «блин, ну вот надо было мне не оказаться в группе в тот момент, когда все, за что я топил, что надо прорабатывать заранее песни, происходит…  Они уже готовы! Можно это издавать!»

То есть демки уже в таком хорошем состоянии, что их уже можно выпускать. Костян всегда предлагал так делать.

Ну вот, дальше мы докручивали, и Вадик дистанционно очень много решений принимал. Например, все очень хвалят песню «Критик», про которую я вообще думал, что это филлер. Ну просто какая-то песня есть и есть, главное сейчас альбом выпустить, наконец-то собрались, три года не виделись, а в итоге Вадик просто перевернул эту песню. Вот эта акустическая вставка в конце — он из Ташкента записал ее за три дня до выхода альбома. Это он там поет. Он такой — я придумал, как закончить песню. И присылает, мы такие — чувак, это гениально просто! Это переворачивает весь альбом вообще! И там много таких решений.

Возможно, эта дистанция вызвала в нас еще большую собранность и ответственность. И когда они приехали, у нас каждый день был расписан. Спали очень мало! Мы такие: все, собрались у меня в четыре часа,  потом на репу, потом едем смотреть студию, потом пишем барабаны…. Каждый день у нас гиперинтенсивный был. При этом мы еще с Вадиком умудрялись каждый день пиво пить!

Бо: Вахахахахахах! Вот это реальный талант!

Расел: Мы ведь помимо того, что работать собрались, еще были безумно рады наконец-то повидаться, и так хотелось поболтать, и мы такие — ну надо все успеть, все.

И если бы мы так время не проводили, песни Rio бы не было. Она как раз про то, как мы собрались.

Бо: А в песне «Критик» то, о чем ты поешь — это то, что тебе говорили, или то, что ты сам про себя думал?

Расел: Такая смесь скорее…

Одна из самых вдохновляющих вещей для меня во время создания текстов  —  психоанализ и психотерапия. Я был в психоанализе много лет, вышел из него и пошел к психиатру. Потому что у меня была бессонница, был очень тяжелый период. Психиатр поставил мне несколько диагнозов и посоветовал схема-терапию, сказав, что мне это больше всего поможет проработать какие-то травмы.

И я пошел в схема-терапию, и в этом подходе есть такие понятия как «внутренний взрослый» и «внутренний критик». Это  голоса, которыми ты сам с собой разговариваешь. То, как ты думаешь.

Внутренний критик у меня развит к меня просто гипер-сильно, и некоторые мои знакомые очень сильно акцентировали на этом внимание всю мою жизнь. Те, которые мне добра желали. Например, Кирюша Городний  — он говорит: есть два  типа людей. Есть вот такая светская львица, она когда заходит, мы понимаем, что она из всех присутствующих сделала меньше всего, но она себя чувствует лучше всех.

А вот заходишь ты, человек, который десять лет в группе, шесть альбомов с одной группой, еще чего-то там. Заслуженный деятель музыкальной индустрии!

Бо: Да, еще и уникальный звук на каждом альбоме

Расел: Мне это все приятно, я это ценю, я научился с годами там принимать себя, любить, объяснять самому себе, что взлетать слишком уж высоко не стоит, но и втаптывать себя не нужно!

И Кирилл говорит — вот ты заходишь , и ты такой — ой, извините извините! Ну, не совсем так, но близко…

Я с этим  борюсь всю жизнь очень сильно. И конечно, это то, как я сам с собой разговариваю. Но фишка в том, что многое из этого я когда-то услышал от кого-то.

Кто-то когда-то мне что-то сказал —  «ты не панк» или «да чо ты, мог бы коммерческое что-то записать, опять какую-то фигню сделал». И это же со мной остается! Уже неважно, кто что и когда сказал, это цепляется за меня, и я потом хожу и… У меня очень часто бывают состояния  вроде того, что я тебе уже описывал сегодня —  врубил альбом, над которым я пыхтел, и решил, что это говно полное. Это очень навязчивое состояние. У меня оно очень часто бывает, особенно на фоне эмиграции, когда нет какой-то точки опоры серьезной. И это накрывает с головой

Или вот  какие-то очередные споры с этими, знаешь, субкультурщиками,панками, которые могут сказать тебе: ты из этой группы? Это говно! Я такой: чувак, ты слышал мою группу? Он такой — нет! Я: а почему ты говоришь, что это говно, если не слышал? Он: а я не собираюсь, я знаю, что это говно! Мы с панками считаем, что это говно! Я такой: ну, дружище! Удачи. Всего хорошего.

Бо: Неужели и в Белграде попадаются такие?

Расел: Конечно! Нет такого места в мире, где такие люди не попадаются! Мне кажется, что у этих людей внутренний критик развит посильнее, чем у меня. Я думаю, люди не от хорошей жизни таких мнений придерживаются.

Бо: Я теперь думаю, что фразы «ты сам всегда есть у себя», «взрослая роль не угроза» —  это тоже наверное после схема-терапии, да?

Расел: Это вот две диаметрально противоположных песни — «Критик» и «Грозы».

То внутренний критик, а это — внутренний взрослый. У всех бывает, что ты загоняешься, хуесосишь сам себя. И я пытаюсь понять, как это работает в психологии, как его заткнуть. Как вообще по-другому к себе относиться?

Так вот, в схемотерапии тебе предлагают работать через внутреннего взрослого, то есть попробовать найти внутри себя что-то, что поможет абстрагироваться от этого. Сказать себе, что то, что я чувствую — абсолютно нормально. И потом попробовать сказать себе то, что ты, например, сказал бы своему сыну, если бы увидел, что его что-то сильно тревожит. Вот что бы ты ему сказал? Как ты думаешь, что ему надо?

Может, ему даже говорить ничего не надо, может, просто обнять достаточно. Ну распереживался человек, ну с кем не бывает.

У меня гидрофобия — я  панически боюсь воды, когда нет дна. Я очень много тонул в детстве, очень плохо плаваю. И у меня в песнях много про воду. В альбоме «Навсегда» там вообще корабль плывет. Вода меня манит, но это такой страх… И в этой песне метафора про то, что  вода — жизнь, и хочется туда зайти, хочется жить свою взрослую жизнь, решать уже какие-то вопросы, нести ответственность за свою жизнь. Влиять на нее на все сто процентов. И это настолько крутая песня, что она меня может самого успокоить. Впервые у меня такое.

Я еще спел ее так спокойно-спокойно. Мы когда ее записывали, искали подходящий голос. Вот в самом начале там, где «закрой глаза». И Пашок мне говорит: а ты можешь попробовать улыбнуться и петь с улыбкой? Попробовали — не, херня получается. Тогда я говорю: «слушайте, вот я помню, как мне мама пела в детстве песню из «Умки» — «ложкой снег мешая, ночь идет большая». Попробую сейчас так спеть!»

Я попробовал, и это реально сработало!  Я и сейчас, когда слушаю песню «Грозы», если я распереживался, мне так спокойно становится… Этот голос —  он прям отдельно от меня, как будто я сам себе пою.

Бо: Когда альбом вышел, по рецензии сразу же написали, наверное, все. Каждый увидел в нем что-то свое. Я даже у кого-то видел, что он о том, что лучше уже не будет, и это окей. А о чем на самом деле альбом?

Расел: Мне кажется, он про то, что такое дом в принципе. В в нынешней ситуации мы все задались этим вопросом. Кто я? Русский, серб, бенгалец? Где мой дом? Что такое мой дом? Где я родился, где пригодился? А вообще дом — это про что? А что такое любовь? А что такое семья? Может быть, люди что-то другое через этот альбом принимают для себя…. Может быть, я это для себя уже давно принял (задумывается).

Единственное, с чем могу согласиться в таких отзывах —  про то, что это альбом-стоп-истерика. Про то, что жизнь не закончилась.

Бо: Ну да, многие там в первую очередь увидели надежду какую-то. Какие-то точки опоры как раз психотерапевтические…

Расел: Ну, может быть они и правы… В итоге мы пришли к тому, что пацаны правы! (смеемся)

Мне вообще не нравится фраза про то, что лучше уже не будет. Мне кажется, что все будет. Просто не стоит циклиться.. Нам нужно быть мудрее. Сейчас пришло время мудрости. Надо очень сильно успокоиться.

Мне в этом плане очень импонирует Юра Дудь. Даже спустя столько лет. Сейчас он самый интересный персонаж в YouTube. От него есть ощущение «что бы ни происходило, я не хочу истерить и превращаться в то, что я не уважаю».

Когда вокруг все кажется черным и белым, тебе очень хочется говорить радикальные вещи. Но я всегда был убежден, что это ничего хорошего никому никогда не приносило.

Не стоит терять… Ну да, получается, не стоить терять надежду, вешать нос и опускать руки. Ну да, тяжело… Но вспомните ваших дедушек и бабушек, которые вам рассказывали свои истории, и то, с каким упоением вы их слушали. И теперь у нас тоже есть такие истории. Мне кажется, надо просто делать свое дело. Вот про что это все.

Бо: Спасибо, что рассказал. Мне с некоторых пор стало важно спрашивать у авторов про то, что они сами имели в виду в своем творчестве. Никто лучше них все равно не скажет. А интерпретаций может быть сколько угодно.

Расел: Мне так-то это нравится. Я сильно удивился, что во-первых, всем разные песни нравятся и заходят, а во-вторых, что столько интерпретаций. Мне не нравится, когда это называют каким-то… Эмигрантским роком.. Мне не кажется, что это эмигрантский рок.

Бо: Да, мне кажется, что многие песни с этого альбома круто бы звучали и вне контекста эмиграции! Вот «Демоны» моя любимая…

Расел: Алкоголизм везде алкоголизм! (смеется) И всегда.

Мне меньше всего хотело бы прослыть эмигрантским рокером каким-то… Сейчас людей делят на уехавших и оставшихся. Есть типа мы, а есть они. А я надеялся построить мост. Я не делю так людей. На панков —  не панков, тру — не тру, уехавшие — оставшиеся. Если я начинаю как-то так думать, я себя осаживаю, потому что это слабость. Я хочу пытаться что-то понимать. Все, что я могу делать —  это говорить честно обо всем, что я чувствую.

Бо: А вот эта фраза про «они не виделись десять лет» — это про кого?

Расел: (смеется)  Передача «Жди меня» там еще дальше.

Бо: Да-да!

Расел: Это из видео в моей инсте.

Это Андрюха приехал, наш бас-гитарист, на день рождения к Игорю, с сюрпризом. Мы в эти дни писали альбом. Это был первый день записи гитары в студии. За два дня до этого приехал Вадик, и в один день приехали Костян и Андрей, бывшие участники группы. И Игорь не знал о том, что приедет Андрей, а Андрея мы не видели ну очень давно.

Бо: Десять лет!

Расел: Ну нет, про десять лет это шутка =) Там такое видео: мы снимаем, как он идет издалека, мы даже не сдерживаем улыбок, типа «Аааааа»! И они обнимаются, я снимаю их и говорю эту фразу.

Мы очень долго не виделись. Не могли насытиться друг другом. Еле разъехались вообще.

Бо: Вы все вместе, получается, провели пару недель друг с другом только?

Расел: Да. Мы писали альбом и в конце еще концерт играли. Было еще плюс 35, а мы играли в бомбоубежище. Блин, и там была баня вообще! Играли, как обычно, два часа нон-стопового рока, потом поехали дальше тусить. Эта история как раз в песне Rio, там по сути описываются события одного дня.

Я в этот же день расстался с девчонкой. Примерно в эти дни я ждал, что она приедет, приедут все мои кореша и мы будем все вместе тусить. И вот я в этом счастье, и мы с ней расстаемся. Блин! И я, конечно, фоном переживаю. И все срослось, и когда пришло время писать текст, я такой — о, он сложился!

А окончательно мы с ней расстались непосредственно после концерта, на афтепати. И мы с пацанами пошли в тусить в замок, встречать рассвет.

А когда мы тусуемся с чуваками, мы слушаем всегда какой-то определенный набор песен. У нас есть свои любимые хиты. Это песня группы Тостер «Газ в пол», еще Turnstile —  Blackout. И в Blackout поется And when you see me on the floor It's just the part of my show. И мы каждый раз поем эти строчки и падаем на пол и ведем себя как тараканы. И это еще и часть моего шоу!

Ну а самое любимое у некоторых участников — это группа Limp Bizkit. Мы обожаем Limp Bizkit. И самое смешное — у нас есть мем, мы  переводим тексты Limp Bizkit на русский язык дословно. И это очень смешно. Песня Rollin’ начинается невероятно смешно. «Хорошо, партнер! Ты знаешь, сколько времени сейчас. Продолжай катиться. Катимся катимся катимся!» И я вот этих внутренних мемов понатыкал. Мы еще все это форсим в своих соцсетях. Люди, погруженные в лор группы Спасибо, шарят, что есть некоторые такие мемы. И все это как-то срослось в такую классную романтичную историю. Тоже, наверное, про принятие.

Бо: А в Belgrade 2024 тоже про эту девушку речь, да? Про расставание.

Расел: Пол-альбома про это. Я вообще такой человек, крайне редко влюбляюсь. У меня за всю жизнь было три девушки, и вот одна любовь случилась в Белграде. Ну, случилась и закончилась. И было все здорово, это потрясающая девчонка, у нас все было хорошо. Просто так бывает. Я очень много всех этих переживаний перенес на альбом. И они все сплелись с городом.

Мне понравилось, что такая история получилась.

Бо: Гитарист моей группы Андрей очень просил спросить — как там дела у Кирилла Городнего?

Расел:  О, это отличная тема вообще. Я очень рад об этом поговорить. Блин, Кирилл потрясающий человек и мой очень близкий друг. У него все хорошо. Не знаю, может, он меня за это казнит, но я должен сказать: он сделал сольный альбом. И никак не может его реализовать. А я все жду этого момента, потому что я его уже слышал, и это феноменально. Кирилл как был великим мелодистом, так им и остается.

И человек очень мудрый, очень интересно мыслящий, очень эрудированный.

У него все здорово. Он живет в Италии. Если есть люди в Милане, готовые взаимодействовать с Кириллом музыкально, пожалуйста, напишите ему!

Я очень хочу, чтобы мой друг ощутил любовь и внимание. И нашел, наконец,

своих творческих союзников, которые забустят процесс реализации его альбома.

Потому что это то, что мы должны с вами все услышать. Это очень классно. И уверен, что это понравится людям. И очень жаль, что люди обратили мало внимания на его группу Медиа. Кирилл сделал в эмиграции целых два альбома — с группой Медиа и с группой Семинар. И если Семинар хоть как-то заметили, то группа Медиа вообще прошла бесследно.

Бо: А почему он не может выпустить альбом? Какие у него трудности?

Расел: Мне кажется, самое сложное —  это психологическая составляющая. В одного что-то делать очень тяжело. Это надо обладать каким-то невероятным ресурсом. Я думаю, в идеале ему нужен продюсер. Ну, в правильном понимании этого слова. Человек, который скажет —  слушай, а давай вот этот кусочек выкинем, а вот здесь такой барабан поставим. И чтобы этот человек просто стал зажигалкой, которая даст Кириллу искру. Ему не хватает поддержки. Вот в Спасибо у нас на четверых обязанности разделены, и то нам тяжело. В одного я боюсь представить как это делать.

Бо: На что похож альбом по звуку?

Расел: Мне кажется, что это очень свежо и что это мега актуальная музыка. Может, сам Кирилл так не думает.. Есть сейчас, например, такой жанр, как digicore. Мне очень нравится эта музыка — там, Jane Remover, вот это все. Это совсем юные ребята, и по-моему, там такая легенда, что они не обязательно на чем-то умеют играть. Просто они большие аудиофилы и очень много музыки слушают.  Но они не нашего поколения, они не требуют друг от друга, например, знания классики шугейза,  а просто какой-то трек играет, и они такие — о, класс. И это может быть что угодно. И у них бывают очень неожиданные решения. И эти люди умеют в компьютере семплировать все, сращивать какие-то вещи.

И на фоне этого жанра шугейз сейчас тоже совсем другой стал. Вот группы, например, Hotline TNT — Кирилл их очень любит, Slow Pulp… Это гипер-перепродюсированная музыка, и это звучит очень интересно. Это какой-то лэптоп-кор, я не знаю, то есть как будто старый добрый инди-рок и шугейз, но с какими-то другими решениями, которые у стариков могли бы считаться зашкваром.

А это на самом деле очень свежо! А Кирюша всегда устремляет свой взор во что-то свежее. С ним, наоборот, сложнее про AC/DC там поговорить. А вот если что-то новое, он иногда узнает об этом раньше, чем все. Про группу Bar Italia, например. И вот эти все группы —  они чувствуются в его музыке.

Я называю его манеру игры на гитаре высеканием фейерверка из гитары —  там Japandroids, AC/DC, Пасош, это вот игра в стиле типа —  ДРЫНЬ! (изображает)

Это его фирменный почерк и я обожаю эту манеру. Плюс он поет и пишет тексты. Вот мы в Семинаре его заставили петь и писать тексты. Возможно, это его забустило, и теперь у него будет альбом с его собственными текстами.

После разговора с Раселом много думал о том, что мы обсудили. Если честно, задумывая интервью, я не верил, что смогу заразиться от лидера Спасибо оптимизмом, душевностью, добротой... На третий год вынужденной эмиграции в город, который я не выбирал, мое ощущение примерно свелось к песне «Жизнь продолжается» группы макулатура.  На момент выхода эта песня казалась не самым удачным взглядом на эмиграцию от людей, которые галопом прокатились по Грузии и Армении и сделали не совсем верные выводы, а спустя время я понимаю, что согласен со многим из ее текста  — например, о ложных сообществах, случайно и непонятно по какому признаку сформированных, в которых обычно нет места настоящей близости, и о том тотальном расколе между уехавшими и оставшимися, о котором только ленивый не говорил все эти годы, не понимая, что надо говорить не о нем, а с теми, кто в этой трещине оказался…

Рассказ Расела все-таки смог меня воодушевить, несмотря на то, что, конечно, это все равно речь о том, кем ты был, когда все это началось. Расел, занимаясь тем, что он так любил, стал уважаемым человеком и музыкантом, который определился с делом своей жизни. В Белграде ему максимально повезло со средой, в которой были новые и старые друзья, это сообщество как раз не назовешь непонятно по какому признаку сформированным. Другое дело, что “чужак” в это сообщество попадет вряд ли, мне вообще кажется, что все такого рода сообщества — как поезда, на которые ты либо успел, либо нет.  Я не успел на большинство поездов и в 35 качусь на вагонетке. В этом есть что-то интересное, в этом есть что-то от большого киношного вызова, но в реальности этот вызов постоянно бьется штормовыми волнами о столетние камни провала и печали (хех). О чем, в конце концов, канал Capybara Tapes, как не о печали!

В любом случае Расел показался мне замечательным человеком, и я наконец понял, чем так хороша музыка группы Спасибо — хорошая объективно, потому что я, на самом деле, не так часто ее слушаю, несмотря на достаточно уникальное звучание, которое ни с чем не спутаешь. В них есть очень много какой-то детской чуткости и доброты. Вокруг группы Спасибо нет секс-скандалов (о боже, я правда употребил этот термин), которые внутри тусовки, когда она еще существовала, стали чем-то вроде батумского дождя — неожиданно и надолго. От Пасоша до Увулы, блин. Спасибо — это действительно про эмо-дух, и новый альбом — это не только очень проработанный, как в схема-терапии, звук группы (хех, если бы только на психотерапию можно было отправить саунд), но и констатация того, что “жизнь продолжается” не в каком-то жутком ключе, а вполне себе в обычном. Эта идея наивна и реалистична одновременно. Наивна — потому что непонятно, что про нее могут сказать люди, у которых в эмиграции нет друзей, любимого дела, сил что-то делать и денег на психотерапию. Реалистична — потому что по факту она правда продолжается и в ней что-то происходит. И в этом происходящем действительно много всего как минимум нескучного.

Даже я — человек, который чувствует какую-то непонятную тоску, когда смотрит, как в чатике Альбомов по пятницам люди обсуждают планы на концерты в Берлине, Амстердаме, Праге, да даже Белграде, до которого у меня нет денег добраться, чтобы хотя бы погулять — становлюсь спокойнее, слушая Dom. Это как работа с детьми. Уверен, многие из тех, кто любит Спасибо, никогда не работали с детьми, и тем трогательнее то, насколько целительным и терапевтичным оказывается для них этот альбом.