Последние встречи
Курс по анархистскому образованию завершает второй цикл. По следам одного из семинаров припомнилась странная история — с одной из моих последних сессий. Контекст примерно такой: будучи бюджетным лишь наполовину, питерский университет профсоюзов безапелляционно (но тайно) практикует квоты на оценки. Задача проста: «сбросить» как можно больше людей со скидки. А ещё лучше — с бюджетного места. Негласный нижний порог предельного среднего балла на экзамене — 4.2. Если естественным образом получится что-то большее — вызовут, отчитают и покарают. А то и заставят весь поток пересдавать. Короче говоря, занижать балл приходится искусственно. И каждый препод сам решает, как из этой позиции достигать чего-то похожего на справедливость. Как и у всех, у меня сложился свой собственный способ. Вкратце суть его была в том, чтобы экономически пострадало как можно меньше людей. Наиболее уязвимых мы заранее выявляли с каждой группой — вечевым образом (решением большинства участников).
Итак.
Зима. Один из последних экзаменов. Сизые сумерки над Бухарестской улицей постепенно чернеют и наполняются тусклым рыжим светом фонарей. Белые лампы в аудитории больнично жужжат и обжигают замученные недосыпом глаза. Несмотря на предварительные договорённости с группой о том, кому по возможности лучше не получать "3", многие отвечающие яростно (но обычно безосновательно) цепляются за более высокий балл. Ведь кто всё же получит - ещё не решено.
Этот абсурдный и бесплодный агон - самая настоящая эмоциональная бутафория: скучная, но довольно изматывающая. Во многом потому, что обитатели этих скорбных широт, увы, научены отстаивать себя только с помощью глумливого обесценивая оппонента. В итоге вся процедура превращается во что-то вроде сеанса у стоматолога: с одной стороны, вроде, всё под контролем, с другой - приятного, конечно, мало.
И вот, идёт 8-й или 9-й час сдачи. Я на автопилоте слушаю свирепый ораторский этюд очередного претендента на пятёрку (из не помнящих даже название предмета).
Ведомость перед глазами акварельно дрожит и не хочет собираться в строчки; комната плавает, проваливаясь в черноту - еда и сон не про дни сессии. Лица, раздражения и уговоры - сменяют друг друга. Укачивает, и головная боль всё сильнее.
Но вот, наконец, последний отвечающий: задумчивый смуглый парень - с печальными чёрными глазами и поэтически всклокоченными волосами. Я хорошо помню его внешне: он был, кажется, на всех наших семинарах (первой парой (!)) - всегда внимательно смотрел, но никогда ничего не говорил.
Молчунов - трудно разобрать. Но, если честно, они редко небезучастны.
"Ну и отлично, - думаю я, - последняя тройка как раз "спасёт" сейчас несколько поставленных четвёрок и пару пятёрок (будь они неладны)".
Действительно, ни от этого дня, ни от этой группы (судя по журналу) уже не приходится ждать ничего хорошего. Из последних сил я приглашаю юношу отвечать. Он садится напротив и устремляет на меня (слишком) внимательный взгляд.
"Пожалуйста, начинайте", - прерываю я, наконец, затянувшуюся паузу и принимаюсь смотреть в снежную ночь за окном - чтобы не смущать и не мешать подсматривать.
"Можно я выберу опцию "тройка без ответа?"", - начинает он (Прим.: я действительно придумала такой "тариф" - "безответный"). "Кто бы сомневался", - усмехаюсь я про себя, но на всякий случай возражаю: "Нет-нет, всё же непременно попробуйте свои силы".
Снова пауза и долгий взгляд. И я снова ускользаю от него в тьму за окном.
Вдруг низкий, уверенный и спокойный голос выводит меня из тягостной бодрствующей дрёмы и заставляет всецело вернуться в нашу комнату, парящую где-то среди питерской зимы. Вглядываясь в даль, студент задумчиво петляет от одного сюжета к другому, причудливо связывая их неожиданными авторскими нитями.
Я изумлённо смотрю на него и не могу поверить ушам: такого прекрасного, связного и живого рассказа я не слышала очень давно.
Так проходит минут 15-20.
Вдруг юноша останавливается: "М.Д., я могу очень долго говорить, но предлагаю прерваться: можно мне теперь двойку или тройку, пожалуйста?"
"Конечно нет!, - растерянно восклицаю я, - как вы вообще могли об этом заговорить? Почему вы это предложили, ведь вы знаете на "10" из "5" (если такое сравнение вообще уместно). Почему же вы так долго тянули? Почему молчали на семинарах, ведь у вас столько интересных и ярких мыслей!".
Юноша колеблется и медлит с ответом - но всё же решается:
"Какой по счёту час вы сейчас на работе? Какой по счёту день без выходных? На скольких людей вы сегодня уже потратили силы и сколькие из них наговорили вам гадости, и вы стерпели? Я думаю, что вам просто нужно скорее лечь спать, я не хочу этому мешать, потому что это - единственное разумное, что можно сделать именно сейчас (а университет же про разумность, да?). Я вижу, какие у вас красные глаза, и знаю, как они болят, и как болит при этом голова - у меня так бывает на ночных сменах: в прошлом году я вылетел с бюджета; я из бедной семьи, родители не могут платить за моё обучение, и мне пришлось работать самому. Сами понимаете, на втором курсе меня могли взять только в KFC - видите, вон тот, через дорогу? Вот там я и работаю весь год - по ночам. На ваши семинары я успевал как раз после смены. Вот с такими же точно глазами и головокружением (я угадал?) - поэтому сил что-то говорить у меня уже не было. Но я слушал, и для меня этого было достаточно. Так что ничего удивительного, что я что-то освоил. А ждал до последнего - потому что бюджет я уже потерял и не хотел мешать тем, кому ещё есть что терять - пусть хотя бы они получат свои четвёрки. В общем, я что хочу сказать, давайте я вам помогу тут всё прибрать, отнести ведомости и хотя бы дойти до трамвая - потому что вид у вас, простите, не очень, и я по себе знаю, когда у человека такой вид".
Я как-то безотчётно киваю, нелепо благодарю и медленно начинаю собирать вещи. Молча, мы вместе расставляем по местам стулья, собираем мусор с задних парт, складываем бланки с ответами в две стопки. Уместные слова благодарности - никак не подбираются: неловкость за собственное поверхностное предубеждение и автоматизмы повседневного опыта мешает им сложиться в нужное: вот ведь как...
Мы выходим из кабинета, я закрываю дверь. Свет везде уже выключен: кажется, сегодня мы последние в здании - как среди тревожного ночного моря, опустошительного моря ночного труда.
