Ричард Марсинко. Воин-разбойник. Часть 2. Глава 14. Начало

Глава 14
Я перевез Кэти Энн и детей обратно, в Вирджинию-Бич, купил новый дом, устроил их и записал в школу, а затем поехал на север, чтобы начать восьмимесячное обучение в школе шпионов в Вашингтоне. Посольские атташе — будь они направлены к союзникам или противникам, обучаются как шпионы. Разница в том, что мы следим за союзниками более тонко, чем за противниками. И в отличие от офицеров разведки из ЦРУ, которые работают тайно под дипломатическим прикрытием, существует общее понимание среди стран что военные атташе — это прежде всего, сборщики разведданных, сообщающие обо всем что видят в свою штаб-квартиру.
И вот мы с коллегами изучали деликатное искусство шпионажа. Нас учили таким основам, как правильно сделать снимок и затем самим проявить пленку.
Мы научились превращаться в ходячие дихотомии — улыбка с одной стороны, ножи с другой, сохраняя при этом со всеми сердечные отношения. Действительно, инструктора потратили много времени на то, чтобы научить нас выживать в различных социальных ситуациях. Нас учили как напоить других и при этом оставаться трезвыми. Нас учили делать осторожные заметки (они делаются путем записок огрызком карандаша на маленьком листке бумаги, спрятанном в кармане брюк. Мне всегда казалось, что это слегка напоминает почесывание своих яиц). Мы были обучены тонкостям подхалимажа и вытягивания информации из коллег-атташе. Нас приучили к тайным радостям распространения дезинформации.
Мне дали ускоренный курс по ЭлРа — электронной разведке — чтобы я знал, какие антенны искать в полевых условиях. Я изучал расшифровку фотографий и научился определять, что перевозят корабли, анализируя контейнеры на их палубе.
И конечно, мы обучались искусству и ремеслу мемконского письма. Мемконы — это товарный запас дипломатического набора. Это слово акроним из MEMorandum of CONservation (записка о переговорах). И если вы когда-либо говорили с дипломатом или шпионом в официальной обстановке, ваши реплики вероятно были записаны на бумаге и лежат где-то в справочной папке.
Чтобы отточить наши новообретенные таланты, мы занимались бесконечными упражнениями, пытаясь вытянуть друг у друга информацию, устраивали вечеринки в баре офицерского клуба ВМФ в Анакостии, чтобы посмотреть, кто может оставаться самым трезвым, выезжали в сельскую местность Вирджинии, чтобы тайно сфотографировать загородные поместья.
После школы шпионов я втиснул шесть месяцев изучения французского языка в шестнадцать недель; привел в порядок домашние дела; реквизировал вкусняшки SEAL из Второго отряда, чтобы отправить их в Пномпень; и улетел на славный Восток, не испытывая никаких угрызений совести, оставив Кэти Энн и детей позади. Во-первых, это будет опасное задание. Пномпень был зоной боевых действий, так что военно-морской флот не был заинтересован в том, чтобы иждивенцы сопровождали тех, кто там служил. Во-вторых, я играл папу и мужа дома в течении четырех последних лет — и довольно успешно. Теперь настала очередь Кэти Энн взять инициативу в свои руки и позволить мне делать мою работу.
У нас всегда был традиционный дом, в котором я работал на полную ставку офицером ВМФ, а Кэти Энн была матерью и домохозяйкой. Это ее устраивало — она сама на этом настаивала — и меня тоже.
Мы взяли один длинный уик-энд перед моим отъездом — для похода в Западную Вирджинию. Это был идеальный уик-энд: ясное небо, прохладные вечера и закаты, которые словно сошли с рекламы Кодака. Я готовил гамбургеры и хот-доги, мы ели печеные бобы и салат из капусты, а потом сидели у палатки, наблюдая, как угасает огонь и осматривали небо, в поисках падающих звезд. Позже, дети забрались в свои спальные мешки и заснули. Мы с Кэти сидели на улице и выпили по паре кружек пива.
Я ткнул большим пальцем в сторону спящих детей.
- Я буду скучать по ним.
- Они тоже будут скучать по тебе. Они только познакомились с тобой, а теперь ты снова уезжаешь.
- Эй — потерянные дети это часть того, что значит быть бойцом SEAL/
- Бывают времена, Дик, когда твое существование как бойца SEAL начинает нас всех раздражать.
- Это то, что я есть Кэти — то, что я делаю.
У меня была только одна забота при назначении в Камбоджу: назначение на этот пост на один-два года вытеснило бы меня из бюрократической цепочки, ведущей к возможности получения командной должности. До того, как я покинул штаб COMPHIBTRALANT, командующий Командованием поддержки десантных операций Атлантического флота в Норфолке, адмирал Мур, вышестояший по бумажному следу относительно COMPHIBTRALANT, дал мне выдающуюся характеристику. «Лейтенант Марсинко — один из самых многообещающих молодых офицеров, которых я знал, с большим потенциалом для военно-морской карьеры» - писал он. «В порядке продолжения своего развития, рекомендуется что бы он был рассмотрен для командования отрядом SEAL, после завершения его аспирантуры в Монтерее. Он рекомендован для ускоренного продвижения по службе».
Командовать отрядом SEAL? Для меня это звучало хорошо.
Честно говоря, я никогда не думал, чтобы стать командиром отряда SEAL – или любого другого отряда, если уж на то пошло. Командование частью была работой для выпускников Академии, или офицеров запаса флота, которые процветали на бумажной работе. Это была работа для стариков, а не для молодых воинов как я. Кроме того, в глубине моей души, я все еще был Чудиком, парнем, который добровольно отказался от средней школы и завербовался во флот, потому что это был один способов выбраться из тупика моего существования в Нью-Брансуике.
Но после Вьетнама, когда моя просоленость была уменьшена такими адмиралами как Пит и Снайдер, я начал исследовать варианты, о которых никогда не думал. Было очевидно, что флот станет моей жизнью. Но теперь, когда за плечами у меня было штабное назначение, а на стене висел диплом колледжа, мой карьерный путь мог действительно сделать неожиданный поворот к старомодному «конусу» командира. Это меня до чертиков обрадовало.
Проблема была в том, что люди, с которыми мне предстояло соревноваться, потратили больше времени на то, чтобы набрать очки, чем я. Я все еще был очень молодым капитаном 3-го ранга. Я не проводил время в Группе Один по специальным методам ведения войны, или Группе Два по специальным методам ведения войны, мне не поручали проводить регату SEAL в Коронадо, или организовать олимпийскую команду ВМФ по бобслею. Что еще более важно, назначение в Пномпень сделало бы невозможным для меня получение очень важного назначения на должность старшего помощника командира.
Старший помощник командира — старпом на флотском жаргоне — это оперативные офицеры подразделения, менеджеры по кадрам и главные планировщики. Вам нужны три лодки на воде в 14.25? Обратитесь к старпому. Нужны восемь добровольцев для какой-то грязной работы? Обратитесь к старпому. Ваш командир - новый мудило и вы хотите от него избавиться? Поговорите со старпомом. Старпом изучает, как думает командир, затем предвидит, что ему понадобится и выполняет работу еще до того, как командир об этом скажет. Они также являются советниками командира — единственным человеком, с которым командир может поговорить и — надеюсь — получить от него честное мнение. Великий старпом может создать подразделение. Не такой уж великий, может навредить.
Однако у меня не будет шанса стать ни тем, ни другим. Я прибыл в Пномпень в сентябре 1973 года, с удовольствием вдыхая резкий азиатский воздух, наполнявший мои ноздри. Город представлял собой невероятную смесь третьего мира и французского колониализма. Я опустил стекла посольской машины, которая встретила меня в аэропорту и глубоко вздохнул.
Камбоджиец-водитель вытянул шею, чтобы взглянуть на меня.
- Vous etes officier de marine? (Вы морской офицер? фр.)
- D’accord (Правильно. фр.), - сказал я. - Прямо в точку.
Я указал на «Будвайзер» у себя на груди.
- Je suis un phoque (Я «тюлень». фр.) - я из SEAL.
Я выглянул в окно. Я увидел реку с ее паромами и плавучими ресторанами. Вдали виднелся Серебрянный дворец. Пыльные улицы были запружены людьми, красивыми, смуглыми дружелюбными людьми.
- Oui, je suis un officier phoque (Да, я офицер «тюленей»), - повторил я опять.
Я громко рассмеялся.
- И я не могу дождаться встречи с «тюленями»!
Жизнь оказалась лучше, чем я ожидал. Вместо комнаты в казарме или холостяцкой офицерской квартиры, мне выделили двухэтажный дом с садом в четверть акра, наполненным тропическими цветами и сотнями орхидей. В доме были большие комнаты с белеными стенами — идеальное место для приемов. Там был Соан — слуга один-за-пятерых, и водитель — Пак Бан — и через месяц после того, как я устроился, появилась команда племянников и племянниц, а также других родственников, которые довели мой штат за полдюжины. Какого черта — цифры не имели значения. Я дал Сотану пачку денег и велел одеть всех одинаково. Я одел девочек в черные саронги, а мальчиков — в черные брюки и белые рубашки. В качестве завершающего штриха я одел на них белые флотские жилетки, на которых была вышита золотом только что утвержденная в качестве официальной эмблема «Будвайзер» (Орел, пистолет, якорь и трезубец).
Я был в деле. Или мне так казалось.
Я отправился нанести визит вежливости коммодору Вонгу Саренди, командующему военно-морским флотом Камбоджи и был возвращен к реальности. Во-первых, мой тщательно изученный французский был практически бесполезен. Камбоджийцы говорили на своем собственном французском языке, почти так же, как гаитяне говорят на своем. Поэтому, хотя я заикался изо всех сил, но в основном мне приходилось говорить по английски. Во-вторых, командующий держался со мной на расстоянии, даже холодно.
В посольстве, позже в тот же день, я узнал почему. Офицер, которого я заменил, был капитаном 2-го ранга - a capitaine de fregate. Я был всего лишь a capitaine de corvette - капитаном 3-го ранга.
Итак, командующий разволновался насчет того, что США не позаботились о том, что бы послать к нему самого лучшего, и он воспринял это как дипломатическое оскорбление. Да и черт с ним — он никогда до этого не встречал бойцов SEAL. Посольство располагалось в большом белом здании в одном квартале от реки. Он был окружен кованой железной оградой, увенчанной колючей проволокой — легкая цель для «красных кхмеров», подумал я, въезжая в ворота.
В резиденции посла не было, поэтому я связался с заместителем главы миссии, или ЗГМ, Томом Эндерсом. Эндерс, протеже Генри Киссинджера, представлял собой внушительную фигуру. Он был ростом около шести футов восьми дюймов, с длинными серебристо-серыми волосами, зачесанными назад за ушами и толстыми, как донышки у бутылок «Кока-колы» линзами очков. Выходец из знатной семьи Коннектикута, получивший образование в Йеле, этот человек выглядел так, словно он был рожден для ношения костюмов в тонкую полоску.
Он бросил на меня поверхностный взгляд и объяснил ситуацию раскатистым аристократическим басом. Первое: коммунистические отряды «красных кхмеров» в основном контролировали сельскую местность - раз, так что все, что доставлялось правительству, от пуль до риса и мыла, они получали по реке — два, парень которого я заменял, был то, что надо, но не слишком много сделал для улучшения ситуации — три. Ситуация была проста — кхмерский флот был в значительной степени неэффективен в предотвращении нападений «красных кхмеров» на конвои снабжения, которые шли вверх по реке из Южно-Китайского моря. Четвертое: число террористических атак в Понмпене за последние шесть месяцев увеличилось в два раза, что не слишком способствовало укреплению морального духа и общественного доверия.
- Что-нибудь еще?
- Конечно, капитан 2-го ранга — исправьте это.
Айе, черт возьми, айе, сэр. Так я и думал. Я прикусил язык.
- Мы попробуем, сэр.
Вообще-то, мне нравился Эндерс. Он не был ежедневно выжидающим, запискописательным слабоколенным диплодинком из Госдепартамента, который сдавался при малейшем намеке на угрозу. Эндерс никогда не отступал от драки. Он понимал необходимость тайных операций и войны нетрадиционными методами. Он постоянно давил на камбоджийцев, стараясь подготовить их к решительному нападению на «красных кхмеров».
Исправить это? Окай. Я быстро выработал свой распорядок. Я вставал в 5.00, ехал в штаб-квартиру ВМФ Камбоджи и получал сводку разведданных о операциях за прошедший день и планах на текущие операции, в 7.30 шел в посольство, брал кофе и докладывал Эндерсу. Потом я отправлялся домой, часок тренировался, приводил себя в порядок и возвращался в штаб флота. Я оставался там весь день, наблюдая и слушая, или отправляясь на патрулирование реки. Ранним вечером я возвращался к себе на виллу, чтобы поужинать, вздремнуть часок, а затем около 22.00 возвращался в штаб, чтобы посмотреть, как они справляются с ночными операциями. Если камбоджийцы проводили операцию — а это случалось почти каждую ночь — я следовал за ними по пятам, чтобы посмотреть, как они справляются. С 03.00 до 04.00 я дремал дома, а затем вставал, переодевался и снова возвращался в штаб кхмеров в 05.00. Я провел в Пномпене в общей сложности 396 дней.
В течении 291 из них, я был в бою.
Несмотря на мое неудачное начало с главкомом, я хорошо ладил с начальником оперативного отдела, энергичным офицером-кхмером по имени Ким Симанх, который хорошо говорил по английски и представил мне свободный доступ в его штаб-квартиру.
Даже главком — именно так все называли коммодора Вонга Саренди — после того как он три неделю наблюдал за моими приходами и уходами, внезапно решил, что ну да, он все-таки может говорить на английском. Однажды он подошел и обнял меня, и с тех пор не было ничего такого, чего бы я не получил от камбоджийцев, если попросил.
Я стал сотрудничать с кхмерами: я начал ездить на «пиберах», которые защищали конвои, показывая младшим офицерам-кхмерам — я звал их «минками», от Marine Nationale Khmer — как вести наступление против засад противника.
Как-то ночью я отправил вниз по реке два «пибера», зачистить место засады «красных кхмеров» примерно в двадцати пяти милях к югу от Пномпеня. Они обстреляли малый десантный катер недалеко от центра узкого русла реки Меконг.
Катер получил пробоину в двигательном отсеке на фарватере. Однако, затонул он лишь частично, так как внутренние отсеки, называемые коффердамами, все еще были заполнены воздухом. Таким образом, нос корабля выступал на четыре-пять футов над поверхностью реки, и когда движение замедлялось, чтобы его обойти, плохие парни открывали огонь с берегов реки, менее чем в ста ярдах. Очевидно, мы должны были подорвать катер.
Я объяснил Киму Симанху как я это сделаю. Я протяну линь вдоль киля, к которому прикреплю пару ранцевых зарядов. Когда я подорву оба ранца одновременно, они создадут то, что боевые пловцы называют «пузырьковым» зарядом, который поднимет весь МДКА на несколько футов над дном реки. Собственный вес судна приведет к тому, что корпус треснет и упадет обратно в ил. Треснувший корпус в свою очередь, выпустит весь воздух, оставшийся в коффердамах и судно красиво осядет на дно двумя или тремя частями. Я сказал ему, что это хрестоматийный пример операции UDT и прекрасная возможность для обучения молодых офицеров - «минков» и их людей.
Вернувшись на виллу Марсинко, я провел там пару часов, приводя в порядок свое снаряжение. Я обрезал взрыватели до нужной длины, сложил вместе детонирующие шнуры и соорудил капсюли-детонаторы. Затем я подготовил два запала, закатал их в презервативы и завязал концы, чтобы они оставались водонепроницаемыми. Это был старый трюк боевых пловцов. Мне был нужен только один запал для подрыва обоих ранцевых зарядов, но Эв Барретт научил меня всегда устанавливать их попарно.
- Ты, растудыть-затудыть-взатудыть, - ласково ворчал он — Вот что, черт тебя возьми, ты собираешься делать, растудыть его взатудыть, сидя на пятидесяти футах под водой, когда не сработает единственный запал, который ты взял с собой, растудыть-взатудыть? Отвечай, ты, долбанный мозгозаплесневелый говнюк, сфинктерогубый жопорукий чудик, Марсинко.
Единственный правильный ответ конечно был:
- Айе-айе, шеф, я установлю два запала, как ты любезно предлагаешь мне сделать.
Слуга номер один Сотан, критически наблюдал за тем, как я закатывал запалы в резинки.
- Вы сегодня ночью собираетесь трахи-трахи, мистер Дик? - спросил он.
- Bien sitr (можешь быть уверен, фр.). Я собираюсь хорошенько трахнуть «красных кхмеров», - сказал я, рассматривая свою работу.
- Засадить им как следует.
Сотан скорчил гримасу.
- По мне, так это пустая трата хорошей резины.
Это было как раз в конце сезона муссонов — ноябре — и ночи были настолько влажными, что вы промокали просто выйдя на улицу. Река была высокой. Мы покинули доки и водометы «пиберов» зарычали, когда старшины-кхмеры осторожно вывели их на стрежень.
Со мной были один камбоджийский капитан третьего ранга, два лейтенанта и двенадцать рядовых. Для меня было очень важно научить камбоджийских офицеров идти впереди. Это было в Камбодже проблемой — офицеры, как правило, оставались позади, позволяя своим солдатам вести подлые и грязные бои. Таким образом войны не выигрывают. Я решил уговорить их, несколько легкомысленно:
- Почему, — все время спрашивал я — Вы позволяете своим рядовым заграбастать все веселье?
Мы были и в пяти милях к югу от столицы, когда попали под обстрел. Первой реакцией офицеров был приказ развернуть катера обратно к городу. Я отменил приказ, запустил сигнальную ракету в направлении обстрела, ухватился за установленный на «пибере» крупнокалиберный пулемет и обстрелял береговую линию.
- Видишь? - я сделал знак старшему «минку» - Теперь ты.
Капитан 3 ранга кивнул мне, взялся за рукояти и выпустил длинную очередь.
Вражеская стрельба прекратилась. Я хлопнул его по спине.
Примерно через час мы остановились к северу от места засад. В джунглях было тих сегодня — никаких «красных кхмеров». По крайней мере, пока. Рулевой «пибера» указал на что-то в воде, примерно в ста ярдах от нас к югу. Я осветил его прожектором — тупой серый нос десантного катера высовывался из воды.
- Давайте подойдем поближе.
Мы остановились рядом. Я вылез из своего зеленого комбинезона и вытащил надувной жилет, баллоны и регулятор, маску, ласты, грузила и водонепроницаемый фонарь на длинном лине из нейлоновой сумки.
- Вы, ребята, подождите здесь.
Я влез в свое снаряжение, повесил на шею фонарь и пару ранцевых зарядов Mk-135, перевалился назад через борт и упал в воду. Течение оказалось сильнее, чем я ожидал и сорок фунтов взрывчатки, которые я тащил, тоже не очень помогали. Я подплыл к затонувшему катеру, привязал конец к его носу, погрузился и ощупью опустился по левому борту. Пока я держался одной рукой, а другой светил себе, мне пришло в голову, что «красные кхмеры» могли установить мины-ловушки внутри развалины. Гибель тебе, Подрывник.
Вода была непрозрачной — полной муссонного ила — и мне было трудно что-либо разглядеть. Я потянулся вдоль планшира, пока не достиг грязного речного дна, а затем обогнул десантный катер. Там, где широкая корма зарылась в грязь, я привязал конец, а затем прикрепил ранцевые заряды на расстоянии десяти футов друг от друга. Затем я вынырнул на поверхность и помахал рукой «пиберам», стоявшим в пятидесяти футах от меня. Я вытащил свой загубник.
- Брось мне линь!
Я вернулся на борт патрульного катера и объяснил, что я сделал.
- А теперь мы взорвем засранца.
Это было просто: я ныряю обратно вниз, прикрепляю водонепроницаемый таймер, устанавливаю его, возвращаюсь обратно на катер и смотрю как МДКА распадается на части. Базовые вещи для боевого пловца.
Вот только во время второго спуска меня поджидал мистер Мерфи. Во-первых, я порезал руку, когда спускался по килю МДКА. Ничего смертельного, но пришлось наложить швы, чтобы все исправить. Затем я обнаружил, что один из ранцевых зарядов оторвался и мне потребовалось пять минут, чтобы его найти. Затем я снова порезался о корпус. Все становилось сложнее, чем мне хотелось бы. Наконец, все было на своих местах. Я дважды проверил взрывчатку. Я еще раз проверил детонаторы. Я все перепроверил. Затем, я нажал кнопку инициатора на своем запале. Ничего не произошло. Я потянулся к второму запалу и дернул его. Этот сработал идеально. Спасибо, Эв Барретт.
Наконец я вынырнул, моя маска осторожно высовывалась из воды у носа МДКА, фонарик был маяком, так что «пиберы» могли меня видеть. Я установил задержку таймера на десять минут.
Пуля отскочила от металла в шести дюймах от моей головы.
Объявились чертовы «красные кхмеры». Я переплыл на другую сторону судна и стал искать свои катера. Их нигде не было видно — они включили режим мудаков и я поклялся, что убью кап-три «минков», если когда-нибудь доберусь до него. Затем раздался шквал звона и дребезга, звуков выстрелов и я снова нырнул в темноту.
Это было весело. В двадцати пяти футах подо мной находилось сорок фунтов взрывчатки C-3, настроенных на взрыв через семь минут.
«Красные кхмеры» палили по мне с обоих берегов и мои чертовы «пиберы» уже свалили.
Казалось, прошла целая вечность, прежде чем я услышал рычание водометов на поверхности — я выскочил как пробка, помахал им фонарем и не обращая внимания на вскипающую от выстрелов поверхность воды, поплыл ка летучая мышь из ада.
Я ухватился за свисающий конец, подтянулся к борту, поднялся и перевалился через планшир.
- Уматываем отсюда — сейчас рванет!
Я не думаю, что мы отошли на двести ярдов, когда взорвались заряды — водяной гейзер залил «пибер» и ударная волна подняла мой катер в воздух.
Когда я вернулся, Ким Симанх был штаб-квартире. Он посмотрел на мою окровавленную грязную одежду и угрюмое лицо.
Он искоса взглянул на меня.
- Плохой день в офисе, капитан третьего ранга?
Я пару дней не ходил на катерах. С меня было довольно.