Падение "Морского Короля". Главы 8, 9, 10
Окруженный зубчатыми горными хребтами и простирающийся на 3 мили, ледник Фортуна, шириной в милю, течет на северо-восток вниз, к заливу Камберленд на северном побережье Южной Джорджии, в 5-6 милях от Лейта. Масса незаметно движущегося льда, уплотненная и сведенная воедино год за годом замерзающими слоями снега, она покрыта глубокими трещинами и снежными мостами, вызванными совместным давлением ее собственного веса и сил тяжести.
Гай Шеридан предостерегал Седрика от его использования. Как опытный специалист по боевым действиям в условиях гор и Арктики, Шеридан считал, что любая высадка на Фортуне будет слишком опасной в плохую зимнюю погоду. Хотя Джон Гамильтон получил аналогичный совет от Эндрю Локкета на «Эндуранс», он чувствовал, что это наш единственный шанс. Гористая местность скроет от взора и слуха любой приближающийся вертолет. Кроме того, если бы посадка была произведена на полпути вверх по леднику, на высоте около 1000 футов, можно было бы надеяться избежать наихудших расселин.
На Седрика также повлиял тот факт, что легендарный исследователь Эрнест Шеклтон успешно пересек ледник вместе с тремя другими людьми в 1916 году. Ослабев от голода, в конце эпического путешествия протяженностью 1600 миль, чтобы добраться до безопасного места, после того как их корабль попал в ловушку и был раздавлен льдами Антарктики, небольшая группа Шеклтона совершила переход, имея с собой чуть больше 50 футов пеньковой веревки и тесло корабельного плотника. У Седрика было сильное чувство миссии и истории, и он чувствовал, что если Шеклтон смог это сделать, то и мы сможем. Он также сознавал, что Лондон хотел быстрой победы и он учел это в своих размышлениях.
Хотя Янг и Шеридан не были в восторге от этого варианта, они оба согласились одобрить план босса.
Дата высадки на Фортуну была назначена на 21 апреля. Джон предупредил нас о предстоящей задаче, когда мы вернулись на «Антрим», поскольку план был разработан и доработан Седриком и его группой планирования. 20 апреля мы получили набор официальных приказов по эскадрону, в формате того, что называется в армии «П», или «группа приказов». Присутствовали все бойцы эскадрона «D» на борту «Антрима». Набившись в складской отсек в середине корабля, мы сидели на поддонах и коробках и слушали босса, пока он излагал свой план.
Босс начал с того, что рассказал о важных моментах, касающихся местности, и о том, что он знал о противнике, о котором было мало подробностей. Затем он подтвердил нашу задачу.
- Джон, 19-й отряд должен высадиться на леднике, оборудовать наблюдательный пост с видом на Лейт, чтобы сообщать о любых расположениях противника, затем, либо разберитесь с тем, что найдете, если считаете что справитесь с этим, либо задействуйте остальные наши доступные силы.
Седрик повторил задание дважды и Джон ответил простым:
- Условия там находятся на грани и будут сложными. Но Шеклтон справился с этим без того снаряжения, которое у нас есть, и он был в довольно скверном состоянии, поэтому, мне нужно, чтобы вы попытались.
Седрик сделал паузу и посмотрел на каждого из нас, как бы подчеркивая важность того, что он просил нас сделать.
Когда он попросил задать вопросы, их не последовало. Если у кого-то и были сомнения по поводу того, что нас просили сделать, они их не выказали. Общее мнение состояло в том, что это было осуществимо, и мы были за то, чтобы попробовать это сделать.
Мы разошлись, и собрались нижними чинами отряда вместе с Джоном и Филом, чтобы обсудить детали того, как выполнить задачу, поставленную нам Седриком. С его большим опытом альпинизма вклад Лофти Арти был решающим.
- Я думаю, что мы сможем это сделать, босс. Главное, чтобы мы добрались до скал на гребне над ледником до наступления темноты. Таким образом, мы сможем двигаться при дневном свете и укрыться до того, как ночью упадет температура.
Джон посмотрел на Фила, который кивнул и сказал:
- Лофти прав. С тяжелым снаряжением в рюкзаках мы можем взять с собой палатки, и я думаю, что мы сможем преодолеть это расстояние, укрыться на ночь, а затем отправиться на НП перед первыми лучами солнца.
Фил посмотрел на остальных из нас и мы кивнули.
Да, принцип БПД — будь проще, дурачок, подумал я. Все это будет завязано на метеоусловия, которые выглядели довольно погаными.
- Ладно, значит план таков, - согласился Джон. - Как только мы увидим Лейт с НП, мы сможем принять решение о том, будем ли мы иметь дело с аргентинцами сами, или вызовем оставшуюся часть эскадрона и морпехов, если потребуется больше огневой мощи.
В ту ночь, под покровом темноты, наш небольшой отряд кораблей приблизился к побережью Южной Джорджии на расстояние 30 морских миль и очертя голову, бросился под натиск бушующего шторма, надвигающегося из Антарктики.
Рассвет начался с нарастающей свирепости шторма силой 10 баллов, который хлестал корабли огромными волнами, гонимыми усиливающейся яростью ветра со скоростью 60 узлов. Смягченное понятие «на грани» было использовано снова, и с первыми лучами солнца было принято решение провести пробный полет по маршруту и оценить условия на леднике с помощью вертолета «Уэссекс» Mk. III с «Антрим», чтобы подтвердить, будет ли миссия «успешной» или «неудачной». Седрик и Джон отправились с экипажем вертолета. Под палубами мы втиснулись в любую фиксированную точку в зоне камбуза нижних чинов и стали ждать. Держась изо всех сил, чтобы меня не швырнуло на поднимающуюся и опускающуюся переборку, я прислушивался к скрипу и стонам корабля вокруг меня. Пока «Антрим» извивался и катался как огромная металлическая змея, в бурлящей воде и налетающем ветре, я наполовину задавался вопросом, выдержит ли такое напряжение надстройка. Время от времени с койки подо мной страдальчески стонал Бинси.
Через полтора часа на «Антрим» вернулся «Уэссекс», и мы загрузили наше снаряжение и расселись по двум «Уэссексам» Mk. V с «Тайдспринга». Во время разведки на леднике экипаж Mk. III обнаружил брешь в облачности и подтвердил, что операция была в пределах возможностей вертолетов. Седрик и Джон также обсудили условия на высоте 1000 футов на Фортуне по внутренней связи вертолета, пока они смотрели на него сверху. Они все еще были далеки от идеала.
Джон выразил некоторое сомнение. Их гарнитуры потрескивали от статических помех и шумов, пока двое людей обсуждали ситуацию.
- Ты должен решаться, Джон, - сказал Седрик, имея в виду, что Джон должен был принять решение — Седрик знал, что это должно быть его решение. Однако Джон, возможно, воспринял слова Седрика как приказ. Он сделал на мгновение паузу, оглядывая ледяную местность внизу, а затем ответил:
Если у Джона и были какие-то опасения, когда он вернулся, то оставил их при себе. Разведка подтвердила что задание выполнимо, и мы вылетели в строю из трех вертолетов, выстроившихся в кильватерную линию, только для того, чтобы вынужденно вернуться к кораблям из-за густых низких облаков и сильной снежной метели, поскольку разрыв в облачности закрылся.
Прошло еще два часа. Метеоусловия улучшались и мы попробовали еще раз, по шесть человек в каждом из «Уэссексов» Mk. V, которые последовали за «Уэссексом» Mk. III с «Антрима», перевозившего Джона и остальную часть отряда. Заходя с севера, вертолеты влетели в более защищенные воды залива Владения, повернули на юг и поднялись, чтобы пересечь косу с высокой скалистой местностью. Спустившись с другой стороны в Антарктический залив, затем мы начали подниматься на ледник Фортуна. Облака расступились, когда мы влетели в первую бухту, открыв пейзаж прямо из «Властелина Колец».
Темные, черные как гранит, горы круто поднимались над береговой линией. Каждый овраг и лощина были плотно укрыты льдом и снегом, а их высокие вершины были затянуты густыми облаками, которые закрывали небо от горизонта. Это зловеще выглядело, и сильный ветер постоянно швырял нас из стороны в сторону. Размышляя о четырех днях, которые мы планировали провести в таком неприветливом месте, я подумал про себя: давай поднимемся туда, сделаем это, а потом уберемся к черту. Моей следующей мыслью было: «Черт! Что это было, черт возьми?», когда «Уэссекс» сильно ударило в бок внезапным шквалом снежной метели и мир за иллюминатором фюзеляжа внезапно превратился в непроницаемую мглу густой молочной белизны.
Прошли минуты подъема вслепую, но они, казалось, тянулись целую вечность. Только логика подсказала мне, что мы. должно быть, все еще набираем высоту, когда звук двигателей изменился, а хлопки лопастей вертолета подсказали, что мы вот-вот приземлимся. Борттехник открыл дверь отсека вертолета в нескольких футах от ледника, и ледяной порыв ветра немедленно вонзился внутрь кабины.
Мы выбрались наружу, когда колеса коснулись земли, и борттехник завопил нам, чтобы мы отошли, прежде чем помочь нам вытащить наши волокуши, отягощенные боеприпасами, оружием, палатками, рациями, батареями и едой. На мгновение струя тепла вырвалась из больших выхлопных отверстий вертолета, обвившись вокруг внешней стороны двери. Затем температурный удар обрушился на нас во всю свою дикую проникающую силу, пробив несколько слоев одежды, включая белые камуфляжные нейлоновые зимние маскхалаты, надетые на нас. Мне казалось, что мы были голыми. Ветер соперничал с шумом двигателей, а означало, что нам приходилось кричать, чтобы быть услышанными, что также высасывало дыхание из наших легких.
Я взглянул на Бильбо, когда мы боролись с волокушей. На его лице было написано: «Я не хочу быть здесь». Чертовски верно, подумал я. Я тоже не хочу быть здесь, приятель! Мы отвернулись от вертолета и опустились на колени, чтобы защититься от острых, жалящих ледяных кристаллов, выброшенных нисходящим потоком лопастей его несущего винта, когда он поднимался в воздух. Снежный мост, на который он приземлился, внезапно сложился сам по себе и мгновенно рухнул в расщелину, которую он прикрывал. Затем все вертолеты исчезли, как будто их засосало и поглотило кружащимся снегом, шум их двигателей внезапно исчез, оставив нас наедине со злобным воем пронзительного ветра. Взяв себя в руки, мы начали трясясь выстраиваться в цепочку.
- Держитесь вместе. Сохраняйте темп и следите за скрытыми расщелинами, - прокричал Лофти, перекрикивая ветер. - Мы поменяемся местами и будем по очереди тащить волокуши, когда поднимемся выше.
Затем мы наклонились вперед, навстречу шторму, и начали подниматься.
Ледник был не слишком крутым, но без снегоступов или лыж наши стандартные ботинки погружали нас по колено в снег, с каждым, истощающим энергию, шагом. Если мы проламывались через тонкий снежный наст, то проваливались до пояса или плеч, и должны были пробиваться сквозь осыпающийся снег, проклиная свое несчастье, но признавая нашу удачу в том, что расселина могла быть значительно глубже.
Каждый нес свою винтовку и РПС, которая была набита боеприпасами, и к ним добавлялись 23 килограмма, которые мы несли в «бергенах» на спине. Мы по очереди тащили перегруженные волокуши, выделенные каждому патрулю. Видимость упала до нуля, и мы вслепую карабкались в окружающую белизну, следуя азимуту компаса и пытаясь сосчитать свои шаги, в то время пронизывающий ветер вздымал кристаллы льда, размером с сахарную пудру, резавшие кожу. Водяная пыль, попавшая в детали оружия, немедленно застыла намертво. Продвижение было мучительно медленным, но оно генерировало столь необходимое тепло, которого жаждали наши тела.
Мы упорно тащились вверх, но уже потеряли драгоценные дневные часы из-за задержки с высадкой на ледник. Когда оставшийся свет начал тускнеть, погода еще больше ухудшилась. Поднялся ветер, и острая россыпь ледяных кристаллов превратилась в постоянную, гонимую воздухом, стену движущегося снега. Мышцы ног протестующе ныли, пока мы продолжали подниматься по склону Фортуны, но за два-три часа изнурительных усилий мы прошли немногим более полумили. Начинало темнеть, а погода продолжала ухудшаться. Все еще находясь далеко от укрытия, которое предлагал скалистый гребень на вершине ледника, нам пришлось бы продолжать путь, и было принято решение остановиться на ночевку.
- Ставьте палатки, - крикнул Фил. - Мы должны быстро попасть в укрытие.
Мы не нуждались в дальнейшем поощрении, так как каждый патруль начал бороться со снежной бурей с помощью хлипких алюминиевых шестов и тяжелых брезентовых полотнищ. Палатку нашего патруля вырвало у нас из рук, когда мы пытались ее установить и ее унесло в белоснежную ночь.
К черту все эти игры в солдатики, подумал я. Я огляделся и заметил небольшое укрытие у изогнутого края расщелины, чуть выше нас. Перекрикивая ветер, чтобы быть услышанным, я указал на него Пэдди Армстронгу, чей патруль также потерял свою палатку:
- Пэдди, там, наверху. Давай закопаемся в снег.
- Ладно, приятель, я с тобой, - крикнул в ответ Пэдди, и мы направились к небольшому выступу из снега и льда, начиная рыть снежные могилы в скудном укрытии, которое он предлагал.
Другие также отказались от неравной борьбы между неадекватными палатками и бурей. Бильбо воспользовался своими габаритами и влез в драгоценный гражданский бивачный мешок из гортекса, который Бинси прихватил с собой и спрятал под одним из ящиков. Бинси был ростом под два метра, и это создавало плотную тесноту, но, прижимаясь друг к другу, они делились теплом своих тел, что было лучшей альтернативой попыткам пережить ночь под открытым небом.
Крис Сикинс забрался в одну из двух палаток, которые удалось установить другим патрулям, заменив бесполезные шесты своими телами. Чтобы поддерживать палатку в вертикальном положении, им приходилось сидеть прямо и подпирать спинами полотнища. Крис сидел ближе всех к входу, и ему приходилось периодически вылезать, чтобы разгрести снег, скопившийся вокруг палатки, чтобы уменьшить давление его веса на опоры палатки внутри нее. «
- Я виноват был уж в том, что был «вороной», - вспоминал он позже.
Как только мы нашли хоть какое-то укрытие, усталость пересилила холод, вызвав прерывистый, неудобный ночной сон. Мы были на территории противника, но никто и не подумал выставить часовых. Сделать это означало бы рисковать тем, что кто-то замерзнет насмерть. Но наша реальная безопасность заключалась в том, что никто в здравом уме не вышел бы на улицу в такую ночь, как та, что мы пережили.
Я проснулся в своей норе, покрытый несколькими футами снега, промокший и промерзший насквозь. Когда я выкарабкался из-под навалившейся на меня за ночь тяжести, стало совершенно очевидно, что наступление утра не принесло улучшения погоды. Во всяком случае, она еще больше ухудшилась, и было так холодно, что у меня болели зубы. Я попытался вернуть немного тепла в свое замерзшее тело. Я начал одновременно размахивать руками и топать, чтобы моя кровь начала возвращаться к рукам и ногам. Затем я откопал Пэдди, который все еще крепко спал.
Я огляделся. Видимость была менее 20 метров, и я мог разглядеть одну бесформенную палатку, наполовину занесенную снегом. Вокруг нее начали собираться в кучу другие бойцы отряда, словно напившиеся пунша дрожащие кроты. Я направился к ним, когда наш маленький лагерь начал возвращаться к жизни. Небольшая группа фигур сгрудилась вокруг карты, и когда я приблизился, то уловил обрывки громких разговоров. Джон Гамильтон был глубоко погружен в дискуссию со старшими сержантами. Все пережили эту ночь, но было ясно, что наше положение было невыносимым. Продвижение вверх по леднику было незначительным, мы промокли насквозь, а условия ухудшались. Температура упала ниже минус 25 градусов по Цельсию. Не имея ни малейшего шанса просушиться, и с усиливающимся фактором холодного ветра, мы уже были на грани переохлаждения и обморожения.
- Если мы проведем здесь еще двадцать четыре часа под открытым небом, есть реальная вероятность, что погибнут люди. Это хуже всего, что я когда-либо видел на Эвересте, и нам нужно убраться с этого ледника.
- Он прав, босс, - сказал Фил. - Нам нужно запросить как можно скорее эвакуацию, иначе мы начнем терять людей.
Это был выбор Джона, как босса на месте, и он знал, что продолжать было бы безрассудно.
- Хорошо. Давайте нарушим радиомолчание и отправим запрос на «Антрим» для немедленной эвакуации.
Фил поблагодарил Джона и попросил кого-нибудь заняться связью по радио.
- Скажи им, чтобы поторопились.
Срочность ситуации не ускользнула ни от кого на борту «Антрима», когда кодированный сигнал, переданный морзянкой, был принят связистами штаба эскадрона в оперативном отсеке. В течение ночи корабль был избиваем ветром со скоростью 100 узлов и высокими волнами, которые разбивались о палубу. Капитан пригласил людей на свой мостик, чтобы они увидели всю силу шторма, чтобы у них была история, которую можно рассказать своим внукам, о его природе и ярости. То, что мы пережили на высоте 1000 футов на леднике, не ускользнуло от Седрика, забравшегося в вертолет «Антрима», который снова возглавил два транспортных «Уэссекса», с поручением забрать нас.
Ветер стих, хотя и не намного, когда мы услышали приближающийся вертолет, невидимый в молочной белизне. Точность нашей навигации в предыдущий день оправдала себя и экипаж «Уэссекса» знал, где нас искать. Мы бросили сигнальный дым, чтобы помочь определить наше точное местонахождение, но яркий дым был немедленно рассеян и развеян ветром.
Затем мы услышали, как шум двигателей начал удаляться, а затем растворился в небытии. Неужели они нас не заметили? Или дело было в погоде? Да. Должно быть, все дело в погоде. Наверняка они же вернуться и предпримут еще одну попытку? Такие вопросы были у всех на уме. Но все, что мы могли сделать, это прижаться друг к другу, дрожа и ожидая, наши губы и носы были покрыты кристаллами льда и замерзшими капельками влаги, что делало нас похожими на какую-то забытую команду полярных исследователей.
Прошел еще час, прежде чем звук приближающегося вертолета снова наполнил воздух вокруг нас. Видимость внезапно улучшилась примерно до полумили, и мы увидели, как три вертолета вырвались из киселя. Мы выпустили еще больше дымов, чтобы привлечь их внимание. Они засекли струйки разноцветного дыма, вырывающиеся из маленьких баллончиков, и направились прямо к нашей позиции. Отряд был собран и готов к отправке; никто не ожидал, что они будут болтаться без дела и рисковать тем, что погода снова ухудшиться. Вертолеты приземлились, двери открылись, и мы начали забираться в них. Пять-шесть человек на каждый вертолет. Дальше по леднику поднялся снежный шквал и погнался за нами, словно отчаянно пытаясь окружить нас невидимостью и помешать нам уйти. Я испытал глубокое чувство облегчения, когда пристегнулся и «Уэссекс» Mk. V начал вытаскивать нас из его лап. Но что-то было не так и мы начали поворачивать. Я выглянул в один из иллюминаторов, а затем увидел, что случилось со вторым «Уэссексом» Mk. V.
Мы прорулили небольшое расстояние до места крушения. Вертолет лежал на боку, согнутый и помятый, охваченный кружащимся снежным шквалом. Ослепленный, дезориентированный и с слишком малым запасом высоты, с которой можно было играть, пилот потерял все визуальные ориентиры и вертолет врезался в склон ледника, концы лопастей его несущего винта врезались в поверхность, а затем разлетелись на куски по льду и снегу. Погода почти сразу же прояснилась и наш собственный «Уэссекс» приземлился в 20 метрах. Мы выпрыгнули и направились к поврежденному вертолету.
Он лег на левый борт, что позволило борттехнику и пассажирам выбраться через десантный люк. Пилот застрял в своей кабине, поэтому мы с Крисом Сикинсом забрались на борт и начали открывать люк экипажа.
- Ты чувствуешь этот запах? - спросил Крис.
- Да, - ответил я, - керосин, растекающийся по всему снегу из двигателей, которые все еще раскалены докрасна.
Пожара не было, но сильный запах авиационного топлива, скопившегося внизу, заставил нас действовать быстрее, освобождая пилота. Как и остальные члены его экипажа и пассажиры, он не получил ничего, кроме порезов и ушибов, поскольку ему удалось поднять нос вертолета как раз в тот момент, когда он накренился, что уменьшило удар. Однако на голове у Фила Каррасса была ужасная рана.
- Ты в порядке, приятель? - спросил я.
Фил кивнул и капли крови закапали красным его белый арктический камуфляжный костюм. Мы разделились между нашим собственным «Уэссексом» Mk. V и «Уэссексом» Mk. III с «Антрима». Я и Фил забрались в Mk. V и мы снова приготовились к старту.
Катастрофа продемонстрировала опасную природу полета с ледника в преобладающих погодных условиях и успех или неудача в спасении из хватки Фортуны в решающей степени будет зависеть от мастерства экипажа из двух человек, которые управляли вертолетом «Уэссекс» Mk. III с «Антрима». Вертолет Mk. III, получивший прозвище «Хамфри», был более старым вариантом вертолета «Уэссекс». В отличие от транспортных Mk. V, у «Хамфри» был только один двигатель. Однако, он был разработан для обнаружения и уничтожения подводных лодок, поэтому он был оснащен радаром, хотя и оптимизированным для действий над морем, а не приспособленным для предотвращения столкновений с наземными объектами. Он также имел автоматизированную систему управления полетом, которая в сочетании с радиовысотометром позволяла вертолету поддерживать устойчивое висение без внешних визуальных ориентиров. Эти особенности могли бы помочь нам проложить безопасный маршрут с ледника, поскольку капризная видимость снова ухудшилась.
Оставшиеся два вертолета поднялись в воздух, ведущим был «Хамфри». С двумя пилотами, борттехником и офицером-наблюдателем сзади, которые обеспечивали предотвращение столкновений, управляли навигацией и направляли пилотов обоих вертолетов, у «Уэссекса» с «Антрима» было больше шансов найти обратный путь вниз по леднику. Если бы единственный пилот в ведомом «Уэссексе» смог удержать «Хамфри» в поле зрения, это дало бы ему визуальный ориентир в воздухе, когда то, что находится на земле, будет скрыто движущимися облаками.
С дополнительным весом еще нескольких пассажиров с разбившегося «Уэссекса» на борту, «Хамфри» с трудом поднялся в воздух. Подгоняемый ветром вертолет начал спускаться по леднику, его шасси находились чуть более чем в 30 футах от земли. Когда он поднялся, чтобы перелететь приподнятый ледяной гребень, траекторию полета внезапно закрыл еще один столб снежного шквала. Летевший в трех корпусах вертолета за кормой, отставший «Уэссекс» одновременно потерял «Хамфри» из виду в белом нигде, лишив пилота всякой возможности увидеть вздыбленный ледяной выступ, в который он собирался врезаться.
Его визуальной ориентир внезапно исчез, наш пилот инстинктивно добавил мощность и задрал нос вверх, но было слишком поздно. Его правое колесо задело край расщелины, накренив «Уэссекс» набок, концы лопастей несущего винта вонзились в ледник. Было чудом, что вращающиеся лопасти не разнесли кабину вместе с нами на куски, но лед и снег действовали как амортизатор. Если бы вертолет ударился о твердую землю, или камень, лопасти отогнулись бы назад, а изогнутый металл превратил бы нас в фарш. Все это, казалось, происходило в замедленной съемке, как в автомобильной катастрофе, когда мы наполовину скользили, наполовину врезались в склон ледника. Без сомнения, меньшее воздействие от удара, было вызвано мастерством пилота и его реакцией, а также тем фактом, что борттехник настоял на том, чтобы мы все пристегнули ремни безопасности перед взлетом. Несмотря на то, что мы приземлились друг на друга, когда фюзеляж завалился на бок и остановился в облаке крошащегося льда и визжащего металла.
На этот раз вертолет перевернулся, так что десантный люк сильно ударился о лед. Борттехник, которого едва не выбросило из вертолета при ударе о землю, открыл панель аварийного выхода в форме пузыря на другой стороне фюзеляжа и вывел нас наружу. Он настаивал на поспешности:
- На выход! На выход! И отойдите от машины. Она может взлететь на воздух в любой момент.
Мы не нуждались в понукании, так как теперь уже знакомый сильный запах желтого топлива, скапливающегося под раскаленными двигателями, достиг наших ноздрей.
Мы осмотрели еще одну сцену перекрученного и изувеченного металла, когда последние остатки обрушившегося на нас шквала исчезли так же внезапно, как и начались. К счастью, никто серьезно не пострадал, хотя Фил получил еще одну рану на голове. Я бегло его осмотрел.
- Черт меня побери, Фил, все выходят без единой царапины, кроме тебя, а ты получаешь две.
Фил ответил стоической улыбкой.
- Не печалься, приятель, по крайней мере, они расположены симметрично, по одной с каждой стороны твоего лба, в одном и том же месте.
Сквозь мрак мы услышали, как возвращается «Хамфри». Затем шум вертолетных двигателей снова исчез за пределами видимости, и мы снова остались одни, застряв на леднике. Учитывая события предыдущего дня и то состояние, в котором мы находились, уйти с Фортуны было непросто. Экипаж разбившегося вертолета настаивал на том, что «Антрим» сделает все возможное, чтобы нас вернуть, хотя это займет некоторое время. Так что единственным вариантом было переждать это на ледяном ветру.
Включился режим выживания, и мы вытащили спасательные плоты на десять человек и извлекли волокуши с обоих разбившихся вертолетов. Надув плоты, мы укрылись от призывающего ветра, заварили чай и приготовились ждать. Звук приближающихся двигателей вернулся раньше, чем ожидалось — через пару часов после аварии. Это был «Хамфри», но погода и облачность снова сомкнулись и они не смогли даже приблизиться, не говоря о том, чтобы приземлиться. Разбившемуся пилоту удалось переговорить с экипажем по портативной рации и подтвердить, что все в порядке. Наблюдатель с «Хамфри» сказал нам держаться и что они вернуться за нами.
Я посмотрел на Бильбо. На его лице росла двухдневная щетина, а веснушки были скрыты под кристаллами льда. Он оглянулся. Не было никакой необходимости что-нибудь говорить. До темноты оставалось меньше трех часов, и перспектива провести еще одну ночь на Фортуне была отталкивающей мыслью. Я был не единственным, кто задавался вопросом, сможем ли мы вообще спуститься с ледника.
В 16.30 по «зулусскому» времени, «Хамфри» снова вылетел с «Антрима», с грузом одеял и медикаментов. Это была последняя возможность добраться до нас до наступления темноты. Погода снова ухудшалась. Сражаясь с Фортуной, экипаж использовал радар вертолета и навигацию с точным расчетом, чтобы найти свой путь сквозь клубящиеся облака и свирепые катабатические ветры, которые угрожали сорвать его с неба и разбить о скальные гряды, возвышающиеся над краями ледника, как казалось, достаточно близко, чтобы коснуться их. Для экипажа это было все равно что вести машину ночью со скоростью 90 миль в час по улицам Манхеттена в густом тумане и без огней. Но благодаря умелому расчету, использованию имеющихся на борту технологий и стремлению держаться повыше, они нашли брешь в облаках и заметили под ними оранжевые надувные спасательные плотики.
Оснащенный тяжелым противолодочным гидроакустическим оборудованием, состоящим из электронных блоков, экранов радаров, гидравлических систем и лебедок, «Уэссекс» Mk.III был рассчитан на полет с двумя членами экипажа в кабине, с возможностью одновременного размещения трех или четырех пассажиров. В результате борттехник и наблюдатель начали запихивать нас в кормовую часть вертолета, как будто собирали китайскую головоломку. Я свернулся калачиком на полу рядом с хвостовым пилоном, а Бильбо сидел у меня на коленях. Он был с оружием, но без РПС.
Других укладывали как поленья, поверх людей, уже лежащих ничком на полу; у некоторых торчали из бортового люка руки и ноги. Одному из парней пришлось лечь поперек двойного сиденья наблюдателя и борттехника, а затем он превратился в человеческую подушку. Там не было места для нашего снаряжения и разгорелся спор о том, что экипаж разрешит нам взять с собой. Отказаться от своего рюкзака, РПС, пулеметов и личного оружия нелегко ни одному солдату, и у двери произошла короткая, но насыщенная дискуссия между борттехником и некоторыми парнями, все еще ожидавшими возможности попасть внутрь.
- Ребята, вы не можете влезть со своим снаряжением. Мы и так перегружены.
- Мы здесь это не бросим, приятель, - ответил кто-то.
- Ну, тут либо ты, либо твое снаряжение. Это последний автобус с горы и нам надо отправляться прямо сейчас. Тебе придется выбирать.
Парни смягчились и борттехник пошел на компромисс, разрешив им оставить винтовки, но все остальное - «бергены» и РПС — было брошено.
С шестнадцатью дополнительными людьми на борту, даже без большей части нашего снаряжения, вертолет был сильно перегружен. Единственная турбина пронзительно протестующе завыла, когда пилот добивался крутящего момента от коробки передач, выжимая мощность в попытке подняться. Корпус вертолета сильно завибрировал от усилий, но сумел лишь глубже погрузиться в снег.
Затем, как будто внезапно вырвавшись, мы неуверенно поднялись, прежде чем снова просесть. Пилот подал мощность, и мы, пошатываясь, поднялись в воздух благодаря подъемной силе порыва ветра, на встречу с которым намеренно рассчитал пилот, в своей следующей попытке. Мы двинулись вперед и вверх, когда невидимый ледяной мост под убирающимися колесами шасси рухнул, открыв глубокую пещерообразную трещину, достаточно большую, что бы поглотить вертолет в пропасти.
В то время я был благодарен судьбе за то, что никто не рассказал мне о расщелине. Что касается меня, то мы наконец-то покинули проклятый ледник и на хорошей скорости спускались по его склонам к теплу и безопасности корабля Ее Величества «Антрим». Кто-то даже вскрыл пачку сигарет и пустил их по тесной кабине, которая наполнилась праздничным дымом. Чего я не мог разглядеть в дымке, так это того, насколько близко мы были к крутым гребням, окаймляющим лед, мелькавшим по обе стороны от нас. Даже малейший просчет наблюдателя или отклонение пилота от его инструкций, приведет к тому, что лопасти зацепят зазубренные края и отправят нас на верную гибель.
Сочетание скорости ветра, скорости, силы тяжести и более плотного воздуха на большой высоте удерживали нас в небе, но только на время. Когда мы вышли с дна ледника и начали идти над морем, меньшая высота и более теплый воздух на уровне море означали что проблемы, связанные с преодолением гравитации, стали заметно более сложными. В тот момент принципы полета ничего не значили для меня, но и Бильбо, и я чувствовали, что летные характеристики вертолета стали более медленными, поскольку перегруженная машина с трудом держалась над поверхностью воды и пыталась удержаться в воздухе достаточно долго, чтобы вернуться на корабль.
При обычном порядке посадки, военный корабль ложится на курс, при котором ветер благоприятствует посадке, обычно в пределах примерно 30 градусов от курса корабля. Затем вертолет переходит в парение вдоль левого борта у летной палубы, замедляется, чтобы уравнять скорость с кораблем, а затем движется вбок, пока не пролетит над центром летной палубы, прежде чем приземлиться. У «Хамфри» не хватало мощности ни на что из этого. Вертолету пришлось совершить заход на посадку, при котором мы бы одним махом приземлились прямо на палубу.
Учитывая поспешный расчет воздушной скорости/расстояния, у нас была только одна попытка. Если пилот ошибется, мы врежемся в кормовую часть корабля, превратившись в месиво из огня и осколков металла. Если мы промахнемся, то упадем в воду. Только самым везучим из нас, плотно набитых внутрь, удалось бы выбраться, а если бы и и удалось, мы не могли рассчитывать продержаться в ледяной воде более десяти минут без гидрокостюмов, надетых только на членов экипажа. По мрачным, застывшим лицам летчиков, мы могли сказать, что посадка будет рискованной и в эти последние несколько минут полета атмосфера в вертолете стала напряженной.
Через иллюминатор левого борта, я мог видеть белые барашки волн, проносящиеся над нами. Я наблюдал, как сокращается расстояние над ними, по мере того, как мы сближались с кораблем. Казалось, мы были в опасной близости от воды, когда в поле зрения появилась корма корабля. Я мог разглядеть офицера на летной палубе, отчаянно махавшего нам рукой. Мы приближались слишком быстро, угол был неправильным, и он приказывал пилоту прервать заход. Пилот его проигнорировал. Внезапно палуба рванулась нам навстречу, и мы с грохотом рухнули, сотрясая шасси.
Расчет на летной палубе бросились на вертолет, как муравьи, яростно принайтовывая «Хамфри» толстыми нейлоновым стропами. В одно мгновение я услышал, как заглох двигатель, так как была сброшена мощность. Внезапно, стало тихо. Первый человек спотыкаясь вышел на палубу, а мы с Бильбо ждали, пока расцепится куча людей между нами и люком.
- Черт бы меня побрал, - сказал Бильбо. - Это было чертовски безумно.
- Тут ты не ошибаешься, - ответил я. - Я никогда в жизни не был так чертовски напуган.
- Я тоже, - сказал Бильбо, - но теперь, Всплеск, ты можешь перестать меня обнимать.
- О да, извини, приятель, - сказал я, ослабляя хватку и мы направились к люку.
Седрик был там, чтобы встретить нас, вместе с Лоуренсом, который сказал в своей сдержанной манере:
Босс говорил мало, но он явно пересчитывал нас, когда мы пробирались на ангарную палубу, и на его лице было написано облегчение обеспокоенного командира.
Замерзшие, обмороженные и покрытые синяками, мы были распределены корабельной медицинской бригадой в кают-компании, которая была оборудована как пункт приема раненых. Облегчение хирурга сравнялось с нашим, когда он понял, что кроме наложения несколько швов, для тех кто в этом нуждался, одеял и горячего питья, его более сложные навыки не потребуются. Моряки были шокированы нашим внешним видом и тем, что нам пришлось пережить. Матросы отказались от своих коек, чтобы мы могли спокойно всю ночь отдохнуть, но не раньше, чем помощник баталёра корабля объявил по трансляции, что их вчерашний фильм, «Ястреб-мститель», будет повторен в честь тех, кого он ласково назвал «нашим озеленением», подразумевая нас.
Находясь более чем в 8000 милях от дома, побывав на одном из самых негостеприимных мест на планете, это двойное нарушение строгого корабельного распорядка многое значило для нас. Пока мы смотрели, как Джон Терри скачет с волшебным мечом в какой-то фантастической чепухе по корабельной телевизионной системе, Джон Гамильтон и старшие сержанты разыскали экипаж «Хамфри» с бутылкой виски, чтобы поблагодарить их за спасение наших жизней.
Во многих отношениях 19-му отряду повезло. Мы выжили, едва удержавшись на ногах. Однако наша радость от того, что мы пережили опыт пребывания на Фортуне, вскоре сменилась чувством почти стыда. Как подразделение САС, эскадрон имел хорошую репутацию и мы пробились на эту вечеринку. Было очевидно, что мы проигнорировали советы, не выполнили свою задачу и в процессе списали два дорогостоящих вертолета, стоимостью в миллионы фунтов. Короче говоря, все пошло одно к другому.
Каждый прошел через эту пытку, хотя свалить с Фортуны целым и невредимым было крайне непросто, и грань, отделявшая нас от катастрофы, была очень тонкой. Игра тоже была закончена. Действия кораблей в районе Южной Джорджии не остались незамеченными аргентинским самолетом наблюдения «Боинг 707». Но на войне колесо фортуны может вращаться быстро, и оно вот-вот должно было снова повернуться в самом неожиданном направлении.