Падение "Морского Короля". Главы 17 и 18
1 мая началась война за Фолклендские острова. Было еще темно, когда «Си Харриеры» начали взлетать с «Гермеса», чтобы нанести удары по наземным целям на аэродроме в Стэнли, и аргентинским самолетам в Гуз-Грин. Даже несколькими палубами ниже мы могли слышать вой их двигателей, когда они набирали взлетную скорость, а затем разгонялись по палубе, чтобы взлететь с трамплина для «Харриеров» на носу корабля в небо.
Когда они вернулись, было уже светло, и я поднялся на летную палубу с Бильбо и Джеймсом, чтобы понаблюдать за их посадкой с защищенного от ветра наблюдательного пункта, в нижней части надстройки корабля. Джеймс увидел их первым.
Я посмотрел туда, куда он указывал, через корму корабля.
- Вижу их, - ответил я. - Они возвращаются парами.
- Вон там еще двое, - добавил Бильбо, указывая на еще одну группу самолетов, появившихся на горизонте.
Сначала они казались далекими пятнышками на фоне удивительно чистого голубого неба. Затем они стали более заметными, поскольку реактивные самолеты кружили вокруг авианосца, ожидая места на палубе и разрешения на посадку. Каждый самолет замедлялся по мере того, как заходил на висение, в стороне от корабля. Затем они качались над палубой, все еще находясь в висении, прежде чем приземлиться с глухим стуком и легким прыжком, когда колеса шасси соприкасались с покрытием.
Они глушили двигатели, когда расчеты летной палубы в ярких куртках вышли из зоны надстройки, чтобы помочь им. Желтый, синий, красный и зеленый, каждый цвет использовался для обозначения определенной функции по отношению к самолету палубной команды.
Мы знали, что «Си Харриеры» напряженно работали, так как в их бомбодержателях не было боеприпасов, которые они сбросили на позиции противника. Мы также знали, что они привлекли определенное внимание со стороны противовоздушной обороны аргентинцев.
- Посмотри на хвост вот этого, - сказал Бильбо, когда один самолет заходил на посадку с дырой размером с большой кулак в хвосте. Это явно было неожиданностью для пилота, который только что спустился по красной стремянке, установленной возле его кабины парнями в синих куртках. Мы были достаточно близко, чтобы услышать, как он воскликнул «Черт возьми», когда обходил сзади свой самолет для осмотра и увидел повреждения, нанесенные пушечным снарядом.
Выполнившие свою задачу одиночные истребители были перемещены на самолетоподъемник, а затем спущены на нижнюю ангарную палубу, как какие-то мифические хищные птицы. Первый удар «Си Харриеров» по аргентинским позициям на островах последовал за воздушной атакой, совершенной одиночным бомбардировщиком КВВС «Вулкан», пролетевшим весь путь от острова Вознесения в попытке сбросить двадцать одну 1000-фунтовую бомбу на взлетно-посадочную полосу Стэнли в часы темноты.
Новость об атаке была передана по корабельной трансляции. По-видимому, это был самый дальний бомбардировочный налет в истории, и потребовалось семнадцать воздушных заправщиков «Виктор», чтобы обеспечить достаточно топлива для одиночного «Вулкана», совершившего 8000-мильный перелет туда и обратно.
- Типичные чертовы «крабы» (прозвище для личного состава КВВС у армейцев, прим. перев), - заметил Бинси, когда мы услышали новости о налете по трансляции. - Они летят сюда, сбрасывают пару бомб, а затем отправляются домой, в свои милые уютные теплые постельки. Везучие ублюдки.
В то время, как остальная часть Оперативной группы оставалась в открытом море, примерно в 100 милях к востоку от Фолклендских островов, эсминец и два фрегата отделились, чтобы под покровом ночи подойти ближе к берегу и обстрелять аэропорт Стэнли из своих 4,5-дюймовых орудий. Корабли вызвали ответ аргентинцев. Когда рассвело, их сначала атаковали реактивные самолеты «Мираж», отправленные с аэродромов материковой части Аргентины в 400 милях, а затем четыре легких штурмовика «Турбо Ментор», взлетевшие с взлетно-посадочных полос на Фолклендских островах. Небольшие турбовинтовые самолеты были отогнаны «Си Харриерами», которым затем удалось сбить два «Миража» во время второго вылета, совершенного против кораблей.
Позже в тот же вечер аргентинские ВВС подошли достаточно близко, чтобы обстрелять два корабля огнем из пушек, что привело к незначительным повреждениям и легкому ранению моряка. Но две бомбы едва не попали в эсминец, и один из атакующих истребителей «Даггер» был сбит «Си Харриером». Позже, в тот же день, другому «Си Харриеру» удалось сбить устаревший бомбардировщик «Канберра». Слушать все это, когда обрывки информации передавались по внутренней трансляции «Гермеса», или озвучивались на ежедневном брифинге эскадрона, проводимом в «платформе Сьерра-2», было захватывающе.
Хотя бои шли в сотне миль отсюда, это было явным признаком того, что война со стрельбой началась всерьез. Оперативная группа начала действовать по противнику. Обстрел их позиций на берегу и сбивание их самолетов, были частью процесса ослабления аргентинцев на островах и снижение их возможностей в воздухе, прежде чем, в конечном итоге, совершить высадку десанта где-нибудь на Фолклендских островах.
Не было никаких подробностей о том, как будут разворачиваться последующие операции, поскольку старшие командиры все еще разрабатывали свои планы. Мы все предполагали, что высадка в конце концов произойдет, мы просто не знали где и когда. Но в то время как мы начинали вести войну с противником на островах и над ними, мы не сомневались, что аргентинцы захотят нанести ответный удар. Это сделало угрозу воздушного нападения и перспективу получить попадание «Экзосета» еще более реальной, и предупреждения о воздушных налетах начали поступать часто и быстро.
Флотская система оповещения о воздушном налете была основана на серии цветовых кодов. «Воздушная тревога — белый» указывало на отсутствие непосредственной опасности со стороны самолетов противника и воспринималась как «все чисто». «Желтый» означал, что существовала непосредственная угроза атаки противника, а «красный» означал, что приближающиеся самолеты противника направлялись к вам. Тонкие различия между «желтым» и «красным» не имели для вас большого значения. Если вы были в «белой» форме воздушной тревоги, с вами было все в порядке. Все остальное означало, что что-то приближалось: на нем могло быть ваше имя и это было плохо.
В первые дни в ЗПО желтые и красные тревоги были почти постоянными. Повторяющийся роботизированный голос ревел по всему кораблю: «Воздушная тревога — красный! Воздушная тревога — красный! Воздушный налет. В укрытие! Укрыться!», по всему кораблю звучали клаксоны и звонили колокола. Иногда звучало «Товсь!». Товсь, прошедший по системе, было более тревожным, особенно когда за ним следовал хлопок, который провоцировал внезапную лихорадочную активность, когда люди вскакивали со своих коек, бросали столовые приборы и еду, или прерывали омовение, бросаясь в ближайшую безопасную зону, или просто падая на палубу там, где они были.
Мы спали, когда поступило одно конкретное предупреждение, и бодрствующий мир внезапно ожил от какофонического шума сигналов тревоги, срочных инструкций и топота бегущих по коридорам ног. Я двигался быстрее Бильбо: хотя он был на нижней койке, я забрался под нее раньше него, а затем Бинси навалился на нас обоих, прихватив с собой половину своего снаряжения.
- Что это, черт возьми, было? - сказал я, когда по кораблю эхом прокатился звук взрыва.
- Не знаю, - ответил Бильбо. - Может быть, это попадание?
Другие парни, тоже лежавшие под своими койками, думали и говорили то же самое.
- Нам остаться здесь или отправиться на сборный пункт на платформе? - спросил я.
Ответа ни у кого не было и следующие пятнадцать минут мы провели, лежа на холодной стальной палубе. В конце концов, по трансляции объявили об отбое, и я сказал Бинси:
- Теперь можешь слезть с меня, приятель.
Мы спросили проходившего мимо матроса, не попали ли в нас.
- Это дипольные отражатели, приятель, - сказал он нам. - Штуковина, которую мы запускаем, чтобы заманить в ловушку любую приближающуюся ракету.
Поначалу, реагирование на тревоги и прибытие на боевые посты вызывали опасения. Вы лежали бы или сидели там, на палубе, зная, что вам ничего не остается, кроме как ждать, молиться, грызть ногти и надеяться, что ничто не влетит через переборку. Однако с течением времени, мы все больше к этому привыкали, и наряду с угрозой нападения, независимо от того, исходила ли она с моря, над ним или под ним, скука стало чем-то, что добавилось к списку наших противников. Нам не терпелось заняться ими.
Переброшенный на авианосец, когда он отплывал с острова Вознесения, эскадрон «G» уже был на борту «Гермеса», когда эскадрон «D» перебрасывали с «Бриллианта». Им была поставлена задача скрытно проникнуть на Фолклендские острова, для проведения операций по наблюдению за аргентинскими позициями на берегу. Это была классическая задача САС. Сбор стратегических разведданных в тылу противника был нашей главной военной ролью в случае любого конфликта с Советским Союзом на центрально-европейском фронте.
SBS была еще одним подразделением сил специального назначения на «Гермесе» и ей было поручено провести разведку пляжей и береговой линии острова в качестве возможных мест высадки десантных и наземных сил Оперативной группы. Патрули как из эскадрона «G», так и SBS начали высаживаться на берег вертолетами «Си Кинг» после наступления темноты с 30 апреля, в связи с воздушными атаками Оперативной группы и обстрелами с моря. Для бойцов эскадрона «G» это означало бы четыре недели непрерывного патрулирования. Днем они выкапывали во влажном торфе скрытые наблюдательные посты, а дневные часы проводили скрытно и неподвижно, наблюдая за позициями аргентинцев вокруг основных поселков на островах. Используя мощные радиостанции PRC 320 и азбуку Морзе для передачи информации о численности, расположении и оснащении, патрули должны были предоставить Оперативной группе жизненно важные разведданые о противнике, чтобы проинформировать британских планировщиков о том, как его лучше атаковать и победить.
Это была опасная работа. В тот момент, когда патруль из четырех-шести человек высадился на землю, они были предоставлены сами себе. Глубоко на территории противника, они были бы далеки от помощи, если бы их обнаружили и атаковали войска аргентинцев, которые обязательно искали бы их. В лучшем случае, они могли бы получить с воздуха поддержку от «Си Харриеров». Но даже если бы один из драгоценных самолетов мог быть выделен в их распоряжение, пилоту пришлось бы пройти инструктаж, пролететь 200 миль, чтобы добраться до района цели, а затем обнаружить патруль на земле. Все это заняло бы время, и была большая вероятность, что любой самолет, посланный на помощь патрулю, попавшему в беду, прибыл бы слишком поздно, чтобы что-то изменить.
Условия, в которых действовал эскадрон «G», также были суровыми и крайне тяжелыми. Практически все, что им было нужно для месяца операций без поддержки, пришлось нести на спине. Помимо мощных радиостанций и тяжелых запасных батарей, необходимых для их питания, в «бергенах» должно было быть упаковано достаточное количество пайков, боеприпасов и приборов наблюдения на большие расстояния, а также спальные мешки, маскировочные сети и подстилки.
Постоянно перемещаясь ночью, чтобы избежать обнаружения, и лежа неподвижно днем, они были постоянно измотаны. Не имея ничего, кроме скудного укрытия в виде неглубокой щели в размокшей земле и тонкого, туго натянутого пончо для джунглей, они оказывались под проливным дождем и пронизывающим холодом. Их ноги становились влажными и белели из-за недостатка кровообращения, а также из-за постоянной влажности и холода. Когда им требовалась вода, им могло посчастливиться найти ручей, достаточно безопасный, чтобы набрать из него воды. Но часто им приходилось выжимать из торфа загрязненную, в том числе и овцами, жидкость, которая вызывала, вероятно, у каждого человека который ее пил, диарею и тошноту.
SBS сталкивалась с аналогичными условиями, но их часто забирали на вертолете для разведки определенного пляжа или района высадки, поскольку характер их задачи требовал, чтобы они лично сообщали о своих находках планировщикам на «Гермесе». Для бойцов эскадрона «G», которые находились в поле в течение всего времени, такой передышки не было. Они были не воспетыми и невидимыми героями войны. Однако в то время, как наши товарищи уклонялись от аргентинских патрулей, докладывали о перемещениях противника и отмораживали свои задницы на продуваемых всеми ветрами холмах и заболоченных торфяных пустошах Фолклендских островов, мы все еще протирали наши штаны на борту «Гермеса».
События на Южной Джорджии укрепили наши позиции в боевом порядке Оперативной группы, и было решено, что эскадрон «D» будет нести ответственность за проведение любых прямых атак силами специального назначения. Но пока Седрик и Дэнни просматривали разведданные, поступающие от эскадрона «G», и карты в помещениях оперативного планирования где-то над нами, в надстройке корабля, в поисках подходящей цели для налета и нападения, у адмирала и его штаба были более насущные проблемы.
В то время, как войска аргентинцев на островах подвергались обстрелам и бомбежкам, их верховное командование разрабатывало свои собственные планы нанесения ответного удара по британской Оперативной группе. Из ежедневных сводок новостей, которые мы получали, мы знали, что аргентинские силы ВМФ вышли в море, чтобы атаковать Оперативную группу. Сообщалось, что авианосная группа, во главе с авианосцем «25 де Майо» находится где-то к северу от ЗПО. Последние данные разведки, также указывали на то, что другая группа, из трех кораблей, возглавляемая крейсером «Генерал Бельграно», действовала к югу от нас, и что обе группы боевых кораблей противника намеревались взять британский флот в клещи.
Тонкости морских операций для большинства из нас ускользали. Потенциальная угроза, исходящая от аргентинского авианосца и тяжелого крейсера, была достаточно реальной, и добавлялась к другим рискам атак с воздуха и подводных лодок, но борьба с ними была делом кораблей и экипажей Оперативной группы. Вокруг нас моряки и экипажи военно-морской авиации занимались своими делами: работали с оборонительными ракетными системами, обслуживали вооружение, проводили противолодочные маневры и осуществляли воздушное патрулирование. Как солдаты, мы были праздными наблюдателями, и монотонность неполной занятости начала сказываться с течением времени, превращаясь в кажущуюся бесконечной скуку еды, сна, чтения, реагирования на предупреждения, прибытия на боевые посты и ожидания.
Иногда приходила почта из Великобритании. Доставленные на остров Вознесения и сброшенные с воздуха на корабли в Атлантике, тонкие конверты из синей бумаги, которые складывались из исписанной страницы, известные как «голубые», производили драматический эффект. Знакомый почерк, сообщающий новости о близких и событиях дома, становился кульминацией морального подъема в море скуки и угроз. Развернув одно из этих дешевых хрустящих писем, тонких как авиапочта, вы на мгновение вырывались из чуждой среды металла, ограниченного круга общения, постоянного шума и тревог. На краткий миг вы оказывались дома, в Херефорде, читая о семейных делах, весенней погоде, своем саду и о том, что нужно бы подстричь траву.
В одном письме Лиз мне написала:
«Вчера я смотрела по телевизору, как уходят корабли. Их провожало множество людей. Мама позвонила мне после вчерашних новостей. Она спрашивала о тебе, и я думаю, что она о тебе беспокоится. Я тоже, так что, пожалуйста, береги себя и возвращайся целым и невредимым».
Тон писем Лиз свидетельствовал о том, что она смягчилась. Отбытие флота из таких мест как Портсмут и Саутгемптон, с яркой рекламой, фанфарами оркестров и телевизионных репортажей, резко контрастировал с нашим скромным отправлением. Но я думаю, что это донесло до нее, о чем мы говорили, и я обнаружил в том, что она писала, что ее также охватил национальный пыл этого дела, а также обеспокоенность тем, с чем мы можем столкнуться.
К 2 мая эскадрон «D» находился на борту «Гермеса» уже четыре дня, хотя казалось, что гораздо дольше. Ничто не отличало этот день от других. Мы присутствовали на полуденном брифинге, отправились на камбуз, подышали свежим воздухом на палубе и понаблюдали за «Си Харриерами» и противолодочными вариантами «Си Кинга», когда они отправлялись на свои задания. Укрывшись от сильного ветра с подветренной стороны возвышающейся надстройки корабля и наблюдая за взлетом самолетов с палубы, можно было отдохнуть от рутинной жизни под палубой и насладиться дневным светом. Затем, по системе трансляции, передали сообщение с новостью о «Бельграно» и команда корабля сошла с ума.
Сообщение о том, что старый аргентинский крейсер времен Второй мировой войны был потоплен в результате попадания двух торпед, выпущенных подводной лодкой Королевского военно-морского флота «Конкерор», было встречено неистовыми аплодисментами моряков на каждой палубе «Гермеса», как будто только что был забит победный гол на чемпионате мира.
Споры, возникавшие вокруг его гибели, никогда не касались нас на «Гермесе». Если бы у нас спросили наше мнение, оно было бы простым: «Бельграно» был боевым кораблем противника, который вышел в море с намерением причинить нам вред и находился всего в нескольких часах хода от Оперативной группы. Оснащенный 6-дюймовыми орудиями и толстой броней, способной выдержать огонь большинства орудий надводных кораблей Королевского флота, крейсер представлял собой серьезную угрозы, и было бы правильно вывести его из уравнения, какими бы трагическими не были последствия. Решение потопить «Бельграно» было дополнительно оправдано тем фактом, что остальная часть аргентинского флота вернулась после потопления в родные воды и больше никогда не выходила в море в течение оставшейся части конфликта. Очень реальная угроза для Оперативной группы была устранена одним махом. Однако, несмотря на то, что война была неизбежным злом, любое ликование по поводу потопления «Бельграно» было недолгим. Два дня спустя аргентинский флот нанес ответный удар, и страшная угроза со стороны «Экзосета» стала суровой реальностью.
Я лежал на своей койке, погруженный в роман «Вдали от обезумевшей толпы», когда пришло известие о попадании в эсминец «Шеффилд». Это было перед обедом, после того как прекратились бесконечные утренние воздушные тревоги. Все были ложные; наше долготерпение было на исходе, и было хорошо погрузиться в буколическое спокойствие сельской местности Уэссекса. Я был погружен в эпизод, где расточительный сержант Трой злится на работников фермы во время бури, когда Фил вошел в кубрик и рассказал нам то немногое, что он знал, о буре, которая только что поглотила один из эсминцев «Тип 42» Королевского военно-морского флота.
Подробности были скудными. Корабль Ее Величества «Шеффилд» был одним из трех эсминцев, несших дозорную службу далеко на фланге ордера флота, к западу от нас. Противодействуя угрозе со стороны авианосной группы, задачей эсминцев было действовать в качестве следующей линии обороны после «Си Харриеров», защищая авианосцы «Гермес» и «Инвинсибл» от любых приближающихся самолетов или ракет, с помощью их ракет класса «земля-воздух» большой дальности «Си Дарт». Два реактивных самолета аргентинцев «Супер Этендард» были замечены на радаре одного из эсминцев, но были пропущены «Шеффилдом» и проигнорированы «Гермесом». У нас был «уровень воздушной угрозы — белый», когда это случилось.
- Всплеск, Бильбо, хватайте свои наборы медиков патруля и дуйте на камбуз, который сейчас используется как пункт приема раненых. Босс слышал, что они ожидают много раненых с «Шеффилда», и он собирает всех медиков эскадрона на помощь.
- Насколько все плохо? - спросил Бильбо.
- Я не знаю, но по слухам плохо. Там натурально клапана сорвало, так что вам нужно подняться туда как можно скорее.
Я посмотрел на Бильбо, а затем мы оба схватили свои медицинские сумки и поднялись на камбуз так быстро, как только смогли. Как и я, Бильбо проходил стажировку в отделении травматологии в рамках своей подготовки, чтобы стать эскадронным медиком. К тому времени, как мы туда добрались, большинство остальных медиков эскадрона «D» собрались на камбузе, включая Сида Дэвидсона, еще одного медика из 19-го отряда.
Зеленые пластиковые стулья были сложены и убраны, оставив стационарные обеденные столы в качестве платформ для раненых, когда они начнут поступать. Нас разделили на пары, по два медика на каждый стол, под общим руководством военно-морского хирурга. Мы с Бильбо встали над выделенным нам столом, и начали вываливать содержимое наших сумок на пластиковую поверхность: бинты, наборы для капельниц, ножницы, морфий. Затем мы ждали и гадали, что же сейчас будут вносить через дверь.
- Как ты думаешь, что нас ждет? - спросил Бильбо.
- Кто знает? Я полагаю, это зависит от того, как они сортируют раненых. Самые тяжелые попадут в лазарет, но если их будет много, мы можем иметь дело с довольно тяжело ранеными людьми.
Пока мы стояли на камбузе, в 20-30 милях от нас искалеченный «Шеффилд» боролся за свою жизнь. Пожарные расчеты и аварийные группы отчаянно боролись за то, чтобы удержать корабль на плаву и спасти моряков, оказавшихся в ловушке под палубами в задымленных проходах и отсеках, поскольку корабль быстро превратился в бушующий ад горящего топлива и легковоспламеняющихся конструкций.
Прошло совсем немного времени, прежде чем первые раненые были высажены над нами на летную палубу, в эстафете «Си Кингов». Об их прибытии сообщили по трансляции и мы приготовились. Над нами из вертолетов вытаскивали сильно обгоревших людей. Другие шли, помогая им, с забинтованными лицами и руками. Сообщения о прибытии новых раненых передавалось по внутренней трансляции в качестве постоянного комментария, но наши столы оставались свободными.
Каким бы ужасным это ни было, число раненых среди экипажа корабля оказалось меньше, чем ожидалось. Через пару часов вертолеты перестали садиться и нас остановили. Погибли двадцать человек, и, хотя от нас и не потребовалось их лечить, десятки были ранены. В конце концов, команда покинула «Шеффилд» и его обгоревший корпус взяли на буксир. Шесть дней спустя вода хлынула через смертельную рану в борту эсминца, нанесенную ракетным ударом и он затонул в штормовом море.
Было бы преуменьшением сказать, что потеря «Шеффилда» подействовала отрезвляюще. Наиболее серьезно пострадавшие оставались в лазарете, где ужасные ожоги были обработаны густым белым обезболивающим и антисептическим кремом «Фламазин». Сильно обожжённые руки были помещены в пластиковые пакеты, и операция спасла жизнь многим людям. За завтраком на следующее утро мы увидели некоторых из менее серьезно пострадавших и сравнение полученных ожогов с их лицами и руками подтвердило важность надлежащего ношения противопожарных капюшонов и перчаток, чтобы защитить открытые конечности от мгновенной вспышки и тепла взрыва. Если вы не надели капюшон должным образом в момент взрыва, у вас не было времени натянуть его, или надеть перчатки. Те, кто этого не сделал, за это пострадали. Все еще не оправившиеся от шока, их лица были красными — кожа покрылась волдырями, волосы опалили кожу головы, а пальцы опухли и покраснели, выглядя как анемичные консервированные сосиски, которые Грэм и Уолли подавали нам на острове Вознесения.
Напряжение на борту «Гермеса» заметно возросло и угроза «Экзосета» стала темой всеобщих разговоров.
- По-видимому, «Экзосету» попавшему в «Шеффилд» понадобилось всего две минуты, чтобы пройти расстояние от точки запуска до эсминца, - сказал Джеймс, когда мы сидели на наших койках и обсуждали события предыдущего дня позже вечером.
- Я сомневаюсь, что у бедняг был шанс что-то с этим сделать, учитывая что они были на краю, защищая остальную часть Оперативной группы.
- Итак, это означает, что если будет обнаружена приближающаяся ракета, нам повезет, если у нас будет максимум три минуты, до того как она в нас попадет, - сказал я, отметив тот факт, что «Гермес» находился в центре ордера флота.
- Эта дополнительная минута ничего не изменит, - возразил Бинси. - Если уж на одной из этих лягушачьих ракет написано твое имя, ты ничего не сможешь с этим поделать, и можешь на прощание поцеловать свою задницу.
- Как ты любезен, Бинси, - сказал Джеймс, - но наверное, ты прав. Лучше нам как можно быстрее убраться с этих плавучих гробов.