Я/мы гим/ны

Варвара Левонтина — о том, как напряженная политическая ситуация соединяет массы и музыку, о выборе революционного гимна и о том, как этот выбор влияет на результат.

текст: Варя Левонтина

иллюстрации: Вера Макарова

Когда в соседнем государстве происходит революция, а в Хабаровском крае люди выходят на протесты пятый месяц, мир ощущается поэмой «Двенадцать» Блока: "Кругом — огни, огни, огни... / Оплечь — ружейные ремни...". И если пересилить себя и взглянуть на происходящее поверх собственных эмоций, возникает много историко-культурных вопросов. Один из них, занимающий меня, связан с природой революционного гимна. То есть, интересно наблюдать какие песни поют люди, выходящие на протесты.

Начать хочется, как ни странно, вообще не с песни, а с пушкинского "К Чаадаеву" 1818 года. Стихотворения, на мой взгляд, очень недооцененного, благодаря или вопреки своей затасканности. Помимо уже эмблематичной метафоры "звезда пленительного счастья", там возникает такой узнаваемый образ молодого революционера, вожделеющего свободы "как ждёт любовник молодой минуты верного свиданья". Идея сублимации юной энергии в патриотическую страсть звучит предопределяющей для русской протестности. Не хочу говорить, что Пушкин придумал панков, но ощущение такое есть. Можно подобрать и менее эксцентричные примеры, вроде героя Рождественского, у которого было две любимых: революция и адресатка стихотворения. Особенно интересно соотносить такую открытую романтизацию протеста с хрестоматийным высказыванием из "Капитанской дочки" о бессмысленном и беспощадном русском бунте. Удивительно, как этот образ вчерашнего Гавроша уживается в протестном мышлении с совершенно ему противоположным. Здесь лучшим примером будет песня "Стены", горячо любимая равно русской и белорусской оппозицией и очень востребованная в Беларуси сейчас. У неё сложная история и много версий на разных языках, я буду ссылаться на русский текст Кирилла Медведева. В противовес юному и вдохновенному герою Пушкина, в "Стенах" появляется дед, который посвятил всю жизнь борьбе со "стенами" и умер, так ничего и не добившись. Герой песни – уже его последователь, тоже постаревший в попытках справиться со стенами. Их многолетний труд дает мало результата, а сил почти не остаётся. Несмотря на откровенную пессимистичность сюжета, песня живёт и воодушевляет людей. И дело, наверное, в ее обнадеживающем припеве:

И если ты надавишь плечом,
И если мы надавим вдвоём,
То стены рухнут, рухнут, рухнут
И свободно мы вздохнём!

Тут, в общем, и становится понятно, что же главное для хорошего революционного гимна: помимо громкого декларирования требований и целей, в нем непременно должна звучать идея единения, причем не только идейного, но и эмоционального.

Интересны и отношения революционных гимнов с гимнами государственными: так, "Марсельеза" - революционный гимн французов - стала государственным гимном Франции, а «Ще не вмерла Україна» - государственный гимн Украины, был одним из гимнов Евромайдана. Причем прежде, чем в 1992 году стать государственным гимном, в 19 веке этот текст бытовал в украинофильских кружках, как протестный. А его автор Павел Чубинский в 1862 году был сослан в Архангельскую губернию. Получается, его протестное назначение оказалось снова востребованным спустя полтора столетия. В России это работает, но иначе. Можно открыть любое видео массовых задержаний – когда народ распевает на фоне "Славься страна, мы гордимся тобой!", всё это выглядит в разы более душераздирающе. Тем не менее, "Славься отечество наше свободное" скорее горький упрёк, чем революционный гимн. Отчасти, наверное, в силу небольшой своей художественной выразительности, но не только. "Союз нерушимый" изо всех сил мерещится там даже мне, родившейся через десять лет после того, как он обнаружил свою рушимость. Все-таки требовать свободы текстом, в котором между строк слышится "нас вырастил Сталин на верность народу", кажется абсурдным. Кстати, нынешний гимн не всегда был гимном новой России. В 1990 году в качестве гимна РСФСР приняли так называемую "патриотическую песню" - мелодию Глинки без слов. Она и стала гимном РФ и оставалась им до двухтысячного года, когда Путин встретился со спортсменами, недовольными отсутствием в гимне текста. И, хотя еще Ельцин проводил конкурс на лучший текст на музыку Глинки (его даже выбрали, но почему-то не утвердили), принять новый гимн властям показалось проще, чем сочинить слова к старому. Так к нам вернулся гимн Александрова и его brand-new текст. С ним, конечно, и народное творчество вроде "союз нерушимый сидит под машиной", но суть не в этом. По понятным причинам это вызывало ужас у многих: появились открытые письма, люди отказывались вставать под старый-новый гимн и, уж тем более, вообразить его на оппозиционных митингах в тот момент было невозможно. Гимн и флаг воспринимались как атрибуты враждебного государства. И так же, как сейчас в Беларуси, в России двухтысячных направленность митинга угадывалась с одной картинки по расцветке флагов. Но к середине десятых годов ситуация начала меняться. Те, кто помоложе, к изумлению старших, начали выходить на протесты с триколорами, а в последние пару лет – и распевая государственный гимн. Скорее всего, такие изменения связаны с Майданом, который показал, что можно присвоить государственные символы, превратив их в символы протеста. Украинская революция полностью апроприировала флаг и гимн. Российскому протесту это дается сложнее, но тенденция очевидна.

Пожалуй, главный революционный гимн, да и лозунг всего постсоветского пространства – "Мы ждем перемен" группы "Кино". Честно говоря, гимн проблематичный. Не только потому, что написана песня, по словам самого Цоя, не о том. Прекрасно сказал Сергей Соловьёв, режиссёр "Ассы", где она прозвучала впервые: "непростое, конечно, дело — орать: «Перемен!», не зная, чего именно ты хочешь". Без этой песни не обходится ни один протест в бывшем СССР, а о чём речь, многие и не понимают. Но вроде бы и чёрт с ним, "Без бою" Вакарчука вообще песня о любви, и ничего – поют. Странным кажется другое: "сигареты в руках, чай на столе - так замыкается круг, / И вдруг нам становится страшно что-то менять!" – так заканчивается песня. Не слишком убедительно для гимна, особенно такого долгоиграющего. Но ведь это не "союз нерушимый", чтобы менять слова…

Не всякий гимн приводит к победе людей, которые его поют. Но любой гимн может многое рассказать о тех людях, которые его пели. История России за последний век ярко отразилась в череде наших гимнов – официальных и неофициальных. История наших официальных гимнов странная, а местами вполне анекдотичная. Хорошего неофициального гимна мы себе все еще нашли. Может быть, в этом и дело?