«Каждый человек заново учится быть христианином, каждое поколение учится заново быть христианами. У христианства нет накопительного эффекта»

— В  поисках своего места в религиозной жизни, многие задаются вопросами «как верить?» и «почему нужно верить?», но зачастую получают лишь ответ «надо верить», так и не находя ответа на свои вопросы. На ваш взгляд, для чего человеку нужна вера?

— Ни для чего. Вера это не то, что можно использовать для улучшения качества жизни. Это не функция, которую может человек себе как-то придумать для того, чтобы решать свои жизненные проблемы. В этом смысле вера не имеет никакой пользы прикладной, она является внутренним движением, внутренним желанием человека найти смысл жизни, понять себя, ну и, конечно, отозваться на тревожащие внутренние вопросы, на которые у человека нет определенного ответа. Это всегда поиск того, что более тебя. Потому что человек всегда находится в ситуации, когда в мире есть что-то неизмеримо больше, чем он сам. И вот это неизмеримо больше начинает человека тревожить, а кого-то не начинает, кто-то от этого спокойно, наоборот, уходит. Он освобождает себя от поиска, ему важны как раз самые простые ответы на самые сложные вопросы, чтобы не заморачиваться.

— С чего должен начинать человек, желающий прийти к вере? С изучения священных текстов и правил поведения или с посещения храма? Имеет ли это значение?

— Это все происходит у самого человека, в его собственной жизни. Вера – это не методика и не технология: каждый человек ищет для себя сам. Нет ничего общего в этом начале, у человека всегда есть он сам и его внутренний мир, с которым ему нужно разобраться. 

— Является ли атеизм обидой на Бога?

— Представления не имею, что делает человека атеистом. Я могу себе представить людей равнодушных, не задающих себе вопросов, не ищущих ответов. А вот что заставляет человека быть атеистом и доказывать кому-то или самому себе невозможность веры в Бога или невозможность существования Бога – мне непонятно. Атеизм – это всегда вера в то, что Бога нет, но получается, что это все-таки вера, связанная с Богом. Если Бога нет, чего тебе дергаться? Закрой створки своей жизни и живи как хочешь.

— Почему в России, где есть так называемое религиозное воспитание, всё равно много молодых людей относятся к религии с скептицизмом и так и не приходят к Богу?

— В России нет религиозного воспитания как такового. Потому что религиозное воспитание это прежде всего семейное воспитание: передача традиций, передача смыслов как таковых, в том числе религиозных смыслов, через опыт семейного проживания, семейной жизни. Если родители не лгут, подают пример милосердия, сострадания, в том числе настоящей веры и жизни по заповедям, тогда ребенок воспринимает это религиозное воспитание, как образ мировосприятия. 

А то, что происходит в школах на уроках «Основы Православной культуры» абсолютно формально и абсолютно ни о чем. Этот опыт никогда никого ни к чему не приводит, потому что у человека всегда есть личное восприятие. Поэтому у нас не так много по-настоящему христианских семей и христианства как такового: в российскую жизнь оно не вошло с точки зрения настоящей внутренней жизни. Это скорее внешние атрибуты: начинается пост, и люди, которые в церковь не ходят, Евангелие не читают и по заповедям жить не собираются, почему-то резко начинают поститься, а на крещение хотят окунуться в холодную прорубь. Для них это маркеры их православности, но к христианству это может не иметь никакого отношения. Поэтому приход или не приход молодежи к вере происходит благодаря их внутреннему поиску.

— Все равно многие стремятся к вере, но почему-то уходят от традиционных религий в эзотерику, гороскопы и прочее. На ваш взгляд, почему это так происходит? Это поиск более легкого пути?

— Такой поиск не может называться верой, потому что эти вещи связаны не с поиском Бога как такового, а с таким, я бы сказал, мистико-магическим состоянием человека, который думает, что какие-то псевдодуховные или псевдорелигиозные технологии могут работать в нем сами по себе, что есть некие инструкции и технологии, с помощью которых можно избавиться от проблем. Очень часто эзотерический путь делает человека в этом смысле обусловленным, то есть он знает, где находятся духовные опасности, которые он может избежать, применяя какие-то духовные технологии, но это не связано с его богообщением, потому что вера предполагает, что человек пытается понять своего Бога, вступить с ним в тесные отношения. Для христианина Бог — в первую очередь личность, которая определяет свою любовь, и тогда это очень сложное взаимоотношение, предполагающее очень большую открытость и одновременно уязвимость. Вся любовь делает человека уязвимым, а эзотерика, она наоборот, делает человека «защищенным». Людям страшно жить в условиях кризиса, боевых действий, поэтому они ищут способы избавления от тревоги.

— Насколько уместно религиозная символика в современном искусстве и дизайне? 

— Светский мир не рассматривает религиозную символику как сакральную, связанную с духовным переживанием. Начало Олимпиады в Париже, связанное с картиной Леонардо да Винчи, для религиозного человека прочитывается как практически икона «Тайная вечере», потому что она написана Леонардо в трапезной монастыря Санта-Мария-дель-Фьоре, и поэтому это фреска религиозного содержания. А для обычного человека эта картина не отличается от «Мона Лизы» или от любой другой работы. Это просто картина, но как бренд. Поэтому для сознания абсолютно светского, что «Мона Лиза», что «Тайная вечере», что любая другая картина, что «Завтрак на траве» Эдуарда Мане – это вещи одного и того же плана, которые могут рассматриваться людьми с исключительно эстетической точки зрения.

Мы знаем, что есть сумочки или платья с изображением византийских мозаик и древних фресок, которые вполне кажутся уместными. А у кого-то из благочестивых христиан это вызывает ужас, потому что «как же так можно себе позволить?» Это просто свободный мир, в котором мы живем. Это не способ оскорбления христиан, это изменившийся мир, но христиане могут обижаться, это их право, это их символы. 

— Почему за две тысячи лет люди так и не научились быть христианами?

— Потому что человек учится быть христианином каждый день, когда он живет.  Вера всегда реализуются в личности конкретного человека каждый день, каждое утро. Каждый человек заново учится быть христианином, каждое поколение учится заново быть христианами. У христианства нет накопительного эффекта. Это можно накопить в качестве внешних традиций, культурного наследия, того, что называется скрепами. Но это становится внешним фактором, который не может быть навязан. 

Если религия становится государственной, то она будет навязываться всему народу, как внешние формы морали.  Мы видим, что те, кто пытаются эти вещи делать государственными законами, сами их не выполняют: это всегда для кого-то другого.
При этом все это внешнее, но когда речь идет о нарушении заповеди «Не убий» начинаются поиски оправдания вещей, которые не могут быть оправданы Евангелием никак. И поэтому это не путь государственных религий, потому что это уже давно-давно осталось в историческом прошлом, и возвращение к этому, если оно может быть, только усугубляет разрыв между настоящим Евангельским христианством и фарисейством, тем внешним обрядовым способом поведения, который абсолютно не нужен Богу.  

—При этом, как вы говорили, в России модно называть себя православным, при этом не будучи истинным христианином. Почему так происходит? 

— Это просто удобная форма самоидентификации. Сегодня модно себя так называть, а завтра это все изменится. 

— Почему, называя себя верующими и демонстрируя приверженность к духовным ценностям, высокопоставленные лица в России позволяют себе начать так называемую СВО и продолжают ее поддерживать, несмотря на очевидные страдания и разрушения, которые она приносит?

— Я не думаю, что они христиане, потому что христианство должно иметь некие плоды, в том числе личное благочестие, личное понимание милосердия, отношение к слабому, врагам, в том числе к заключенным. Я не вижу ничего христианского, внешне, на мой взгляд, это припудренное язычество, которое использует христианскую атрибутику. Наверное, эти люди могут быть верующими. Они верят в Бога, который является Богом силы, Богом могущества, Богом войны, Богом власти. С этим Богом им надо договариваться, чтобы Он был на их стороне, но Бог не может быть на чьей-то стороне. Представление о том, что Бог может быть на чьей-то стороне – совершенно языческое. Богу все равны, все любимы, он не может встать на сторону одних людей против других Его же людей, которые ему же молятся, доверяют и на него надеются – это безумие, совершенно извращенное  понимание веры.

— А зачем Русская Православная Церковь это поддерживает? Им выгодно сотрудничать с государством? 

— Видимо церковь, которая доказала государству, что она может быть полезным идеологическим институтом, пользуется всякими преференциями с его стороны, которые позволяют ей ощущать, что внешне все хорошо, что мы расширяемся и укрепляемся.

— Господь нас уважает?

— Конечно 

 — В чем это проявляется?

— В том, что Он дает нам свободу. Самая высшая форма уважения – когда тебе дают быть тем, кем ты считаешь нужным, когда ты сам собой, когда ты можешь быть либо верующим, либо не верующим, христианином или не христианином. Бог даёт тебе свободу, ожидая тебя, но не заставляя тебя быть ему верным, но ожидая всё время твоего прихода к себе. Это и есть высшая степень  уважения.