Спецвыпуск: Хэллоуинский Гнев
Оранжевый. Кислотно-оранжевый, режущий глаза. Он был повсюду. Тыквы на порогах, бумажные гирлянды, надувные привидения, колыхающиеся на вечернем ветру. Для Брюса Бэннера это был не цвет праздника. Это был цвет тревоги.
Он шел по тротуару, воротник поношенного плаща поднят, руки засунуты в карманы. Его походка была отработанным движением человека, который хочет занимать как можно меньше места, быть тенью, пятном на периферии чужого зрения. Но сегодня это было невозможно. Сегодня всеобщее внимание было нормой, и его собственная ненормальность выделялась еще сильнее.
Слишком громко — стучало у него в висках в такт крикам и смеху детей, носящихся по улице. Слишком ярко. Вспышки света из окон, мерцающие электрические свечи. Слишком много… всего. Воздух был густым от запаха жженого сахара, пылящейся мишуры и адреналиновой вони человеческого страха — пусть и притворного.
Это был жуткий, лицемерный карнавал. Все наряжались монстрами, чтобы на один вечер почувствовать себя сильными, пугая других. Он же был монстром каждый день, и единственное, что он чувствовал, — это тяжесть в каждой клетке своего тела, постоянную готовность к взрыву.
«СМЕШНЫЕ ЛЮДЕШКИ. ПРЯЧУТСЯ ЗА МАЛЕНЬКИМИ МАСКАМИ. ХОТЯТ БЫТЬ КАК ХАЛК. НО НЕ МОГУТ.»
Голос в его голове булькал, как кипящая смола. Он был тише обычного, приглушенный общим гамом, но от этого не менее ядовитым.
Брюс свернул на чуть более тихую улицу, надеясь найти укромный уголок, переждать этот кошмар. Его цель была — мотель на выезде из города. Комната, оплаченная наличными, четыре стены и тишина. Все, о чем он мог мечтать.
Не детей. Не ряженых родителей. Они двигались против толпы, несясь не спеша, а с холодной, целенаправленной эффективностью. Трое. Высокие, в одинаковых длинных плащах стиля «дрейк» темно-серого, почти черного цвета. Их лица скрывали не глупые маски из резины и пластика, а гладкие, полированные черные шлемы без каких-либо прорезей, лишь матовый блеск там, где должны быть глаза. Они выглядели как инопланетяне, затесавшиеся на карнавал, или как слуги какого-нибудь готического злодея. В руках один из них держал прибор, похожий на телефон, с маленьким экраном, который он старался скрыть от посторонних глаз.
Они методично сканировали толпу. Искали кого-то.
Ледяная игла страха кольнула Бэннера под ложечкой. Он знал этот тип. Охотники, военные, «люди в черном» — называйте как хотите. Суть была одна. Они пахли системой. Пахли клеткой.
Он резко отвернулся, делая вид, что рассматривает жутковатое чучело вороны на одном из крылечек. Сердце заколотилось, пытаясь вырваться из груди.
- Спокойно. Дыши. Они не могут знать, что ты здесь.
- «БЕЖАТЬ? ДРАТЬСЯ? ХАЛК МОЖЕТ!»
- Нет. Молчи. Сегодня не тот день.
Он рискнул бросить взгляд через плечо. Охотники разделились. Один шел по другой стороне улицы, двое — по его. И они приближались. Прибор в руке одного из них издал тихий, но отчетливый писк. Человек со щупом поднял голову и медленно повел шлемом из стороны в сторону, останавливаясь на каждом взрослом мужчине в поле зрения.
Брюс почувствовал, как по спине пробежали мурашки. Он стал отступать в тень между двумя домами, но путь ему преградил забор. Тупик.
Тонкий, пронзительный голосок заставил его вздрогнуть. Он обернулся.
Перед ним стояла девочка. Лет восьми. В самодельном костюме: фиолетовые лосины, старая зеленая футболка с нарисованными маркером разорванными мышцами, а лицо и руки были вымазаны не очень аккуратно зеленой театральной краской. Из-под капюшончика свисали два черных хвостика.
— Страх или угощение? — прокричала она, тыча в него корзинкой в виде тыквы.
Брюс замер, его глаза метались от девочки к приближающимся охотникам.
— Я… у меня нет… — он пробормотал, суя руки в карманы в тщетной надежде нащупать хоть одну забытую конфету.
— Я тебя знаю! — радостно заявила девочка, не дожидаясь угощения. — Ты большой и зеленый, но сегодня все зеленые! Ты тоже в костюме?
Она смотрела на него без тени страха. Только любопытство и детская непосредственность.
В этот момент один из людей в плащах остановился в десяти шагах от них. Его безликий шлем был направлен прямо на Бэннера. Прибор пищал уже непрерывно.
Брюс почувствовал, как по телу разливается знакомое тепло. Предательское тепло. Зеленеющая вспышка за ментальным горизонтом.
— Уходи, — хрипло сказал он девочке. — Беги отсюда.
— Ты чего такой злой? — не унималась она. — На, держи. От меня угощение.
Она порылась в своей корзинке и протянула ему маленький шоколадный батончик в синей обертке.
В этот момент охотник сделал шаг вперед. Его рука в черной перчатке потянулась к скрытому под плащом оружию.
Время замедлилось. Брюс видел протянутую конфету. Видел безликий шлем. Слышал нарастающий гул в собственных ушах. Он видел, как лицо девочки исказилось от внезапного испуга — не из-за него, а из-за того огромного, страшного человека, который надвигался на них сзади.
Ее страх, острый и настоящий, вонзился в него, как раскаленный нож.
- НЕТ! — заревело у него в голове. Но это был уже не его голос.
Зеленая волна боли и ярости накатила изнутри, сокрушая разум, ломая кости, растягивая кожу. Его плащ напрягся и начал рваться по швам.
Охотник выхватил странного вида пистолет.
Девочка отшатнулась, ее глаза стали размером с блюдце, а рот приоткрылся для крика.
И мир для Брюса Бэннера взорвался в спазме изумрудной ярости. Он не видел, как охотник отлетел в сторону, сметенный зарождающимся бицепсом размером с бревно. Не слышал первого рева, который перекрыл все крики и музыку на улице.
Он лишь успел увидеть, как маленькая зеленая рука разжалась, и шоколадный батончик упал в лужу света от фонаря.
Первый звук, который вырвался из ее горла, даже не был криком. Это был короткий, пересохший всхлип, будто все воздух разом покинул ее легкие. Элли замерла, парализованная картинкой, которая не укладывалась в голове.
Огромный человек в плаще… изменился. Он не упал. Он вырос. Ткань его плаща лопнула с звуком рвущихся парусов, и оттуда, из-под нее, хлынула волна цвета. Ярко-зеленого, такого же, как краска на ее руках, но живого, пульсирующая, переливающегося под уличным фонарем. Он стал больше. Больше папы, больше их грузовика, больше всего, что она когда-либо видела.
Он был таким громким, что физически ударил ее по ушам, заглушив музыку, крики, все звуки праздника. Это был не звук злости. Это был звук самой земли, рвущейся пополам. Элли инстинктивно заткнула уши руками, не в силах пошевелиться.
Тот, другой, страшный человек в плаще и с гладким лицом, отлетел назад, как кукла, ударился о стену дома и замер. Его странный пистолет с искрами откатился под припаркованную машину.
Зеленый Великан повернулся. Его глаза были белыми, без зрачков, полными чистой, неконтролируемой ярости. Он был самым страшным и самым величественным существом, которое она могла представить. Он был… настоящим.
Элли ждала, что он набросится. Что его огромная рука, размером с ее туловище, схватит ее. Но вместо этого его взгляд, дикий и безумный, на мгновение задержался на ее костюме. На зеленой краске на ее лице. На ее фиолетовых лосинах. В его ревущем рыке что-то дрогнуло.
Он отшатнулся, как будто она была тем, кто мог причинить ему вред.
— Вон он! Цель идентифицирована! Альфа-группа, на позиции! — раздался резкий, металлический голос из радиопереговорного устройства упавшего охотника.
Свист пуль. Не обычных, а каких-то толстых, с синими трассерами. Они со звоном отскакивали от спины Халка, и он снова заревел, на этот раз от боли и ярости, поворачиваясь к новой угрозе.
Элли наконец смогла пошевелиться. Она отползла за мусорный бак, сердце колотилось так, что казалось, выпрыгнет из зеленой футболки. Она выглянула из-за укрытия.
По улице бежали еще трое таких же людей в плащах и со скользкими лицами. Они стреляли из странных ружей. Одна из пуль попала Халку в плечо, и на коже выступило облачко голубого дыма. Он взревел и схватил припаркованный мотоцикл, швырнув его в нападавших с ревом, который заглушил даже его собственный.
Это было ужасно. Это было потрясающе.
Внезапно один из охотников появился сбоку. Он целился в Халка. Огромная зеленая рука молнией мелькнула перед ее лицом. Раздался оглушительный удар — Халк просто шлепнул нападавшего, как муху, отбросив его через всю улицу. Он наклонился над Элли, закрывая ее своей громадной спиной от выстрелов. Его горячее, тяжелое дыхание обдавало ее лицо ветром, пахнущим грозой и камнем.
— Эй! — крикнула она, не зная почему. — Я… я Элли!
Его белый взгляд на мгновение метнулся в ее сторону. Казалось, ярость в нем на секунду отступила, уступив место чему-то другому. Растерянности?
Затем раздался новый звук — нарастающий гул, исходящий отовсюду. Из динамиков на столбах, из открытых окон машин, даже из телефонов прохожих, застывших в ступоре. Это был низкий, проникающий в кости гул, от которого закладывало уши и начинали дрожать зубы.
Халк застонал, схватившись за голову. Он больше не ревел от ярости, а корчился от боли. Его огромное тело начало меняться, уменьшаться, зеленый цвет бледнел, уступая место обычной коже.
Гул прекратился так же внезапно, как и начался.
На месте Халка, на коленях, тяжело дыша, сидел тот самый грустный мужчина в разорванном плаще. Он выглядел обессиленным и потерянным.
Из переулка выехал черный, бесшумный фургон. Из него выскочили новые люди — в такой же форме, но без плащей. Они быстро и эффективно стали собирать своих оглушенных товарищей.
Один из них, с седыми висками и в обычном костюме под белым лабораторным халатом, подошел к мужчине. Это был доктор Грейвс. Он смотрел на него не с ненавистью, а с холодным, научным интересом, как энтомолог на редкое насекомое.
— Превосходно, доктор Бэннер, — сказал он тихим, спокойным голосом. — Эмо-эмиттер сработал лучше, чем мы ожидали. Ваша связь с ним поистине уникальна.
Бэннер попытался подняться, но его тело не слушалось.
Грейвс повернулся, и его взгляд упал на Элли, все еще сидевшую за мусорным баком. Он улыбнулся ей. Это была самая недобрая улыбка, которую она видела в жизни.
— И спасибо вам, юная леди, — сказал он. — Вы предоставили бесценные данные. Вы идеально сыграли свою роль «спускового крючка».
Прежде чем Элли что-то успела понять, мужчину схватили под руки, затолкали в фургон, и двери захлопнулись.
— Девчонку тоже заберите! Грейвс приказал двоим солдатам и они послушно погрузили её во вторую машину.
Фургон бесшумно тронулся с места и растворился в темноте переулка.
Улица постепенно возвращалась к жизни. Люди, оглушенные гулом, трясли головами, не понимая, что произошло. Кто-то вспоминал, что видел что-то зеленое и большое, но это уже казалось странным сном наяву.
Они забрали его. Эти люди со скользкими лицами и холодными улыбками. Они забрали того, кто защитил ее.
Сознание возвращалось к Брюсу Бэннеру волнами, каждая из которых приносила с собой новое ощущение боли. Голова раскалывалась, будто по ней били кувалдой. Каждая мышца ныла и горела, как после марафона, который он не помнил, что бежал. И этот звук… низкий, пронизывающий все тело гул, все еще витал где-то на краю восприятия, заставляя зубы скрежетать непроизвольно.
Он лежал на чем-то холодном и твердом. Не на асфальте. Металлическая поверхность слегка вибрировала под ним. Движение. Он был в машине. В фургоне.
Память накрыла его обломками: безликие шлемы, пищащий прибор, девочка в зеленой краске… и всепоглощающая ярость. И затем этот гул, который впивался в мозг, заставляя его отступать, сжиматься, терять контроль над собой.
Он попытался пошевелиться, и металлические наручники холодно стянули его запястья за спиной. Не обычные полицейские браслеты — шире, массивнее, с мигающим крошечным светодиодом.
— Не рекомендую, доктор Бэннер, — раздался спокойный, вежливый голос. — Это не сталь. Это карбид вольфрама с подавителем низкочастотных колебаний. Чем сильнее вы… напрягаетесь, тем болезненнее будет feedback.
Брюс приоткрыл глаза. Против него, на откидном сиденье, сидел тот самый человек в лабораторном халате. Он выглядел как университетский профессор: седые виски, умные, внимательные глаза за очками в тонкой оправе, аккуратные руки, сложенные на колене. Ничего от солдата или тюремщика.
— Кто вы? — хрипло выдавил Брюс. Горло пересохло.
— Доктор Майкл Грейвс. Глава «Фонда Вечности». Для наших спонсоров мы занимаемся перспективными энергетическими исследованиями. Но наша настоящая страсть, — он сделал паузу, и в его глазах вспыхнул огонек настоящего фанатизма, — это вы. Вернее, феномен, известный как Образец 7-Г. Или, если пользоваться вашим… более эффектным терминологическим аппаратом, "Халк".
Он произнес это имя не с насмешкой, а с почти религиозным благоговением. Так коллекционер произносит имя редкого артефакта.
— Что вы с ним сделали? — спросил Брюс, имея в виду тот оглушающий гул.
— «Эмо-эмиттер», — с удовольствием пояснил Грейвс. — Наше скромное изобретение. Он не подавляет силу. Он подавляет источник силы. Гнев. Страх. Все те буйные, неконтролируемые эмоции, что питают вашего… внутреннего соседа. Мы просто помогли ему успокоиться. Временно, разумеется.
Фургон плавно остановился. Заскребли металлические замки.
— Вы хотите его уничтожить, — устало констатировал Брюс. Он слышал это бесчисленное количество раз.
Грейвс мягко улыбнулся, как учитель терпеливо объясняющему урок ученику.
— Боже упаси! Уничтожить самый совершенный биологический механизм выживания, который когда-либо видел мир? Это было бы варварством. Нет, доктор Бэннер. Мы хотим его понять. Изолировать, проанализировать, разложить на составляющие. А затем… воспроизвести. Представьте себе солдат, способных в нужный момент направлять свою ярость, становясь непобедимыми. Представьте шахтеров, которые смогут выдержать обвал. Спасателей, откалывающих горы обломков голыми руками. Ваш "Халк" — это не проклятие. Это ключ к следующему шагу эволюции человечества. Под нашим контролем, разумеется.
Двери фургона распахнулись, открывая вид на ангар подземного комплекса. Вокруг стояли те самые «охотники», теперь без плащей, в обтягивающей черной тактической форме. Их шлемы были сняты, но лица оставались каменными, безэмоциональными.
— Вы монстры, — прошептал Брюс.
— Нет, — поправил его Грейвс, первым выходя из фургона. — Мы прагматики. Монстр — это слепая, неконтролируемая сила, которая крушит все на своем пути. А мы… мы просто хотим надеть на нее намордник и поводок. И, как вы убедились, у нас уже есть для этого средства.
К Брюсу подошли два охотника, грубо подняли его под руки и поволокли вглубь комплекса. Он видел стерильные белые коридоры, мониторы, за которыми сидели такие же невозмутимые техники.
— Девочка… — вдруг вспомнил Брюс. — Что с той девочкой?
Грейвс обернулся, и на его лице снова появилась эта леденящая душу, вежливая улыбка.
— Не беспокойтесь. Образец проявил к ней… протективный инстинкт. Это бесценные данные. Она в безопасности. Пока что. Она может еще пригодиться. Ведь каждому монстру, даже самому сильному, нужно слабое место. Чтобы его можно было поймать.
Эти слова прозвучали страшнее любых угроз. Брюс понял. Он был не просто пленником. Он был лабораторной крысой. А Элли… Элли была приманкой в клетке.
Где-то в глубине его сознания, придавленный, оглушенный низкочастотным гулом, "Халк" зашевелился. Не от ярости. От холодного, целенаправленного осознания угрозы. И это было куда страшнее.
Элли сидела на кровати, поджав ноги. Ее самодельный костюм Халка казался здесь жалким и нелепым. Зеленая краска на руках уже засохла и осыпалась, оставляя на белом покрывале изумрудную пыль.
Они забрали ее корзинку с конфетами. Даже тот самый смятый шоколадный батончик.
Она не плакала. Внутри нее все замерло и сжалось в маленький, тугой, обильный комок. Она повторяла про себя слова того человека, Грейвса: «Вы идеально сыграли свою роль «спускового крючка». Она не до конца понимала, что это значит, но знала — ее использовали. Чтобы причинить боль тому грустному мужчине и… Халку.
Мысль о том, что его так назвали, уже не казалась странной. Это было его имя. Единственное, которое подходило.
Дверь открылась беззвучно. Вошла женщина в таком же белом халате, как у Грейвса. У нее была доброжелательная улыбка и глаза, как у пластиковой куклы — блестящие и пустые.
— Привет, Элли. Я доктор Эмили. Как ты себя чувствуешь? Не напугалась? — голос был сладким, сиропным.
Элли молчала, уставившись на нее.
— Мы просто хотим тебе помочь. И помочь тому большому зеленому другу. Он очень болен. А мы врачи, мы его лечим.
— Он не болен, — тихо, но четко сказала Элли. — Он сильный. Он меня защитил.
Улыбка доктор Эмили на мгновение дрогнула.
— Иногда сила может быть болезнью, милая. Когда ее нельзя контролировать. Мы научим его контролировать, и всем станет лучше. А ты нам поможешь. Хочешь помочь?
Доброжелательная маска окончательно сползла с лица женщины.
— Твое участие не является предметом обсуждения, детка. Ты уже помогла. И поможешь еще. Процесс пошел.
Она положила на стол перед Элли маленькое устройство, похожее на планшет, но толще и с единственной большой кнопкой посередине. На экране светилась цифра «0».
— Это очень важно для нашего… пациента. Если ты вдруг услышишь какие-то странные звуки, или если тебе станет страшно, просто нажми на эту кнопку. Хорошо?
Элли не ответила. Доктор Эмили фальшиво улыбнулась ей в последний раз и вышла. Дверь закрылась с тихим щелчком замка.
Девочка осталась одна. Она посмотрела на устройство. Оно было холодным и чужим. Она не собиралась ничего нажимать.
Прошло время. Минуты, может, часы. В полной тишине комнаты вдруг раздался звук. Сначала приглушенный, из-за двери. Затем все громче.
Тот самый. Глубокий, полный боли и ярости, от которого сжималось сердце. Он шел откуда-то снизу, сквозь этажи, и вибрировал в самых мягких стенах. За ним последовали глухие удары, будто кто-то гигантским кулаком бил по толстой броне.
Элли вскочила с кровати, подбежала к двери, прижалась ухом к прохладной поверхности. Она слышала приглушенные крики людей, металлический скрежет, сирену. И этот рев… он был таким одиноким. Таким загнанным в угол.
Ей стало до слез жалко его и страшно, не за себя, а за него.
На столе устройство вдруг подало тихий звуковой сигнал. На экране цифра «0» сменилась на «73%». Затем на «81%». Это была какая-то мерзкая игра. Они измеряли его боль.
Рев стих, сменившись протяжным, горловым стоном, от которого по коже побежали мурашки. Цифра на экране подпрыгнула до «94%».
Элли сжала кулаки. Ее зеленые от краски ногти впились в ладони. Она ненавидела этих людей. Ненавидела их белые халаты, их тихие голоса и их холодные глаза.
Она подошла к столу и смахнула устройство на пол. Оно стукнулось о мягкий пол и заскользило в угол.
Но звуки не прекращались. Стон продолжался. И тогда Элли поняла, что нужно делать. Она не стала поднимать устройство. Вместо этого она подбежала к той же стене, откуда доносились звуки, и изо всех сил ударила по ней своим маленьким кулаком.
Она ударила сильнее. Бам. И еще. Бам.
— Эй! — закричала она в стену, ее голосок был тонким, как проволока, на фоне низких звуков борьбы. — Я здесь! Я слышу тебя!
Она не знала, услышит ли он. Но она должна была попытаться. Она била кулаком в мягкую стену, снова и снова, выбивая ритм. Не ритм страха. Ритм присутствия.
Где-то внизу, в клетке из вольфрама и подавляющих частот, Халк, оглушенный болью, затих на мгновение. Его сверхчувствительный слух, настроенный на крики врагов и гул машин, уловил другой звук. Слабый. Настойчивый.
И тонкий, как лезвие, голосок, который он слышал раньше. Тот, что предложил ему конфету. Тот, что назвал свое имя.
Ярость, кипящая в нем, не утихла. Но она изменилась. Перестала быть слепой. Она сфокусировалась на этом слабом сигнале. На этом ритме. Кто-то звал. Не боялся. Звал.
Он перестал биться о стены своей клетки. Он притих, вслушиваясь, его огромная грудь тяжело вздымалась. Белые глаза были прикованы к потолку, откуда доносился звук.
Глава 5: Тихий ядерный реактор
Комната контроля больше походила на операционную NASA. Десятки мониторов показывали визуализации биометрических данных, схемы комплекса, видео с камер наблюдения. В центре, за стеклянной стеной, находилась Обсерватория.
Она была сферой, собранной из шестигранных панелей карбида вольфрама. Между панелями мерцали синим светом охлаждающие элементы, отводя чудовищное тепло, которое излучало существо внутри. Снаружи к сфере были присоединены манипуляторы с датчиками, шприцами для забора проб и излучателями низкочастотных волн. Это был высокотехнологичный улей, построенный вокруг одного-единственного пчелиного короля.
Внутри, за непроницаемым для обычного зрения стеклом, сидел Халк. Он был скован по рукам и ногам массивными блоками, которые не столько сдерживали его физически, сколько непрерывно генерировали тот самый подавляющий гул. Он сидел на корточках, сгорбившись, и из его горла вырывалось низкое, непрерывное ворчание, похожее на звук работающего реактора. Белые глаза были прищурены, полные ненависти и боли.
Доктор Грейвс стоял перед стеклом, восхищенно наблюдая за своим ценным владением.
— Смотрите, — не оборачиваясь, сказал он своему помощнику, указывая на один из графиков на главном мониторе. — Пульс стабилизировался на отметке двести ударов в минуту. Давление могло бы убить слона за секунды. Температура ядра — триста градусов по Цельсию и растет. И при этом… абсолютный мышечный контроль. Никакой дрожи. Он не борется с ограничителями. Он излучает их. Фантастично.
— Уровень гамма-излучения зашкаливает, доктор, — нервно проговорил техник. — Экраны держат, но…
— Но ничего, — отмахнулся Грейвс. — Он не излучает активно. Это его базальное состояние. Фон. Он… затаился.
На другом мониторе мигал значок аудиоперехвата. Это была комната Элли. Техник увеличил звук. В динамиках раздались тихие, но отчетливые удары и детский голосок: «Я здесь! Я слышу тебя!»
Грейвс повернулся, его лицо озарила улыбка.
— Идеально. Включите обратную связь в Обсерваторию. Дайте ему это услышать.
— Сэр? Но это может спровоцировать…
— Это должно спровоцировать, — поправил Грейвс. — Мы не просто пассивные наблюдатели. Мы проводим стимулированный эксперимент. Нам нужно увидеть отклик. Как триггер влияет на объект.
Звук из комнаты Элли, усиленный и очищенный, зазвучал в сферической клетке. Тонкий голос, бьющийся о холодный металл.
Халк замер. Его ворчание прекратилось. Он медленно поднял голову, и его белые глаза уставились в потолок, откуда доносился звук. Его могучие мускулы напряглись, и датчики замигали алыми предупреждениями.
— Вот он, — прошептал Грейвс, зачарованно. — Отклик. Эмоциональная привязанность. Невероятно. Воспроизведите звук на пять децибел громче.
Техник повиновался. Голос Элли стал громче, отчаяннее.
Халк дернулся, пытаясь встать. Массивные ограничители на его запястьях затрещали, но выдержали. Гул подавителей стал пронзительнее, заставляя его снова оседать с рыком боли и ярости.
— Смотрите! — воскликнул Грейвс. — Конфликт! Инстинкт защитить против подавленной способности это сделать! Мощность эмиттеров до максимума!
В клетке Халк снова затих. Но на этот раз это была не покорность. Это была тишина перед бурей. Он перестал бороться с кандалами. Вместо этого он глубоко вдохнул, и его грудь расширилась до невероятных размеров. Все его тело, каждая жила, каждый мускул, напряглись в одной точке, сфокусировались. Он не пытался разорвать путы. Он пытался… перетерпеть их. Поглотить боль, вобрать ее в себя и превозмочь.
Гудение подавителей, обычно заставлявшее его слабеть, теперь, казалось, натыкалось на какую-то внутреннюю стену. Оно все еще причиняло боль, но больше не контролировало.
— Что он делает? — прошептал техник, видя, как показатели на всех датчиках замирают на критических отметках, но не ухудшаются.
— Он… адаптируется, — с леденящим восторгом сказал Грейвс. — Его нервная система учится фильтровать наш сигнал. Мощность до девяноста! Быстрее!
Халк снова поднял взгляд. Но теперь в его белых глазах не было слепой ярости. Там была холодная, бездонная, интеллектуальная злоба. Он посмотрел прямо на стекло Обсерватории. Прямо на Грейвса.
И тихо, почти по-человечески, прорычал:
Но это не был рев. Это был луч. Сконцентрированный сгусток чистой акустической энергии, смешанной с гамма-излучением. Он ударил в потолок своей клетки, в то место, откуда доносился звук. Металл не расплавился и не прогнулся. Он растворился, превратившись в облако сверх нагретой пыли на микросекунду, прежде чем испариться.
Сирены завыли на полную мощность. Свет погас, сменившись аварийным красным.
— Он пробил экранирование! Он целился в источник звука! — закричал техник.
Грейвс не испугался. Он замер в немом восхищении, глядя на дымящуюся дыру в самой прочной клетке в мире.
— Не целься, — прошептал он. — Сообщение. Он послал ей сообщение. И нам.
В кромешной тьме, в своей мягкой комнате, Элли услышала новый звук. Не рев. Не стон. Глухой, мощный удар сверху, от которого содрогнулся весь комплекс. А затем… тишина.
Подавители умолкли. Гул прекратился.
И в этой новой, звенящей тишине Элли поняла. Он не просил о помощи. Он сказал, что идет.
И тишина теперь была страшнее любого рева.
Глава 6: Ночь, когда монстры выиграли
Тишина длилась ровно три секунды. Потом погас свет. Аварийное красное освещение, тусклое и зловещее, залило коридоры, превращая стерильную белизну в подобие ада из дешевого хоррора. Где-то далеко, на верхних уровнях, все еще доносились приглушенные крики и звуки хаоса — реакция обычных людей на внезапный блэкаут. Здесь же, в глубине, царила мертвая, давящая тишина, нарушаемая только тревожным пиком сирен, которые теперь звучали глухо, будто под землей.
В своей мягкой комнате Элли замерла, прислушиваясь. Ее сердце стучало где-то в горле. Он сделал это. Он пробился.
Первым признаком того, что что-то пошло не по плану Грейвса, стал звук металла. Не грохот, а тихий, медленный скрип, словно гигантские усилия прикладывались к чему-то очень прочному. Он доносился из-за двери. Затем раздался оглушительный хруст, и дверь, представлявшая собой монолитный кусок закаленного сплава, вогнулась внутрь, как фольга. Из-за ее края потянулись струйки едкого дыма.
Элли отпрянула к дальней стене, глаза расширились от ужаса и предвкушения.
Дверь сорвалась с петель с звуком рвущегося века и с грохотом упала на мягкий пол. В проеме, заполняя его собой до краев, стоял Халк.
Он был больше, чем она помнила. Гораздо больше. Красное аварийное освещение отбрасывало багровые блики на его могучее зеленое тело, подчеркивая каждую бугрящуюся мышцу. Пар клубился от его кожи в холодном воздухе помещения. Он тяжело дышал, и каждый выдох был похож на шипение перегретого двигателя. В его белых глазах не было слепой ярости. Там горел холодный, расчетливый, абсолютный гнев. Он наклонился, чтобы войти в комнату, его взгляд мгновенно нашел Элли.
Он протянул руку — не чтобы схватить, а открытой ладонью, в немом вопросе.
Элли, не раздумывая, сделала шаг вперед и схватилась за его палец. Его кожа была горячей, как асфальт летним днем, и грубой, как скала. Он аккуратно сомкнул пальцы, прикрывая ее с головой, и поднял ее, прижимая к своей груди, как драгоценность. В его объятиях было безопасно. Абсолютно.
— Держись, — прорычал он низким, дребезжащим басом, который она почувствовала скорее вибрацией, чем услышала ушами.
Он развернулся и двинулся по коридору. Его шаги были не безумным бегом, а неторопливой, неумолимой поступью охотника, знающего, что добыче не скрыться.
По всему комплексу завыли новые сирены — сирены тревоги. Из перекрестков коридоров высыпали охотники в черной тактической форме. Их оружие щелкало, заряжаясь.
— Остановить образец! Нельзя подпустить его к главной шахте лифта! — кричал чей-то голос.
Первая очередь из странных пуль с голубыми трассерами ударила Халку в грудь. Они отскакивали от него, оставляя легкие следы дыма. Он даже не замедлил шаг. Он просто швырнул в группу охотников кусок сорванной двери, которую все еще держал в другой руке. Они разлетелись, как кегли.
Вторая группа попыталась выстрелить сбоку. Халк повернулся, прикрывая Элли своим телом, и рявкнул в их сторону. Акустическая волна была такой силы, что выбила из рук оружие и отшвырнула их к стенам.
Он не искал боя. Он шел к цели. К выходу. И никто не мог его остановить.
Внезапно из репродукторов снова раздался тот самый ненавистный гул. «Эмо-эмиттер». Но на этот раз он звучал слабее, прерывисто. Халк лишь на мгновение зажмурился, стиснул зубы и… зарычал в ответ. Его собственный рык, низкий и яростный, погасил внешний звук, заглушил его своей чистой, физической силой. Он показал им, что их контроль — иллюзия.
Он дошел до главного лифта. Двери были заблокированы, панель управления темна. Халк посмотрел наверх, на стальной потолок шахты. Он отпустил Элли, поставив ее за своей спиной.
— Закрой уши, — предупредил он.
Он встал в полный рост, уперся мощными ладонями в потолок и начал давить. Металл застонал, затем затрещал. Сварные швы лопнули с громкими хлопками. С потолка посыпалась изоляция и пыль. С оглушительным ревом Халк выломал целую секцию потолка лифта, открыв путь наверх, в ночь.
Лунный свет и холодный воздух хлынули в подземелье. Где-то вдали все еще виднелись огни празднующего городка.
В этот момент из затемненного коридора вышел доктор Грейвс. Он был бледен, но собран. В его руке был не пистолет, а маленький пульт.
— Остановись, Бэннер! — крикнул он. — Или я активирую протокол «Клеймо». Ты выйдешь на поверхность, но каждый человек в радиусе мили умрет от дозы радиации, которую ты сейчас излучаешь. Ты станешь настоящим монстром для всех, кого мог бы защитить.
Халк медленно повернулся к нему. В его глазах не было ни страха, ни сомнения. Был лишь бесконечный, бездонный презрение.
— Халк… не Бэннер — прогремел он. — И Халк… не убийца. Люди… слабые. Ты… использовал их. Как использовал девочку. Халк… сильный. Чтобы защищать.
Он сделал шаг к Грейвсу. Тот в ужасе отступил, нажимая на кнопку пульта. Ничего не произошло. Датчики, которые должны были активировать распыление радиации, были разрушены вместе с потолком.
— Твой контроль… сломан — сказал Халк, наклонившись над ним. — Как и твоя игрушка.
Он не стал его убивать. Он просто чиркнул пальцем по пульту в руке Грейвса, превратив его в груду искрящегося мусора. Затем развернулся, снова аккуратно взял Элли и, пригнувшись, мощно прыгнул из шахты лифта на поверхность.
Они приземлились на окраине городка, на пустыре. Воздух был свеж и пах осенью и жженым сахаром. Отсюда было видно, как дети с фонариками-тыковками бегают между домами.
Халк поставил Элли на землю. Он выглядел огромным и нереальным на фоне идиллического пригородного пейзажа. Он посмотрел на нее, и его ярость окончательно утихла.
Элли кивнула, вдруг понимая, что дрожит. Не от страха. От переизбытка чувств. Она полезла в карман своих фиолетовых лосин и вытащила тот самый смятый шоколадный батончик.
— Держи, — прошептала она, протягивая ему. — Обещанное угощение.
Халк посмотрел на крошечный батончик в ее руке, затем на свое гигантское зеленое запястье. Он фыркнул — звук, похожий на скалу, катящуюся с горы. Осторожно, кончиками двух пальцев, он взял угощение.
— Спасибо — сказал он, и это слово прозвучало на удивление мягко.
Он повернулся, чтобы уйти. Его фигура начала уменьшаться, зеленый цвет бледнеть. Через мгновение на траве, прислонившись к дереву, сидел Брюс Бэннер. Он был бледен, истощен и дрожал от усталости. В его руке был шоколадный батончик.
Он посмотрел на Элли и слабо улыбнулся.
— С Хэллоуином, — хрипло сказал он.
— С Хэллоуином, — ответила она.
Он кивнул, потом поднялся и, пошатываясь, заковылял прочь, в сторону леса, растворяясь в тенях.
Элли осталась стоять одна. Где-то под землей бушевала тревога, которую никто, кроме нее, не слышал. Где-то там остался сломанный человек в белом халате и его сломанная мечта о контроле.
Она развернула второй батончик, который нашла в кармане, и откусила. Она смотрела на огни городка, на смеющихся людей, которые и не подозревали, какие настоящие монстры сражались сегодня за них в темноте.
Она поняла, что монстры бывают разные. Одни становятся на одну ночь. Другие прячутся внутри всегда. А самые сильные — те, кто используют свою силу, чтобы защищать. Даже если те, кого они защищают, никогда не скажут им спасибо.
В эту ночь добро победило. И Элли была единственной, кто знал об этом. Она повернулась и пошла домой, ее зеленые от краски губы растянулись в улыбке.