Диагноз Веспуччи (3.2)

Это случилось летом две тысячи тринадцатого. В тот год двенадцатилетнего Роба отправили на каникулы в штат Теннеси, неподалеку от Ноксвила, на ферму Ракуна. Родители Веспуччи, сошедшиеся после трёх лет размолвки, решили отметить это событие повторным медовым месяцем, с радостью откликнувшись на предложение тётушки Джейн, родственницы по линии матери, изъявившей желание взять к себе одного из братьев на целое лето.

– Поедешь к нам, Роб? – бросила невзначай тётя Джейн, и родители Роба, на беду мальчика оказавшиеся в той же комнате, словно онемели, боясь спугнуть удачу.

Два месяца на ферме Ракуна мальчика будил голос мужа тётушки Джейн, туговатого на ухо дяди Джеффа, боровшегося с наступающей старостью и ленью работников громогласными распоряжениями, и каждое из них он выкрикивал минимум дважды. Своих детей хозяева фермы так и не завели, зато могли похвастаться приличным поголовьем в три сотни молочных коров. На ферме трудились пятеро наёмных работников, в отношении которых маленький Роб держался невыполнимой стратегии, стараясь не попадаться им на глаза. Его не развлекали рассказы о рекордных удоях, и не соблазняла возможность лично нажать на кнопку автоматической подсыпки пищевой добавки в корм животным. Он не рвался гладить коров, этих больших живых туш с мрачными взглядами. Роб мечтал об одном – чтобы это проклятое лето поскорее закончилось.

Он убегал к большому дубу на холме и часами прятался за широченным стволом, мстительно радуясь панике, неизменно охватывавшей тётю Джейн, как только старушка понимала, что внучатый племянник как сквозь землю провалился. Роб возвращался домой, зная, что худшее, что его может ожидать, это дядюшка Джефф, ворчащий себе под нос, и тётушка Джейн, которая, шикнув на супруга, подлетает к мальчишке, чтобы заключить его в нервные объятия. Его выходки оставались безнаказанными, и Роб снова и снова убегал из дома и лежал под дубом, не отрываясь от игры на планшете – тогда их ещё делали в алюминиевом корпусе, а экран приходилось оттирать рукавом от потных отпечатков. Когда планшет разряжался, мальчик ложилсяна живот и, выглядывая из-за дуба и целясь палкой в сновавшие по ферме фигуры, поочерёдно укладывал несчастливцев. Увы, число выживших не уменьшалось, и Робу приходилось начинать всё с начала.

В дождливые дни он прятался на чердаке, рассчитывая на благосклонность старика Джеффа, обустроившего там семейную библиотеку. Иногда седая голова Джеффа показывалась в проёме над винтовой лестницей, но Роб встречал его наготове. Услышав стук тяжёлых ботинок, мальчик вскакивал на кресло и успевал припрятать планшет на одной из верхних полок. Когда Джефф, откашливаясь и хрустя суставами, оказывался на чердаке, мальчишка уже сидел за старинным круглым столиком, и если перед его глазами лежала раскрытая книга Джеральда Дарелла, то рядом непременно оказывалась подборка «Нэшнл Джеогрэфик», а под рукой – атлас, раскрытый на развороте с акваторией Средиземного моря. Роб даже задерживал дыхание, ненавидя старика, когда тот, громко сопя, подкрадывался на цыпочках, заставляя потёртые доски стонать под своими ногами. Зажмурившись под тяжестью руки, поглаживавшей ему затылок, маленький Веспуччи представлял, как уворачивается от назойливой стариковской ласки, вскакивает со стул и бьёт безумного дядюшку томом Дарелла по голове. Увы, это была лишь мечта, и довольный увиденным Джефф уходил, убеждаясь, что мальчишка не так уж плох и что в следующий раз такую мелочь, как исчезновение из дома без предупреждения, можно простить даже без сдержанного ворчания. Роб провожал старика средним пальцем вытянутой руки, когда же спина Джеффа исчезала в проёме винтовой лестницы, мальчик стягивал трусы и стоял так несколько минут, испытывая необъяснимое в своей сладости чувство.

Своего мужа тётушка Джейн не стеснялась называть старым дурнем и академиком, и даже маленькому Робу было понятно, что если первое определение дядюшка Джефф получил в шутку, то во втором слышалась нескрываемая гордость. О себе старина Джефф был не менее высокого мнения.

– Меня не будет, – повторял он, перебирая дрожащими пальцами пожелтевшие журнальные страницы, – а книги останутся. Их раздадут поровну всем работникам фермы, я прописал это в завещании. Теперь ты понимаешь, почему никому из них не разрешается подниматься на чердак? Как? – прикладывал он ладонь к уху, хотя Роб ничего не успевал сказать.

– Ну да, – продолжал дядя, и глаза его светились счастливым огнём. – Пусть это будет моим прощальным подарком. Каждый получит по багажнику книг, представляешь? Что ты сказал?

Но мальчик лишь выдавливал из себя улыбку, находя, что от старых книг несёт чем-то непотребным. Мусорной ямой или блевотиной, или того хуже – мочой.

Иногда он чувствовал себя запертым в чулане – о таком наказании детей в прошлые времена он вычитал здесь же, на чердаке. Удивительно, но в книгах он нашёл спасение от одиночества и от более пугавшей его перспективы видеться с обитателями фермы. Даже неприятный запах бумаги теперь напоминал Робу домашнюю кладовку, где хранились пледы и одеяла. Он больше не убегал из дома, предпочитая дубу чердак даже в самые дивные дни того лета. Просиживая наверху целыми днями, он покидал библиотеку Джеффа лишь вечером, когда последний из работников уходил на дальний конец фермы, в деревянный дом, где каждого из них ожидала отдельная комната с кроватью. Там они спали как убитые до утра, вернее, до остатка ночи, ведь вставать приходилось ещё до рассвета.

Но однажды система дала сбой, и юный Веспуччи едва не погиб. В тот вечер он сделал всё как обычно. Дождался, пока тётя Джейн отправится стелить постель, а работники – демонстрировать дядюшке Джеффу наличность скота и чистоту стойл. Он прождал ещё с минуту после того, как стихли голоса, и лишь после этого ступил на лестницу.

Внизу его уже ждал Большеголовый Стэн. Они впервые столкнулись лицом к лицу, хотя Роб часто расстреливал его из-за дуба, не находя во всей ферме более удобной, чем эта огромная фигура, мишени. Большеголовым его прозвал сам Роб, о чём Стэн, белокурый великан со свисающими пегими усищами, даже не догадывался. Не решился бы Роб назвать так Стэна и в присутствии хозяев фермы, тем более что тётушка Джейн в первые дни пребывания мальчика, ещё списывая его замкнутость на застенчивость, не скупилась на комплименты, характеризуя внутренний мир своих работников. Стэна она назвала «самой добротой», и юный Веспуччи вспомнил слова отца, который однажды, когда Роб вернулся со школы с синяком под глазом, сказал, что добро должно быть с кулаками. Спустившись с чердака, Роб видел этот кулак перед самым своим носом.

– Держи, – и Большеголовый Стэн раскрыл кулачище величиной с голову мальчика.

На ладони блеснула серебристая зажигалка.

– Это тебе от Хью, – сказал Стэн и простоял с раскрытой ладонью ещё с минуту, пока Роб боролся со страхом. Стараясь не коснуться руки великана, мальчишка схватил зажигалку, чтобы через пару мгновений усмирять взбесившееся дыхание на чердаке.

За ужином Роб впервые за время каникул продемонстрировал полное отсутствие аппетита. Мальчику не терпелось поделиться секретом со стариками, и лишь мысль о том, что за свои откровения он может лишиться нежданного подарка, связывало ему язык, как смола, которую он выковыривал с фермерских деревьев.

– Тебе не нравится картошка? – поинтересовалась тётушка Джейн, когда Роб в пятый раз окунул в кетчуп одну и ту же картофельную соломинку.

– Нет. То есть нравится, – встрепенулся мальчик. – Можно спросить?

– Разве мы тебе что-нибудь запрещаем? – голос тётушка прозвучал так неестественно вкрадчиво, что ребёнок сразу понял, как сильно он успел надоесть старикам.

– Я хотел спросить, – собрался с духом мальчишка, – кто такой Хью?

– Как? – выставил ухо дядя Джефф.

– Хью? Какой Хью? – вмешалась тётя Джейн.

– Дядя Стэн передал мне.., – Роб замялся, – передал мне привет от Хью.

– Кто передал? – как обычно не расслышал старина Джефф, а тётушка Джейн побледнела и подалась вперёд.

– Ты что, разговаривал со Стэном?

– Я не разговаривал, – перепугался мальчик. – Я с чердака спускался, а он внизу ждал. Передал мне привет от Хью. Больше ничего, правда. Я испугался немножко.

– Ещё бы не испугаться, – тётушка провела ладонью по лбу, вытирая воображаемый пот. – Значит, всё-таки есть, – добавила она, обращаясь к мужу.

– Где сесть? – и дядя Джефф недоумённо взглянул на свой стул.

– Дурень глухой, – отозвалась тётя Джейн, – Стэн передал мальчику привет от Хью! – почти прокричала она.

– Вот чёрт, – сказал Джефф после короткого молчания.

– Не ругайся при ребёнке! Всё-таки надо было настоять, чтобы Стэн съездил к врачу. Давай скажем, что даём ему отпуск на две недели, а там как пойдёт. Пусть в госпитале решат, может ли он дальше работать.

– Да, наверное, – и дядя Джефф почесал в затылке. Казалось, он уже подсчитывает предстоящие убытки.

– А больше он ничего не сказал? – уточнила тётя.

Мальчик снова вздрогнул. Он было решил, что опасность миновала, но радость оказалось преждевременной – зажигалки он мог лишиться в любой момент. Помотав головой, Роб решительно принялся за остывшую картошку.

– Дело в том, Робби, – сказала тётушка Джейн, – что Хью был сыном нашего Стэна. К сожалению, мальчик утонул два года назад, когда ему было всего шесть лет. Не думаю, что Стэн хотел напугать тебя. Просто он очень тоскует по своему мальчику.

На десерт с Роба взяли слово – ни под каким видом не проболтаться Стэну, что отныне мальчику известна печальная тайна работника. Много лет спустя Веспуччи понял, что необходимость поддерживать своего основного работника в относительно устойчивом психологическом состоянии давалась самим хозяевам фермы Рокуна с таким трудом, что данное мальчиком обещание они решили вознаградить по достоинству. Как оказалось, приобщением к ещё одной тайне.

– Об этом знают только четверо, включая нас с дядей Джеффом, – с гордостью объявила тётя Джейн. – Ты, Робби, будешь пятым.

Привилегия стать пятым посвящённым выпала маленькому Веспуччи за день до приезда родителей. Роб ещё завтракал, когда за окном послышалось урчание мотора. Дядя Джефф завёл свой Рейндж Ровер, машину девяносто третьего года выпуска, которую мальчик до этого видел лишь в гараже.

Они сели в салон автомобиля, но прежде тётушка Джейн подошла к Робу с какой-то тряпкой.

– То, о чём ты скоро узнаешь, больше никто не должен знать, – сказал она. – Это не значит, что мы будем брать с тебя клятву молчания. Иногда ведь так хочется похвалиться перед друзьями, верно?

Роб кивнул, вспомнив, что меньше чем через неделю в школе оживёт прошлое, за лето превратившееся для него в неприятный, но постепенно выветривавшийся из памяти сон. Драчун Ник Клоди и стукач Стоун. Чтобы не видеть их наглые рожи, Роб согласился бы провести ещё полгода на чердаке дяди Джеффа.

– Можешь, если захочется, рассказать одноклассникам о том, что ты сегодня увидишь. Можешь даже написать об этом в сочинении «Как я провёл лето». Вас заставляют писать такие сочинения, Робби?

– Нет, ну это зачем? – встрял дядя Джефф.

– Ничего страшного, Джефф, – сказала тётя Джейн. – Главное – чтобы никто не смог добраться до нашей тайны. Учти, мы с дядей будем всё отрицать. Ну а тебе придётся надеть на глаза вот эту повязку.

– Зачем? – забилось сердце у мальчика.

– Чтобы запутать следы к тайне, дорогуша.

Самостоятельно Роб не справился, и повязку пришлось завязывать тёте. Затылком мальчишка чувствовал её дыхание, отрывистое и нетерпеливое, и когда Роб, вцепившись в ручку дверцы, подпрыгивал на сиденье оглушительно ревущего джипа, он уже не сомневался – это последняя поездка в его жизни. Его везли к месту казни, к какому-нибудь бескрайнему кукурузному полю, где полчища высоченных стеблей надёжно укроют от взора посторонних двух взрослых пожилых людей, не говоря уже об одном маленьком мальчике. Разумеется, его убьют, возможно, дядя Джефф придушит его прямо здесь, когда машина остановится и он попросит мальчика не вставать, якобы чтобы помочь ребёнку с завязанными глазами выйти из джипа. Потом дядя на руках отнесёт его в кукурузные заросли, не слишком далеко, но так, чтобы труп обнаружили лишь во время уборки урожая. Или сбросят в речушку, туда, где под тростниковым частоколом прячется крутой глинистый склон.

Всё было подстроено, и всё с самого начало было сплошным обманом. Роб вспомнил мамин прощальный поцелуй – она даже пустила слезу. Знала, что больше никогда не увидит своего «оленёнка». Отец тогда отвернулся, делая вид, что опаздывают на важную встречу. Кто знает, что он на самом деле чувствовал? Бездонную тоску? Торжествующее облегчение? Да и какая теперь разница?

– Ты что, плакал?

– Я... я уснул, – сказал мальчик и на самом деле не мог понять, не приснилось ли ему всё это. Кукурузное поле, душитель с лицом дяди Джеффа и отец, спина которого хранила невозмутимое спокойствие.

– Приехали. Нам вон туда, – и тётя подняла руку в сторону довольно приличного пригорка.

Машина остановилась на обочине, за которой начинался лес. Там наверху любого вскарабкавшегося по крутому склону встречал бастион из клёнов и елей, и оставалось только догадываться, на сколько миль простирается эта грозная линия обороны. Нависающие над дорогой зелёные великаны ничуть не смущали стариков; не пугал их и, похоже, давно знакомый им крутой подъём.

– Будешь идти за мной, след в след, – погрозила пальцем тётушка Джейн и без раздумий полезла в гору.

Роб шёл вторым, а замыкавший шествие дядюшка Джефф, стоило лишь мальчику оступиться, уверенно хватал его обеими руками за бока, словно вставлял выпавшую из паза деталь.

– Это здесь, – выдохнула тётушка Джейн, стоило им оказаться наверху. – Вот за теми пятью соснами.

– Ты что-нибудь подобное видел? – спросил дядюшка Джефф, обняв Роба за плечи.

Мальчик молчал. Испытывая разочарование, он всё же вынужден был признать, что ничего подобного не ожидал увидеть. Возможно оттого, что не смог бы ответить, согласен ли он полчаса трястись с завязанными глазами в автомобиле, прощаться с жизнь и карабкаться по крутому склону, цепляясь за вьюны и царапая голые ноги о кустарники, и всё для того, чтобы теперь замереть как вкопанному перед насыпью в человеческий рост. Застыть перед муравейником, больше похожим на маленький курган.

– Настоящее чудо природы, – восторженно шепнул дядюшка Джефф.

– Чудо света, – поправила его тётушка Джейн. – Ничего подобного в мире нет, уж поверь нам.

– Помнишь, как-то передавали, в Африке нашли муравейник высотой в десять ярдов? – напомнил дядя Джефф, но тётя Джейн лишь махнула рукой.

– Ни за что не поверю, – заявила она. – И, потом, что с того? Наш муравейник – самый старый на планете, это никто не сможет оспорить.

– Что есть, то есть, – поддержал супругу Джефф. – Знаешь, Робби, я был таким вот мальчишкой как ты, когда...

– Погоди, Джефф, ты не с того начинаешь, – перебила тётушка Джейн и присела перед мальчиком. – Робби, то, что ты видишь перед собой – не просто муравейник. Это живая история нашего края. Можно сказать, достояние штата Теннесси. Этот муравейник – я хочу сказать, именно этот муравейник, – обнаружил ещё мой дед. Когда мой отец женился на моей матери, наутро после первой брачной ночи они поехали не в церковь, а сюда. Дед настоял, чтобы невестка увидела это чудо, это свидетельство того, что любовь и жизнь вечны. Дед обнаружил муравейник, когда ещё не был женат. Знал бы он, что его внучка, сама уже старуха, будет теперь рассказывать об этом тебе, дорогой Робби.

– Муравейники не живут так долго, – вставил дядя Джефф.

– Да, Робби, – тётя достала платок и приложила его к повлажневшим глазам. – Этому муравейнику уже больше ста лет. По крайней мере, мы не нашли, сколько не искали, свидетельств того, что в мире есть такие муравейники-долгожители. Если, конечно, люди, которым о них известно, не занимаются тем же, чем заняты я, дядя Джефф и несколько наших самых близких родственников.

– Если они не охраняют тайну муравейников так, как это делаем мы, – закончил мысль жены Джефф.

– Даже твои родители ничего об этом не знают, – веско добавила тётя Джейн. – И ничего не узнают, даже если ты им об этом расскажешь.

– Можешь на нас не рассчитывать, – подтвердил дядюшка. – Даже под пытками не сознаемся. Ну, подойди поближе. Обойди его, понаблюдай за муравьями. Господь свидетель: нет ничего интереснее в жизни, чем наблюдать за жизнью муравьев.

Мальчик не сдвинулся с места.

– Мы сюда часто приезжаем, – заметила тётя. – Можем целое воскресенье просидеть на траве. Смотрим, как работают муравьи, без перерыва, без устали. Слушаем их. Они много чего рассказывают нам о прошлых временах. Я говорю, муравьи говорят с нами! – прокричала она в лицо мужу

– А, да! – восторженно согласился дядя Джефф. – Про ухо деда помнишь?

– О, это что-то! – воскликнула тётушка Джейн. – Видишь ли, Робби, дед твоего дяди, тот самый, который обнаружил муравейник, тоже любил приходить сюда. Однажды он уснул под ним, возможно прямо на этом месте, где мы сейчас стоим. Его разбудил, представь себе, муравей. Залез деду в ухо, представляешь? Чего только не делал дед, чтобы избавиться от непрошенного гостя! И головой тряс, и пальцем в ухе ковырял, и веткой. Даже налил себе в ухо виски – флягу он случайно прихватил с собой.

– Муравей, конечно, погиб, – сказал дядя Джефф. – Зато с тех пор обитатели муравейника из поколения в поколение передают эту историю. Мы, кстати, от них об этом и узнали, дед ничего подобного не рассказывал.

Роб внимательно осмотрел дядино лицо. Какой, оказывается, у него большой нос крючком. И как он раньше не замечал?

– От кого узнали? – переспросил мальчик.

– От них, от кого же ещё? – кивнул на муравейник Джефф.

– Дорогой, погоди, – сказала тётя Джейн. – А то ещё ребёнок решит, что мы совсем из ума выжили.

– Кого мы выжили?

– Мы, старый чёрт! Из ума выжили! Ребёнок так подумает!

– Дорогая, но это же правда!

– Совершенная правда, Робби. Муравьи многое могут рассказать людям, нужно только научиться их слышать. Хочешь послушать?

Роб опустил глаза. Казалось, он вот-вот расплачется.

– Не бойся. Мы с дядей Джеффом подождём тебя у машины. А ты присядь у муравейника и слушай. Поначалу ты будешь слышать лишь отдельные шуршания. Потом тебе будет казаться, что весь муравейник гудит, как закипевший чайник. А потом – нужно перетерпеть и дождаться – ты начнешь слышать голоса. Запомни, ты в своём уме и это не твоё воображение.

– Эти муравьи – настоящие мудрецы, клянусь, – сказал дядя Джефф.

– Просто попробуй, – сказала тётя Джейн и пальцем подняла подбородок Роба. – Можешь даже лечь у муравейника. С тех пор, как тот незадачливый муравей заполз в ухо деду дядюшки Джеффа, его потомки ведут себя более благоразумно. Ни нам, ни нашим родителям ни один муравей никогда не заползал в ухо.

Глаза мальчика были полны слёз.

– Вы меня здесь бросите? – всхлипнул он.

– О господи, Робби! – воскликнул дядя Джефф.

Тётя Джейн распрямила колени, и, чтобы взглянуть ей в глаза, маленький Веспуччи задрал голову. Тётушка улыбалась.

– Ничего не бойся, мой мальчик, – тётушкина рука ласково скользнула по его щеке. – Мы ждём тебя у машины.

Оставшись один, Роб огляделся по сторонам. Бежать было некуда, со всех сторон на него взирали грозные кроны деревьев. Он вздрогнул от крика птицы и присел на корточки. Вокруг сновали муравьи, с одного из которых Роб решил не спускать глаз.

Муравей вёл себя совершенно бестолково. Подобравшись к листику, он вскарабкался на него, соскользнул по складке в середину листа, где провалился в отверстие. Через мгновение в отверстии показались усы насекомого, а затем и муравей целиком. Вновь взобравшись на листик, муравей обошёл вокруг отверстия, потом остановился, потом сделал ещё один круг и когда взял курс назад, Роб нащупал в кармане холодный металл. Подарок Большеголового Стэна.

Муравей отпрянул от пламени, даже будто присел, но любопытные усики всё равно не уберёг. Развернувшись, он попытался бежать, но спасения уже не было. Листок равномерно горел с обеих сторон. Муравей ещё пытался укрыться, нырнул в пробоину в середине листочка, вот только никакого листа уже не было. Был доедающий его огонь, сожравший и муравья, который за мгновение до гибели задрал вверх, словно в молитве, передние лапки.

С муравейником же пришлось повозиться. Поджечь его сверху оказалось делом безнадёжным. Тоненькие веточки, все эти тростинки и соломинки, которые муравьи, если верить безумным старикам, более века укладывали на крышу своего жилища, угасали, не успев разгореться, словно были пропитаны противопожарным раствором. Робу удалось убить лишь с десяток муравьев, бросавшихся в огонь с явно противопожарными намерениями.

Не подошли и толстые палочки, которые мальчик насобирал в траве. Он втыкал их в муравейник и подносил пламя к торчащему концу ветки, но и это не помогло. Ветки были то ли сырыми, то ли слишком толстыми для слабого пламени зажигалки. Повыдёргивав их из муравейника, Роб прибегнул к последней попытке. Собрал пучки из сухих травинок и воткнул их в уже проделанные отверстия. Всего их было семь, и муравейник почти одновременно задымился с семи точек.

Уже спускаясь, Роб оглянулся. Над муравейником медленно поднимались тонкие полоски дыма. Он сбежал вниз, рухнув в объятия дяди Джеффа, чуть не снеся того с ног.

– Я хочу домой, – закричал мальчик. – Пожалуйста, прошу вас!

Он тянул дядю за рукав, обливаясь слезами и паникуя от запаха дыма, которым могла успеть пропитаться его одежда. Он ещё не знал, что натворил, не подозревал, что на всю жизнь муравейник поселится в его воспоминаниях, от которых каждый раз даже у знаменитого блоггера Роберта Веспуччи будет всё сжиматься внутри.

После того лета он больше никогда не видел стариков. Тётя Джейн умерла через полгода, и мама, уезжая на похороны, оставила их дома с отцом и братом. До того как навсегда воссоединиться с супругой, дядя Джефф долго болел – кажется, у него был рак лёгких. Что стало причиной инсульта, унёсшего жизнь тётушки – спросить об этом родителей Роберт так и не решился. Как не стал он выпытывать секреты фермы Ракуна, до сих пор веря, что много лет назад стал пятым и последним из живших людей, посвящённых в тайну муравейника, сгоревшего где-то в окрестностях Ноксвилла.

Склонившись над винным ящиком, Веспуччи ввинчивает штопор во вторую бутылку. В углу окна высвечивается 1987 год, а внизу, прямо под «окнами» гостиницы он замечает три человеческие фигуры. Отпив из бокала, Веспуччи подходит поближе. Двое мужчин придерживают ребёнка, управляющего велосипедом. Руль то и дело вырывается из неуверенных детских рук, и тогда один из взрослых подстраховывает маленького подопечного. Присмотревшись, Роберт убеждается, что взрослый из этих трёх только один – вероятно, отец мальчика. Точнее, отец двух детей, ведь второй взрослый больше годится в старшие братья ребёнка, безуспешно пытающегося укротить велосипед. Сделав небольшой круг, троица берёт курс прямо на здание «Вертиго Хилтон» и через минуту исчезает, не подозревая о существовании гостиницы.

Выпив ещё вина, Веспуччи с удовольствием вспоминает, что два подаренных ему ящика выдержанного вина вполне можно трактовать как контрабанду. Никаких восемнадцати бутылок – даже семнадцати, если не считать открытую и почти опустошённую, – в его номере не было и не могло быть. Есть лишь открытый Робертом ящик с восемью закупоренными бутылками и ещё один ящик, мысль о котором согревает блоггера изнутри получше любого элитного вина. Наркотическое воодушевление, волнующее его не меньше, чем осознание террористом-смертником того, что тротил на его пояснице вот-вот поднимет на воздух целый городской квартал. Что ж, в номере Роберта Веспуччи имеется закамуфлированный под винный ящик не менее взрывоопасный сюрприз.

Тысячи листов бумаги формата А4.