итогоны (1)
Тайна Золотых Ключей.
Обзорно-аналитический рассказ
Когда из пентхауса раздался сухой, как выстрел, треск – уже третий подряд выходящий за внутренний регламент функционирования гостиницы звук, - Андрей поднял рацию и нажал на кнопку связи.
- Похоже, он разбил плазменный телевизор, - доложил он.
Зашипев, рация взяла паузу, и через несколько секунд ответила властным мужским голосом:
- Ждем еще.
Андрей кивнул. Застыв под дверью пентхауза, он бросил взгляд в зеркало. Большое, в человеческий рост, зеркало в коридоре, в котором Андрей, сотрудник службы безопасности московского отеля «Арарат Парк Хайятт», в своем строгом костюме и бабочке напоминал самому себе Джорджа Лезенби в роли агента 007. Жаль, что больше никто не замечал этого сходства – может из-за того, что Лезенби снялся лишь в одном фильме бондианы?
Очередной грохот отвлек Андрея от кинематографических аналогий. В пентхаузе рухнуло что-то тяжелое и звонкое, в чем охранник безошибочно распознал неотъемлемый предмет обстановки.
- Большой абажур, - сказал он в рацию. – Прикажете действовать?
- Пока нет, - проворчала рация. – Готовность номер один.
- Есть, - ответил охранник и не успел выключить рацию: из пентхауса нахлынула волна звона разбивающейся посуды.
- Прием, - сказал охранник, но рация перебила его.
- Мы все слышали. Вот ублюдок, до сервиза добрался. Норитейк, на двенадцать персон. Три тысячи долларов. Гребаный рэппер. Наркоман херов.
- Что делаем? – спросил охранник.
- Больше нет смысла ждать, - отозвалась рация. – Может, он ранен? Себя убьет – потом выкручивайся. Действуй.
В службе безопасности «Арарат Парк Хайятт», как и во всех других департаментах отеля работали только лучшие профессионалы – новичков здесь не рассматривали даже ввиду соблазна низкой оплаты. Спрятав рацию, охранник встал перед дверью пентхауса, широко расставив ноги. Быстрыми, профессиональными движениями проверив наличие газового балончика, наручников и пистолета, охранник дважды постучал в дверь. Как учили – мягкими, ненавязчивыми ударами костяшек, слышными даже в ванной при включенном душе, но при этом не пугающими спросонья.
***
С прошлой пятницы в рюмочной «Белое солнце», что в подмосковной Лобне, не наблюдалось такого беспокойства. Тогда здесь снимали сцену для сериала про ментов, и постоянные посетители заведения, оставшиеся перед выходными без дежурного стакана и закуски, вынуждены были мрачно наблюдать, как мир телесериалов, полностью овладев душами ненавидимых домочадцев, бесцеремонно вторгся и на их интимную территорию. К счастью, те съемки были лишь эпизодом, но то, что происходило в рюмочной в этот раз, еще сильнее растревожило этот улей, населенный одними лишь трутнями. Будто этот улей подвергся атаки роя безумных ос.
Они и напоминали ос, жужжащих и назойливых, от которых хочется отмахнуться, и сдерживает лишь то, что разгоняя мерзких насекомых, делаешь их еще назойливее, еще опасней. Группа молодых людей, само присутствие которых сделало бы осмысленным вечер любого клуба, выглядела иноверцами и оккупантами в подмосковной рюмочной, и работяги, заглянувшие после смены на заслуженные сто граммов, опасливо занимали столики подальше и даже пили неохотно, слово хотели встретить худшее на более-менее трезвую голову.
А худшее, похоже, только начиналось. Заказав выпивку уже по третьему кругу, молодежь приступила к развлекательной программе. Сдвинув несколько столиков, компания соорудила что-то вроде сцены, на которую незамедлительно запрыгнул паренек в черном спортивном костюме с адидасовскими лампасами.
- Йоу! – крикнул он, и компания ответила ему радостными возгласами и поднятыми вверх сосудами - пивными бокалами и водочнымси стопками.
- Бро, ты царь! – выдал паренек, и рюмочная снова утонула в шквале восторгов.
А забравшийся на импровизированную сцену паренек тем временем начал то ли петь, то ли читать стихотворение, выдавая его за подобие песни.
- Вот это номер,
Типа король помер.
С трона в забвенья гроб
Велкам, пархатый сноб.
Чисто нокаут, нахуй счет!
Распухший ебальник не жмет?
На пропитых лицах завсегдатаев «Белого солнца» застыло такое же выражение, как на мордашках воспитанниц института благородных девиц, впервые увидевших, как испражняется запряженная в дилижанс лошадь.
- Баттл не смерть, не ссы,
Поменяй псевдоним и трусы.
Парень так жестикулировал руками, что казалось, у столов под ним вот-вот подломятся ножки.
- Впрочем, есть один момент,
Ты уже не король, даже не претендент.
Английская голь, рифмоплет отстойный
В России не королева, а царь, и царь этот…
- Гойный!!! – подхватила вся компания и стала скандировать. - Гойный! Гойный! Гойный!
И как бы в ответ, посреди толпы показалась голова молодого человека в темных очках. Видимо, он и был тем, кого компания называла Гойным - высокий парень с растрепанными волосами. Он приветственно вскинул вверх руку и прокричал что-то, потонувшее в общем шуме.
Рухнув на кресло, он попал в объятия девушки, наградившей его долгим поцелуем.
- Слава, я люблю тебя! – прокричала она ему в ухо.
- Все путем, детка! – ответил он и затянулся пивом из бутылки.
Почувствовав вибрацию в кармане джинсов, он полез за телефоном. Текст сообщения состоял из двух слов: «Мои поздравления».
- От кого это? – спросила девушка, прильнув щекой к груди возлюбленного.
Ее кавалер не отвечал. Сняв темные очки, он не только не стал лучше видеть, наоборот, похоже, перестал замечать окружающих. Для остальных веселье, напротив, только начиналось.
- Так от кого? – переспросила девушка и тут же была отброшена к спинке кресла.
- Да отъебись ты!
Вскочив, Гойный начал продираться сквозь толпу сильно пьяных и совершенно преданных поклонников. Ему хотелось на воздух.
***
Вырвавшись из окружения, он обрек себя на преследование. Он слышал шум за спиной и понимал: все, кто стояли вокруг него, внимая каждому его слову, теперь норовят залепить ему булыжником в затылок, и не делают этого только потому, что боятся отстать от беглеца. Он бежал по каким-то тесным задворкам, удивительно легко поворачивая на крутых поворотах, не касаясь стен и при этом никак не мог оторваться от топота и шума за спиной. Потом он оказался на заросшем травой пустыре, споткнулся о кочку и едва не оказался в руках преследователей. В какой-то момент он понял, что бежит по Лондону, но не мог узнать район. Брикстон? Инфилд? Может, Брент?
Вот оно, спасение! Узкая улочка, больше подходящая к провинциальному греческому или турецкому городку. Он бежал по ней, едва не расталкивая локтями дома, но шум за спиной не отставал. Они что, ломают стены, проходят ледоходом по улочке, где не проедет и мотоциклист?
Наконец, он увидел впереди человека и сразу узнал его. Это был Борис Березовский. Он стоял в конце улицы, и энергичной жестикуляцией напоминал регулировщика. За спиной Березовского открывался оживленный квартал, где, похоже и начинался такой знакомый и, главное, безопасный Лондон. Хотелось поскорее попасть туда, на улицу, где начинается настоящая жизнь и где никто по определению не станет продолжать безумную погоню. Он уже видел глаза Березовского, его цепкие, беспокойные черные глаза, видел элегантный шарфик на его шее и даже обратил внимание на безупречно лакированные туфли. До него было рукой подать, как вдруг он понял, что не в состоянии пошевелить ногой. То есть он шевелил, но толку в этом было мало. Кто-то держал его за ногу, или нога за что-то зацепилась. Он кажется, даже упал и Березовский, размахивая руками как лопастями, решился, наконец, помочь ему ободряющими словами.
- Просыпайтесь! – кричал Березовский. – Просыпайтесь! Уже десять утра! Слышите?
Черт, нога в чем-то запуталась! Неужели его заарканили?
- Просыпайтесь!
Чье-то лицо прорывалось сквозь мутное изображение.
Проснувшись, Остин сел на кровать и все понял. Разбитая посуда, торшер на полу, телевизор с паутиной трешин в левом верхнем углу и ломаными линиями через весь экран. Разгром, учиненный им вечером пентхаузе и скандал, которого он избежал благодаря двум простым решениям. Не открывать дверь в ответ на весьма, надо признать, деликатный стук и не поднимать трубку внутреннего телефона. Теперь, похоже, наступил час расплаты.
- Что это? Как вы здесь? – он выдавливал из себя слова и все равно давился ими.
- Максимов Остин Миронович?
Их было трое. Трое явно лишних мужчин в номере пентхауса, снятого неделю назад специально для приятного времяпрепровождения после очередного триумфа. Кто же знал, что все так обернется? Думал ли он, что предыдущий вечер и сегодняшнее утро будет встречать в одиночестве? Не назовешь же его теперешних посетителей желанными компаньонами?
- Я спрашиваю, что за хрень? – с трудом щурился Остин. – Где служба безопасности этого долбанного отеля?
- Будем считать, что ответ положительный, - невозмутимо заметил один из посетителей. – Десяти минут на сборы хватит, Остин Миронович? Нам с вами надо ехать, и как можно скорее.
- Блядь! – Остин почувствовал, как его голос обретает обычную силу. – В этом городе есть полисмен, или этот, как его, участковый? Покиньте номер, черт возьми!
В ответ один из двух прежде молчавших визитеров подошел к Остину. Черт, откуда в его руке взялся черный кейс? Он положил его к ногам Остина и открыл. Остин сразу узнал ее – собственную рубашку от Лино Сентьеро, с приятными голубыми полосками, массивным воротником и толстыми пуговицами из натурального перламутра. Человек вытащил и расправил ее, и оказалось, что сорочка не только идеально выглажена, но и феноменально сложена – так, что после извлечения из чемодана выглядела вещью из шкафа в Букингемском дворце. Из того же кейса возникли и брюки Остина, те самые, что на заказ пошил знаменитый портной из Милана, среди клиентов которого Джордж Клуни и, кажется, шведский премьер-министр. Сложно представить, что он сделал бы с домработницей, забудь она повесить брюки на обычную вешалку. Здесь же их извлекли из кейса и снова, как и к сорочке, придраться было не к чему. Словно внутри кейса умещалась премиальная химчистка с эксклюзивной службой глажки. Если эти ребята хотели произвести впечатление, им это удалось. Особенно, тем фактом, что им не составило труда за ночь доставить вещи из личного гардероба Остина.
- Будьте любезны, оденьтесь, - сказал человек с кейсом.
- Повторяю, - медленно сказал Остин, стараясь придать весомость осипшему голосу, - выйдите немедленно из номера.
Главный – а первый заговоривший, решил Остин, и есть главный из трех – подошел к кейсу, и Остин с трудом удержался от желания зажмуриться.
- Скорее, - сказал главный, - эта поганая гостиница закроется на месяц, чем вы задержитесь в номере еще на десять минут.
***
С Неглинной они выехали на Трубную площадь и свернули на Страстной бульвар. На Новом Арбате Остин заметил вечную очередь перед фаст-фудом Тимати и отвел глаза. На кинотеатре «Октябрь» висел огромный черный баннер с одинокой фигурой ребенка в желтой куртке, над которым нависала половина Луны кроваво-бордового цвета. «ОНО», увидел он такую же кровавую надпись. Вот оно, подумал Остин. Внезапно. Непредсказуемо. Никогда он не чувствовал себя таким беззащитным.
Кутузовский проспект промелькнул как Лайл-стрит, Бери-стрит или любая другая из крохотных улочек лондонского Сохо, где так уютно, надежно, и где во что бы то ни стало хотелось оказаться именно сейчас.
На Минской улице автомобиль остановился у въезда в новый жилой комплекс, подождав, пока поднимется шлагбаум. Когда водитель заглушил двигатель, сидевший на переднем сиденье тот самый главный обернулся к Остину, зажатому посередине заднего сиденья между двух остальных сопроводителей.
- Просьба у меня к вам, - сказал главный. – Если возможно, не удивляйтесь тому, кто вас примет в этом доме. По крайней мере, не показывайте этого. Человек он известный, публичный, вот только ситуация, в которой он находится в последние месяцы, достаточно, скажем так, двойственная. Не хотелось бы его лишний раз травмировать, тем более, что человек уже немолодой.
Остин молчал, глядя в окно.
- Я рад, что вы все понимаете, - заключил главный и первым открыл дверцу.
- Кстати, - добавил он, когда все, кроме водителя, уже вышли из машины, - вам раньше доводилось бывать в «Золотых Ключах»?
И он кивнул на здание жилого комплекса.
***
Хозяина квартиры, самолично октрывшего дверь, Остин сразу узнал. Волевое лицо с плотным загаром, неулыбчивый рот с сжатыми губами. Узкие очки, стрижка ежиком. Не сразу, но вспомнилась и фамилия – Утекаев. Бывший министр экономики, снятый с должности со скандалом, обвинением в получении взятки и находящийся под домашним арестом. Стало быть, здесь он этот свой домашний арест и коротает.
Проводив хозяина и Остина в гостиную, троица удалилась – почти так же бесшумно и незаметно, как до этого они возникли в гостиничном номере.
- Рад, что вы приняли мое приглашение, - сказал Утекаев, жестом пригласив Остина присесть на диван у стены, - у меня сейчас не так много гостей. Чай, кофе?
Остин помотал головой.
- Честно говоря, это было не совсем приглашение, - сказал он.
- Ну что вы, какие мелочи, - сморщился Утекаев. – Это все-таки Россия, здесь надо радоваться каждому прожитому дню.
Даже в вашем положении, едва не вырвалось у Остина.
- Я, собственно, почему вас пригласил, - как ни в чем не бывало продолжил бывший министр. – Во-первых, не могу не рассыпаться в комплиментах. Еще полгода назад мне и в голову не могло прийти, что литературу в России можно сдвинуть с мертвой точки. Тем более, что это сделают представители так называемого русского рэпа.
Чертовски приятно, доложу я вам. Во-вторых, никто не посмел бы тревожить вас этим утром, тем более таким бесцеремонным образом, не будь для этого достаточных оснований. Тот факт, что вы сейчас здесь, а я беседую с вами – красноречивое подтверждение таких оснований. Вы умный человек, и если хотя бы краем уха что-то слышали о последних связанных с моей персоной событиях, то, конечно, догадались, что всякие приемы и беседы с посторонними людьми мне запрещены законом. Соответственно, наша с вами встреча жестко ограничена по времени. Фактически, это свидание, на котором посетитель – вы. Хотя допускаю, что у вас прямо противоположное восприятие ситуации. Нет?
Остин кашлянул.
- Вообще-то, люди, доставившие меня сюда, просили избегать одной деликатной темы.
- Пустяки, - махнул рукой Утекаев. – Мы можем открыто обсуждать любые вопросы. Более того, я очень надеюсь на максимально откровенный разговор.
Остин пожал плечами.
- Для этого я хотя бы должен понимать, что, грубо говоря, происходит.
Кивнув, Утекаев поднялся с кресла и прошелся по комнате. Поджал и без того поджатые губы, поправил очки.
- Как вы это верно заметили. Что происходит. Я сам себе по сто раз в день задаю этот вопрос. Что, черт возьми, происходит. Он даже сниться мне – буквально, в виде гигантского вопросительного знака. Но может, мы вначале ответим на похожий вопрос, который вы задали вчера вечером?
Приподнявшись, брови Остина стали ближе к лысине. Утекаев же что-то активно искал в своем смартфоне.
- Как это понимать, - сказал он. – Разве не этот вопрос вы задали?
И он осветил экраном смартфона побледневшее лицо Остина.
***
Когда утихли эмоции, угасло непонимание, заварили и подали кофе и ушли, также незаметно как и снова появились, трое решительных и безымянных мужчин, Остин понял, что вот он его и пересек – рубеж, после которого он не может просто взять и уйти отсюда. Да он и не заставит себя оторвать задницу от роскошного кресла.
- Ведь эту эсэмэску вы отправили своему агенту? – зачем-то уточнил Утекаев, который, как теперь казалось Остину, видит его насквозь. – Нет, его не прослушивают. И не волнуйтесь – он вас не сдавал. Просто у него не было другого выхода, вот и все. Это так просто – прижать концертного агента. Люди, у которых уголовные дела включены в служебные обязанности. Он же обещал вам победу в баттле с Гойным, ведь так? Хотя вы об этом и не просили.
- Так я все-таки на допросе? – усмехнулся Остин.
- Мы же условились – все начистоту, - напомнил Утекаев. – Поверьте, ваши тайны – ничто в сравнении с информацией, с которой вы уйдете отсюда. Найдете себе другого агента. Кстати, не он ли имел глупость предлагать вам сменить псевдоним? Мол, прозвище Остиморол зажует разве что не ленивый. Мне-то, к примеру, очевидно, что в этом псевдониме – высочайшая самоирония, эдакое творческое айкидо. Мол, бейте по имени, раз я сам вам не по зубам. Разве нет?
- Вы очень проницательны, - сказал Остиморол. - И не менее информированы.
Утекаев вздохнул.
- Странное сейчас время, - сказал он. – Я бы сказал, неустойчивое. Ощущение, что стоишь в почетном карауле в вагоне движущегося поезда. И это в период якобы политической стабильности. Особенно неустойчивое оно в культурном контексте. Вы посмотрите, как сузилось смысловое поле культуры. Понимаете, о чем я? Исчез массив пронизанных смыслом произведений. Ну то есть они, конечно есть, но это все свидетельства существования таких произведений в прошлом, можно сказать археологические артефакты. Не можем же мы постоянно стоять на скелетах динозавров. Вот почва и уходит из-под ног, а опору ищешь в любом более-менее похожим на смысл событии. Сколько просмотров собрал ваш баттл с Джонни-гаем?
- Вы даже Джонни-гая знаете. Субкультуру в субкультуре.
- Ну сколько? Миллионов двадцать?
- Что-то около тридцати пяти.
- Ну вот, пожалуйста! Знаете, даже поэтам-шестидесятникам, сейчас уже покойным, не снилась такая популярность. А ведь они собирали стадионы.
- Тогда не было интернета.
- Но ведь и вы соберете этой осенью переполненный Олимпийский, или я что-то путаю?
Остиморол развел руками.
- Этот разговор начинает меня увлекать, - признался он.
- Надеюсь не разочаровать вас в итоге. Так вот, об инфляции смыслов. Вы, кстати, знали о том, что я тоже пишу? И даже публикуюсь в литературных журналах?
В вопросе Утекаева Остиморолу послышалась мольба.
- Извините, - покачал головой рэппер.
- Ничего страшного. Я просто хотел привести пример явления. На самом деле, вот это желание писать, оставить после себя что-то важное, все эти графоманские самоистязания – сейчас, надеюсь, я все же не о себе, - это все явления того же порядка. Попытка компенсировать дефицит великих смысловых конструкций, которыми нас избаловала культура прошлого. Эстетика сама по себе тоже смысл, в этом нет никаких противоречий. Бродский и Маяковский – явления одного смыслового порядка, фигуры одной весовой категории. В отсутствии равнозначных фигур из числа наших современников, огромные массы людей гипнотизируются любыми культурными событиями. Даже не событиями - ивентами. От выставки Серова до рэп-баттла. Понимаете?
- Рэп не претендует на звание высокой литературы, - заметил Остиморол. – Настоящий рэп в принципе чужд пафосных амбиций.
- И тем не менее он занимает ее место. В это конкретное время и в отдельно взятой стране. Это реальность. Уже реальность.
- Мне кажется, вы преувеличиваете. Рэп – маргинальное явление, в том числе и в России.
- Один вопрос. Когда покажут ваш баттл с Гойным?
Сколько еще козырей в рукаве у этого загорелого мошенника?
- Понятия не имею, – сказал Остиморол. – Может, завтра. Может, через месяц. Не ко мне вопрос.
- Персонально вам - сообщаю. В Ютубе баттл выложат через семь дней. Достаточный срок, чтобы улеглись эмоции, правда?
- Мне все равно, честно. Вне зависимости от решений судей, я баттлился и буду баттлиться. Это нужно мне, а на мнения мне плевать.
- Это прекрасно, честное слово. Я был бы счастлив, если в конце нашей беседы вы повторили бы тоже самое, слово в слово. Только в качестве обещания.
- В этом нет необходимости. Я сказал, этого достаточно.
Поиграв желваками, Утекаев внимательно посмотрел на Остиморола.
- Удивительный феномен: чем мельче культурное явление, тем больше оно политизируется. Вы слышали про историю с Матильдой?
- С какой Матильдой?
- С фильмом.
Остиморол пожал плечами.
- Фильм «Матильда», - сказал Утекаев. – Режиссер Учитель. Депутат Поклонская. Православные активисты.
Остиморол лишь пожимал плечами.
- Главное вот в чем, - сказал Утекаев. – Фильм выйдет в прокат лишь в октябре. И вопрос – выйдет ли. Не помню случая, чтобы фильм, который еще никто не смотрел, вызвал бы такую острую фазу противостояние доморощенных западников и славянофилов. Я-то уверен, что фильм так себе, но какое отношение это имеет к политике?
- Рэп вне политики, - уверенно заявил Остиморол.
- Думаю, уже через месяц вы будете не столь категоричны. Искусство, вопреки расхожему убеждению, в принципе не бывает вне политики, и дело не только в традициях покровительства власть имущих служителям муз. Возможны совсем уж странные сближения. Какой бы пример привести? Да хотя бы теоретическое допущение. Представьте, что Никита Михалков снимет фильм на Ялтинской киностудии. Ее, кстати, собираются восстановить. Нет, все понятно: Михалков уже не тот, нового «Обломова» или «Родню» ждать от него не стоит, и все же. Представим, что фильм выходит шедевральный. На самом деле, без дураков. И фильм – вполне заслуженно – пытаются выдвинуть в Канны и на Оскар. Уже представляете себе развитие событий?
- Я не очень силен в творчестве Никиты Михалкова.
- А здесь и не нужно разбираться. Крым, санкции, Украина, черные списки. Снятый на Ялтинской киностудии фильм по определению не сможет претендовать на международные награды. И что в итоге? Шедевра не было? Шедевр есть, но снят вопреки международным правовым нормам? Как будут трактовать решение Каннского жюри через двадцать пять, через пятьдесят лет? А вы говорите, рэп – вне политики.
- Абсолютно. Рэп, извините, клал на политику.
Утекаев сделал глоток кофе.
- Хотите, расскажу, что будет после того, как ваш батл с Гойным станет достоянием общественности? В первую же неделю видео наберет восемь, нет, двенадцать миллионов просмотров. Баттл станет самой обсуждаемой темой в социальных сетях, пойдут репортажи на ТВ, вас начнут приглашать в ток-шоу, подключаться серьезные люди – от признанных деятелей культуры до депутатов. В общем, начнется движуха. Так вот, до того как все завертиться – мы же договорились об откровенности – вы должны знать об одном пикантном обстоятельстве. Вы проиграли баттл... вы же проиграли?
Остиморол не отвел взгляда и, пожалуй, смотрел в глаза Утекаеву даже с вызовом.
- Все было честно, - сказал он. – Гойный выиграл в честной борьбе.
- Ну раз вы это сами признаете, то давайте расставим баттлеров по углам ринга. В синем углу – Остиморол, а в красном, уж извините – мое место. Что там решили судьи? Пять ноль не в вашу пользу?
- Что, простите?
- Гойный выдал не им написанный текст. Сделал это добросовестно и искренне - в меру своей простоватой артистичности. Кстати, строчку про стволы в парке я написал в туалете – уж простите за подробность.
- Что? Что вы такое говорите? – Остиморол тер лысину, с трудом сдерживая смех.
- Домашний арест – идеальная обстановка для подготовка к баттлу.
- О, боже мой! – массируя виски, рэппер улыбался паркету под ногами. Ему хотелось провалиться сквозь него.
- Ну, хорошо.
И Утекаев поднялся с кресла.
- Деньги со счета, cвязи не в счет,
Бывший высокопоставленный должничок,
Автоматом незачет.
С материалов уголовного дела я сбиваюсь на устный счет,
Сколько лет еще?
Поскорей бы финальный квартальный отчет.
Смертельной раны расчес.
Бро, ты думаешь я расплачусь?
Шагом марш в костер, сам себе я выписываю панчи.
Схемы однотипны, все сидят на схемах,
Но звезды затмив, экстерном сходишь с орбиты.
Губернатор ли,
Беспартийный - от хвостонакрута
Не осталось противоядий и поддержки медийной.
Это было пиздец как круто.
Но не думай,
я не о «Срочно» на РБК, а о баттле в интернет-эфире.
То бишь в записи.
Какая разница?
Пипл хавает, людям нравится.
Бро, тебе тоже кажется?
Да, я сбился, язык как летчик, живой - случается.
Неделю не брился,
Худшее, что было после ареста.
Тень, знай свое место.
Кому и кобыла невеста.
Чувствуешь? Чадит каравай из цитатного теста.
Протяни ладони – еще можно, пожалуй, погреться,
Забьем, ты подумал – нагреться.
Тушим комфорку.
Нахуй литературную сводку.
Релоуд, если по-русски,
На американском, если со словарем, будет перезагрузка.
Сделав крохотную паузу, бывший министр продолжил:
- Мимо церквей, но не мимо лагерей,
Слово не воробей,
За слова бьют больней.
По карманам статистов. Хули думать – забей,
Если баттл, то для миллионов, если нет – сам дуралей.
Благодарно, бро, воздеваешь перстни к небу,
Поэт в России больше, чем последняя краюшка хлеба.
Мы живем лишь для того, чтоб хоронить своих богов,
Вы же всех переживете, закопав в осколках слов
В потоках срача,
В помоях примитивных коннотаций,
Я не слышу дыханье бога, только гул канализаций,
Эта страна возвышается над кладбищем русских поэтов,
Новинка! Фильтр на сайте Форбса «Миллионеры русского рэпа».
Про себя Остиморол отметил, что Утекаев отлично справляется с ритмом.
- Чес aka the tour.
Впечатлительных натур
Легионы. Конвертировать в биткойны.
Сотней аббревиатур
Я могу тебя забаттлить. Никотин, сплин, героин
Чтоб укрыться от стыда, ты отращиваешь патлы.
Горроно, ГТО, ВТО, то что Дабл Ю-Ти-Эй
Знаю, так и ты сумеешь, я не сделал больней.
Ты не мелкая рыбешка для дырявых сетей.
МВД, ФСБ, Кей-Джи-Бей,
I`ve made your day.
ОБХС, КПСС – снова ложная тревога.
Даже СЭВ – бывший офис бывшего мэра Лужкова.
Оставим игры, поговорим как мужчина с мужчиной
Об акронимах, вырезавших на моем лице морщины.
Бесцветные слова.
В одни ворота игра.
Ты польщен, что не эксперт по туфте нихера.
МЦБ, ФСТ, ИРЦ, ДЦБ,
ДФБ, ИНБ, ТФБ, ЧТБ.
Набор букв – высокая экономическая культура,
ЦИРК – это не цирк, а цены и рыночная конъюнктура.
ОСА – общее собрание акционеров, нет, не кусается,
При совке был АКСО – кстати, лично тебя касается.
Жонглер словами, за акронимами целая биография,
Государственное управление в народе известно как мафия.
Речитативы – высшая лига. Не спорю, устроились круто,
Но жизнь важнее слов, даже если ваши слова – валюта.
Слава приходяша, музы уходящи,
Даже ультрафиолет не подтвердит что настоящие
Купюры. На выгоревшем поле рады плевелам
Тридцать лет назад об этом знал уже Ник Кейв
Голем качнется.
Споткнется.
Ебанется не по-детски.
Через десять лет ты будешь знаменит как Влад Сташевский.
Стаей кружатся вороны.
Не бойся уронить корону.
Все ланцелоты на воротах в замках у драконов.
Инджой момент, пока что звонким эхом рикошетит слово,
Уже позвали в телевизор? Повезут и в Ново-Огарево.
Не соглашайся на второго.
Заказывай еще спиртного.
Вся эта блять, хуйня, никогда не повторится снова.
Замолчав, Утекаев сел.
- Ну что, убедил? – спросил он.
- Спасибо, конечно, только это не рэп, - улыбнулся Остиморол.
- А что?
- Знаете, в чем главная ошибка? Вы видите свет в конце туннеля еще до того, как вошли в него.
- Прекрасно сказано. Теперь расшифруйте.
- Ну это же очевидно. Вы знаете, к чему ведете еще до того, как написали первую строчку.
- А вы разве не знаете?
- Я всегда иду наощупь с завязанными глазами по черной комнате. Иначе я бы не стал настоящим рэппером. И Гойный, кстати, тоже. Поэтому, извините, в ваше авторство поверить невозможно. Там было все по-настоящему.
- Отложим пока вопрос авторства. В одном вы правы – я действительно знал к чему веду. И собственно, сделал вам предложение.
- Да-да, что-то насчет Ново-Огарева, - сказал Остиморол.
- Ну, с этим, конечно перебор. А в остальном...
- Вы предлагаете мне сотрудничать с режимом? Вы же сами пострадали от него, разве не так?
Теперь настала очередь Утекаев улыбнуться.
- Вы, конечно, читали Солженицына. Так вот, эта квартира – моя шаражка, а я – генеральный конструктор. Конструировать мы будем русский рэп, а вам предлагаем стать главным инженером.
- Все-таки сотрудничество с режимом.
- Ничего похожего. Даже близко. Просто не исчезайте. Пишите все, что пишется. Ездите на гастроли. Устраивайте баттлы. Только не исчезайте. Весь смысл цензуры в современной Российской Федерации – в том, чтобы вовремя поддержать волну, которая нивелирует другие, действительно потенциально опасные для власти волны. Иначе всех русских рэпперов давно бы привлекли за разжигание межнациональной розни и оскорбление чувств верующих.
- А если я откажусь?
Утекаев пожал плечами.
- Свято место – сами знаете, - сказал он. – Зажгутся другие звезды. Рэп все равно останется в тренде. По крайне мере пока, пока не решили иное. Выбор за вами.
***
Машина уносила его за город. Категорически отказавшись от предложения назойливой тройки доставить его в любую точку мира и не позвонив водителю, Остин просто вызвал такси. Мрачный таксист всю дорогу молчал, разъяренно переключая радиостанции. Рядом с Остином, на заднем сиденье тряслась корзина с колбасами и вином – подарок Утекаева.
- Можно загреметь от такой корзины, а вот отравиться – исключено, - загадочно пояснил Утекаев.
На Рублевке Остин попросил остановить. Вышел из машины, подошел к высоченному зеленому забору у обочины. Из-за лобового стекла в него целился равнодушный взгляд водителя.
- Можно попросить вас? – крикнул Остин таксисту, подняв руку со смартфоном.
Таксист тяжело вылез из машины.
- Сфотографируйте меня, пожалуйста, - протянул смартфон Остин. – Только так, чтобы был виден забор целиком. Да не смотрите так, я дополнительно заплачу.
Водитель нехотя потянулся к смартфону.
Пришлось повозиться. Во-первых, проезжие автомобили. Поток становился лишь гуще, многие раздраженно сигналили вставшему на аварийных огнях такси. Во-вторых, масштаб. Даже с противоположной стороны таксист не смог сделать нужный снимок. Отходя вглубь леса, он оказывался за деревьями, да еще и в низине. Пришлось взбираться на березу, и Остин не мог не отметить, что мрачный таксист оказался невероятно цепок, в способности лазать по деревьям не уступая коале, хотя и не превосходя животное по скорости.
Назад ехали в полной тишине. Уставший таксист выключил магнитолу, словно экономя силы даже на нажатиях кнопок. Перелистывая последний фотографии, Остин никак не мог найти хотя бы одну, где можно разобрать его собственное лицо – даже при максимальном увеличении. Зато забор вошел в кадр полностью.
Запах колбасы теперь чувствовался отчетливо, и Остин решил, что оставит корзину таксисту – в дополнении к плате за проезд и к гонорару за фотосессию. Из тумана на горизонте уже выглядывал шпиль какой-то из московских высоток.
Они возвращались в город.