«Давай дружить по шутке». Марина Кочан — о подруге детства и абьюзивных отношениях с ней

Второй героиней проекта #течениядружбы стала писательница, преподавательница и авторка проекта «Что я знаю о папе?» Марина Кочан. Она рассказала о своей первой близкой дружбе, отношениях «по шутке» и не таких уж детских манипуляциях, с которыми ей пришлось столкнуться в раннем возрасте.

Районный принцип

В маленьком городе [Сыктывкаре] дружба формировалась по районному принципу: все мои подруги жили по соседству, нас приняли в одну школу, и каждый день мы ходили учиться одной и той же дорогой. Моя первая подруга Маша жила в доме напротив: она в общежитии, а я в четырехкомнатной квартире, которую дали моим родителям-ученым.

Маша решала многое в нашей дружбе, в том числе за меня. Я шла на это, потому что мне было просто классно с ней, это была крутая дружба, когда человек полностью твоего вайба, и ты с ним постоянно творишь какую-то дичь. Мне кажется, нас все в классе считали немножко умалишенными.

Мы сидели за задней партой, шутили очень дурацкие шутки, но это было настолько по кайфу.

Еще мы ночевали друг у друга, ходили вдвоем на английский к моей сестре, вместе занимались тхэквондо и баскетболом. Шарились по заброшкам, старым домам и клялись друг другу в верности. Весной, во время половодья, мы брали паллеты и плавали на них как на плотах, отталкиваясь палками.

Однажды у нас отменилось два урока, и мы пошли в парк поплавать: вдруг я застряла посреди заводи, и мы никак не могли сдвинуть мой плот. Тогда мне пришлось спрыгнуть в воду, и я очень быстро промокла. Когда мы дошли до моего дома, у меня резко поднялась температура. Дома меня срубило, а Маша пошла за моим рюкзаком одна в школу. Вообще, было много стремных историй, которые мы проживали вместе.

Дружить по шутке

Я не чувствовала классовых различий с Машей, в то время уже все жили одинаково бедно, и мне всегда было интересно тусить в пространстве общежития. Сейчас я понимаю, что то место было страшным — именно по контингенту, который там жил.

Однажды мы втроем с Машей и еще одной подругой шли из школы, и нас подловили взрослые девочки из общежития. Машу сразу отпустили, потому что она была своя, а за нами пошли дальше, обзывая и подначивая.

Мой дом был следующим, и я тоже зашла к себе, а третью девочку, которая жила дальше всех, избили. Никто из нас тогда не понимал, что нельзя бросать друг друга.

В нашей с Машей дружбе всегда появлялся кто-то третий, и этот человек менялся. Я точно могу вспомнить еще трех девочек, которые в какой-то момент включались в наши отношения. Но я хотела дружить только с Машей, а она привлекала кого-то еще, чтобы манипулировать мной.

[Как это было:] мы начинали дружить с девочкой, а потом Маша подговаривала ее, чтобы та со мной не общалась. Иногда Маша подговаривала меня дружить против третьей. Еще у нас была такая практика — «дружить по шутке», [то есть притворяться подругами с одной из девочек и смеяться над ней за спиной]. Но никогда не бывало так, чтобы я дружила с третьей девочкой против Маши. Она всегда была и лидером, и абьюзером в наших отношениях.

Я думаю, Маша вела себя так только со мной, потому что мы с ней были наиболее близки, и третий человек играл буферную роль. Абьюзеру нужен такой инструмент, чтобы держать тебя в тонусе и показать: если ты что-то сделаешь не так, я могу быть не с тобой. Кстати, я попадала в похожие отношения с подругами и после.

Еще было много неприятных ситуаций, когда мы могли кого-то забуллить. Однажды мы следили за одной девочкой из нашего класса: обзывались, говорили ей что-то очень неприятное, а потом она обернулась и набросилась на нас, начала дергать за шапку, за волосы — и, в общем, избила нас. Я была замешана в травле против слабых или тех, кто нам не нравился.

Мы никому не скажем

Однажды в общежитии Маши появилась новая девочка, и она пришла к нам в класс — наверное, мы учились в пятом. Так нас стало четверо, а Маша переметнулась к новенькой — еще бы, они жили на одном этаже и тусили вместе — а я оказалась на периферии. При этом подговаривания, буллинг и «дружба по шутке» продолжались.

Наверное, я стала более сознательной, потому что начала понимать: мне это не нравится, так не круто.

Тогда я пришла к тем двум девчонкам и предложила как-то пресечь поведение Маши. Они согласились, что это вообще не дружба, а какой-то трэш, и мы устроили заговор. В один день мы собрались втроем и пришли к Маше в комнату. Не помню, что именно мы сказали, но суть была такова: из-за поведения Маши мы отказались с ней дружить, как бы отменили ее.

У нас с Машей было так много общих увлечений, что сразу стало понятно: будет сложно исключить человека из своей жизни. Еще это были все-таки абьюзивные отношения, и я была очень к ней привязана. И в день, когда мы отменили Машу и ушли, типа, победительницами, нам надо было ехать на английский. Я пришла на остановку и увидела там Машу — она плакала. Я сама подошла и сказала: «Давай будем снова дружить, просто никому не скажем». Маша была счастлива.

Я сама подговорила тех девочек и сама нарушила договоренность. Конечно, все вскрылось буквально на следующий день — те две девочки отменили меня вместе с Машей, а сами стали лучшими подругами до самого выпускного. А мы с Машей снова остались вдвоем.

Зависть и отдаление

Какое-то время все было классно, но потом в наш класс пришла новая крутая девочка. Я стала дружить с ней тоже, Маша начала ревновать, а потом переехала в другой район и перешла в новую школу. Какое-то время мы продолжали общаться и ночевать друг у друга, но все реже. Они переехали в очень далекий район в Сыктывкаре, чуть ли не за городом, и жили в странном деревянном доме. В основном мы оставались у меня, но помню, что один раз я там точно спала.

Маша всячески подчеркивала, что ее новая школа лучше, что ее класс не обычный, а с химико-биологическим уклоном. Потом она поступила в медицинский и всегда говорила, что изменила свой вектор развития, намекая, что я особо ничего не сделала — хотя Маша и не говорила об этом прямо, такое проскальзывало.

Раньше я не понимала своих привилегий: у меня была классная квартира, своя комната. Но в детстве ценишь другие вещи.

Помню, что я во многом завидовала Маше — мне казалось, она свободнее. Например, Маша каждое лето уезжала на море в лагерь на несколько смен, а я всегда ездила только с родителями. Я думала, что лагерь — это дико круто, и, провожая Машу на вокзале, мечтала, что тоже когда-нибудь поеду туда.

Как будто ничего не было

После школы я переехала в Питер, а Маша поступила в медицинский вуз в Ярославле. На первом или втором курсе Маша позвала меня в гости: у нее уже был парень, и мы тусили в квартире втроем. Для меня это была не очень приятная поездка: мы все спали на одной кровати, и они занимались сексом прямо рядом со мной. Но самое ужасное случилось потом: когда я вернулась в Питер, я добавила парня Маши в друзья без всякой задней мысли — тогда все так делали. Мы ничего друг другу даже не написали.

Скоро мне позвонила Маша и просто покрыла меня матом — видимо, сильно приревновала и решила, что я постараюсь отобрать у нее этого чувака, хотя это, если честно, дичайшая история. Мы перестали общаться на много-много лет.

А пару лет назад мы с Машей нашлись в инстаграме — у нее уже есть дети, у меня тоже ребенок. Мы стали переписываться, как будто ничего не было. Иногда и сейчас списываемся, вспоминаем детство.

Думаю, это была моя первая сознательная дружба, и она мне на самом деле многое дала. Тогда в моей семье не всё было просто, и я думала, что никому об этом не рассказывала. Но оказалось, что мы обсуждали с Машей мою ситуацию — это выяснилось в переписке. И пусть она, может быть, не всегда могла меня поддержать, но я с ней делилась, и, думаю, это было очень важно.

Материнский портрет

Когда [я подговорила двух девочек перестать общаться с Машей, а сама подошла к ней и предложила дружбу], я почувствовала сильный стыд, потому что предала их. Но когда [я подошла к плачущей Маше на остановке] и мы снова стали дружить, я ощутила большую радость от того, что больше ни с кем не должна делить этого человека.

Было какое-то мощное слияние с ней, и эта радость перекрыла чувство стыда.

В жизни у меня было несколько таких нарциссичных подруг. И у меня есть теория, что подругами мы закрываем отношения с матерью. Как будто все эти первые дружбы — это комплексный материнский портрет. Ты повторяешь в дружбе ту же модель, что и в семье, потому что не знаешь, как по-другому. В какой-то момент ты понимаешь, что что-то здесь не так… [Окончательно] понимание пришло, когда у меня появились хорошие семейные отношения — это уже другое, за это сильнее держишься, и это помогает посмотреть на дружбу и оценить ее плюсы и минусы.

Как на меня повлияла дружба с Машей? Мне кажется, у меня сильный психотип, крепкая нервная система. Все [нехорошие] ситуации в дружбе и в семье способствовали тому, что у меня [развивалось] аналитическое мышление. То есть уже в пятом-шестом классе я была способна понять, что мной манипулируют. И пусть мне не хватило стойкости, чтобы это закончить тогда, это был важный опыт. Хотя не думаю, что это как-то кардинально повлияло на мою личность.

Следите за проектом #течениядружбы в телеграм-канале «Благова на водах»