Ричард Марсинко. Воин-разбойник. Часть 2. Глава 20. Продолжение

Дожди рано пришли в Ливан в 1982 году, было сыро и холодно, когда я пробирался через переполненный международный терминал аэропорта Бейрута, одетый только в легкую куртку и свитер с высоким воротом. Я перекинул рюкзак через плечо, взял в руку дорожную сумку и позволил людскому потоку нести себя к таможне и иммиграционным стойкам.
Я летел из Норфолка в Вашингтон, из Вашингтона в Нью-Йор, из Нью-Йорка в Париж. Я переночевал в Париже и ухватил немного праздничного веселья — я никогда так и не узнал ее имя, но она была вьетнамкой и очень красивой — потом встал в пять утра и взял такси до аэропорта Орли, расположенного в получасе езды к юго-востоку от города, откуда ночным рейсом «Мидл Ист Айрлайнс» отправился в Бейрут. Я путешествовал налегке: ручная кладь и маленький пистолет .380 калибра, который было легко спрятать, когда я проходил через металлодетектор.
Наше оборудование связи, тяжелое оружие и специальные вкусняшки путешествовали с Дюком, Ларри, Фрэнком и Малышом Ричи. Им предстояла самая легкая поездка: рейсом командования ВВС из авиабазы Сигонела на Сицилии, спокойная ночь с холодным пивом, а затем ранний утренний воздушный перелет на борту военно-морского самолета С-2 «Грейхаунд», который доставил их на летную палубу авианосца США «Индепенденс» недалеко от ливанского побережья. Оттуда мой квартет бойцов SEAL должен был проникнуть на берег вместе с отрядом морской пехоты. Потом они переоденутся, затеряются в толпе и отправятся на север в город. Я должен был забрать их вместе с багажом снаружи у терминала аэропорта через семьдесят два часа.
Пол, Скачки, Пыжик и Змей должны были вылететь в Амстердам, а оттуда поездом до Афин. Они пробудут там пару дней, чтобы убедиться, что они «чисты», а затем полетят на Кипр, где сядут на паром до Бейрута. Через восемьдесят четыре часа они будут на Музейном перекрестке — одном из немного мест, где можно пройти между Восточным и Западным Бейрутом, не попав под обстрел. У Еврея, Хо-хо-хо и Пальца был самый окольный и опасный маршрут: Лондон, Париж, Франкфурт — и Дамаск. Оказавшись в сирийской столице, они возьмут такси и отправятся в Бейрут по суше, а затем поселятся в отделе «Саммерленд», расположенном на пляже к северу от аэропорта.
В этом конкретном боевом патруле я был передовым дозорным. Я действовал в одиночку, в течении дня или около того, изучая местность, организуя транспорт, подыскивая подходящие безопасные дома и наблюдая за… чем угодно. Я улыбнулся усатому чиновнику, который поставил мне штамп в паспорте. В моем ирландском паспорте была аккуратно сложена пастельно-розовая с желтым пятидесятифунтовая ливанская банкнота, прежде чем я прошел иммиграционный контроль. Теперь у меня была двухмесячная виза, а пятьдесят фунтов исчезли.
- Шукран — спасибо тебе.
- Ауфван — добро пожаловать.
Я поднялся по трапу к наружным дверям. Казалось, снаружи были беспорядки, но это была обычная суета, естественная для аэропортов третьего мира от Каира до Карачи. Разница в Ливане заключалась в том, что здесь все были вооружены до зубов.
Трое таксистов подрались из-за меня и я сдался победителю, невысокому темноволосому человеку с единственной густой бровью и кривой улыбкой под плохо починенной заячьей губой. Он повел меня к тому, что когда-то могло быть «Шевроле». Я пошел вперед, глядя, как он скачет передо мной поводя плечами. Мы подошли к машине. Он помолчал. Он повернулся. Массивная бровь приподнялась почти на целый дюйм.
- Куда двигаемся?
- Отель «Коммодор», Игорь.
Он показал мне большой палец.
- Сахафа — пресса? Журналист?
- Да. Сахафа. «Ирландский Ежедневный Флагшток». Слышал о таком?
Я наблюдал как он одарил меня, как я предположил, насмешливым взглядом.
- Нет, мистер.
- Ничего страшного, никто не слышал.
Я забрался на пассажирское сиденье, бросил багаж на заднее сиденье и с трудом захлопнул дверцу.
- Как тебя зовут, хабиби?
- Хабиби? Вы говорите по арабски?
- Нет, только несколько слов. Я могу сказать тебе, чтобы ты пошел на хер и спросить где писсуар.
- Этого достаточно.
Шофер повернулся ко мне и его улыбка стала еще более нелепой из-за состояния его губы. Он тронулся с места, не обращая внимания на поток машин по обе стороны от нас.
- Зови меня Абу Саид, хабиби. Саид Абу Саид.
Он покачала головой, потянулся назад и похлопал по моему багажу.
- Да, хабиби — пожалуйста, не делай так — это вводит в соблазн. Положи их себе под ноги, пожалуйста.
Я как следует уложил свой багаж, когда такси опасно вырулило из аэропорта. Мы миновали два ливанских блокпоста и двинулись на север по разделенной дороге, ведущей в город. Два «Вольво», которые казалось, устроили гонку в сотне ярдов впереди нас, внезапно отскочили друг от друга. Один из них опасно вильнул, развернулся на 180 градусов и съехал на обочину шоссе. Другой «Вольво» свернул на обочину и резко затормозил. Оба водителя вышли, размахивая пистолетами. Абу Саид вдавил педаль в пол и промчался мимо перестрелки. Добро пожаловать в Бейрут.
Нам помахали при проезде через контрольно-пропускной пункт морской пехоты, где дежурили ребятишки с румянцем во всю щеку, с незаряженными М16. Одно из идиотских «правил открытия огня», которые были продвигали бюрократы в Вашингтоне было то, что морским пехотинцам не разрешалось защищать себя. Я оглянулся через плечо. Они были легкой добычей. Я обернулся и увидел перед собой городскую россыпь разбомбленных, выпотрошенных руин.
- Бурдж аль-Бараджне — палестинский лагерь, - объяснил Абу Саид, когда мы проезжали мимо. - Израильтяне не любят.
На перекрестке он свернул налево, а затем вскоре свернул направо, объехав то, что осталось от транспортного кольца. Вывеска на здании слева от меня гласила, что мы только что миновали кувейтское посольство. Теперь мы миновали что-то похожее на футбольный стадино.
- Спортивный центр — объяснил он. - ООП использовала его для вооружений. Израильтяне бомбят — сирийцы стреляют из танков. Все — ка-бу-у-м.
Мы проехали дальше. Справа от меня дома, сплющенные как оладьи, загромождали ландшафт.
- Лагерь «Шатила» - пояснил водитель. - Ататоефк — фалангисты…
Он провел пальцем по горлу.
- Убили здесь много палестинцев.
Мы свернули налево, потом направо, потом налево, следуя небольшой дороге в жилом районе, вдоль которой стояли припаркованные машины и жилые дома, которые, казалось, пережили войну без особого ущерба. Мы снова повернули и передо мной внезапно открылось удивительное пространство зелено-голубого Средиземноморья; прямо по левому борту. Даже при всех разрушениях вид был впечатляющим — это, должно быть, был невероятный город, прежде чем ливанцы решили совершить национальное самоубийство. Я сел поудобнее и расслабился. Через несколько сотен ярдов кабину сотряс оглушительный грохот и дрожь, за которыми почти сразу же последовал опасный взрыв, где-то позади нас. Я обернулся и увидел коричнево-черный дым, поднимающийся из жилого района, который мы только что покинули.
- Что это было?
Абу Саид свернул на тротуар и остановился. Он вышел из машины и оглянулся на дым.
- Бомба в машине, - сказал он, как ни в чем не бывало. - Опасно.
- Ни хрена себе.
Он вернулся в кабину, сгорбился над рулем, захлопнул дверцу и включил передачу.
- Ни хрена себе, хабиби.
Мы пробирались вверх по крутой узкой улице, которая прорезала городской каньон на склоне холма, а затем слалолом шла вниз по другой стороне, проскальзывая между пешеходами и припаркованными автомобилями, когда пара пожарных машин, завывая сиренами, мчалась в противоположным направлении, не обращая внимания на встречное движение. Затем появился еще один, более крутой холм. Наконец, задымив радиатором, такси с хрипом подъехало ко входу в отель. Я дал Саиду Абу Саиду сто ливанских фунтов. Он поклонился и усмехнулся.
- Шукран хабиби. Пусть у Вас будет хороший отдых — и мирный.
- Спасибо, - сказал я Абу.
Я наклонился, чтобы поднять свой багаж.
- Мне понадобится водитель на несколько дней. Ты свободен?
Он утвердительно кивнул.
- Триста американских долларов в день — и еще пятьдесят долларов каждый раз, когда мы пересекаем Зеленую линию под огнем.
Я протянул ему руку.
- Двести пятьдесят в день — и по пятьдесят, когда мы пересекаем Зеленую линию под огнем, не получив ни одного ранения.
Он рассмеялся.
- Сказано и сделано. Мне подождать тебя, хабиби?
- Нет, увидимся завтра в восемь утра. Сегодня я хочу устроится, а потом пойду осматривать пешком достопримечательности.
Я подхватил свои сумки, вошел в вестибюль «Коммодора» и бросил их на пол у регистрационной стойки.
Впереди и слева от себя я увидел уютный бар из красного винила и стеклянную дверь, ведущую к тому что казалось двором и бассейном.
У «Коммодора» была международная репутация. Это была журналистская гостиница в стиле Старого света, рай для расходных счетов. Счета из бара оформлялись как «прачечная», счета из ресторана - «услуги телекса» или «междугороднего телефона». То же самое можно было проделать с золотом или драгоценностями — можно было их купить для гостей и вставить в счет за проживание. Даже винный погреб был знаменит: сомелье «Коммодора» мог поставить почти что угодно — лишь бы успели напечатать этикетку.
Я зарегистрировался, бросил свои сумки в обшарпаной комнате с окнами на задний двор, зашел в бар, выпил пару «Бомбеев» и вышел прогуляться.
Из «Коммодора» я вышел на Хамра-стрит, торговое сердце Западного Бейрута. Французские десантники патрулировали тротуары, прогуливаясь парочками с автоматами на шее. Их присутствие, должно быть, успокаивало: Хамра-стрит гудела. Машины и такси пронзительно сигналили непрерывной какофонии кошачьих воплей. Лавочки фаст-фуда оживленно торговали жареными цыплятами с хрустящей корочкой, шавермой и фалафелем.
Стойки с напитками выдавали фраппе. Лавочники, давным давно покинувшие свои лавки из-за бомбежек и обстрелов, выкладывали свои товары и занимались торговлей прямо на тротуаре.
Несмотря на мирную деятельность, кучки молодых людей в джинсах, кожаных куртках и с не слишком хорошо спрятанном оружием, слонялись вокруг различных жилых домов и витрин магазинов, испуская те же самые флюиды, которые я ощущал наблюдая за мистером Чарли в дельте Меконга более десяти лет назад. Я купил эклер в кондитерской и был поражен, увидев в подвале нечто похожее на фабрику по производству бомб, когда дверь подвала магазина приоткрылась. Обрывок информации встал на место. Бейрут был точно таким же, как Вьетнам, где мирная хижина часто скрывала вход в тайник с оружием в секретном туннеле под ней. Окай, ливанец — погибель тебе. Человек-Акула прибыл.
С помощью карты я проложил себе путь к Американскому университету, побродил вдоль ворот и стен, затем медленно прошел мимо бетонных развалин, где кустами росли бугенвили, а изредка попадались уличные кошки, тощие и злобные, и вприпрыжку припустился к берегу — на Авеню-де-Пари, где семиэтажное американское посольство выходит к морю.
Я прошел мимо посольства, реликта тех дней, когда посольства были открыты и не охранялись, подобно публичным библиотекам, задержался на несколько минут, чтобы посидеть и полюбоваться безжалостным ветхозаветным небом, бескомпромиссным и упрямо синим, а затем продолжил свою прогулку. Не потребовалось много времени чтобы понять, что охрана посольства в козлиной заднице. Вдоль подъездной дорожки были навалены мешки с пескам, чтобы уберечься от выстрелов с улицы. Но если бы террористы вышли на незащищенную подъездную дорожку с машиной, груженой взрывчаткой, взрыв будет направлен прямо в посольство, а не отклонен от него. И к парадному входу мог подъехать любой: не было никаких мощных барьеров, чтобы не пропускать машины, только легкие барьеры и бочки из-под топлива, набитые песком. Большинство ливанских охранников снаружи были вооружены пистолетами, но ничего более мощного. Морпехи и их дробовики были внутри, где они были нужны меньше всего.
Остаток дня я бродил по улицам, изучая местность между посольством и отелем, ища квартиры, которые мы могли бы использовать как убежище. Проблема была в том, что я не мог прочитать надписи на арабском «Сдается» или что они были вообще. Сумерки наступили рано, сразу после 16.30, и когда на улицах стало темно, я вернулся в «Коммодор» и его дружелюбный бар. Поднявшись в номер я тщательно проверил свой багаж: его уже обыскали. Это было нормально — в нем не было ничего, что могло бы рассказать кому-либо обо мне, кроме того, что у меня не было бритвы, мои книги в мягких обложках были британскими изданиями и у меня был чистый репортерский блокнот. Спустившись вниз я даже не успел сесть на табурет, как бармен уже поставил передо мной двойной «Бомбей» с камнями. В моем номере, возможно были грязные потертые ковры, паршивая сантехника и откидная кровать, но бар был строго на пять звезд. Все дело в приоритетах — а у «Коммодора» были свои приоритеты.
Абу Саид сидел перед отелем в восемь часов следующим утром, его мотор громко стучал. Я прыгнул на переднее сиденье.
- Йалла, пошли.
- Куда?
- Кофе. Отведи меня в лучшую кофейню, которую ты знаешь.
- Будет сделано, хабиби.
Абу Саид влажно улыбнулся сквозь усы, нажал на акселератор и покатил вниз по склону холма к набережной.
Мы ехали на юг по Прибрежной дороге к Халде. Ехали — это очень мягко сказано. Абу Саид водил как боец SEAL. Шоссе было дорогой с раздельными полосами и всякий раз, когда поток на юг был для него слишком медленным, он перескакивал разделитель, включал свои фары, жал на клаксон и вел по встречной северной полосе, делая обходные маневры, петляя по обочине и меняя полосу, когда легковые машины и грузовики сворачивали, чтобы уйти с нашего пути. Примерно в шести кликах к югу от аэропорта, он свернул на изрытую колеями грунтовую дорогу, проскочил еще половину клика и с визгом остановился перед маленьким безымянным магазинчиком, окна которого были прикрыты двойным слоем мешков с песком.
- Лучший кофе в Бейруте. Кофе моего кузена.
- Потрясающе. Теперь, Абу Саид, будь так добр, присоединись ко мне. Мне нужна твоя помощь и твой совет.
В тот день вездесущий Абу Саид помог найти мне две квартиры: одну для моего «новостного агентства», вторую для моих «фотографов» и «техников», которые должны были прибыть на следующий день. Я заплатил аренду за месяц, плюс еще за один месяц в виде бакшиша, всеохватывающем подкупе-подмазывании-ускорении-халяве-чаевых, которые смазывают колеса по всему Ближнему Востоку и завладел двумя связками ключей. Я выписался из «Коммодора» и бросил свои сумки в большей из двух квартир. И я нанял еще одного из бесчисленных кузенов Абу Саида в качестве второго водителя. Это дало нам два псевдо «Шевроле» и двух усатых водителей, по имени Абу Саид, поэтому я быстро начал называть одно «Такси Альфа» и второе «Такси Браво».
К закату третьего дня команда прибыла в аэропорт целой и невредимой. Я захватил Дюка, Ларри, Фрэнка и Малыша Ричи из аэропорта, подобрал Пола, Змея, Пыжика и Скачки на Музейном перекрестке и отправился в отель «Саммерленд», который находился недалеко от пляжа к западу от «Шатилы», где нашел Еврея, Хо-хо-хо и Пальца, державших оборону в баре. Мне потребовалось почти два часа, чтобы отделить их от трех восхитительных молодых существ, которые хотели поехать с нами.
Конспиративные дома — вернее, конспиративные квартиры — не могли бы быть расположены лучше. Один из них, стоял на набережной, не далее чем в шестистах ярдах от американского посольства; четырехкомнатная квартира на третьем этаже выходила окнами на Средиземное море, на север, с видом на Джунию, опорный пункт христиан-маронитов. Вторая квартира находилась рядом с штаб-квартирой Детского фонда ООН.
Она была меньше, но уютнее. И давала нам хороший доступ к заднему входу в посольство.
Связь была важна. Группа Дюка привезла с собой несколько защищенных раций и мы организовали три отдельные сети. Одна из них обеспечивала связь между квартирами; другая, использующая миниатюрные передатчики, предназначалась для использования на улице. У нас была даже спутниковая тарелка и спутниковые телефоны, так что мы в случае необходимости могли связаться с ОКСО. Всегда настороже, Дюк принес новую игрушку — ручной шифратор. Чтобы использовать его, вы набирали шифрующий код, а затем записывали сообщение на пленку. Вы звонили по открытой линии — можно пользоваться телефонами-автоматами, гостиничными линиями, чем угодно — а потом проигрывали пленку. Принимающая сторона записывала сообщение на пленку и использовала тот же цифровой код для расшифровки сообщения.
Комбинации можно было менять ежедневно или даже ежечасно, если это необходимо.
Условия нашей работы были жесткими. Посольство знало, что сюда прибывает группа из ОКСО для оценки ситуации, но диплодинки из посольства не хотели иметь с нами ничего общего. С их точки зрения, охрана посольства была в полнейшем порядке и беспокоится было не о чем; это был веселый сезон, и фа-ла-ла, ла-ла-ла-ла.
К черту их — мы их спасем, несмотря ни на что.
Я разделил нас на пары. Пол и Дюк, Змей и Пыжик, Золотопыльные близнецы, Ричи и Хо-хо-хо, Еврей и я. Задача состояла в том, чтобы выяснить, существует ли террористическая угроза и если да, то как ей можно противостоять. Мы уже знали, что по морским пехотинцам вели снайперский огонь из трущоб шиитов, обращенных к аэропорту, так что я отправил Пола и Дюка на разведку района с одной стороны и Золотопыльных близнецов с противоположной, для оценки цели. Змей, Пыжик, Еврей и я сосредоточимся на посольстве. Две другие пары обычно выслушивали и вынюхивали, оценивая настроение в городе и пытаясь определить конкретные проблемные области.
Конкретные — чушь, весь город был проблемной областью. На следующее утро мы с Евреем отправились на тихую прогулку по аккуратно подстриженным дорожкам, проходившим через Американский университет Бейрута, находившийся позади посольства. У Еврея была камера с автофокусом, и для любого прохожего он был просто еще одним придурком, делающим случайные снимки. Однако то, что он на самом деле делал, было классической оценкой цели: создание визуального «повествования», показывающего насколько незащищенной была тыловая часть посольства, и как легко было ее взломать со всех сторон.
Мы гуляли, разговаривали и делали фотографии около часа, а потом решили найти место перекусить. Выйдя из маленькой лавки на Бхаази-стрит, Еврей повернулся ко мне.
- Улыбнись…
Он поднял камеру. Я помахал рукой.
- Привет мама.
Он резко отвернулся и мы пошли дальше по улице.
В мгновение ока шестеро подростков — четверо с пистолетами наизготовку и двое с АК-47 бросились на нас из переулка, что-то быстро бормоча по арабски, указывая на камеру Еврея и подавая нам знак остановится.
Еврей приготовился защищаться. Я остановил его движением брови — мы не хотели никаких неприятностей средь бела дня на людной улице. Я поднял руки и прислонился спиной к стене. Еврей сделал тоже самое.
- Что случилось? - я ободряюще улыбнулся бандитам.
Никакой реакции.
- Parlez vous franfais?
Один из детишек ответил мне на французском с сильным акцентом.
- Ты кто такой?
- Je suis journaliste. Сахафа, пресса.
Он перевел своим друзьям. Их это не впечатлило. АК нацелились на наши глотки. Я отметил, для протокола, что переводчики огня стояли на автоматическом, а детишки держали пальцы на спусковых крючках. Я попытался вспомнить, сколько фунтов составляет усилие, чтобы спустить курок АК. Я решил что это мелочь, которую я не хочу вспоминать.
Говоривший по-французски снова повернулся ко мне.
- Твой друг фотографировать секретный военный объект.
Я сказал Еврею, что он сделал.
- Стыдись, придурок — упрекнул я его.
Еврей опустил голову и что-то пробормотал себе под нос. Затем он вскрыл заднюю часть камеры, достал пленку, вытащил ее из кассеты, размотав весь рулон.
- Спроси их, все ли теперь в порядке — потому что если это не так, я собираюсь замочить этих козлов.
Франкоговорящий забрал пленку Еврея. Оружие было опущено.
- Что за объект нам попался? - спросил я.
Мальчик указал на на витрину магазина.
- Ополченцы жить здесь. Мурабитун.
- Это секретный объект?
Мальчик серьезно кивнул.
- Вся улица принадлежать Мирабитун.
- А соседняя улица? - я указал на запад.
Он помотал головой.
- Держать Амаль — шиитские ополченцы, - пояснил он.
- А там что? - я указал на восток.
- Одна улица Мирабитун, следующая улица — Сирийская национальная партия.
Он указал на трущобы за Хамрой.
- Там Хезболла — партия Бога ополчения шиитов.
Я грациозно склонил голову.
- Шуркан. Merci beacoup.
Мы с Евреем повернулись и пошли прочь.
- Прямо как в проклятом Южном Бронксе, - сказал Еврей. - Каждая улица это территория другой банды.
К концу первой недели мы уже знали, что «они» следят за посольством. Но мы не знали, что такие «они».
Было слишком много опасных шаблонов — одни и те же легковые машины, проезжающие мимо в неурочное время; одни и те же бородатые лица, останавливающиеся, как будто подсчитывая сколько охранников на посту; одни и те же грузовики и такси, прощупывающие боковые ворота и парадный вход, чтобы проверить, остановят ли их.
Я установил несколько собственных шаблонов. Мы наблюдали за посольством двадцать четыре часа в сутки, используя камеры, бинокли и пассивные очки ночного видения. Змей и Пыжик, которым выпадала ночная смена, стали приходить и уходить, карабкаясь вверх и вниз по внешней стороне жилого дома. Таким образом, они не тревожили бандитов, которые часто спали на лестничной клетке и никто не услышит лифт, когда они выйдут или зайдут.
Из того, что мы могли сказать, в Западном Бейруте было примерно две дюжины отдельных вооруженных группировок, не считая многонациональных сил ООН, израильтян, сирийцев или нас. Сюда входили ополченцы, частные армии, уличные банды, просто головорезы и закоренелые террористы, так что у нас был полный спектр возможностей для выбора плохих парней.
К началу второй недели нашего пребывания в Бейруте мы слышали, как взорвалось с полдюжины заминированных автомобилей. Пару раз мы спешили на место происшествия, чтобы посмотреть, насколько велик ущерб. Он был значительным. Упакуйте в «Мердседес» сто килограммов взрывчатки, столько же гвоздей и другого металлолома, взорвите его в людном районе в час пик и вы можете нанести приличный ущерб. Есть также что-то врожденно ужасающее в концепции заминированных автомобилей. Любой автомобиль может стать одним из них. Они предназначены для убийства невинных людей в ужасающей манере; они почти незаметны без специального оборудования; и они могут быть подорваны с помощью часового таймера, пульта с инфракрасным сигналом или с помощью дистанционного радиоуправляемого устройства.
Арсенал, доступный якобы разоруженным бейрутским ополченцам был впечатляющим. Но ни танк, ни реактивный гранатомет, ни миномет, ни даже гаубица не производили такого ужасающего удара, как заминированный автомобиль.
Набеги Пола на трущобы Южного Бейрута также привели к пессимистическому прогнозу.
- Морских пехотинцев втягивают в бои, которые они не могут закончить, - сказал он.
Пол объяснил, что морские пехотинцы столкнулись с шиитскими и друзскими партизанами. С юга, по его словам, израильтяне вели разведку огнем, обстреливая шиитские трущобы в Хай-эль-Селлуме. Морские пехотинцы стояли в низменности, рядом с аэропортом, в то время как ополченцы удерживали возвышенности на холмах к востоку. Это само по себе было безумием. Но правила открытия огня, из десяти пунктов, которыми руководствовались морские пехотинцы, по заключению Пола были безумием абсолютным:
«Когда вы находитесь на посту, в мобильном или пешем патруле, заряженный магазин должен быть примкнут к оружию, затвор закрыт, оружие на предохранителе, патрон в патронник не дослан. Не досылайте патрон в патронник, если только это не приказано уполномоченным офицером, если вы не вовлечены в непосредственную самооборону, где разрешено открывать огонь на поражение.»
- Единственная инструкция, которую они не дали этим несчастным ублюдкам такова: «Когда начнется стрельба, наклонитесь, просуньте свою голову между ног и поцелуйте себя в жопу на прощание».
Охрана морской пехоты, заключил Пол, была столь же скверной как и посольства.
Мы отпраздновали Сочельник пробежкой с целью подслушивания и вынюхивания и заглянув в посольство, чтобы посмотреть, насколько близко мы сможем подобраться незамеченными. Ответ был не слишком хорош: Палец, Дюк и Малыш Ричи смогли установить достаточно «зарядов» - мы использовали пластиковые бутылки с водой — чтобы превратить все здание в груду бетонных развалин и никто их не видел и не остановил. Ларри и Фрэнк взяли кусок пластиковой трубы размером с базуку и обошли здание со стороны пляжа, оставив пластиковую трубу нацеленную на офис, где, как мы полагали, находилась резидентура ЦРУ.
Змей и Пыжик забрались по задней стене посольства, обошли ее и оставили записку размером четыре на шесть дюйма на закрытом окне. Там было написано: «Ребята тут были и всех вас поимели». Мы с Полом снова занялись парадным входом. Если бы мы были убийцами, это была бы настоящая бойня. Ливанские охранники спали, морские пехотинцы были внутри, и безопасность посольства была просто шуткой. Даже египтяне бы лучше справились.
На Рождество мы накрыли стол в большой конспиративной квартире с видом на море, пируя жареным цыпленком, картошкой фри и пивом, пока мужики обсуждали, как «танго» ударят по посольству.
- РПГ — сказал Пыжик — Это лучший выбор оружия в регионе — каждое ополчение имеет их сотни.
- К тому же, — добавил Фрэнк, — С помощью РПГ можно попасть куда угодно — вломиться в любую квартиру и нацелиться на чертов офис посла.
- Не на его офис, - поправил Пол. - На офис его секретаря — вон тот, с окном наружу.
- Как скажешь, шкипер, - сказал Пыжик. - Я имею ввиду, что их много, они просты в использовании и эффективны.
- Вы можете легко скоординировать атаку РПГ, - вмешался Малыш Ричи. - Ударить двадцатью, даже тридцатью одновременно — это вызовет панику.
Палец открыл бутылку «Хейнекена» и сделал долгий медленный глоток. Он рыгнул и вздохнул.
- Я бы сделал по другому.
- Как по другому? - Пыжик обмакнул куриную ножку в чесночный соус и принялся жевать.
- Атака РПГ, Пыжик. Мне кажется, если уж ты собрался врезать по посольству, то надо врезать сильно.
- Партизаны обстреливали посольство в Сальвадоре из РПГ, - сказал Змей.
- Они их и на Филлипинах использовали. Ну и что? Это ничего не значит. - Палец был непреклонен. - Во-первых, они были партизанами, а не террористами. Во-вторых, у них не было ничего потяжелее.
- Ну и что? - Пыжик отправил трехочковым кость в мусорную корзину.
Хо-хо-хо оценивающе заметил:
- Думаю, Палец прав. РПГ это возможно, но у них тут есть и минометы, плюс у Амаля есть куча бронетранспортеров, оставленных ООП и один или два танка.
- У Хезболлы тоже есть танки, — сказал Дюк. - И может быть даже гаубицы.
- Дерьмо, - сказал Пол. - У этих чертовых фалангистов брони больше, чем у ливанской армии — но что это доказывает?
- Это доказывает, - сказал Еврей, - что это место — чертова пороховая бочка.
Золотопыльный Ларри сидел на угловом подоконнике, тихо потягивая пиво, и общаясь со Средизомноморьем. Он повернулся, чтобы бросить меланхоличный взгляд на остальных.
- Я вам открою маленький секрет, ребята, - протянул он. - Если бы я был гребаным «танго», я бы не стал портить свою гребаную тактическую внезапность какой-нибудь долбаной РПГ. Если хочешь привлечь чье-то внимание, ты врежешь ублюдку между глаз чертовым брусом два на четыре дюйма. Вы устроите самый большой взрыв, который можете устроить — и это будет чертова гребаная заминированная машина, и это чертова правда, и это все, что она написала.
Он снова вернулся к наблюдению за своим морем.
Я расхохотался.
- Ну, спасибо, черт бы тебя побрал, шеф.
Я допил свое пиво.
- Джентльмены, - сказал я, - это возможно самое длинное замечание, которое мы когда-либо слышали от Ларри, возможно вообще самое длинное замечание, которое кто-либо когда-либо слышал от Ларри. Поэтому к нему надо отнестись с уважением.
- Ну, он прав, - сказал Палец.
- Держу пари на свою жопу, что он прав, - сказал я. - Заминированная машина — это то, что они используют. Так что давайте займемся обратным проектированием: они хотят зайти в заднюю дверь Дяди Сэма, а мы не хотим их туда пустить. Как это сделать?