Оскар и общество спектакля
Считанные часы остались до престижного события года с многомиллионной армией поклонников. Трепетное ожидание. Переполненный зал и гул звонких голосов под усладу для глаз - о, эти высокие эстетические стандарты! Внимание зрителей предстает как высококонвертированная валюта в обмен на короткую вспышку эйфории. Ведь по сути, Оскар — это не только культурное явление, но и бизнес.
Коммерциализации сопутствуют пышная подготовка, закулисные съемки, онлайн-трансляция и блистательные выходы звезд. Победные возгласы и смущенные разочарования. Спектакль, отшлифованный до такого состояния, что за нимне видно множество рабочих рук, создавших это великолепие. Труд, которому демонстративно противопоставляется кристально-чистый индивидуализм. Эту работу не воспевают, не хвалят и скудно оплачивают.
Ряд громких событий сегодня происходит без вовлечения в процесс переживаний и рефлексии, в то время как мышление заточено под адаптацию эмоций в контент-план. В этом процессе одни выходят на арену, а другие занимают места в зрительном зале. Последние могут «прикоснуться» к культуре, отождествляя зрелище с высшей мерой мастерства и искренности. Такое представление действительно может быть талантливо исполнено. Но вряд ли мысль о том, что образ звезды - это тоже роль, приятна для осознания. Равно как и то, что высший свет киноиндустрии являет собой тщательно сотканный продукт PR-агентств для максимизации прибыли.
Ги Дебор, Общество спектакля: Знаменитость является не живым человеком, но его ряженым образом, репрезентацией в рамках спектакля. Его имидж целиком зависит от текущей роли, тем самым, собой он выражает исключительно банальность. Удел звезды – мнимое проживание жизни; люди ассоциируют себя со звездой, чтобы хоть как-то компенсировать этим убогость окружающего мира, своей жизни; хоть на миг, пока идёт кино, отвлечься от монотонного конвейерного труда. Знаменитости для того и созданы, чтобы обладать своим стилем жизни, они могут свободно выражать свой взгляд на мир – всего этого лишены те, кто может лишь ассоциировать себя со звездой. Знаменитости воплощают результат общественного труда, к которому не может прикоснуться рабочий. Звёзды имитируют побочные продукты этого труда: они правят и развлекаются, принимают решения и потребляют – всё это представляет собой одностороннюю коммуникацию, глумление над трудящимся, который может лишь издалека наблюдать за пиршеством на звёздном Олимпе. Бывает, что государственная власть персонифицируется в виде псевдо-звезды, а иногда и звезда потребления через плебисцит наделяется псевдо-властью. Но все действия и поступки знаменитостей являются лишь ролевыми, они не свободны, а значит, банальны.
Участники Оскара на протяжении беспрерывного съемочного процесса вынуждены играть на публику. Бросать усилия на поддержку образа в виде рентабельного щита для рекламы. СМИ под лупой оценивают платья, смокинги и мерцающие караты. Эксперты моды предстанут судьями, ответственными за вынесение публичного решения о дурном или безупречном вкусе. Восхищение и осуждение приватизированы, а нередко и предопределены еще до того, как зритель подумает, что составил о нашумевшем событии «собственное мнение».
Пламенные призывы и трогательные речи с экрана - тоже часть спектакля. Оскар как продукт удовлетворяет потребности зрителей в зрелищах и развлечениях. Однако ещё в большей степени это бизнес, продающий свою мораль и гедонизм под маской культурно-значимого события. Капитализм, как выражение экономических отношений, увеличивает интенсивность софитов для эффекта присутствия и постоянного вовлечения людей в экономику. В то время, как на двигателе капитализма, рабочей силы, нависает лишь тень. Нищета капитализма - обратная сторона его блеска. Жизнь обывателей тускнеет на фоне транслируемых селебрити ярких переживаний, эффектных появлений, бурных романов и дорогих подарков. Но это тот формат, который многих завораживает и бессознательно подводит к мечтам о таком же праздном образе жизни.
Ярмарка тщеславия выступает оазисом благополучия, тогда как за её пределами или даже кулисами, разверзается буря социального неравенства, а лязгание оружия раздаётся всё громче. Пиршество во время чумы встречается восторженными овациями. Чумы, безжалостно отнимающей жизни у более уязвимой части населения и являющей собой окровавленный конвейер с липкими брызгами. Вперемешку с торжественными выходами мелькает и скромное выражение озабоченности, «солидарности» с пострадавшими. Такое редкое, но вынужденное по маркерам достаточной толерантности.
Пока зрители общества спектакля ослеплены холодным блеском крупных бриллиантов, лучи мира и равных возможностей не пропускают мрачно темные тучи. Преобладает мнение, что свет от экрана и блеск симулякров может с ними сравниться. Но хрупкость человеческой жизни в рамках узаконенной эксплуатации человека человеком говорит об обратном. В таких условиях истинный потенциал, заложенный в человеке, может лишь служить инструментом монетизации и повышения покупательской способности. Утопленный в товарах, но помноженный на отчуждение и одиночество. Капиталистический лифт признания до этажа успеха напоминает восхождение на Эверест. Он притягателен, но холоден. Величественен, но окружен грудой тех, чьи усилия были потрачены напрасно и увенчались тем, что бесславно оставили свое тело на пути к недосягаемой вершине. Так же и капитализм, возвышая единичных победителей, намеренно упускает из виду массы тех, кто оказался на его обочине.
