Вспомни этот день

Девушка робко поздоровалась. Я показал на широкое, удобное кресло для посетителей, и, листая дело, краем глаза осмотрел ее.

Если верить делу, девушку звали Анна. Аня. Грелова Анна Петровна. Ан. Со сбритой шевелюрой Ан чувствовала себя холодно и неуютно. С моего места было видно не только ее не растерявшее от испуга очаровательности лицо, но и затылок — прямо в видеокамеру у входа, с выводом на экран. Крестообразное родимое пятно от контакта программа любезно подсветила красным — хотя трудиться, право, не стоило. Судя по затылку Ан, нас ожидал долгий и интересный разговор.

— Ну что же, Анна. — наконец сказал я. — У вас прекрасные результаты теста. Вы — уравновешенная и полноценная личность с высоким интеллектом и моральными качествами. И Роршах, и Фрейд — моя пациентка слегка зарделась — и Айзенек — все превосходного мнения об Анне Петровне.

Реакция — смущение, радость. Настороженность. Хорошо.

—  Но, внимательно исследовав вашу психику, я бы хотел кое-что узнать.

—  Да? — настороженность, внимание, попытки угадать мой вопрос. Да ты ведь сама догадываешься, не так ли?

— Что вы думаете о роботах?

Это был явно не тот вопрос, который ожидался. О роботах? Вы спрашиваете о роботах? Я думаю, что это такие полезные железные болваны, доктор. А о чем вы еще спросите?

— Думаю… роботы полезны, они помогают людям — задумалась Ан, потянулась рукой к носу, но почти дотронувшись до переносицы, отдернула. Боится, что доктор узнает о ее рефлексах. Не доверяет доктору. — что еще о них думаю?

— Очень хорошо, я рад услышать от вас такой ответ. А скажите, что вы думает о боге?

А этот вопрос попал если и не в яблочко, то в тридцатиочковый. Ан запиналась, чесала нос, и несла плохо связанный бред про церкви и веру, но суть я уловил.

— Ангелы, Анна Петровна?

— Ангелы. Ан… доктор. Вам ведь можно? Рассказать? Хорошие тесты ведь и я…

— Конечно — я ободряюще улыбнулся и поправил очки, почти скопировав ее привычку тереть переносицу — рассказывайте. Все, что бы вы не сказали в стенах этой комнаты, Анна — между нами.

— Доктор — серьезно сказала Анна — иногда я думаю, что я — ангел.

До того, как прийти по рекомендации в Институт, а следовательно — ко мне, Анна завершила семилетнее обучение в интернате маскировочного типа. Некоторые не понимают, какой смысл держать таких, как она, в школе с углубленным надзором, кормя легендами о плотском происхождении ученика, и вместе с обычными умными детьми: не лучше ли сразу рассказать правду и направить в Институт по глубокому спецкурсу? Но монстры из Психологического Отдела, к счастью, не допустили этот дешевый, но опасный психическими расстройствами незрелого ума, вариант. Лично я полагаю, что если бы не ПО, мы бы потеряли миллионы на психических расстройствах лучших из своих людей. Вы же сами знаете, сколько платит скупой.

Странности начались задолго до того момента, о котором рассказала мне Анна, но именно в этот день она получила особо убедительное доказательство о своем якобы божественном происхождении. В тот день Паша, ее одноклассник и неблизкий приятель, притащил в школу фотоаппарат, якобы позволяющий фотографировать ауру человека. Я собеседовал Пашу на той неделе, и могу сказать, что он — из таких людей, которые ищут в жизни чудеса. Древние чудеса, вроде пирамид фараонов, его не особо интересуют, не интересуют и передовые чудеса науки и техники — сами по себе. Но если какое-то древнее знание обретает воплощение в современных технологиях — не важно, усилиями шарлатана или передовой физики — Паша будет копить на чудо годами. Торсионные поглотители, лоза с автонаведением по космическому излучению, или вот фотоаппарат, в который хитрые маркетологи с инженерами впихнули не только графический компьютер, таймер и звукозапись «скажите Kiss!», но и полузаконную возможность снятия «ауры» человека (на самом деле — картины электромагнитного поля в плоховатеньком качестве) — все это приводит Пашу в фанатичный восторг и заставляет копить деньги на покупку очередной чудесной дребедени. И вот, чудо-камера ясно указала вокруг головы милой девочки Ани самый настоящий нимб. К счастью, камера была изъята прежде, чем неуемный искатель чудес додумался заснять еще кого-то из категории спец — об этом Аня знала лишь косвенно, но я был проинформирован и без нее, как и о том, что после школы камеру Паше вернули.

— Но это был все таки электромагнитный детектор, ведь так?

— Да, Павел Иванович — о, пока я думал над ее историей, она прочла надпись на бейдже. — Есть заболевания, при которых биологическая активность мозга повышается в разы. Всплеском. Но вы же знаете…

— Знаю, синдром Каучека. Больной, не реагируя на внешний мир, начинает повторять одно и то же действие сотни тысяч раз. Лучшее излечение — электрошоком прервать процесс в мозгу, иначе человек может впасть в кому или заработать глубокую амнезию. Не бойтесь, ничего общего с вашим случаем. Может быть, просто бракованный фотоаппарат?

Самому мне было интереснее иное. Нимб над головой — это понятно. Фотоаппарат показал все, что мог. Но как же она запомнила тот случай?

— Может быть. Но, доктор, знаете, у меня раньше были проблемы с памятью, и потом, после. Вот — она пошарила в кармане, и показала мне маленький розовый блокнот. Самый обычный, из бумаги. На титуле внутри — надпись «Дочке Анечке на семь лет». На первой странице — палка-ножка-огуречик корявым детским фломастером

— Очень интересно — пробормотал я.

— Нет-нет — Ан поспешила перелистнуть пару страниц. За каляками-маляками уже взрослой рукой были нарисован швейцарский нож с откидными лезвиями.

— Это — напоминание — пояснила Анна. — Я не могу удержать в голове некоторые события, разговоры, вещи. Не все, только немногие. Вечером помнила, а утром — исчезает из головы. Но когда смотрю на свои рисунки — вспоминаю маленький хвостик, конец ниточки, знаете? Тяну за него, и выскакивает воспоминание. Вот это — мы с Наташей разговаривали про вещи. Некоторые вещи — их используют только для одной цели . Вилка — поесть. Зачем еще нужна вилка? Машина — ездить, красоваться еще перед другими людьми. А вот нож — у него много разных смыслов жизни. А у робота — столько, сколько у ножа, но чаще — меньше. Он ведь обычно что-то одно делает. А у ангела одна цель — людей хранить. Это его ангельский смысл жизни. А вот у людей смысл жизни не понятен. И кажется, что чем больше что-то можешь, тем меньше у тебя смысла жизни. Вы простите, доктор, что я много говорю, но я весь этот разговор так помню, а как проснусь утром — ни за что не вспомнить без напоминалки. Иной раз полчаса на нее глазеть приходится, что бы вспомнить. Этот нож я нарисовала просто так, а на следующий день мне Наташа напоминает о том разговоре — не договорили. Полчаса пялилась на нож, вспоминала. Вся голова разболелась еще. Но вспомнила. Сейчас уже легче вспоминается.

— Ангелы — напомнил я ней

— Да, ангелы. Мы же про них тоже говорили. И я вот думаю, что если Бог не хочет, что бы я узнала, что я — ангел, то может быть он и заставляет меня забыть о разговоре об ангелах. Я ведь как говорю о них, начинаю вспоминать тот, с Наташей, а назавтра хорошо, если нарисовала. Может, синдром?

— Нет, что вы. Это не синдром. У вас типичный случай, в какой то степени типичный. А это что нарисовано?

Как говорили в школе, Анна всегда была чистым ангелом. Ее так и называли — по первым буквам имени-фамилии, и свое прозвище она помнила вполне отчетливо без всяких подсказок. Хотя в блокноте и были нарисованы крылатые люди, может быть, все же, напоминание требовалось ее капризной, выборочно подтиравшей информацию, памяти.

Забывались, главным образом, разговоры.

Вот, например, обсуждение трех законов Азимова, которым в Аниной школе зачитывались до дыр. Разговор зашел о сравнении этих законов с христианской моралью. Напоминанием по неведомой даже для меня аналогии послужили три китайских обезьянки — специалистки по отключению лишних возможностей восприятия и передачи информации. Или мастерски выполненная химическая схема какого-то участка ДНК — с этого участка гигантской модели ДНК в школьном дворе Аня и упала, спасая дурного, залезшего на самый верх, котенка — и, по словам очевидцев, сверхъестественным образом замедлившись в полете, плавно опустилась на землю. И даже успела нарисовать первый виток спирали в напоминающем блокноте прежде, чем упала в обморок. Эта история меня озадачила, пока я не вспомнил, что как раз под скульптурой молекулы в их интернате располагается изолированная от внешнего мира толстым стальным листом подвальная часть.

А на последней странице блокнота была нарисована девушка с огненными крыльями, выведенными красным карандашом.

— Не помню — Аня вновь почесала нос — это — не могу вспомнить. Наверное тоже об ангелах что-то. Дата — 12 апреля, сего года. Не так уж давно. Но не помню.

На моем экране давно уже мерцал особый значок — Двойник вернулся и слушает разговор. Я сконцентрировался, мысленно передавая ему запрос.

— 12 апреля? — переспросил — 12 апреля. Знакомая дата. Тогда был взрыв. Пожар. Такое не забывается. Вспомни.

— Да, пожар. Помню. Пожар… Мне говорили.

— Вспомни этот день, Аня — попросил я — Это важно. Вспомни.

Аня задумчиво молчала, глядя на рисунок. Водила пальцем по контурам крыльев-лепестков, по переносице, снова по бумаге.

— Это рисовала не я — сказала она наконец. — Рисунок очень хорош. Я не помню.

— Это рисовала не ты. Нарисовавший был тогда рядом с тобой. Пожар выжег ему лицо, он задыхался в дыму. Его едва вытащили спасатели. Помнишь?

— Нет — покачала Ан головой.

— Тогда я расскажу, что было дальше. Ты подошла. Коснулась его лица, глаз. И ожоги сошли. Собственно, ты спасла его зрение. Без тебя бы он ослеп навсегда.

— Вот как — Аня задумчиво погладила рисунок — это он нарисовал меня?

— Да, наверное. Такой ты запомнилась ему на фоне пожара. Через несколько минут ты упала в обморок от перенапряжения. На самом деле, это, конечно, невозможно. Нельзя вернуть глаза, выжженные до кости.

— Но вы же говорите?

— Зато можно вырастить новые. Ты позволила им вырасти, дала клеткам энергию, направила их рост в нужное русло. Анна, я должен открыть тебе правду — ты действительно в каком то смысле ангел. Шокированна?

— Да, наверное. Доктор. — Аня нервно засмеялась — Ну что за чушь? Я — ангел. Я и помыслить не могла, а вы так говорите.

— Хорошо. Давай-ка сделаем вот что. Мы сейчас рассмотрим жизнь Греловой Анны Петровны с самого рождения. Тут мы имеем дело с редкой генетической болезнью Анны Петровны, схожей, если угодно, с идиотизмом. Нервная система к трем годам перестает развиваться и начинает регрессировать. Не буду пугать вас полузнакомыми медицинскими терминами, тем более, что с вами, да и со мною, в свое время, этого не произошло.

— Вы тоже ангел?

— Да, в каком то роде. Петр Ильич Грелов, молодой биолог, дал согласие на превращение своей дочери в существо, которое мы несколько минут назад не совсем корректно назвали ангелом. Вы наверное никогда не видели себя без волос сзади? Вот, взгляните.

Я повернул к ней монитор, снял шапочку и повернулся спиной.

— Видите? Это не тот крест, на котором распяли Христа, разумеется, и вообще это совершенно случайно имеет крестообразную форму. С таким же успехом оно могло быть и ромбом. Но, как видите, у меня такой же, как и у вас. Это внутричерепной имплантант с блоком памяти и сложной системой синтетических нервных волокон. Волоконца почти живые — я развернул монитор к себе, оставив Анну вслепую щупать «родимое пятно» на затылке. — ну как, квазиживые. Чудеса нанотехнологии. Они постоянно обмениваются с памятью, и иногда стирают из нее опасное. А дважды, Аня, ваша сеть переходила в режим высшей активности. Пожирает все ресурсы организма, но творит настоящие чудеса. Первый раз — когда вы спасали котенка.

— А второй — тогда, при пожаре?

— Да. Это правда чудо — я не знал, что программы специализации — медицинские, как у тебя — вложены изначально, еще при школьной подготовке. Ладно. Пока вы перевариваете эту неожиданную информацию, должен сообщить вам еще кое-что. Как вам наш сканер? Не торопитесь с ответом

Ан задумалась. Бедная девочка, столько свалилось всего за один день. Наконец спросила:

— Мне больше не будут стирать память?

— Стирать память? Нет, конечно нет. Тот аппарат, кресло со шлемом, не стирает память. Это личностный сканер. Как я уже сказал, сеть внутри вас, переплетаясь с нервной, находится в некотором симбиозе с вашей личностью. Если можно, она постоянно сканирует память и составляет карту основных отделов мозга, по которой можно полностью восстановить вашу душу. Соответственно, уже полтора часа как, вне вас в киберпространстве института живет личность, полностью идентичная вам, но с каждой секундой становящейся иной. У меня тоже есть такой двойник, который, пока мы тут болтаем, рассказал все, что нужно, второй Ане. Она, кстати, понятливее вас.

— Да?

— Сейчас вы с ней познакомитесь. Прошу за вон ту дверь. И еще. Поздравляю с успешным поступлением в Институт.

Сопроводив Аню (она оказалась последней за сегодня) я сел любимым образом — ноги на стол, руки за голову, снял очки и, глядя в потолок, сказал

— А ведь интересную тему задала нам девочка, Павел Иванович, не правда ли?

— С этими медицинскими программами, Павел Иванович? — спросил Двойник.

— Не. Со смыслами жизни. Вот какой у нас с тобой смысл жизни — понятно. Собеседовать, лечить психозы. Смысл жизни этого ангела тоже вполне ясен — стать хорошим терапевтом. Ну, медицинским сервером, если угодно. А какой смысл жизни у людей?

— А черт его знает — сказал Двойник — чем больше ты можешь и хочешь, тем меньше понятно, что тебе делать. Может быть вся эта конспирация — школьное обучение, тайны, стирание памяти — что бы мы понимали смысл жизни людей? А то вырастишь нас в киберпространстве — а мы и взбунтуемся. А так нам вроде их жалко.

— Это точно — пробормотал я. Включил микрофон в соседней комнате. Две девочки — из плоти, и виртуальная говорили — или, скорее даже, понимали друг-друга. Живая понимала со всхлипами. Послушав, я отключил звук.

— Конечно версия про то, что если бы тебя вырастили как нормальный искусственный разум, ты бы просто не понимал людей, адекватнее — подумал я. С нами надо в одной культуре вариться, на одном уровне. А то вырастет что-нибудь нечеловеческое.

— Ага — сказал двойник

— Кстати — произнес я — ты помнишь, мы до поступления спасли кого-нибудь? Шизофреники, душевнобольные, чудесное излечение после обстоятельного разговора?

— Не помню — подумав, ответил Павел Иванович.

И мы оба засмеялись.

Запись опубликована celen.me. You can comment here or there.