Диагноз Веспуччи (7)

7

Выбравшись из царства разврата, уместившегося в крошечной квартире с низкими потолками, где так и тянет вжать голову в плечи, Веспуччи вдыхает полной грудью, зная, что дела его хуже некуда. Он уже не понимает, кровоточит ли бок, но мысленно благодарит себя за то, что с утра налепил абсорбентный пластырь.

Бок потёк в самый разгар экскурсии, в то самое время, когда Веспуччи почувствовал себя, пожалуй, впервые в жизни, ретроградом и ханжой. О сексе в этой квартире рассуждали, как о еженедельной поездке в супермаркет. Скучные, но необходимые планы среднестатистической семьи. Не очень-то верилось, что во всех остальных квартирах ареала происходит то же самое. Пластырь заметно потолстел, и Веспуччи, щупая бок, молился на изделие компании «Джонсон и Джонсон», обещая при первой возможности отблагодарить производителя совершенно бесплатным упоминанием в одном из своих ближайших постов.

Пока сайленти зависает над раскрывающимся кратером подземной гостиницы, Веспуччи находит, чем озадачить гида. Выслушав клиента, Михалаки первым делом благодарит его, а вторым сообщает, что заглянуть в номер гостя на стаканчик виски – невероятно лестное для него приглашение, которое он, к сожалению, не может принять и, разумеется, просит не таить обиды. Внезапная настойчивость блоггера заставляет гида переиграть ситуацию, ничуть не потеряв лица и даже не изменив его выражения.

– Нет такой просьбы, которую гость должен повторять трижды, – говорит он.

Призвав Михалаки чувствовать себя как дома, Веспуччи спешит в ванную комнату. Там он снимает брюки, сбрасывает прямо на пол рубашку и бельё и видит себя в зеркале, нагого и бледного. Двумя пальцами подцепив край пластыря, Веспуччи обнажает его пропитанную кровью изнанку, на мгновение вообразив, что из раны, скрипя и шевеля усищами, полезет огромное чёрное насекомое величиной с котёнка.

Вслед за тяжело плюхнувшимся пластырем на пол летят несколько капель крови. Не ярко-алые, но и не тёмные, они разбавлены чем-то жёлтым и вязким, водянистой слизью, вид которой несколько успокаивает Роберта. Так или почти так выглядит заживающая рана, разве нет?

Слабости он не чувствует, только холод в конечностях, который он склонен приписывать волнению. Впрочем, не делать ничего, значит подвергнуть себя ещё большему риску, ведь теперь он не в состоянии поручиться за собственный организм. Будет ли новый приступ, а если и будет, то когда? Остановится ли кровотечение, или следующий приступ станет последним?

Майкл, Джон, Синди, Бен – неужели Ральф Гудинг выложил закрытую информацию о рейтинге конкурентов только лишь для того, чтобы раззадорить его, Роберта, самолюбие? А что, если Веспуччи стал свидетелем аутотреннинга, психотерапевтического сеанса, который Ральф организовал для самого себя, чтобы в присутствии Роберта убедиться в реальности надежд, которыми редактор никак не решался обозначить маяки выживания для собственного издания? Может быть, делая ему предложение, Гудинг не сомневался, что Роберт попросит время на размышление?

– Чем он, чёрт возьми, угощал меня? – спрашивает блоггер у зеркала и видит в нём голого, испачканного кровью, держащегося за бок человека.

Повертев тюбик с геморазолем, Роберт кладёт его на полку. Держась за бок, медленно садится на корточки и, открыв встроенную в основание ванны нишу, видит, как, отделившись от боковой панели, плавно и бесшумно выезжает широкая полка. Ниша, в которую он затолкал все двадцать с лишним тысяч листов бумаги.

Писать, сидя на краю ванны, положив лист бумаги на бедро и контролируя силу шарикового пера, занятие не из простых. Роберт выводит печатные буквы, но бумага превращает их в беспомощные каракули, гораздо более уродливые, чем его первые упражнения в письме. Он всё же дописывает короткое, в семь слов, послание и включает наполняющий ванну кран. Приоткрыв дверь, полукивком подзывает гида и, прежде чем тот успевает приблизиться, бросает ему под ноги листок бумаги, и бесшумно захлопывает дверь перед самым носом Михалаки.

Успев накинуть на пояс полотенце, Веспуччи усмехается, услышав стук в дверь: об этом в записке ничего не было сказано. В ванную Михалаки входит уже побледневшим, но короткого руководства к действию, полученного из брошенной ему под ноги бумаги, он придерживается строго. Звуков не издаёт и признаков удивления не демонстрирует.

Прикрыв пах полотенцем, Веспуччи кивает на обнажившийся бок и, присев на край ванны, кладёт на бедро лист бумаги. Не утруждая себя выведением старательных линий, пишет быстро и много.

Второе сообщение становится подробным планом, надеждой для блоггера и развилкой для Михалаки, в которой гиду приходится выбирать между очевидным тупиком и смутной бездной. В его руке бумага дрожит, как от пронизывающего холода, и корявые буквы, должно быть, сливаются во что-то совершенно нечитаемое. Бумага взывает о помощи, умоляя найти врача – отчаянного авантюриста, которому хватило бы духу на сугубо конфиденциальный осмотр в любом возможном для этого месте.

Ответному почерку Михалаки можно позавидовать. Не лишённые лаконичного изящества линии уверенно занимают место в верхнем углу листка, демонстрируя образец бодрого конторского письма конца прошлого века, когда по графическим особенностям можно было судить об уровне оплаты обладателя почерка. Роберту даже становится жалко, что гид не сделал надпись крупнее и не расположил её посередине листа: получился бы великолепный образец исторического письма, достойный экспонат графологического музея.

«Без согласования, к сожалению, невозможно», читает Веспуччи, чувствуя, как учащается сердцебиение и возвращается притихшее ощущение контроля. Чувство, которое – и это он понимает лишь сейчас – было с ним все эти годы, возможно, с самого детства.

– К чёрту согласования, – говорит вслух Веспуччи и чёркает ручкой по чистому листу ни капельки не стараясь.

«Монах Виссарион», пишет он и швыряет бумагу на пол.

Нелепо подскочив на месте, Михалаки неуверенно ловит руками воздух, но всё равно нагибается за упавшим под ноги листом.

Не обращая на него внимания, Веспуччи залезает в ванну, погружается в воду. Слушает потрескивание пузырьков, которыми так богата душистая пена, величественно покачивавшаяся на поверхности воды, пока идиллию не нарушило человеческое тело.

Прикрыв глаза, Веспуччи ещё с минуту наслаждается музыкой пузырьков, пока его не обдаёт сквозняком, который – он это точно знает – врывается в ванную лишь на мгновение, пока за гидом Михалаки бесшумно не закрывается дверь.

Оказалось, они отлично понимают друг друга и без английского языка.