Бернард Фолл. Улица без радости. Глава 3

Генеральные сражения – часть II

Северо-запад и «Операция Лотарингия»

Сосредоточение основной массы французских подвижных резервов вокруг выступа у Хоабинь привело с французской стороны к постепенному пренебрежению театрами операций. Французское Верховное командование считало это приемлемым риском до тех пор, пока битва за Хоабинь обещала принести ожидаемые большие дивиденды в уничтожении регулярных частей противника, и эта авантюра, казалось, окупилась в Южном Вьетнаме и Камбодже, где замедление французских операций не слишком ухудшило местную ситуацию. Фактически энергичные антитеррористические операции, проводимыми вьетнамскими правительственными властями, вскоре положили конец взрывам бомб в городах и саботажу. Примечательно, что с конца 1952 года и до конца войны в Индокитае в Сайгоне не произошло ни одного крупного террористического акта.

Однако в ключевом пункте, дельте Красной реки, ситуация ухудшалась с угрожающей скоростью. Воспользовавшись сосредоточением внимания французов на Хоабинь, генерал Зиап вновь бросил в бой 316-ю и 320-ю дивизии, вскоре усиленные частями 304-й дивизии, выведенной из Хоабинь и отдельными 42-м и 48-м полками, проникшими в дельту. К марту 1952 французы проводили комбинированные операции с участием нескольких мобильных групп в тылу своих войск, чтобы держать свои коммуникации открытыми.

Все больше и больше прочность всех французских позиций в дельте Красной реки ложилась на плечи небольшой группы молодых энергичных полковников, которых де Латтр прозвал «Маршалы Империи», в память о группе смелых французских военных, командовавших быстро двигавшимися армиями, удерживающих воедино империю Наполеона. Именно так обстояло дело с полудюжиной полковых и воздушно-десантных боевых групп, которыми командовали такие люди как полковники Ванюксен, де Кастри, де Кергарава, Бланкар, Жиль и Лангле, которые вскоре прославились напором и энергией, с которыми они вели в бой свои мобильные группы.

Требовалось особое мужество и решительность, чтобы командовать постоянно движущимся армейским микрокосмом, который представляла собой мобильная группа в Индокитае. Некоторые из них состояли в основном из североафриканцев и сенегальцев, такие как мобильная группа №1; другие, такие мобильная группа №3 Ванюксема, включали батальоны горцев Муонга, которые организовал он сам; в Камбодже мобильная группа №51 снова состояла из североафриканцев, в то время как злополучная мобильная группа №100 включала большинство французов из батальона, служившего в Корее. Каждая мобильная группа, разумеется, включала в себя также большое количество вьетнамских частей и в 1953 году, наконец, была создана полностью вьетнамская мобильная группа в центре дельты Красной реки, в Хынгйене.

Происхождение командиров было столь же разнообразно, как и войска. Ванюксен, например, хотя и был кадровым военным, имел также научную степень по философии, выдержав чрезвычайно жесткий экзамен, дающий право преподавать философию в французских университетах. Со своей рыжеватой бородой, огромным телом и темно-зеленым беретом, украшенным пятиконечной серебряной звездой мунгов, он, несомненно, был удивительной фигурой военного командира. Но даже Ванюксен был едва ли более удивителен, чем назначенный в 1953 году командующим северным театром генерал-майор Коньи. Офицер регулярной армии, Коньи сражался в подполье против немцев, был схвачен и подвергнут пыткам в гестапо и в конце войны превратился в «ходячий скелет» в печально известном концентрационном лагере Маутхаузен. После гестапо он сильно хромал. Гигант ростом в шесть футов три дюйма, Коньи также имел замечательную академическое образование: степень магистра в области права и диплом (эквивалентный степени магистра) Французского Института политических наук. (Коньи закончил l’École polytechnique, Высшее политехническое училище (оно на порядок лучше любого университета, туда поступить жутко сложно, а закончить - неимоверно круто). И он доктор права. Это официальные данные. Прим. Catherine Catty).

Там были такие люди, как Бижар, майор десантных войск, которому предстояло стать подполковником в Дьенбьенфу. Он начал Вторую мировую войну в звании старшего сержанта, был взят в плен немцами в 1940 году, бежал из Германии во французскую Западную Африку, прыгал с парашютом во Францию в 1944 году, помогая создавать партизанские отряды, и командовал 6-м колониальным парашютно-десантным батальоном в Индокитае. А вот и другие: де Кергавара, командир 4-й мобильной группы, в роговых очках, широкополой походной шляпе и с выдающимся подбородком, очень похожий на английского сельского сквайра, и де Кастр, в ярко-красной полевой шапочке спаги, с его вечным длинным шелковым шарфом и репутацией великого дамского угодника.

Это были люди и войска, которые должны были нести бремя битвы до конца войны в Индокитае, постоянно маневрируя в лязге и реве сотен грузовиков и танковых двигателей, окутанные облаками пыли в сухой сезон и покрытые грязью во время муссонов; почти никогда не отдыхая, проводя ремонт и техническое обслуживание в краткие периоды затишья, растягивая выносливость матчасти и войск до предела. Это были войска, которые едва переведя дух после битвы при Хоабинь и операциями по зачистке дельты, теперь должны были столкнуться с возобновившимся наступлением Вьетминя с совершенно другого направления.

Вьетминь, видевший возможности и ограничения тяжелой французской техники во время боев на периферии дельты Красной реки, теперь определился с окончательным курсом, который должен был принести ему окончательную победу – наступление через вершину Индокитайского полуострова. Французам будет почти невозможно использовать тяжелую технику; их военно-воздушные силы будут сражаться на максимальной дальности действия против войск скрывающихся под покровом деревьев; и Вьетминь мог в полной мере использовать присущее ему качество быстрого передвижения по пересеченной местности, быстрой концентрации с рассредоточенных точек подхода и тактики засад «бей и беги» на войска, незнакомые с боями в джунглях. Уже в октябре 1952 года высшее командование коммунистов приняло решение о военной стратегии, от которой их не отклоняла ни французская инициатива, ни возрастающая американская военная помощь до самого конца войны.

Битва за высокогорье Тай началась 11 октября 1952 года, когда три дивизии коммунистов – 308-я, 312-я и 316-я начали наступление тремя колоннами через Красную реку на фронте шириной в 40 миль. 308-я и 316-я дивизия оставили по одному полку каждая, 176-й и 36-й пехотные полки в общем резерве вокруг жизненно важных проходов Красной реки; к северу от трех дивизий отдельный 148-й полк нанес свой собственный удар на запад, двигаясь по широкой дуге. Прошедший год между первым ударом Вьетминя и нынешним наступлением никоим образом не изменил основное соотношение сил в этом районе. Французская линия постов непосредственно к западу от Красной реки оставалась такой же слабой и неустойчивой, как и прежде и город Нгиало, хотя и несколько лучше укрепленный и защищаемый теперь гарнизоном примерно в 700 человек, все еще не мог противостоять решительной атаке коммунистов, возглавляемой дивизией в 10 000 человек, оснащенной безоткатными орудиями и 120-мм тяжелыми минометами.

Менее чем через шесть дней после переправы через Красную реку, 308-я дивизия смела перед собой все небольшие французские аванпосты и появилась через 40 миль джунглей перед Нгиало и вокруг него. И здесь проникновение коммунистов шло по обычной схеме. За несколько дней до начала настоящей атаки деревни, окружавшие Нгиало начали покидать сначала подростки и мужчины, а затем женщины и дети. Тогда обычные французские «контакты», местные туземцы, служившие агентами французской разведки, переставали докладывать, посылая вместо этого своих жен, с жалобами на то, что их мужья «уехали на охоту», или заболели, или уехали далеко на свадьбу дальнего родственника. Опытному французскому офицеру эти симптомы были достаточно ясны – готовилась атака Вьетминя.

Местный французский командующий обычно отвечал усилением патрулирования в этом районе, французскими контрзасадами на обычных путях подхода и запросом об усилении воздушной разведки по всему району. Все это было в точности проделано вокруг Нгиало между 11 и 17 октября, и без малейшего эффекта. Фактически, за день до прибытия 308-й дивизии две французские роты прочесали местность вокруг лагеря, посетили деревни и обыскали вероятные места укрытий, но ничего не нашли. Точно так же французская воздушная разведка, непрерывно ведя поиск в известных районах сбора, не могла обнаружить никаких признаков крупномасштабных перемещений коммунистов. То тут, то там небольшая группа людей, продвигавшихся гуськам по высокой траве, была застигнута на открытом месте французским разведывательным самолетом, но к тому времени, когда самолет делал второй заход, противник исчезал с дороги и смешивался с окружающей местностью.

Учитывая господство французов в воздухе, войска Вьетминя превратили камуфляж в настоящий фетиш. Самые большие усилия были предприняты даже в безопасных тыловых районах, чтобы замаскировать все, что могло представлять подходящую цель для французов. Этот постоянный акцент на идеальном камуфляже, неуклонно выполняемый даже на отдыхе, сделал солдата коммунистов, как и гражданское население, непревзойденными мастерами этой игры. Шлем из пальмовых листьев солдата-коммуниста с неизменной изношенной маскировочной сеткой на нем был главным фирменным признаком регулярных войск. Кроме того, каждый солдат регулярных сил Вьетминя нес на спине и голове большой проволочный диск, украшенной растительностью местности, через которую он шел. Как только местность менялась, каждый солдат должен был сменить камуфляж идущего впереди человека, по мере изменения обстановки. Редко когда подразделение коммунистов слишком спешило, чтобы не потратить время на то, чтобы сменить камуфляж, когда оно покидало темно-зеленый лес, выходя в район более светлых зеленых пастбищ или болотисто-коричневых рисовых полей, готовых к уборке урожая.

«Я просто знаю, что эти маленькие ублюдки где-то здесь» - было обычной жалобой французских пилотов-разведчиков – «Но пойди найди их в этом бардаке».

И снова маскировка коммунистов оказалась идеальной. Первое подозрение французов что на них вот-вот нападут – если не считать общего ощущения, что что-то затевается – возникло, когда 17 октября в 17.00 массированный минометный налет с чрезвычайной точностью и яростью обрушился на высоту Нгиало, разнеся колючую проволоку, пропахав проходы через минные поля и выбив орудийные расчеты французов. В 17.30 раздался страшный крик «Тьен-лень!» и пехота Вьетминя появилась на высоте с потрепанной обороной. Менее чем за час вся высота Нгиало попала в руки противника. Французская воздушная поддержка, поднятая по тревоге через несколько минут после начала боя, прибыла как раз вовремя из дельты Красной реки, чтобы засвидетельствовать уход пленных с поднятыми руками, идущими между двумя колоннами конвоиров Вьетминя. Французские позиции в деревне Нгиало все еще продолжали сражаться и продержались до утра, но когда на рассвете прибыл первый самолет со снабжением, чтобы сбросить крайне необходимые боеприпасы и кровяную плазму, французский триколор перестал развеваться над обугленными руинами Нгиало. Главный французский якорь в горах Тай был потерян в течении двадцати четырех часов и теперь было очевидно. что все французские посты к северу и западу от Нгиало будут разгромлены без надежды на помощь, если Вьетминь достигнет Черной реки до того, как гарнизоны смогут завершить свое отступление.

Перед французским верховным командованием вновь встал призрак приграничной катастрофы 1950 года. Выбор, который в конце концов был сделан, состоял в том, чтобы бросить противнику в качестве жертвенного ангца один десантный батальон, который решительными арьергардными действиями привлек бы на себя основные силы противника и дал бы время более медленным и крупным частям отступить к Черной реке. Не было ни малейшей иллюзии относительно шансов на выживание десантного батальона; если бы он продержался достаточно долго, чтобы выполнить свою задачу, его потеря того бы стоила. Решение было принято в Ханое и батальон, выбранный для жертвоприношения в стране Тай, был 6-м колониальным парашютно-десантным батальоном майора Бижара.

15 октября подразделение было приведено в состояние боевой готовности и в тот же вечер командующий воздушно-десантными войсками полковник Жиль попросил отца Жанделя, капеллана десантников, подготовиться к боевой операции на следующее утро в 05.30. «Как долго продлится операция?» - спросил Жандель. «Я не знаю точно» - ответил Жиль. «В любом случае, возьмите с собой переносной алтарь и все, что нужно для мессы. Если операция займет больше времени чем ожидалось, мы отправим вам для мессы вино и облатки. Удачи».

16 октября 1952 года в 11.20 первая волна из пятнадцати С-47-х, вылетела из Ханоя в направлении Туле в двадцати милях к северо-западу от Нгиало. За первой волной должна была последовать вторая, в 14.30. Сам Бижар, как обычно, был в первом самолете. Лица мужчин были напряжены, обычные шутки и подколки отсутствовали. Теперь они знают, куда идут, что собираются делать и что лишь немногие из них доживут до того, чтобы рассказать об этом. Отец Жандель в камуфляжной униформе десантников – с черным распятием, украшенным маленькой серебряной фигуркой Христа, висевшим у него на шее над запасным парашютом и небольшим свертком с переносным алтарем, уложенным поверх его ранца – нашел себе место неподалеку от майора Бижара. Капеллан прыгал как член штабной группы. И вот Туле: несколько небольших продолговатых холмиков, окруженных покрытыми джунглями горами.

Сам аванпост, расположенный в центре небольшой равнины, представлял собой укрепленную башню, наподобие средневековых, окруженную десятью рядами колючей проволоки и несколькими открытыми коммуникационными траншеями, связывающими пять пулеметных точек. Начальник поста, любитель порядка, выложил его название на холме шестифутовыми буквами из каменных плит. Вся равнина была длиной около четырех миль и земляная тропа соединяла пост с ближайшей деревней племени Мео. С любой точки зрения, это место выглядело как самая непривлекательная ловушка, которую только можно было найти для последнего боя.

Первая волна десантников высадилась в 13.00, за ней в 16.00 последовала остальная часть батальона. Они немедленно начали окапываться вокруг аванпоста Туле, готовясь к предстоящему сражению; это были элитные солдаты, вьетнамцы и французы, и они намеревались дорого продать свою шкуру. 17-го октября первый патруль 6-го парашютно-десантного батальона доложил о контакте с тремя подразделениями 312-й дивизии в восьми километрах от Туле. В ту же ночь бойцы 6-го парашютно-десантного батальона в Туле были молчаливыми и далекими свидетелями агонии Нгиало. Грохот выстрелов и вспышки взрывов были слышны и видны в двадцати милях к юго-востоку.

В 18.00 на следующий день первые подразделения противника добрались до хребтов вокруг Туле как с юга, так и с востока; 1-й батальон горцев тай вышел в течении предыдущего дня и двинулся на север и запад; 17-й табор (батальон) марокканцев и 3-й батальон 1-го марокканского стрелкового полка выдвигались в направлении Черной реки. Однако в пятнадцати милях к юго-востоку от Туле, в Зиахой, одинокая стрелковая рота все еще отчаянно пыталась вырваться из вражеских засад, чтобы отступить к Туле. Никогда не будет известно, привело ли решение Бижара дождаться роты из Зиахой к окружению 6-го парашютно-десантного батальона в Туле, но факт остается фактом: получив 19-го октября в 21.00 приказ из Ханоя на отход из Туле в направлении Черной реки, Бижар решил дать гарнизону Зиахой время до утра, чтобы соединиться со своими силами. (В любом случае, попытка прорыва из долины посреди непроглядной ночи, вероятно, привела бы к полному рассеянию батальона в течение короткого времени).

19-е октября в Туле было мрачным днем. Как это часто бывает в верхнем районе Тонкинга, небо было покрыто плотным слоем облаков, которые мешали французским истребителям-бомбардировщикам и самолетам разведчикам действовать над высотами Тай. Тем не менее, по чистой случайности, заблудившийся истребитель-бомбардировщик перехватил колонну из примерно 600 солдат, двигавшихся к Туле, но потери, которая эта колонна понесла от последовавшего обстрела, была лишь каплей в море по сравнению с массой живой силы, которая теперь окружала десантников в Туле.

Около 03.00 20-го октября противник начал наступление на Туле с обычного для него плотного минометного обстрела и десантники окопались для своего последнего боя. Две вражеские атаки были отбиты; на рассвете люди Бижара еще держались за колючей проволокой и башней Туле. И снова погода была недобра к французам; небо над высокогорными долинами было плотно затянуто кучевыми облаками, которые сводили на нет все шансы на поддержку с воздуха. 6-й колониальный парашютно-десантный батальон действовал сам по себе.

Теперь было очевидно, что любые попытки удержать Туле были бесполезны; они не только должны были означать верную гибель для батальона, но также можно было быть уверенным, что противник попросту обойдет ощетинившийся ежом аванпост, заблокировав его несколькими своими батальонами и возобновит свое движение вперед, не заботясь об этом аванпосте, оставив его засыхать на корню, как это было проделано со многими другими французскими блокпостами раньше и будет проделано со многими позже.

Но была проблема раненых. В воздушно-десантных войсках считалось аксиомой, что ни одного раненого врагу не оставляют. Десантники, как элитные войска, были объектом особой ненависти сторонников Вьетминя, которые часто подвергали их ужасным пыткам, прежде чем убить.

В батальоне было уже пять тяжелораненых на носилках и французы готовились нести их по дороге к Черной реке. На каждые носилки были назначены по четыре пары людей, для смены и защиты. Тяжелая тропическая жара, со знаменитыми тропами Мео, ведущими прямо вверх по одной стороне холма и прямо вниз по другой, истощает двух носильщиков с их 200-фунтовым грузом менее чем за пятнадцать минут. То же самое относилось, конечно, и к расчетам тяжелого оружия (минометам и пулеметам), а также рациям и боеприпасам, которые нужно было нести на себе. Почти каждый десантник, включая офицеров, нес дополнительную ношу, помимо своего обычного походного рюкзака.

Путь начался с неожиданной легкостью. Вьетминь по какой-то причине отошел от контакта с анклавом и десантникам удалось успешно зачистить первую линию высот, не будучи перехваченными. Передовой отряд, который накануне опередил батальон на перевале Туле, передал по радио, что он тоже не имел контакта с противником. По-видимому, удача была на стороне французов, по крайней мере, на этот раз. Но Вьетминь просто выжидал своего часа; вместо того, чтобы терять людей в массовых атаках в начале кампании, 312-я дивизия предпочла позволить французскому батальону отступить со своей постоянной позиции, где его пулеметы могли нанести серьезный урон нападавшим и позволить ему растянуться вдоль тропы в джунглях, где его можно было бы в свободное время кромсать по частям. Таким образом, весь 6-й парашютно-десантный батальон попал в огромную ловушку, устроенную между перевалом Туле и первой линией высот. Плотность автоматического огня, который обрушился на французов, был небывалым в войне в Индокитае; по словам лейтенанта Траппа, возглавлявшего взвод тылового охранения, который попал в плен в этом бою и видел вблизи вооружение противника, в 312-й дивизии приходился один ручной пулемет на каждые десять человек, одна автоматическая винтовка на каждые пять и было большое количество пистолетов-пулеметов. Сражение скоро закончилось для двух арьергардных рот; они были уничтожены, но их жертва спасла оставшуюся часть батальона, включая майора Бижара. Почти постоянно преследуемые врагом, несколько раз подвергнувшись опасности утонуть, Бижар и его люди решительно сражались в своем прорыве к Черной реке. Они достигли ее 22 октября, пройдя более сорока миль по тропам в джунглях, менее чем за два дня, ценой потери более чем трех пятых батальона. Они были измучены, истерзаны, страдали от малярии и укусов пиявок, но все еще оставались боевой единицей. И они унесли с собой всех своих раненых, которые не были взяты в плен на перевале Туле.

В это же время, поле боя вокруг Туле был усеяно более чем сотней раненых французов. Отец Жандель остался с ними в надежде помочь, но для большинства из них любая помощь пришла бы слишком поздно. Вьетминь просто для них ничего не делал. Их единственно подобрали и уложили бок о бок в грязи, оставив их раны на открытом воздухе, без малейшего внимания на ужасные увечья. Они тихо стонали, умоляя о воде или быстрой смерти. Один из французских офицеров, взятый в плен во время сражения и проходивший мимо поста несколько дней спустя, ушел с посеревшим лицом, будто увидел сам ад.

«Знаешь, это было хуже всего из того, что я когда-либо видел. Все это место выглядело как нечто прямо из ада Данте, или из одного из рисунков Гойи. Раненые все еще лежали там, как и в первый день, вперемешку с людьми, которые умерли несколько дней назад и начали гнить. Они лежали без присмотра под тропическим солнцем, съеденные заживо крысами и стервятниками. Если бы только все они были мертвы! Но представьте себе, некоторые из них все еще были способны стонать».

Из 110 легко раненых или невредимых десантников, которые попали в плен в Туле и на перевале 20 октября 1952 года, только четверо, включая отца Жанделя пережили суровые испытания в вьетнамских лагерях для военнопленных и дожили до дня своего освобождения в августе 1954 года.

Из-за избиения, устроенного десантникам в Туле, пришлось дать им дополнительную фору в преследовании красными. Еще один маленький пост должен был принести последнюю жертву, чтобы дать людям Бижара несколько драгоценных часов, необходимых для прорыва, и дать другим гарнизонам шанс добраться до Черной реки живыми. Выбор пал на крошечный Муонгчен, в 33 километрах к северо-западу от Нгиало, удерживаемый 80-ю тайскими ополченцами из 284-й местной вспомогательной роты под командованием французского сержант-шефа Пероля и трех других французских унтер-офицеров.

Вечером 20 октября колонна Бижара достигла Муонгчена, горного блокпоста с видом на тропу, ведущую к Черной реке, состоящего из одного бункера из бревен, двух небольших казарм и еще одного недостроенного бункера. Пероль и его люди работали на укреплениях своего поста, дополняя отсутствие колючей проволоки заборами из бамбуковых кольев, но этот пост никогда не должен был быть чем-то большим, чем укрепленным полицейским участком, а не опорным пунктом, предназначенный для предотвращения решительного нападения противника. Но это была именно та задача, которую Бижар собирался ему поручить.

- Послушайте, Пероль - сказал Бижар. – Со мной пятьсот человек, десантников. У нас одна задача – продержаться достаточно долго в горах, пока не прибудет подкрепление для линии на Черной реке. Вьеты остались примерно на час позади, и нам нужно еще три часа. Вы дадите нам эти дополнительные три часа. Это ваши два взвода против нашего батальона и других гарнизонов на высокогорье Тай.

- Вам нужно по крайней мере три часа и мы сможем это сделать, - тяжело сглотнул 34-летний Пероль. Его восемьдесят человек против основных сил 312-й дивизии – у них не будет ни малейшего шанса. А дома в Вердене, у его маленькой девочки был день рождения. он даже припас бутылку шампанского – тепловатого, конечно, но тем не менее, шампанского – для такого случая. Что же, он выпьет его в другой раз, если будет другой раз.

- Хорошо, mon Commandant, – сказал Пероль.

- Спасибо, - сказал Бижар, – Я знал, что вы меня не подведете.

Оба мужчины отступили в сумерки, где десантники лежали на земле вдоль тропы, опираясь на свои рюкзаки, которые они даже не потрудились снять. Они знали, что через несколько минут им придется идти дальше со своими пайками, тяжелыми обоймами и ранеными на носилках.

Примерно в 18.15 последний десантник в пятнистой униформе исчез на западе и сержант-шеф Пероль и сержант Шерон занялись тем, чтобы выиграть три часа для Бижара. Ополченцы Тай молча копали новые огневые точки для ручных пулеметов и набивали мешки с песком, которые просели во время недавних дождей. Хотя им и не сообщили о предстоящей задаче, они каким-то таинственным образом, которым новости распространяются в странах где почти все неграмотны, узнали, что приближаются огромные силы противника; и как хорошие охотники, которые выслеживали добычу с тех пор, как научились ходить, они оценили свои шансы на выживание, так же точно как и французские сержанты.

Менее чем через час после ухода десантников первые вьетнамские минометные мины обрушились на Муонгчен. Опять же противнику удалось расположиться на расстоянии выстрела, не будучи обнаруженным ни одним из патрулей, которые осажденные гарнизон установил на вероятных путях подхода. Разведка Вьетминя или предыдущая рекогносцировка снова была безупречной. Основной удар атаки был направлен на южный бункер, где небольшая складка местности обеспечивала укрытие от французского огня автоматического оружия. За этим последовал прямой штурм недостроенного блокгауза, который был взят последовательными волнами гренадеров, отрядов коммунистов, вооруженных только ручными гранатами. Сначала они взрывали проволочные и бамбуковые заграждения, а затем уничтожали расчеты ручных пулеметов Браунинга. Десятки гренадеров были убиты или ранены в этой попытке, но следующие волны прыгали на позиции над телами своих мертвых или умирающих товарищей.

Но Муонгчен, потрепанный и дымящийся, все еще держался три часа спустя. Однако в 22.00 положение стало безнадежным: все тяжелое оружие либо израсходовало боеприпасы, либо было уничтожено, и гарнизон вот-вот был бы раздавлен одним лишь весом вражеских тел, падающих на людей в окопах и огневых точках. Их смерть или пленение в Муонгчене ни в коей мере не задержит Вьетминя. Пероль решил попытаться прорваться. Заминировав оставшийся бункер и запас боеприпасов, паля из всего своего оружия на максимуме скорострельности, бойцы рванули к тропе, которую они недавно прорубили в джунглях и которая по этой причине, возможно, была неизвестна противнику. Прорыв Пероля принес свои плоды: в кромешной тьме ночи они знали дорогу лучше, чем вьеты и вскоре были милосердно скрыты джунглями.

Когда уцелевшие провели перекличку на рассвете, осталось трое французов и около сорока ополченцев тай. И вот началась смертельная игра в прятки, потому что противник отправил за ними две роты. Погоня продлилась 12 дней и охватила более 200 километров предательских джунглей, включая переправы через реки (осложненные тем, что сержант Шерон не умел плавать) и восхождение на горные цепи высотой 8000 футов. Рядовой Дестаминиль вскоре вынужден был ходить босиком, так как его ноги, кровоточащие и опухшие, больше не влезали в ботинки.

На второй день провиденциальное вмешательство случайного истребителя-бомбардировщика спасло их от уничтожения в ловушке, которая, тем не менее, обошлась им в десять человек. На третий день у них закончилась еда, но знатоки джунглей тай смогли найти несколько тощих кукурузных початков и корни маниока, которые обеспечили им хоть какую-то еду. На каждой остановке Пероль пытался тщетно связаться с французскими постами по рации SCR-300, которая, как ни странно, все еще работала. Какие бы французские посты не оставались на северо-западе, они были не зоны действия рации.

Тем не менее, однажды вечером, казалось бы французский голос ответил и указал на карте координаты посадочной площадки к северу от их текущего маршрута марша. Последовали жаркие дебаты: поступило ли это сообщение от одной из французских диверсионных групп дальнего действия, постоянно действовавших в тылу коммунистов, которые часто вырубали в джунглях небольшую секретную взлетную полосу, через которую они могли эвакуировать по воздуху раненых и получать припасы; или сообщение было ловушкой, устроенной Вьетминем, которую они использовали, чтобы заманить французские самолеты в зону действия зенитной батареи коммунистов, или заставить французские транспортные самолеты сбросить к ним на парашютах припасы, предназначенные для диверсионных групп, или таких же как они отставших? В конце концов Пероль принял непопулярное решение не отвечать на призыв и не называть свою группу.

Позже выяснилось, что он был прав. Передатчик был ловушкой коммунистов.

Близ Батчьен, всего в одном горном хребте от Черной реки, они чуть не свалились на бивак взвода Вьетминя, вставшего на тропинке. Они оставались в течении пяти часов, застыв на месте, наблюдая, как противник разбивает свой собственный лагерь, прежде чем продолжить свой марш. К этому времени, изможденные голодом, жаждой и дизентерией, даже туземцы тай были едва ли больше, чем оборванными тенями, пошатываясь, бредущими вперед, удерживаемые только мрачной решимостью достичь Черной реки.

5 ноября 1952 года был преодолен последний гребень, голубое небо стало ярче, когда кроны деревьев поредели, а затем ведущий разведчик тай остановился, указывая вперед: «La Rivière Noire», сказал он.

И вот она, красновато-коричневая, быстрая и коварная – но безопасность лежала по ту сторону. Там был еще крутой спуск к берегам реки, а в крутые спуски в джунглях более мучительны, чем подъемы. Смертельно уставшие люди падали чаще, чем шли, но к 16.00 они достигли дна долины. Снова явилось провидение, на этот раз в виде туземцев тай из соседней деревни.

- Вы не сможете пройти днем. Вы должны вернуться в лес; вдоль реки много вьетминских патрулей, но ваши люди на другом берегу. Вы останетесь здесь до темноты. Я вернусь с рисом для вас и проведу вас.

Говорил ли он правду? Сами тай этого не знали: вьеты платили большие премии за французских отставших, особенно за их оружие и больше всего за их рации. Награда сделает туземца богатым человеком на всю жизнь. Но Пероль и его люди были слишком слабы, чтобы беспокоиться.

К ночи тай вернулся с корзиной клейкого риса, обычного пропитания горцев. Люди жадно поглощали рис, запивая его мутной речной водой. Туземец, однако, предостерег Пероля от попытки переправиться этой ночью.

- Французы больше не приближаются к реке, и на другом берегу реки тоже есть вьетминские патрули. Но завтра я буду знать, где переправиться. Я найду вам плот, чтобы переправиться. Вы не сможете переплыть реку. Она слишком быстрая.

Люди чуть не плакали от отчаяния; находится так близко к безопасности и все же не иметь возможности добраться до нее, было почти невыносимо. Но у них не было выбора. На следующий день над рекой кружил маленький самолет-разведчик «Моран». Не в силах сдержаться, Пероль и его люди высыпали на открытое место, крича и размахивая французским флагом из Муонгчена, который они несли с собой. Самолет снизился и сбросил жестянку с запиской: «Видел вас. Уберите флаг и держитесь подальше от глаз. Оповещу друзей напротив вас. Удачи».

Вечером того же дня Пероль и его люди переправились на импровизированных плотах, сделанных из туземной хижины, которую они нашли на берегу реки, благодаря верному туземцу тай. Все еще волоча за собой оружие и рацию, они переправились без происшествий. Пероль при этом потерял свой бинокль, а Шерон – свои башмаки, в качестве своего рода умилостивительного дара речным богам. Темные тени вышли из леса недалеко от того места, где они высадились. Последний укол безумного страха, они хватают автоматы и ручные гранаты – и тут до них доносятся знакомые французские голоса; это была спасательная колонна с соседнего поста Муонгбу, которая была предупреждена об их присутствии «Мораном».

Но теперь сдерживаемые эмоции последних двух недель, нервное и физическое истощение от ада, который они пережили, настигли их. Пероль и его люди рухнули на месте, плача как дети, не в силах сделать ни шага. Их давным-давно все считали мертвыми, и Бижар просил посмертно наградить их за храбрый арьергардный бой при Муонгчен. Из восьмидесяти четырех человек, защищавших Муонгчен, шестнадцать достигли Черной реки. А сержант-шеф Пероль все еще нес свою бутылку шампанского.

Жертва 6-го колониального парашютно-десантного батальона лишь отсрочила, но никак не изменила судьбу северо-западного нагорья Вьетнама. Были спешно организованы две воздушные базы, Ляйтяу и Насан; но они скоро превратились в крошечные дружественные островки в коммунистическом море, которое теперь начало захлестывать северный Лаос. К началу ноября 1952 года противник достиг Черной реки почти на всем ее протяжении, а всего через две недели он достиг линии холмов между Черной рекой и рекой Ма, где французы организовали опорный пункт Насан, который был быстро укреплен четырьмя пехотными батальонами, одной артиллерийской группой и саперным отрядом, переброшенными по воздуху менее чем за четыре дня. Здесь снова, когда серия сильных зондирующих атак показала, что Насан потребует дорогостоящего штурма без дальнейших стратегических результатов, высшее командование Вьетминя просто обошло укрепленную зону, сковав французские войска небольшим прикрытием и продолжило свое победоносное и почти бесконтрольное наступление по широким пустым пространствам горного севера. Небольшой аванпост и аэродром Дьенбьенфу, который тогда защищала слабая пехотная лаосская часть, пали 30 ноября 1952 года. В связи с быстро ухудшающейся обстановкой, французское верховное командование решило еще раз сделать ставку на глубокий удар по коммуникациям и системе снабжения вдоль Красной реки, в надежде, что это заставит командование противника отвести большую часть своих ударных дивизий на северо-запад для защиты своих тыловых районов. Это было стратегическое предположение, которое привело с французской стороны к развертыванию «Операции Лотарингия».

«Операция Лотарингия» должна была состоять из четырех конкретных этапов. На первом этапе, длившемся с 29 октября по 8 ноября 1952 года, наступающие войска должны были открыть плацдарм через Красную реку в направлении Футхо. На втором этапе плацдарм Футхо должен был быть расширен, чтобы соединиться с оперативной группой, направляющейся на север непосредственно из Вьетчи по дороге №2, затем обе группы должны были вместе продвигаться по дороге №2 в направлении Фудоан, где воздушно-десантная группа №1 должна была быть сброшена точно вовремя, чтобы встретиться с колонной, продвигающейся по суше. Затем к обеим группам присоединится речной штурмовой дивизион, который предотвратит бегство любых сил противника по воде. На третьем этапе французские войска должны были уничтожить многочисленные склады вооружения и имущества противника, которые, как было известно, находились в районе Фудоан. Эта угроза главным складам противника, должна была, по мнению экспертов, привести к быстрому отводу основной массы сил коммунистов из района Северной возвышенности, чтобы спасти их склады от полного уничтожения. Дальнейшая эксплуатация прорыва либо путем дальнейших и более глубоких ударов по территории, удерживаемой коммунистами, будет зависеть от общей военной ситуации в дельте Красной реки и от ценности целей, достигнутых на предыдущих трех этапах. Силы, выделенные французским верховным командованием для «Операции Лотарингия» были пожалуй, самыми крупными из когда-либо собранных в Индокитае для какой-либо одной операции: четыре полные мобильные группы, одна воздушно-десантная группа с тремя парашютными батальонами, двумя пехотными батальонами и пятью подразделениями коммандос; две танковые подгруппы и два противотанковых и разведывательных эскадрона; два речных штурмовых дивизиона, а также два артиллерийских батальона и важные саперные силы: в общей сложности, более 30 000 человек.

Со стороны коммунистов, проблема была довольна проста. Поскольку приблизительная сила французского удара была хорошо известна, как и его направление, верховное командование коммунистов должно было пойти на рассчитанный риск, в надежде, что французский удар выдохнется прежде, чем он достигнет действительно важных центров снабжения в Йенбей и Тхайнгуен. (Надо понимать, что практически все передвижения французских войск в Индокитае происходили в «аквариуме». Поскольку практически никакие передвижения войск не могли происходить ночью из-за опасений дорого обходящихся засад, даже малейшее движение частей, танков или самолетов, немедленно замечалось населением и доводилось до сведения агентов Вьетминя. Таким образом, единственным эффектом тактической внезапности, который мог быть достигнут, была скорость выполнения движения, а не сокрытие самого движения. Поэтому верховное командование коммунистов почти всегда имело довольно точное представление о французских силах в любом секторе и знало, сколько из этих войск может выделено для мобильных операций. Поскольку количество войск, необходимых для защиты определенного количества миль линий связи также было известной константой, можно было почти математически точно вычислить максимальную глубину французского проникновения и его продолжительность. С французской стороны дилемма выбора между глубоким проникновением в течении короткого времени или неглубоким проникновением в течении длительного времени, так и не была удовлетворительно решена. «Операция Лотарингия» - яркий пример этой дилеммы. Прим. автора.) Поэтому генерал Зиап решил продолжить наступление в высокогорье Тай, но выделил по одному полку от каждой из двух своих ударных дивизий для прикрытия тыловых коммуникаций в долине Красной реки. Оба подразделения – 36-й пехотный полк 308-й пехотной дивизии Вьетминя и 176-й полк 316-й дивизии – были размещены в «Малой Месопотамии» Северного Вьетнама, на низменной заболоченной равнине между реками Красная и Светлая. Обоим командирам полков был дан строгий приказ остановить французское наступление любой ценой до того как они достигнут Йенбей и Тхайнгуен, но им была предоставлена полная оперативная свобода относительно того, как достичь этой цели. Во всяком случае, им было сказано не ожидать никаких дополнительных сил.

Этот безжалостный метод, позволяющий каждому подразделению максимально исполнять свои обязанности, был одной из отличительных черт командования Вьетминя и всегда работал в полную силу. В двух других случаях, когда французское верховное командование нанесло сильный удар по одной из частей Вьетминя, в надежде отвлечь другие части коммунистов от их первоначальных целей, французы, к своему ужасу, обнаружили, что командующий противника никогда не использовал свежие резервы только для прикрытия отхода уже потрепанных частей. Так было и в «Операции Лотарингия».

С французской стороны, сам размер и тяжесть вооружения частей, участвующих в наступлении делали восстановление дорог и мостов главным условием движения и замедляли ход операции до ползания. Три полнокровных батальона саперов, подкрепленных основной массой инженерных войск, имевшихся в распоряжении штаба Северного театра военных действий, день и ночь лихорадочно работали, перекидывая громоздкие понтонные мосты через многочисленные ручьи и заполняя глубокие бреши, пробитые в дорогах и дамбах диверсантами Вьетминя. (Попутно следует отметить, что на всем театре военных действий в Индокитае не было ни одного бульдозера на базе танка; вся работа должна была выполняться обычными бульдозерами, с водителями, полностью открытыми для снайперского огня противника.)

Ввиду того, что противник затопил район и разрушил дорогу непосредственно к северу от Вьетчи, французское верховное командование решило добиться хотя бы небольшой внезапности, выдвинувшись прямо на запад через устье Черной реки в направлении Хынгхоа, где местность выше «Малой Месопотамии» была более удобна для движения танков и грузовиков. Оказавшись в Хынгхоа, французы планировали продвинуться на север к полуострову, образованному изгибом Красной реки и обойти оборону коммунистов с фланга, еще раз переправившись через Красную реку и создав плацдармы на другом берегу.

На исходе дня 29 октября 1952 года, первые штурмовые катера французов, держа двигатели на малых оборотах, чтобы снизить шум, покинули правый берег Красной реки напротив Трунгха и заняли плацдарм, не встретив сопротивления противника. Люди молча покинули катера и начали взбираться на вершину дамбы, в то время как связная группа саперов занялась развалинами того, что в мирное время было паромной переправой. Через несколько минут первый понтонный паром с легким танком на борту покинул Трунгха и вскоре после этого въехал на новый плацдарм. В течении следующих двух дней место было укреплено и превратилось в опорный пункт к югу от перевала Деоки. Конечно, снайперы Вьетминя то тут, то там, делали несколько выстрелов по наступавшим войскам, но пока вся операция шла по графику и не встретила никакого реального сопротивления противника.

К 4 ноября на восточном берегу Красной реки были заняты три плацдарма и две мобильные группы в полном составе – мобильная группа №1 под командованием подполковника Бастиани и мобильная группа №4 под командованием полковника де Кергарава – начали свой бросок через болота и рисовые чеки в направлении дороги №2. Через день, когда аварийный ремонт дороги был завершен, оставшиеся французские войска под командованием полковника Бонишона прорвались с плацдарма у Вьетчи в направлении Нгоктап. Перед лицом такой подавляющей французской мощи два батальона 176-го пехотного полка Вьетминь, оказавшиеся между двумя французскими колоннами, просто растаяли и ускользнули обратно к своим позициям. К 7 ноября французские войска заняли почти 500 квадратных миль территории противника, не встретив ни одного подразделения коммунистов любого размера.

К вечеру 7 ноября обе французские колонны встретились в Нгоктап; полковник Доделье, старший из присутствующих офицеров, принял командование объединенным наступлением на север. Среди собравшихся солдат царило приподнятое настроение, они были немного напуганы демонстрацией собственной силы и немного нервничали из-за очевидного отсутствия реакции противника. Слишком многие помнили, что большинство операций в Индокитае начинались с первоначальной медленной реакции со стороны противника, который, передвигаясь пешком, гораздо дольше концентрировал войска для контрудара. «Но» - как говорили ветераны Индокитая – «Как только вьет начинает что-то делать, он обязательно это сделает, а чем позже он отреагирует, тем хуже».

Та часть операции, которая теперь предстояла, была самой филигранной, поскольку требовала почти мгновенной точности со стороны трех различных сил, подчиненных трем родам войск:

1.       Оперативная группа, под непосредственным командованием полковника Доделье, состоящая из мобильных групп №1 и №4, усиленных частями бронетанковых подгрупп №1 и №2, под командованием подполковника де Буаредона и майора Шпангенбергера, должна была покрыть 25 миль между Нгоктап и Фудоан менее чем за семь часов, несмотря на сопротивление противника и потери, понесенные при его разгроме.

2.       Ее прибытие в Фудоан должно было совпасть с высадкой воздушно-десантной группы №1 под командованием подполковника Дюкурно в зоне выброске рядом с Донгтрай на Светлой реке, напротив Фудоан.

3.       Речной штурмовой дивизион ВМФ должен был вскоре прибыть в зону выброски, принять на борт всех парашютистов, переправить десантников в Фудоан, забрать раненых и помочь подавить любое сопротивление противника, которое могло бы дать о себе знать с другого берега реки.

Комбинированная операция такого типа никогда не является простой задачей управления. Проводимая с подразделениями различного национального происхождения и с таким разнообразным уровнем подготовки, какой только можно себе представить, у которых вообще не было времени отрепетировать начавшийся маневр, она представляла собой больше, чем обычное препятствие. Факт остается фактом: сухопутные войска Доделье, десантники и флот встретились в точно назначенное время.

И здесь сопротивление коммунистов сначала было формальным. Выдвинувшись ранним утром 9-го ноября из Нгоктап, бронетехника Доделье напрямую врезалась в блокпост коммунистов у деревни Тайбинь у южного входа в почти каньоноподобную четырехкилометровую долину Чан Муонг. Но опять же, 36-й полк коммунистов, по-видимому, был еще не в настроении для затяжного боя. В течении короткого времени орудия танков зачистили блокпост, а пехота, двигавшаяся с танками, заняла на время командные высоты по обе стороны дороги. Путь был свободен для беспрепятственного броска на Фудоан.

Воздушно-десантная группа Дюкурно тем временем погрузилась на громоздкие С-47-е в дельте Красной реки. Поскольку в Индокитае никогда не было достаточного количества транспортных самолетов, все имеющиеся гражданские самолеты и пилоты были реквизированы за несколько дней до того, для усиления двух транспортных групп французских ВВС, имеющихся на севере. За несколько дней до рейда, гражданские самолеты кружили над дельтой патрулями в тройках, к чему пилоты авиалиний не были привычны. Эта практика – фактически, она была расширена, по мере того, как шла война до такой степени, что гражданские пилоты и машины, наконец, выполняли смелые миссии по снабжению коммандос в тылу врага и поддерживали ночное дежурство над сражавшимся Дьенбьенфу – сделала невозможным дальнейшее поддержание оперативной секретности, поскольку верховное командование должно было сообщать авиалиниям точные даты, когда были необходимы самолеты, сколько самолетов было необходимо и как долго они будут необходимы.

В то утро 9-го ноября самолеты медленно взлетали из различных аэропортов вокруг Хайфона и Ханоя, собирались к северу от Ханоя звеньями по пять машин, а затем направлялись на северо-запад аккуратными маленькими перевернутыми «V», как стаи гусей. По дороге на север они видели длинные ряды танков и машин, ползущих по дороге №2 к месту их встречи. Контакт «воздух-земля» поддерживался постоянно и командиры десантников знали, что до сих пор сопротивление было слабым.

В самолетах царило приподнятое настроение, когда люди цепляли за трос свои вытяжные лини. Примерно в 10.30 цель показалась в поле зрения – широкая открытая равнина, покрытая довольно сухими рисовыми чеками; почти идеальная зона выброски для десантников в Индокитае. Первым из двери самолета вышел, как обычно, тот кого французы называют «Ле Сикки» - манекен, закамуфлированный под десантника и доутяжеленный до обычного веса человека. Этот манекен, выбрасываемый первым с парашютом, позволял измерить скорость ветра у земли, а также, если повезет, может привлечь огонь противника и таким образом выявить некоторые вражеские огневые точки вблизи зоны высадки. В данном конкретном случае повезло и «Ле Сикки» и десантникам, которые последовали за ним. Поблизости от зоны высадки, по-видимому, не было противника, и вся высадка проходила так же методично, как учебный прыжок. К 15.00 три десантных батальона Дюкорно собрались и первые речные боевые корабли причалили к берегу возле зоны выброски, чтобы забрать парашютистов и несколько легкораненых в ходе прыжков, начав переправлять десантников в Фудоан. В Фудоан было очевидно, что противник недооценил скорость, с которой прибудут французы.

Население, как почти всегда, когда позволяла возможность, ушло в горы и город опустел. Но когда французская пехота рассредоточилась по домам и хижинам в городе и вокруг него, стало очевидно, что Фудоан действительно был, как указывали донесения французской разведки, довольно важным передовым складом материальных средств. Дом за домом выдавали свою долю боеприпасов, винтовок, базук и минометов. Но приз был еще впереди.

По мере того, как мобильные группы №1 и №4 укреплялись в городе, танковая рота мобильной группы №1 продвигалась дальше на север к Фухьену, чтобы создать линию форпостов против возможной контратаки противника. В головном танке, лейтенант Марион, сидя на краю своей башни, внимательно наблюдал за окрестностями. Со светлой кожей и короткой стрижкой, Марион больше походил на молодого курсанта Вест-Пойнта, чем на выпускника Сен-Сира, и вполне мог им быть, поскольку был прямым потомков подполковника Френсиса Мариона («Болотного Лиса»), героя Войны за Независимость из Южной Каролины, чья партизанская тактика была столь успешной против англичан в 1780 году.

Когда юный Марион оглядел равнину вокруг себя, его взгляд внезапно уловил мимолетную деталь у боковой дороги: свежие следы шин. При обычных обстоятельствах такая находка не имела бы никакого значения, но в битве против Вьетминя в 1952 году, это все еще вызывало беспокойство. Конечно коммунисты унаследовали от французов и японцев причудливый ассортимент древних машин, которые они переделали, чтобы те могли работать на древесном угле или рисовом спирте; но это были как правило легкие бортовые грузовики, и их шины, вручную склеенные из случайных кусков резины, были в большинстве случаев в худшем состоянии, чем их двигатели. И именно поэтому следы новых шин на шоссе Фудоан – Йенбей привлекли внимание Мариона; они принадлежали тяжелым грузовикам с широкими колесами и новенькими шинами военного образца. Это было необычно, подумал Марион, потому что хотя вьеты захватили сотни французских грузовиков американского производства, они смогли отремонтировать лишь несколько из них, и во всяком случае, не использовали их так близко к дельте Красной реки. После короткого сеанса радиосвязи с командиром роты, Марион увел свой взвод с главной дороги.

В пятистах ярдах от дороги, поспешно прикрытые бамбуковыми листьями, после того как их увели с шоссе, стоял ответ на вопрос Мариона: два брошенных армейских грузовика, выкрашенные в темно-зеленый цвет, с самодельной крышей из гофрированного листового металла.

- Вот что я скажу – заявил капрал Шовен, один из водителей танков, - Это американские «Джи-Эм-Си», и в хорошем состоянии.

Грузовики, на первый взгляд, действительно были похожи на американские GMC, с их округлыми кабинами, и открытыми ветровыми стеклами, хотя они и казались несколько короче и выше на своих колесах. Когда танки проехали мимо них, стало очевидно, что оба грузовика не имели никакого отношения к любому из американских типов: решетка была выше, а крылья, далекие от квадратных американских форм, были почти круглыми и непосредственно крепились к переднему бамперу. Шины также были не стандартного американского типа с прямым протектором, а с глубоким V-образным, как у сельскохозяйственных тракторов. С его короткой колесной базой, высоким клиренсом, открытыми ветровыми стеклами и тракторными шинами, этот автомобиль был точно создан для войны в тропиках и передвижения по пересеченной местности. Тот, кто сконструировал машину и передал ее вьетам, явно знал свое дело.

Через несколько минут, после того, как тщательный осмотр устранил всегда присутствующую опасность мин ловушек, французы уже ползали по двум грузовикам.

- Они определенно не американские – сказал один из танкистов-механиков. – Посмотрите, спидометр размечен в километрах.

- Посмотрите на товарный знак! – сказал Шовен. – Похоже на «Monotoba» или что-то вроде того.

Марион спрыгнул со своей машины и посмотрел сам:

- Это не латинские буквы! Это русские и написано «Молотова». Это знаменитый «Молотов» о котором мы слышали, новая русская техника, которую получают вьеты. (Скорее всего, речь идет о советском грузовике ГАЗ-51, либо полноприводной модели ГАЗ-63. Прим. перев.)

Вот, наконец, убедительное доказательство, что советский блок вступил в войну всерьез, дополненное почти сразу находкой советского автоматического оружия в Фудоан бойцами мобильной группы №4. И это было только начало: к концу войны в Индокитае около 800 «Молотовых» были доставлены во Вьетнам и стали жизненно важным звеном в цепи снабжения, которая питала бои на северо-западе. Лучше приспособленные к местности и ведению войны чем американские машины, предоставленные французам, они еще больше сократили технологический разрыв между французами и вьетами. Когда в 1953-м году вьетам были доставлены отличные новые зенитные орудия и тяжелые 120-мм минометы, вместе с китайскими специалистами по управлению огнем и артиллеристами, коммунисты стали иметь фактическое преимущество в наземной огневой мощи, независимо от поставок американской военной помощи французам. (По словам одного французского офицера, капитана Жака Депюэша, автора «Le Trafic des Piastres», штат вооружения французского батальона в Индокитае предусматривал 624 винтовки, 133 пистолета-пулемета, 41 ручной пулемет Браунинга, 4 81-мм миномета и 8 60-мм минометов, в то время как соответствующий батальон 304-й дивизии Вьетминь насчитывал 500 винтовок, 200 пистолетов-пулеметов, 20 ручных пулеметов Браунинга, 8 81-мм минометов, 3 безоткатных орудия и 3 базуки. Тем не менее, высокопоставленный южновьетнамский (то есть, антикоммунистический) чиновник, заявил в присутствии представителей Госдепартамента и американских военных в Нью-Йорке 24 октября 1959 года, что «мощная современная французская армия» в Индокитае была разбита «плохо вооруженными вьетнамскими бойцами… которым никогда не помогали китайские или советские части». См. «Новости из Вьетнама», Вашингтон, 2-е ноября 1959 года. Прим. автора)

По мере того, как французы начали методично прочесывать Фудоан и его окрестности, добыча трофейного вооружения и имущества стала приобретать приличные размеры. Вдобавок к двум «Молотовым» был обнаружен американский джип, а также 150 тонн боеприпасов, 500 винтовок, 100 пистолетов-пулеметов, 22 пулемета, 30 ручных пулеметов Браунинга, 40 легких минометов, 14 средних миномета и два советских тяжелых 120-мм миномета, 23 базуки и три безоткатных орудия.

«Принимая во внимание, что они знали о нашем приближении и что они, должно быть, использовали все население, что бы вывезти все, что было возможно» - писал позже полковник Доделье в своем личном рапорте об операции, «Легко представить, насколько важным должно было быть это второстепенное хранилище и насколько большими должны были быть основные склады Вьетминя в Йенбей и Тайнгуен. Это, безусловно, проливало новый свет на будущие наступательные намерения противника».

Надежно удерживая Фудоан в руках французов и имея две мобильные группы, усиленные 1-й воздушно-десантной группой, французское верховное командование решило продвинуться дальше, в надежде отвлечь войска от основного удара коммунистов в высокогорье Тай, которая была главной целью «Операции Лотарингия». Один за другим взводы танков, с пехотой, сидящей позади башен и плотно сбившейся в кучу для защиты от пронизывающего холода горного рассвета, с грохотом двинулись на север, в направлении Фухьена. Окружающие горы были окутаны неизменной моросью – утренней «слюной» сухого сезона – и сельская местность была пустынна; маленькие деревни, лежащие у дороги, были лишены какой-либо жизни, как и многие города-призраки. То тут, то там, раздавался выстрел и стрелок в грузовике, или на корме брони, съеживался, а его тело переносили в один из быстро пустеющих грузовиков с топливом или пайками.

Но танки продолжали катиться на север, промчавшись через Фухьен, такой же пустынный, как и другие города, миновав Йенбей, который лежал примерно в десяти милях к западу от их маршрута и наконец, достигнув Фуйенбиня, в 40 милях к северо-западу от Фудоан и почти в 100 милях к северу от линии де Латтра, во второй половине 14 ноября. К тому времени стало очевидно, что стратегическая цель рейда не достигнута, так как Вьетминь достиг Черной реки и собирался поглотить остальную часть северо-западного Тонкинга, а сосредоточение такого количества войск в районе, удаленном от основных центров боев – дельты Красной реки и северо-запада – полностью лишило верховное командование подвижных резервов. Кроме того, снабжение более чем 30 000 человек на таком расстоянии потребовало задействовать почти всю транспортную авиацию (около 100 С-47-х), имеющуюся тогда в Индокитае; а другие театры военных действий, особенно новые острова сопротивления в горах Тай, требовали перебросок по воздуху. 14 ноября во второй половине дня генерал Салан отдал приказ о начале этапа вывода войск «Операции Лотарингия». Последнее глубокое проникновение французов на территорию коммунистов закончилось.

Отступление было еще более филигранной операцией (как это обычно и бывает при отступлении), чем наступление, так как противник теперь был в полной боевой готовности. Французы могли рассчитывать только на свою большую скорость, чтобы осуществить это движение, не попав в ловушку Вьетминя, посреди сворачивания своих палаток. К 15 ноября мобильные группы №1 и №4, усиленные бронетанковыми подгруппами №1 и №2, вернулись в Фудоан, откуда накануне были выведены десантники. Следующий прыжок должен был быть из Фудоана в Нгоктап, примерно в 18 милях к югу по дороге №2, минуя каньон Чан-Муонг.

На рассвете 17 ноября большой конвой начал движение из Фудоан с мобильной группой №4 полковника де Кергавара во главе и мобильной группой №1 подполковника Бастиани в арьергарде. Обе группы имели собственную артиллерию, кроме того, с ними была мобильная группа №3 и батарея 155-мм средних гаубиц. Кроме того, мобильная группа №4 включала танковый взвод марроканского колониального пехотного полка, а мобильная группа №1 сохранила бронетанковую подгруппу №1. Три пехотных батальона, оставшихся с группами, были одними из лучших в Индокитае: индокитайский маршевый батальон, сводное подразделение из европейцев, камбоджийцев и крутых вьетнамских горцев, возглавлял марш 2-й батальон 2-го пехотного полка Иностранного легиона, а замыкал марш 4-й батальон 7-го алжирского стрелкового полка.

В 07.00 две роты алжирцев под личным командованием командира батальона начали методичную зачистку дороги впереди колонны, проходившую через деревню Чан-Муонг, прежде чем она уходила в долину с тем же названием. Около четырех километров в длину, окруженная холмами, покрытыми густыми заросшими джунглями, дно долины Чан Муонг, покрытое высокими зарослями маниоки, представляет собой идеальное место для засады. Примерно на полпути через долину, ее дно сужается до менее чем 150 ярдов между двумя крутыми скалами, прежде чем она снова расширяется, достигая деревни Тайбинь. В юго-западном углу, окружающих долину Чан-Муонг, возвышается высота 222 со старым китайским фортом, господствующим над этим районом.

Первая зачистка привела алжирцев почти ко входу в долину к югу от деревни Чан-Муонг без проишествий. Но около 08.00 алжирцы начали находить свежевырытые ямы на дороге, вероятно, от попыток коммунистов заминировать дорогу, которые были прерваны патрулями алжирской пехоты. К этому времени стало ясно, что весьма вероятна вражеская засада и алжирские стрелки удвоили свое внимание. Когда ведущий 2-й взвод обогнул изгиб дороги к югу от Чан-Муонга, ведущий разведчик взвода, рядовой Абдеррахман, остановился как вкопанный, указывая прямо вперед: дорогу преграждали большие валуны и стволы деревьев, спешно набросанные на нее. Противник готовил засаду всю ночь; французам ничего не оставалось, как пробиться через нее.

Алжирцы осторожно рассредоточились по обеим сторонам дороги и приблизились к баррикаде. В 08.20 вражеский огонь стрелкового оружия начал вестись со скал по двум стрелковым ротам, немедленно открывшим ответный огонь. Через несколько минут после начала перестрелки алжирцы запросили поддержку бронетанкового взвода 4-й мобильной группы, за которым в 08.30 последовал весь 2-й батальон 2-го полка Иностранного легиона. К 9.00 пехота и танковый взвод расчистили баррикаду и подходы долине Чан-Муонг, восстановили связь с французскими войсками, дислоцированными в Тайбинь на южном конце каньона и неуклюжая колонна «мягких» (то есть, небронированных) машин длиной более двух миль начала входить в долину.

В тусклом свете, просачивающимся сквозь слой облаков, с неровными известняковыми холмами, полностью скрытыми черно-зеленым слоем зарослей, Чан-Муонг выглядел менее привлекательным, чем когда-либо. Несмотря на влажную жару, легкий ветерок, дувший в узком проходе, вызывал у людей, набившихся в грузовики, мурашки по спине. Танки, перемешавшиеся с различными подразделениями грузовиков конвоя, закрыли башенные люки и навели свои орудия на огневые позиции. Большая часть пехоты, которой мешали развернуться в цепи заросли маниоки на дне долины, шла гуськом по обе стороны от грузовиков. В 09.30 передовые подразделения мобильной группы №4 без происшествий достигли французского аванпоста в Тайбинь. Центральная группа конвоя – машины штабной колонны, резервные боеприпасы артиллерийских батарей и громоздкое саперное оборудование – достигли центра долины, а арьергард мобильной группы №1 начал переходить мост в северном устье каньона, в 1500 ярдах к югу от деревни Чан-Муонг.

Именно в этот момент в долине разверзся настоящий ад. Артиллерия и минометы коммунистов открыли огонь по всем подразделениям колонны, с обеих сторон дороги, звуки выстрелов эхом отдавались в узкой долине. Некоторые из вражеских орудий находились всего в 50 ярдах от своих целей; на таком расстоянии они не могли промахнуться. В течении нескольких минут один из танков марроканского колониального пехотного полка взорвался в ослепительной вспышке взрывающихся боеприпасов и бензина, эффективно блокировав почти всю мобильную группу №1. Заблокировав продвижение наиболее пораженной части конвоя и прижав пехотные подразделения мобильной группы №4 в южном конце каньона, противник теперь начал методично уничтожать уязвимые части конвоя, оказавшиеся середине.

Пехота коммунистов – ее боевые кличи почти заглушались артиллерийским огнем – оказалась у машин еще до того, как прекратился обстрел. Это был не партизаны по совместительству, а два регулярных батальона 36-го полка в камуфлированных пробковых шлемах и стеганых оливково-зеленых куртках с короткими рукавами. В последовавшей рукопашной схватке пощады не давали ни одной из сторон; в то время как войска коммунистов приканчивали водителей и штабные части выстрелами в упор, ручными гранатами и кинжалами, диверсанты коммунистов взрывали одну машину за другой. В течении нескольких минут французский конвой был захлестнут на протяжении 800 ярдов, причем северный и южный концы конвоя сражались сами по себе.

К счастью для французов, командиры мобильных групп не попали в ловушку, а находились в авангарде и арьергарде. В 10.15 полковник де Кергарава, находившийся у Тайбинь с основной частью мобильной группы №4, передал командование всеми частями к северу от каньона полковнику Бастиани, командиру мобильной группы №1. Смена командования вступила в силу в 10.25. В то же время, де Кергарава начал вызывать поддержку с воздуха и приказал оставшимся с ним артиллерийским частям открыть огонь по быстро намеченным целям вдоль предполагаемой линии отхода пехоты коммунистов.

В самой долине бой вокруг машин превратился в настоящую бойню, когда Вьетминь методично убивал всех раненых французов, лежавших на земле вокруг конвоя. К счастью, вмешательство французских ВВС примерно в 12.00 по тыловому району противника, особенно по полковому КП коммунистов и тыловым артиллерийским позициям возле старого китайского форта на высоте 222, несколько ослабило давление вокруг самого конвоя.

Бастиани стало ясно, что проблема для тыловой части конвоя заключается не только в том, чтобы вновь открыть дорогу, но и зачистить окружающие холмы от смертоносной артиллерии и минометов противника, прежде чем будет предпринята разумная попытка возобновить отход. Примечательно, что связь между батальонами на дороге не была нарушена и Бастиани смог поддерживать связь не только с де Кергарава, но и командирами пехоты, чьи подразделения сражались за свою жизнь вокруг яростно пылавших машин посреди ловушки. К 15.00 план боя был разработан; в то время как оставшаяся часть алжирского стрелкового батальона будет прикрывать сам конвой, индокитайский маршевый батальон будет атаковать и займет орудийные позиции противника вдоль восточного фланга дороги, в то время полторы роты Иностранного легиона, попавшие в ловушку, атакуют три позиции противника на высотах в направлении старого китайского форта. В то же время, пехота де Кергарава будет контратаковать в направлении конвоя, в то время как третья рота индокитайского маршевого батальона будет атаковать непосредственно на юг вдоль дороги, зачищая ее от всех препятствий, пока не восстановит связь с мобильной группой №4 де Кергарава.

Почти чудесным усилием дисциплины и воли, командиры рот индокитайского маршевого батальона и Иностранного легиона вывели свои подразделения из рукопашного боя вокруг машин для контратаки холмов. Около 15.30 под прикрывающим огнем танковых орудий и крупнокалиберных пулеметов французские пехотинцы – менее 500 человек – начали пробиваться к холмам. Как только французские намерения стали ясны, вьеты, в свою очередь, отозвали свою пехоту с дороги, чтобы получить свободные зоны обстрела для своих тяжелых пулеметов и минометов с их хорошо замаскированных позиций на холмах. (Как показал последовавшая зачистка французской пехоты, почти ни одно из орудий противника не было уничтожено французской авиацией или контрбатарейным огнем, а замолчало только тогда, когда было захвачено самой пехотой).

Убийственный удар снова обрушился на волны наступающей французской пехоты. В то время как иностранные легионеры, которым предстояло преодолеть меньшее расстояние между дном долины и высотой, вскоре быстро продвинулись по своей стороне долины и в течении часа заняли господствующие позиции на холме, бойцы индокитайского маршевого батальона были трижды прижаты заградительным огнем противника. Затем, в 16.30, долина внезапно огласилась резкими звуками французского горна, призывающего к чему-то, что почти исчезло из западного военного лексикона – к штыковой атаке.

Собрав последние силы, оставшиеся в живых бойцы маршевого батальона поднялись из кустов и бросились вперед. На этот раз Вьетминь был сыт по горло; внезапно огонь противника прекратился, как отрезанный завесой и 36-й полк опять растворился в джунглях. Долина Чан-Муонг вернулась к своей обычной тишине. Если не считать тлеющих останков французских машин и жутких куч убитых и раненых вокруг них, едва ли можно было найти какие-либо свидетельства того, что здесь произошло нападение противника. Медленно, с орудиями развернутыми в тыл, два танка столкнули тушу своего уничтоженного собрата в канаву. Здоровые люди также помогли расчистить дорогу от других поврежденных машин и к 17.15 остальная часть конвоя, на этот раз с бронетанковой подгруппой №1 в арьергарде, просочилась через каньон в сторону Тайбиня. Измученная пехота – она непрерывно воевала в течении десяти часов с 07.00 – отступила на дорогу и вышла под прикрытием танков арьергарда.

Но это была не последняя вражеская атака на день. В 18.30 36-й полк снова ударил по танкам арьергарда «коктейлями Молотова» и базуками, повредив несколько машин, но был отбит сосредоточенным огнем французской артиллерии конвоя, которая теперь находилась на оборонительном периметре Тайбиня. Но сам Тайбинь был явно нездоровым местом для бивака и де Кергарава решил идти вперед, несмотря на темноту, чувствуя, что лучше рискнуть в ночной поездке, чем попасть в еще одну ловушку, которую измученная пехота наверняка не сможет открыть. Конвой, наконец, разбил лагерь в Нгоктап в 22.30, непрерывно проведя на марше и в бою около восемнадцати часов. Засада в Чан-Муонге стоила французам десятка машин, включая один танк и шесть полугусеничных машин, а также 56 убитых, 125 раненых и 133 пропавших без вести. Многие из последних были убиты Вьетминем на месте.

Французы устало продолжали пробиваться вдоль дороги №2 к плацдарму Вьетчи. Выступ на правом берегу Красной реки был эвакуирован 17 и 18 ноября и к 23 ноября «Операция Лотарингия» сократилась до размеров узкого плацдарма около пяти миль в глубину вокруг Вьетчи, укрепленного двумя постами в Фудук и Котич. Здесь противник снова успел нагнать отступающих французов и 24 ноября в 22.00 один батальон 36-го полка, вероятно усиленный подразделениями 176-го полка, начал обычную для Вьетминя двухсоставную атаку. В то время как минометы коммунистов нанесли сильный удар по Котич, основная масса пехоты противника атаковала КП 1-го батальона мыонгов вблизи Фудук.

Обладая сверхъестественным тактическим чутьем, вьетконговцы вскоре нашли один ротный опорный пункт, который, будучи плохо прикрыт перекрестным артиллерийским огнем, мог стать легкой жертвой. Не ослабляя минометного огня по Котич, и даления пехоты на Фудук, французский опорный пункт, прикрывавший дорогу №2, был разгромлен вьетами в ожесточенном двухчасовом рукопашном бою. Французская танковая контратака в 05.00 прибыла как раз вовремя, чтобы спасти раненых от смерти в огне с горящими боеприпасами разрушенного поста. Атака стоила французам 12 убитых (включая одного офицера), 40 раненых (включая двух офицеров) и 41 пропавшего без вести (включая двух офицеров).

К 1 декабря 1952 года французы взорвали все постоянные сооружения к северу от плацдарма Вьетчи, сняли все понтонные мосты и тяжелое вооружение, все еще остававшиеся к северу от Красной реки и вернулись в относительную безопасность линии де Латтр. «Операция Лотарингия» стоила потери почти целого батальона; она обездвижила значительную часть подвижных сил, имевшихся на северном театре военных действий и создала значительную нагрузку на воздушный транспорт французов в тот момент, когда он был решающим фактором в обороне северо-западного горного района.

Без сомнения, склады противника попавшие в руки французов в Фудоан, были важны, но если операция должна была иметь длительный тактический эффект, следовало включить в нее расширения рейда в направлении жизненно важных складов близлежащего Йенбей.

Но это, конечно, критика задним числом. Как бы то ни было – и последующая смертельная засада отступающих французов у Чан-Муонга доказала это – французы уже сильно перенапряглись, пытаясь вообще провести «Операцию Лотарингия». Следует также помнить, что склады, хотя и были важной целью французского наступления, тем не менее были второстепенной целью по сравнению с основной целью, которую французы преследовали в течении почти двух лет: иметь возможность привести основные ударные регулярные дивизии противника к ситуации, когда они могли быть уничтожены в одном большом сражении, подобии Сталинграда, где французская огневая мощь, мобильность и авиация могли вступить в полную силу.

Этот отчаянный поиск решающего сражения стал навязчивой идеей сменяющих друг друга французских главнокомандующих в Индокитае вплоть до конца войны. Но Зиап, командующий коммунистов, совершил однажды ошибку против де Латтра и не собирался ее повторять. В десятках различных сражений, в которых участвовали подразделения от одного полка до более чем двух дивизий, Зиап предпочитал жертвовать теми подразделениями, которые уже были безнадежно попавшими в ловушку, а не позволять «затягивать» себя в мясорубку, которую американцы могли так эффективно проводить против атак «человеческими волнами» северокорейских и китайских коммунистов в Корее.

На самом деле эта битва стала кредо не только французов, сражавшихся в войне в Индокитае, но и Соединенных Штатов, которые после 1952 года все больше и больше принимали непосредственное участие в ее финансовых, а зачастую и стратегических аспектах. Ныне известный «План Наварра», названный в честь неудачливого французского главнокомандующего в Индокитае в 1953-54 годах, предусматривал такому авторитетному источнику как покойный госсекретарь Джон Фостер Даллес, что французские войска должны были разбить «организованный корпус коммунистической агрессии к концу сезона боев 1955», оставив задачу зачистки оставшихся (предположительно, дезорганизованных) партизанских групп постепенно усиливающимися национальным армиям Камбоджи, Лаоса и Вьетнама.

Коммунисты должны были дать французам последнюю возможность встретиться с ними лицом к лицу. Когда это произошло в марте 1954 года в Дьенбьенфу, это произошло в той же опасной тактической ситуации и на той же местности, что и дорого обошедшееся сражение за плацдарм Хоабинь, с той лишь разницей, что путь для французской авиационной поддержки увеличился на 200 миль, а огневая мощь противника возросла на 300 процентов. Результат этой схватки не был неожиданным для тех, кто мог читать знаки.

Как позже объяснял главнокомандующий коммунистов Во Нгуен Зиап своему французскому гостю, «Французский экспедиционный корпус был захвачен врасплох стратегически, потому что не верил, что мы нападем – и мы напали; и был захвачен врасплох тактически, потому что нам удалось решить проблемы сосредоточения наших войск, нашей артиллерии и нашего снабжения. Этот способ соображений со стороны французов, был логичен, но слишком формалистичен. Мы создали наши пути снабжения; наши солдаты хорошо овладели искусством маскировки, и нам удалость успешно провести наши грузы».

И это, в основном, было тем, что засчитывалось в такой войне.