Има Чайяпхонг Ваннатипхат
Имя и фамилия Има Чайяпхонг Ваннатипхат
Команда, позиция, номер — полузащитник «Орлов», вице-капитан, №6
Описание персонажа
У Имы темные, как смола, волосы, которые редко сохраняют изысканную гладкость и блеск. Они постоянно норовят попасть ей в глаза, поэтому она скручивает их в тугой пучок, дополняя образ маленьким аксессуаром в виде меча, который является символом силы, отваги и стойкости.
Взгляд хитрый, лисий, подчеркнутый густыми ресницами. Радужка настолько темная, что сливается с черной оболочкой глаза. Вечером провести тонкую границу радужки практически невозможно.
Нос с едва заметной горбинкой Има рассматривает каждый день. Долгое время она мечтает о пластической операции, но страх потерять часть себя останавливает ее.
На внутренней стороне руки набита каландра. Это священная птица, связанная с искуплением и способностью исцелять. Има считала свое тело исключительным и уникальным, но когда его уже изуродовали, не имело смысла придерживаться старым поверьям.
Има придерживается выдержанного спортивного стиля. Пара колец и строгие рубашки контрастируют с широкими штанами и массивными ботинками. Их подошву она не раз склеивала, проводя часы за реставрацией. В наряды пришли причудливые решения: юбка поверх штанов или пижама, как образ на вечернее мероприятие.
У Имы хорошо развита мускулатура ног благодаря пробежкам и тренировкам. Моторика рук ослабла, зато кожа стала жесткой и выносливой после бесконечных ударов по дереву.
Биография
«Разоблачение: Има Чайяпхонг Ваннатипхат издевалась над людьми», «Буллинг в коллективе или вся правда о бывшем игроке экси».
— И кто опубликовал это? — Има прощупывала цепи, которые наглухо стягивали ее руки сзади. В такой унизительный момент она не могла пошевелиться, абсурд.
— Наверное, твой братец. Он ведь так любит тебя предавать, — проговорил на тайском мужской голос сзади. Мужчина держал телефон на двух пальцах, на экране которого ярко светилась публикация, словно он ничего не стоил. Он наседал на нее, усевшись на диване и закрыв обзор на деву со стороны. Ни один лик не мог осветить Име путь. Многие бы посмеялись. У нее, наконец, настала черная полоса.
А ведь в комнате горел яркий, теплый свет, от которого щипало глаза. Гнусное чувство гложило изнутри. "Почему сейчас у меня отняли то, что было раньше? Я достойна всего этого… Достойна ведь?"
Раньше она была уверена в прошлом, настоящем и будущем. Теперь она не могла быть уверена ни в чем. Ты враг сам себе, а вокруг — тебе подобные.
Незнакомец ткнул экран телефона прямо ей в лицо, заставляя буквы расплываться перед глазами в мутное пятно.
— Я переверну весь чертов Таиланд, чтобы найти этого засранца! — Има резко откинула голову назад и, не сдержавшись, ударила лбом по телефону Мона. Экран треснул, а на лбу появились раны от осколков.
На махровый ковер под ногами мелко капнули несколько алых капель. Они быстро растеклись, образуя витиеватые узоры, понять которые не смог бы самый гениальный художник.
Има родилась в Бангкоке. Древние храмы соседствовали с небоскребами, а запах пряностей из уличных лавок витал в помещениях в любое время суток. По узким рекам лениво скользили лодки с фруктами и цветами, а гул продавцов перекрикивал мотор мотоциклов.
Родители Имы — Форт и Кхаймук Чайяпхонг — были глухими, а ее брат Тит имел тяжелую степень глухоты. Иму болезнь не задела. Она словно была чужой, не относящейся к семье Чайяпхонг. Има не понимала торжеств на пустяковые праздники, не разделяла чрезмерной активности для окружающих.
Дети никогда ни в чем не нуждалась. По просьбе Имы и Тита им лелеяли от бытовых приборов до персонала в виде нянечек и репетиторов. В их щедрости чувствовалась не любовь, а желание доказать обществу, что они являются его частью.
Они были людьми, которые отчаянно старались убедить самих себя, что действительно ими являются. Семья Чайяпхонг сделала все, чтобы стать «идеальными нормальными».
«Слишком ненормальная для общества, слишком нормальная для семьи». Данная фраза, словно насмешка, висела над Имой даже в детском саду.
Когда девочки из группы играли в куклы, она отобрала одну из них и упрямо заявила, что теперь это ее игрушка. Дома мать, заметив «убожество», вырвала куклу из рук Имы и выбросила в мусор.
Страшный недуг семьи Чайяпхонг обошел Иму стороной. Одновременно это стало ее благословением и погибелью. Има не верила в распределение или вторые жизни, а религия всегда оставалась чем-то далеким. Родители были слишком зациклены на себе, поэтому не пытались развить в детях понимание мира и культур.
Творцы — люди, играющие важную роль в жизни других. Когда демиург предается чревоугодию, по одной из легенд, небо становится мрачным, без души. Никаких художников на небе нет, ведь жизнь вершат сами люди. Или, возможно, обстоятельства.
Има не была выдающимся ребенком, отнюдь. Скорее, была хорошисткой, которая грамотно умела списывать и выкручиваться. Меняла школу Чайяпхонг всего один раз. В одиннадцать родители перевели ее в гимназию. Этот день было больно вспоминать до тошноты.
В классе царила привычная утренняя суета. Ученики занимали свои места и готовились к началу первого урока в новом году. На партах уже лежали тетради, подготовленные перед приходом ребят. В воздухе ощущался легкий шум, перемежающийся тихими шепотами и шорохами страниц.
Внезапно в класс вошла женщина средних лет — классная руководительница. Она шагала уверенно в широком белом платье в пол и чешках на танкетке, что придавало ей немного возвышенности и грациозности. За ней проследовала девочка, чуть менее уверенно. Голова была слегка опущена вниз, а руки неуверенно сжимали свертки чеков, спрятанные в карманах джинс.
Она прошла по рядам. Перед глазами у Имы возникли разные группы. На передних рядах сидели девочки в дорогих брендах и модных вещах, явно из обеспеченных семей или тех, кто старательно следил за своим стилем. Они бросили на Иму короткий оценивающий взгляд и снова погрузились в свои разговоры. Некоторые ребята сидели поодиночке, закрывшись от всего мира. Один мальчик, поставив рюкзак на соседний стул, бросил на Иму недружелюбный взгляд и одарил заметной усмешкой.
На предпоследней парте спала девочка, положив голову на твердую стопку учебников. Очки лежали рядом со футляром на столе. Има тихо уселась на свободное место рядом. Учеба — это социум, где ты должен сам определить свое место в нем. Има не знала, кем станет, но шаг в этот социум она сделала самостоятельно, без чьей-либо помощи.
В тот же день после школы Има шла домой. Сумка, набитая учебниками, тяжело билась о бедро при каждом шаге. Мимо проезжали машины, мимо проходили люди, и у каждого была своя отдельная жизнь. Странно было осознавать, что когда-нибудь все эти жизни оборвутся.
Има размышляла о несущем. Наушники, которые она привычно вставила в уши, давно разрядились, но мелодия из надоедливой рекламы продолжала звучать в голове и не хотела оттуда выходить, как заевшая пластинка. До дома оставалось два квартала и один длинный переход через дорогу. Има добавила в шаг качание головой и щелчки пальцев невпопад, отдаваясь несуществующей музыке в моменте. На переходе все произошло слишком быстро. Удар, крик и вспышка фар автомобиля. Один шаг Имы мог задуть ее жизнь, словно свечу.
Когда Има открыла глаза, мир был тихим. Не неспокойным, а мертвым. Белый неприятный свет заставил поморщиться, а горло пересохло. Она потянулась к тумбочке, но руку резко перехватили. Это был Тит. О прекрасный Тит, чьи глаза были опухшими, а на коже еще виднелись тонкие разводы от слез. В полусонном состоянии Има видела движения его губ, чувствовала мнимое беспокойство, но что-то колющее в груди заставило ее волноваться.
— Тит, я тебя не слышу, — проговорила Има.
Наследник Чайяпхонг резко замолчал, а рот слегка приоткрылся. На секунду Има увидела его сузившиеся зрачки. Тит неодобрительно покачал головой и вышел из палаты. Има погрузилась в сон, а на следующий день проснулась с диагнозом — разрыв барабанной перепонки в правом ухе в момент столкновения. После «приговора» приехали Форт и Кхаймук. Отец уверенно сказал, что они найдут для дочери лучший слуховой аппарат. Мать покормила ее, и они уехали.
Они пробыли в больнице девятнадцать минут, после чего вернулись на совещание.
— Они даже не попытались его перенести, — прошептала Има с горечью, когда дверь за ними закрылась.
С этого момента Има училась так жить. Поначалу это не вызывало особых трудностей. Она не любила носить аппарат, раздражалась из-за постоянной необходимости его подзаряжать. К счастью, жестовый язык Има знала еще с детства. Первым словом на нем было «папа». Говорить же научилась позже, благодаря няне, упрямо повторявшей за ней звуки и слова.
Отношение родителей никак не поменялось. То же холодное безразличие, приправленное редкими просьбами помочь по дому или в наставлениях насчет учебы.
В двенадцать Тит уехал во Франкфурт на учебу. Они постоянно созванивались, и брат хвалил шумный город, где он мог почувствовать себя живым. Тит рассказывал о нелепой адаптации в европейской среде. Там он прочувствовал все прелести ночной жизни и звал на каникулы Иму к себе. Через год она приехала. По барам они не ходили, но Тит брал ее на университетские мероприятия, знакомил с однокурсниками. Она впервые увидела, как много разных людей может быть в одном месте. Так как он был на первом курсе, в начале года времени хватало на многое. По мере учебного года звонки становились редкостью. Тит все чаще молчал на другом конце линии, кивая в ответ на длинные монологи. Он погружался в учебу, в проекты, в жизнь, откуда Има постепенно исчезала.
В конце года Има преподнесла Титу новость:
— Я хочу жить с тобой во Франкфурте.
Сначала от родителей последовало точное «нет». Тит, прилетев домой, настоял. Обещал, что будет оберегать дорогую сестру и в горе, и в радости. Форт и Кхаймук, скрипя зубами, согласились на такую авантюру.
После каникул, из родительского дома уезжали уже два их наследника. Има учила немецкий целый год и интенсивно улучшала свои навыки каждый день. Именно тогда, листая старую газету, она впервые узнала об экси. Има с головой ушла в учебу. Времени на дружбу почти не оставалось, да и желания особого не было. Через год стало уже неловко пытаться завести знакомство с одноклассниками. Расизм проявлялся не в прямых словах, а в мелочах: то не расскажут важную информацию, то будут за спиной смеяться над естественным акцентом. Учителя не проявляли агрессии, но и не мешали насмешкам случаться. В классе не было ярко выраженных компаний, но разделение на «своих» и «чужих» чувствовалось. «Чужих» не любили. Считалось, что такие, как Има, отбирают места в университетах и командах. Кто-то, проходя мимо, сжимал пальцы у глаз, вытягивая их в тонкие щелочки. Има хотела лишить их пальцев.
Она нашла свое место в детской команде по экси «Грифоны». В месте, где смотрели не на вид, а на навыки. Первый матч был незабываемым. Сердце билось с тем же ритмом, что полет мяча, летящий точно в цель. После победы они с командой бродили по городу до самой ночи. Случайно оказались на шоу фейерверков и, смеясь, легли на мокрую траву, глядя в небо.
Последовали матчи, сборы, дополнительные мероприятия. Родители тайно оплачивали занятия с лучшими тренерами, надеясь, что спортивные достижения дочери придадут семье нужный блеск. «Грифоны» взлетали выше и выше, оставляя под собой пепел и отвагу. Составу, в который входила Има, удалось поиграть с итальянской командой. У итальянцев было больше опыта и подготовки перед игрой, поэтому «Грифоны» одержали поражение. Проигрыш не принес горечи. Наоборот, он стал для Имы доказательством, что она на своем месте.
Выпустившись из гимназии, Има поступила в университет на факультет управления бизнесом. В команду, где не было места импульсу и страху. «Орлы» стали ключевой точкой ее взросления как личности. Страхи с ними отступили на второй план. В команде ей не могло быть грустно. На это попросту не было времени. Има несла ответственность не только за свои действия, как игрока, но и как наследница семьи Чайя. Она вела достаточно правильный образ жизни: часто посещала благотворительные фонды, не скупалась на презенты для сокомандников и проводила мастер-классы.
Има любила порядок и ненавидела, когда ее слова пропускали мимо ушей.
В приступах раздражения она прибегала к методам, которые сложно было назвать гуманными. Могла оставить на закрытом намертво корте или вдыхать аммиак на протяжении тренировки. Любимым местом был элитный центр восстановления, где она арендовывала отдельный малый зал. Никто не знал, что происходило за его стенами.
Так Има тренировалась два года в роли нападающего, а после случилось непредвиденное обстоятельство — ее уход. В один момент она задала себе вопрос: ради кого или чего она играет в экси? В детстве это был способ найти новых друзей и получить новые навыки и возможности. В университете это превратилось в гонку с собственным идеалом, к которому раньше никогда не стремилась. Экси постепенно превратилось для Имы в развлечение — то, чего она всегда боялась допустить. Через несколько дней Има собрала чемодан, сдала ключ от комнаты и разорвала контракт по обоюдному согласию. В университете оформила академический отпуск и купила билет домой.
Полет запомнился надолго. Она сидела у окна в задней части самолета, в маске и кепке, среди таких же уставших пассажиров. С высоты город казался игрушечным, оторванным от реальности. Могло показаться, что она улетает домой. К себе на родину, где жила больше одиннадцати лет. Для самой Имы она улетала в неизвестность. От тайского у нее осталось только имя, сокращенное до боли простого — «Има».
Полет составил двенадцать часов сорок восемь минут; Има установила таймер. Никто ее не ждал, хотя она сама написала в семейный чат, где сообщения оставались непрочитанными месяцами. Что отец, что мать, заходили в сеть каждый день, звонили дальним родственникам. Има и Тит единственные оставались за бортом.
Самолет приземлился глубокой ночью. Город встретил Иму влажным, тяжелым воздухом, запахом выхлопных газов и улиц. Все, что когда-то восхищало, теперь раздражало. В этом городе было слишком много прошлого, от которого она так старалась сбежать.
Дни пролетали также быстро, как погода за окном. Има начинала увлекаться написанием музыки. Всегда хотела попробовать это дело. Ночи проводила в барах под гул колонок и пульсирующий ритм басов. Порой возвращалась под утро, где на пороге встречала случайных знакомых и просто болтала с ними о жизни, переживаниях.
Спустя несколько месяцев Титу понадобилась очень крупная сумма. Внятных объяснений от него так и не последовало. Тит что-то судорожно шептал по телефону, потому что все сообщения, которые он писал, были с ошибками.
— Има, Имочка, ты меня слышишь, так ведь.. ты?… — судорожно лепетал Тит по телефону.
— Тит? Тит, ты где? Почему ты не выходил на связь? Черт возьми, ты же знаешь, что я переживала. Да, я этого не показываю, но ты все равно должен был хотя бы написать мне. Ты же мой брат!
«Переживаю» — давно Има не произносила этого слова. Она не чувствовала эмпатию, даже после переезда из родной страны. Име всегда нужно было быть сильной и показывать свой характер. «Либо ты, либо тебя» — простой закон жизни.
— Има, ты же сможешь мне помочь? Конечно сможешь, обязательно сможешь.
— Блять, ты че, накуренный, что ли? — В трубке послышался звук битого стекла, а после незамысловатый тик стрелки часов и короткий всхлип. — Тит… Тит! — Крик отчетливо был слышен во всем здании. Крик был не о прощении, злости или корыстности. Это был звук беспомощности, когда душа рвется наружу, но слов уже не хватает.
— Мне нужны деньги, Им, пожалуйста. Буквально несколько миллионов бат, Има… — прошептал Тит.
— Тит, о чем ты вообще говоришь? Где ты?
— Мы скоро встретимся, я обещаю.
Трубка была сброшена. Затем пришло сообщение с точной цифрой. Вместо «нескольких миллионов» оказалось семьдесят. Има думала разумом, а не сердцем, но рядом с Титом разум терял вес. Они создавали одно пространство, и этого хватало, чтобы понять друг друга. И именно в такой нервный момент Има никак не могла его понять.
В итоге она отправила нужную сумму на счет. Тогда она доверилась. Он же ее любимый брат, оберегавший на протяжении долгих лет. Тит был рядом всегда и подставлял свое плечо.
Ничего же не случится, если она выручит его в один раз? Уставшая Има, с ощущением странной тяжести под ребрами, легла спать. Не зная, что с этого момента тишина вновь станет самым страшным врагом.
Кипяток размеряно капал струйками по рукам. Има тяжело застонала от боли и не смогла открыть глаза. Ей показалось это сном. Она ничего не видела, не слышала и не могла говорить, но отчетливо чувствовала жжение на ладонях и в районе плеча, словно ее охватила кома, где мозг случайно проснулся во время операции. Руки были скованы с ногами. Нельзя было пошевелиться ни на метр. Сознание медленно начало просыпаться. Има не слышала голосов в голове, но что-то побуждало закричать, разорвать всех, кто поспел над ней глумиться.
На смену звукам пришли слова. Чайяпхонг слышала только вырванные фразы: «Она стоит..», «Этот паршивец…», а после сознание снова погружалось в боль и смятение. Тогда она услышала рваный треск колес по дороге, звуки оживленных улиц, которые отдалялись с каждой секундой. Има снова оказалась во тьме.
Резкий свет ударил по глазам. Има поморщилась, почувствовала сгусток крови у себя в горле и инстинктивно сплюнула. Под светом лампы отчетливо вырисовывалась фигура мужчины в помещении, стены которого, казалось, помнили лишь тишину. Все было замшелым, грязным. Новый, идеально отмытый диван выглядел нелепо. Слухового аппарата на ней не было, видимо забрали. Густые волосы падали на лицо. Мужчина махнул рукой, и двое подчиненных вышли.
— Ты же знаешь этого парня? О, ты определенно должна знать. — Мужчина кинул на пол фотографию. Има узнала Тита в ту же секунду. — Твой дорогой братец задолжал мне десятки миллионов, но взамен предоставил тебя.
Име не было чуждо сострадание, даже по отношению к себе. Когда она находилась на грани смерти, мозг действовал рационально. Она пыталась вырваться из цепей, хотя знала, что это невозможно. Цепи были массивными настолько, что было легче поднять диван.
Когда Има захотела закричать, к горлу приставили нож. Кончик впился в кожу. Тонкая струйка стекла по мягкой коже и впиталась в футболку, оставляя пятно.
— Я не буду отдавать тебя в бордель. Мне нужна твоя сила. Будешь «приводить людей в чувства».
— Я не доктор, — ответила Има.
— Будешь возвращать долги. Мне не важно, к каким способам ты будешь обращаться. Главное, чтобы отдали. — Он достал телефон, нахмурил брови и прищурил глаза, пытаясь разобрать мелкий шрифт. — Вот полюбуйся.
Перед Имой показались статьи: «Разоблачение: Има Чайяпхонг Ваннатипхат издевалась над людьми», «Буллинг в коллективе или вся правда о бывшем игроке экси».
— Наверное твой братец. Он ведь так любит тебя предавать. — Мужчина держал телефон на двух пальцах, на экране которого ярко светилась публикация, словно он ничего не стоил.
— Я переверну весь чертов Таиланд, чтобы найти этого засранца! — Има сжала руки в кулаки.
— Похвально твое рвение достигать высоты, но пока ты внизу — запомни это. Не переживай, этих статей завтра уже не будет, мне весь не нужны «грязные» работники. — В помещение вошли мужчины в масках. Они подняли Иму, царапая ее шею ногтями до крови. — Кстати, меня зовут Мон.
Има резко откинула голову назад и, не сдержавшись, ударила лбом по телефону Мона. Экран треснул, а на лбу появились раны от осколков. Има пыталась снова ударить Мона, но ее оперативно кинули в подземелье и привязали к батарее. Там убирались, дай бог, двадцать лет назад.
На следующий день Име выдали форму: мятую черную футболку с цифрой шесть на этикетке и свободные штаны. Здание вписывалось в лесную атмосферу. Это был длинный комплекс, заросший листьями снаружи и идеально обустроенный внутри. Выход на улицу был только через главную дверь. Она охранялась двумя телохранителями Мона, а все остальное здание представляло собой переплетение бесконечных комнат и коридоров.
Телохранители и работники данной организации, которые прибыли по договоренности, легко смешивались с «заключенными», то есть с теми, кто попал в руки Мона насильно.
Поэтому обеим сторонам нельзя было лишний раз чихнуть в присутствии друг друга, не то чтобы поговорить.
Первой жертвой Имы был отец с маленькой дочерью, чья мать закутила с богатеньким папиком и бросила дитя, оставив на произвол судьбы. А отец, потеряв жену, погрузился в алкоголизм и начал вымещать агрессию на ребенке. Он задолжал три миллиона бат и не возвращал долг на протяжении четырех месяцев.
Они жили в заброшенном городе, табличка которого была сбита, а название навсегда потерялось для Имы. Она перепробовала все варианты городов из пяти букв, но они не подошли. Рядом стоял собор — когда-то великолепие этого города, привлекающее не только жителей, но и приезжих. Теперь здание было разрушено: выбитые окна, валяющиеся окурки, пустые ряды скамей. Единственное, что сохраняло дух прошлого — это свет факела, мягко падающий на холодный каменный пол в ночное время. Има могла поклясться, что видела возле него дитя невероятной красоты с темными, как смола, волосами.
Има готова была разорвать мужчину на части, но близнецы Вард и Герд, приставленные под видом «помощников», ловко остановили ее, в последний момент забрав пару тысяч. Она понимала, что близнецы действуют по указанию Мона, и помощи от них ждать было нельзя. Различать их не составляло труда: у каждого на шее был шрам в одном и том же месте, но под разным наклоном — у Герда справа, у Варда слева. Было ясно, что их сделали намеренно.
Има пыталась сбежать шесть раз, и столько же ее били. Вскоре это стало невозможно. Она постоянно находилась в компании как минимум двух мужчин. Иму не убивали, но доводили до истерии голодовками или физическими наказаниями. Всех «заключенных» не подпускали к любому оружию. То ли боялись теракта, то ли массовой гибели.
Има видела множество досье. Реками протекали имена, которые она забывала на следующий день. Единственное имя, которое она помнила всегда — Тит. Она винила саму себя каждый день. За то, что доверилась человекоподобному существу. Твари, которая только и могла гоготать, глумиться над другими за их чувства.
Има провалилась. На очередном задании была одинокая пожилая женщина. Сын навесил на нее кредитов и уехал в другую страну. У старушки Пэн была одна лавка с фруктами, выручка которой могла не принести ни одного бата. Има не могла точно описать это чувство, но ей хотелось поговорить с этой старушкой, утешить глупой шуткой, а потом выплатить кредит. У Имы не хватило бы денег, чтобы закрыть все долги, но для кредита Мона хватало. Ее тянуло помочь. Из мерзких мыслей Иму вывел Вард, ударив по голове. Троица ушла ни с чем. Вард пригрозил Пэн ножом, Има в ответ пригрозила ему. Близнец дал отсрочку, пообещав, что через неделю придут требовать расплаты.
Вечером Вард рассказал всем трагичную историю, как какая-то девчонка посмела угрожать ему ножом. Если бы Иму никто не останавливал, она бы этим ножом отрезала ему половой орган. Ее насильно споили алкоголем. Жжение растекалось по всему горлу, неприятно отдаваясь послевкусием. Горло держали, а потом заливали и заливали, будто это был самый желанный напиток для нее, будто она хотела этого. Потом пустую бутылку разбили об голову. Они посчитали забавным остриями от «розочки» бутылки нанести ей шрамы. Сначала отключился слух, потом разум. Има забыла, что произошло в тот день. Она не вспомнила их больной гогот и «шуточные» удары по ногам, рукам, голове. Мозг забыл тот день и вычеркнул его. Возможно, он сделал это, потому что это был один из самых ужасных дней.
После той встречи она ни разу не видела Мона. Пока Чайяпхонг с близнецами ехала до захолустьев, которые люди действительно называли своими домами, им удавалось перекинуться парой фраз. Разговоры были лишены откровений. Больше говорил Герд, а Вард вежливо, но настойчиво затыкал ему рот, когда тот начинал раскрывать лишнее. Из информации, собранной Имой по крупицам, оказалось, что они первые, кого Мон забрал в самом детстве. Он взял их под опеку после похищения родителей. Име сразу показалось, что это он организовал покушение на их родителей. Удобно иметь в подчинении натренированных бойцов с реакцией гепардов.
А ведь манипуляции Мона работали. Братья были сильно привязаны друг к другу, а другие человеческие жизни у них симпатии не вызывали. Их нельзя было назвать спасением, но, по крайней мере, они не давали Име совсем сойти с ума.
В одну ночь она сбежала. На ужин, если это можно было так назвать, в очередной раз подавали пад-капао. Уже не вырываясь, как бешеная, Има пошла в подземный этаж. Цепь была перекинута через холодную батарею, не отдававшую тепла. Има сидела с опущенной головой в полусонном оцепенении. Вдруг по лужам и грязи подвала раздался едва заметный шаг. Герд приблизился ближе. Он молча перерезал цепь и аккуратно положил нож на батерею. Намек был понятен сразу же. Близнец знал, что Има нашла бы ему применение.
— А Вард? — тихо прошептала Има.
— Беги, — сказал он, и впервые за все время его голос дрогнул. Герд достал из кармана окровавленную ключ-карту и передал Име. Она не захотела узнать, какой ценой он ее достал.
Она последний раз посмотрела в его серые, как туман, глаза. Има не знала, что хотела там найти: благословение или отговорки, но руки думали быстрее. Она подняла нож и медленным шагом вышла из места своего погребения. В узком коридоре ей навстречу неожиданно выскочил охранник. Без долгих раздумий Има ударила его кулаком в висок. Удар оказался точным насколько, что мужчина рухнул, и она проскользнула мимо. Он остался лежать, а кровавый шрам тихо напоминал о совершенном. Ключ-карта чуть было не выпала из рук, но она сжала пальцы сильнее. Возле дверей один из головорезов был в отключке, а тот, с белой прядью на затылке, отсутствовал. Времени разбираться не было. Когда двери открылись, она бежала по лестнице, вдыхая ночной воздух свободы так, будто впервые за долгие месяцы оказалась на улице. Нож остался неиспользованным.
Има пообещала, что «перевернет весь чертов Таиланд, чтобы найти этого засранца». Ей не удалось. Слишком сложно, слишком много осуждения от семьи, к которому она не привыкла. Короткое сообщение: «Ты нам больше не дочь», отдавалось в висках все сильнее. Это стало актом окончания их отношений.
Она приехала к себе в квартиру на краю города, быстро собрала вещи и купила билеты до Германии.
Благо поддельный паспорт и несколько важных документов находились не в сейфе, который забрали с собой, а в старом футляре из-под гитары, спрятанном под кроватью. На первый взгляд вещи остались на месте, но Има знала, что квартиру обчистили. Почти ничего не нашли, разве что Има не обнаружила пару тысяч наличных. Работа явно была выполнена в спешке, ведь несколько книг лежали под странным углом, а ящик комода был приоткрыт.
Има приняла душ и собрала вещи: несколько одежек, флешку, лекарства и заколки в виде мечей. Она накрыла оставшееся старой скатертью, и покинула квартиру, не оборачиваясь.
Франкфурт показался городом, который, казалось, не спал никогда. Ночные огни отражались в мокром асфальте, как осколки расплавленного стекла. Красочные улицы находились рядом со спальными районами, и все это под ритм гулкого метро и криков на разных языках. Има могла официально ознаменовать Франкфурт городом свободы.
Она не спала три ночи. Ходила по улицам, пила дешевое пиво из автоматов, смотрела на людей, которые спешили, смеялись, жили так, как хотела бы сама Има. На четвертную ночь она открыла ноутбук, зашла в почту и написала письмо руководству своей старой команды: «Я Има Чайяпхонг. Дайте мне сыграть еще раз». Ей было не важно, на какой позиции окажется, куда потянет команду. Главное — на публике Мон не смог бы ее поймать.
Има ждала ответа от «Орлов» несколько недель, и это ожидание тянулось мучительно долго. Первые дни она просто бродила по городу, словно призрак. После долгих месяцев страха и боли она разучилась жить. Жить, а не выживать.
Она медленно начала возвращаться. Има прошла курс реабилитации в частной клинике. Врачи говорили сухими фразами, стараясь не показывать любопытства. Пришлось отстегнуть крупную сумму, чтобы всякие особы не шептались за спиной. Има купила себе новый слуховой аппарат. Немного попроще, чем предыдущий, но тоже от хорошей фирмы.
Когда устройство впервые ожило в руках, издав тонкий гудок включения, Има вдруг ощутила, как дрожат пальцы. Она будто возвращала себе кусочек человеческого мира, откуда так долго вырывали.
В одно утро Има достала клюшку. Рукоять была стерта, но хват по‑прежнему родной. Она стояла у стены и поймала себя на мысли, что запах резины и лака вызывает щемящее чувство. Эта клюшка казалась ей оружием, которым можно забить до смерти. Има подумала, что хотела бы избить с помощью нее Мона.
Первые движения давались тяжело. Мускулы заблокировали память, а тело отказывалось слушаться. Има с характерным стуком уронила клюшку на пол после трех упражнений, которые прежде могла исполнять с легкостью. Раньше она бы рассмеялась, но теперь только смотрела, как клюшка лежит на полу и молчала. Потом подняла ее и поставила обратно в угол.
Письмо пришло вечером, когда она уже перестала проверять почту каждый час. Ответ от «Орлов» оказался положительным. Има подписала контракт, внимательно прочитав его несколько раз. На позицию нападающего мест не было. Има немного соврала. Она сказала, что может сыграть на защите не хуже, чем игроки из основного состава. Глупо было осознавать, что ложь вскроется уже на первой тренировке, но Име хотелось лишь выйти на поле.
На телефон поступил звонок. Има ожидала услышать кого угодно, но не Герда. Она думала, что после той ситуации его забили до смерти. Это был странный диалог. Има рассказала про гнусный климат Таиланда, а он задавал до боли глуповатые вопросы, будто не родился в этой же стране. Он не спрашивал про побег, не говорил про боль. Это было странно и одновременно успокаивающе.
Характер
Има отрицает свое сострадание ко всему живому, хотя нередко болтает с маленькими детьми и одаривает конфетами. Их родителям она старается помочь материально: покупает новую мебель или продукты. В такие моменты Има отвлекается от собственных проблем и становится обычной «кхун’ благодетельницей».
Има не навязывает себя. Ее присутствие чувствуется в коротких взглядах, в дыхании, ломающем идеальную тишину. Има дает время привыкнуть к себе. Порой это выглядит как высокомерие.
Она не привыкла открываться и показывать свое сожаление. Има держится настороженно, ведь для нее каждое прикосновение может оказаться ловушкой. Если Иму обманывают, она чувствует это задолго до того, как ложь становится явью.
Рукоприкладство смешалось с нежностью, образуя непробиваемый щит. Има не привыкла жаловаться. Родители не давали желанное внимание, а Тит был занят своими проблемами. Име всегда было неловко просить его помочь с домашним заданием или делится своими впечатлениями о дне. Ей всегда трудно было описывать свои эмоции, поэтому она особенно ненавидела уроки немецкого. Там постоянно требовали рассуждать, описывать чувства, составлять слова в красивые и лиричные предложения. Для нее это было пыткой, ведь приходилось говорить о том, что всю жизнь привыкла прятать.
Она говорит прямо, слишком. Вставляет фразы туда, где лучше было бы промолчать. Иму можно описать как «Гордость и Предупреждение». Она пообещала себе, что никогда больше не будет унижаться перед кем-то. Гордость удерживает от боли, не дает просить, даже если просить было бы разумно. Предубеждение идет вразрез с гордостью, образуя резонанс, который Има пытается в себе подавить. Има не верит словам, особенно сказанным с легкостью. Она прознала, как искусно люди умеют лгать, скрывая вранье под улыбками, обещаниями, поклонами.
Стиль игры
Има значительно стала грубее в манере игры. Когда она тренировалась самостоятельно, нередко сталкивались со стеной. Контроль над движениями больше не был таким совершенным, как раньше. Раздражение все чаще овладевает ей в мелких ошибках, не стоящие сил.
В контр-атаках действует аккуратно. Она не ломится вперед первой, а ждет момент, когда можно вывести мяч в свободное пространство. Раньше она училась коротким пасам, держала игру чистой. Теперь Има играет странно. Она совершает обводки, понятные только ей.
Любимый прием — уверенно бежать на соперника с мячом и в самый момент столкновения резко разворачиваться вокруг своей оси. Противник, сбитый с толку, теряет координацию на несколько секунд. Те самые секунды, которые могут стоить финального очка.
Има, как бывший нападающий, учится балансировать между защитой и нападением, выстраивая формулу идеального полузащитника. Линия обороны может быть переполнена, но она все равно идет вперед, рискуя. Это стало частью ее драйва и проявления себя. В одном из упражнений Има вытягивается всем корпусом и отклоняет клюшку, перехватывая мяч прямо перед игроком. Она точечно разворачивается на месте, слегка поднимая ногу и используя инерцию, чтобы развернуть все тело вокруг своей оси. Баланс удерживается на одной ноге. В следующую секунду следует пас.
Има действует быстро, предугадывая движение мяча. Это больше работает с ударами об стены, где можно по силе броска и характерному звуку отскока понять, куда дальше будет двигаться мяч. Так и появились приемы захвата. Самый надежный из них — подпрыгнуть выше соперника. Поэтому Има часто тренируется прямо в экипировке.
Ей нравятся широкие и длинные движения, не подчиняющиеся законам физики. Плавные дуги сочетаются с резким опусканием клюшки вниз и таким же молниеносным пасом. Таким образом создается траектория ближайших пасов и коридор для сокомандников. Има заметила, что после таких маневров чаще всего идут тройные связки.
Интересные факты и дополнения
- Има знакома с участницами т-поп группы «felizz». У них есть группой чат, где девочки иногда общаются.
- При стрессе раскручивает и закручивает ручки. Сначала разбирает их, а потом методично собирает. Для нее это является актом успокоения.
- У Чайяпхонг идеальная память на движения, но не на лица. Она забывает их достаточно быстро, если человек не встречается ей снова и снова. При этом Има может запомнить: действия рук во время речи, движения плеч, головы и характерный шаг.
- Носит на запястье резинку для волос. Има никогда ее не использует, но часто оттягивает и резко отпускает.
Три песни вайба персонажа
Pity Party — Melanie Martinez
Like Him — Tyler, The Creator
Hi Em Up — Мэйби Бэйби