Проза из карантина (2)
НЕЗВАНЫЙ ХОЗЯИН
Рассказ
До границы оставалось километров пятьдесят, когда слово взял водитель. Остановив автобус на заправке, он не объявил обычного перерыва на туалет и кофе, а встал посреди салона с поднятой рукой.
- Это парацетамол, - сказал он, демонстрируя пассажирам синюю упаковку. – Сейчас я раздам каждому по таблетке, и пока все не выпьют, автобус не тронется с места.
- Это еще с чего? – послышался женский голос из глубины салона.
- А с того, - отрезал водитель. – Домой все хотят?
Пассажиры неуверенно поддакнули.
- Ну вот и думайте. Кто нас, целый автобус молдаван из Италии, пропустит через границу, будь хоть у одного из вас температура?
- А не проще всем измерить температуру? – вмешался мужчина со второго ряда.
- Проще, - согласился водитель. – Если есть чем измерять. У вас есть термометр?
- У меня нет.
- И у меня нет. А если бы и был, так что с того – до границы температура может вырасти. Так что предлагаю не тянуть время, а глотнуть по таблетке, тем более, что лекарство куплено на мои собственные деньги.
- Срок-то хоть не истек? – недоверчиво рассматривал упавшую на ладонь таблетку мужчина без термометра.
- Глотай, умник, - проворчал водитель.
- Господин Семен, - сказал мужчина.
- Что господин Семен?
- Господин Семен, а не умник, - сказал мужчина. – Запомни это, умник.
***
Первое, что увидел Семен, выйдя из дома ранним утром, был трехметровый металлический забор. Забор был синего цвета и за ним скрывалась примерно половина его собственного участка, где лет пятнадцать назад, еще до отъезда на заработки в Италию, Семен собственноручно посадил три персиковых дерева, два вишневых и одну черешню. Теперь все это богатство осталось на соседнем участке, и у Семена были все основания подозревать, что несчастные деревья стали пали жертвой любителей ландшафтного дизайна. По крайне мере, из-за забора не было видно родных сердцу крон, зато шагах в тридцати от него хорошо просматривались затонированные окна второго этажа дома, площадь которого, по-видимому, не уступала всему оставшемуся по эту сторону забора участку, включая дом Семена и половину бывшего огорода.
- Черт-те что, - проворчал Семен, подойдя вплотную к забору. – Понастроили тут. Дура проклятая!
Жену Марию Семен вспомнил не напрасно. Устроившись на работу в Испании, супруга время от времени наведывалось в родные Флоринешты - присмотреть за домом, навестить родственников. В прошлом году, когда Мария в последний раз побывала в Флоринештах, хозяева синего забора уже наверняка оттяпали часть их с Семеном участка, но об этом Мария не обмолвилась супругу и словом.
- Погоди, разберусь с тобой, - проворчал Семен, видя вместо забора некрасивое лицо Марии.
Увы, скорого возмездия ждать не приходилось. Неделю назад Мария осталась без работы – от коронавируса умер ее подопечный, пожилой инвалид, за которым супруга Семена ухаживала последние пять лет, и теперь саму Марию не то что в Молдавию – на улицу под предлогом карантина не выпускали. Что ж, придется, как всегда, все решать самому.
- Эй! – Семен ударил кулаком по забору.
Забор отозвался гулом пустой металлической бочки – такой, в которой Семен в лучшие времена делал вино.
- Есть кто живой? – прокричал он, повторно постучав в забор. – Ладно, пойдем разбираться.
Разборки Семен решил начать с примарии.
***
- Семиооон!!!
Михай Плешка, примар Флоринешт, как мог, продемонстрировал радость, вызванную появлением Семена в собственном кабинете. В условиях карантина он только и мог, что прокричать имя односельчанина в хирургическую маску, и развести руки в стороны, изображая объятия и не подпустив при этом Семена к себе ближе отделявшего их стола.
- Ты, кстати, почему без маски? – спросил Михай.
- Ты, видимо, забыл, что я только из Италии, - веско ответил Семен, словно он был только что вернувшимся из сафари охотником на тигров, которого упрекал в неосторожности директор зоопарка.
- Тем более! – испуганно выкатил глаза Михай. – Оттуда вся эта зараза и идет!
- Чего? – возмутился Семен. – Да я три года в Италии нелегально жил. Налогов не уплатил почти на три штуки евро. За пятнадцать лет ни разу не пристегивался в машине. А ты мне про какой-то вирус втираешь?
Примар осторожно выдохнул в маску.
- Да я тут при чем? – виновато сказал он. – Это все вот все, - он обернулся на портрет президента на стене, - государство. Карантин. Чрезвычайное положение.
- А это что за дырки? – Семен кивнул на шесть отверстий в стене, разброшенных вокруг портрета. – Кто-то покушался на президента прямо в твоем кабинете?
Михай сконфуженно поежился.
- Да нет, это он сам. Падал и поднимался. Но сейчас, слава богу, вроде все стабильно.
Семен откинулся на стуле.
- Ну, раз стабильно, может, самое время выплатить мою долю?
Скрипнув креслом, Михай снял маску с лица.
- Ха! – воскликнул Семен, увидев, что черные свисающие усы примара стали совершенно седыми.
- Понимаешь, Семен, - грустно сказал Михай. – Нашего магазина больше нет.
- Как нет? Что ты несешь? Я десять минут назад проходил мимо, магазин открыт. Ты что, - он прищурился, - кинуть меня решил? Думал, больше не приеду?
- Нет-нет, ты не так понял, - выставил ладони Михай.
- Вообще охренели, пока меня не было? – распалялся Семен. – Что за мудак отцепил половину моего участка, а? Хочешь сказать, ты не в курсе?
Михай вздохнул.
- Я в курсе, - грустно сказал он. – Еще я в курсе, что тот же человек отцепил и наш с тобой магазин.
***
Кованные ворота, от которых в обе стороны уходил высоченный синий забор были увенчаны причудливых вензелем, в котором воедино слились буквы R и T.
- Слушаю вас, - прохрипел динамик в ответ на нажатую Семеном кнопку звонка.
- Это сосед, - представился Семен. – Я хотел бы поговорить с хозяином.
В динамике кашлянули.
- Представьтесь, пожалуйста.
- Я же сказал, - удивился Семен. – Это ваш сосед. Точнее, это вы мои соседи. Я тут всю жизнь живу, а вы, я так понимаю, лет пять, нет?
- Имя у вас есть? – осведомился голос из динамика.
- Я что-то не понял, это наезд, что ли? – поинтересовался Семен. – Мало того, что огород оттяпали, еще и издеваетесь?
- Просто хочу знать, как к вам обращаться. Господин сосед – как-то не очень.
Семен откашлялся.
- Меня зовут Семен Хырбу, - сказал он.
- Очень приятно, - ответил динамик. – А меня – Андрей Киструга.
- Вы – хозяин этого дома?
- Нет. Я – сотрудник охранного агентства.
- Все-таки издеваетесь, - сказал, помолчав, Семен. – Могу ли я поговорить с хозяином?
- Ну а почему бы и нет? – услышал он за спиной.
Обернувшись, Семен уткнулся коленом левой ноги в бампер автомобиля.
Что из беседы с невидимым охранником услышал водитель «Теслы», беззвучно подкатившей к Семену со спины, трудно было сказать. Одно можно было утверждать наверняка – теперь он улыбался Семену поверх приспущенного стекла водительской дверцы.
- Меня зовут Раду Талмазан, - сказал водитель, - не хотите ли заглянуть на чай? А, сосед?
***
- Его зовут, - Михай Плешка боязливо огляделся в собственном кабинете, - Раду Талмазан. Прокурор Высшей судебной палаты.
- Кишиневский, что ли? – удивился Семен. – Что он забыл в нашей дыре?
- Не скажи, - поежился примар. – Это, брат, вариант: быть прокурором в Кишиневе, а особняк отгрохать от греха подальше. Да и не разве это дыра – всего сорок километров до столицы. У этого Талмазана даже на пятиюродных родственников ничего не записано. Осторожный, гад.
- Что, серьезный прокурор? – нахмурился Семен.
- Очень серьезный. Знаешь, каких людей он сажал?
- Каких?
Примар лишь махнул рукой.
- Я же вначале отказался продавать ему участок. Ну как, - поспешно прибавил он, - не ему, а людям, которые приходили от него. И не продавать, а…
Обычная краснота на мясистом лице Михай стала багровой.
- В общем, они хотели отчуждения общественной земли. Ну и часть твоего участка заодно.
Семен пожал плечами.
- Ну и в чем ты им отказал?
- Я пытался. Сделал все, что смог, - доверительно пригнулся к столу примар. - Знал бы ты, что тут началось. Ко мне нагрянули из налоговой. Меня допрашивали в антикоррупции. С меня взяли подписку о невыезде.
- Ничего себе, - вскинул брови Семен.
- Они знали все обо мне, - прошептал Михай. – Нашли даже сокурсницу, которая обвинила меня в хар…
- В чем?
- Харэ… В этом, харса… манде… Тьфу, блять! Короче, что я ее трахнул, а она вроде как была против.
- Вот суки!
- Студентами! В общаге! – на воспаленных глазах Михая выступили слезы. – Да я половину девок не запомнил – бухал как скотина!
- Беспредельщики, - помотал головой Семен.
- Уже не говоря про все остальное, - продолжил список жалоб примар. – Про поставку компьютеров в школу. Про ремонт комбайнов – в три раза выше первоначальной сметы. Про дом культуры, проданную под молебный дом.
- Да ты красавчик! – восхищенно воскликнул Семен.
- Прошу тебя, - взмолился Михай. – Мне пришлось не только все подписать, но еще и отдать все, что приносило хоть какой-то доход. Парикмахерскую. Наш с тобой магазин. Сука, даже мельницу – я до сих пор плачу за нее по кредитам! – он размазал слезу по багровой щеке.
- Плохо дело, - подвел итог Семен, слушая всхлипывания примара. – Не видать мне моей земли.
- И не суйся, - проскулил Михай. – сотрет в порошок.
- Хм, - качнулся на стуле Семен. – ну это мы посмотрим. Я запишу его.
- Куда?
- Ну не в парикмахерскую же. На диктофон. Запишу и пришлю ссылку. Захочет, чтобы запись никто не услышал – вернет огород. Ну и магазин заодно. Ну а не захочет…
- Я тебя прошу, - молитвенно сложил руки Михай. – Это страшный человек.
- Давай поспорим, - протянул руку Семен. – Если дело выгорит, ты накрываешь поляну в «Нороке» за свой счет. На все село.
- Чего?
- Хорошо, за счет примарии.
- С ума сошел. Карантин же. Чрезвычайное положение.
- Ой, я тебя умоляю!
- Дурак, что ли? Говорят, ночами вертолеты будут летать, распылять эти, как их. Дезинформаторы.
- Дезинфектанты, - поправил Семен. – Бля, вы как тут были совками, так и остались. Слушай Евроньюс, а не пропаганду. Так что, по рукам?
Михай покосился на ладонь односельчанина.
- Хочешь, чтобы меня посадили? – насупился он.
- Так Раду и отмажет. Если не захочет, чтобы запись пошла в интернет. Когда он приезжает домой?
***
Жидкость, цветом действительно напоминающую чай, Талмазан разлил в коньячные бокалы, прямо из бутылки Хеннесси.
- Ну, за знакомство, сосед! – поднял бокал прокурор.
Выпив, Семен осмотрелся. Из огромного окна он увидел собственный дом, причем почти целиком, чего нельзя было сказать, если смотреть с противоположной стороны. В углу комнаты, справа от телевизора в полстены, на изящной тумбе стояла клетка с живым попугаем. Попугай был огромен и цветаст.
- И что, говорит? – кивнул на птицу Семен.
- Еще как, - охотно отозвался хозяин и щелкнул пальцами.
- Прррринципы и ценности! – затрещала птица.
- Эй! – прикрикнул хозяин. – Это устаревшая версия. А ну-ка, давай что-нибудь из актуального!
Схватив телевизионный пульт, прокурор внезапно швырнул им клетку. Свалившись с насеста, попугай тут же снова запрыгнул на жердочку.
- Каррррантин! – крикнула птица. – Корррронавиррррус!
- Другое дело! – удовлетворенно отметил Талмазан и налил еще коньяку, себе и Семену.
- Будем здоровы, - сказал прокурор, чокаясь с Семеном. – За победу над пандемией.
Выпив, Семен почувствовал легкое головокружение, которое усилилось, когда он попытался представить, на какую сумму выпил коньяка всего за минуту.
- Закусывайте, - прокурор кивнул на тарелку с нарезкой и сам подцепил кусочек ветчины. – Какие проблемы привели вас ко мне?
Семен поежился.
- Да я лишь вчера вернулся. Пятнадцать лет не был дома.
Талмазан внезапно хлопнул себя по лбу.
- Черт! – воскликнул он. – Ну конечно, я совсем забыл! Забор – вы же по этому поводу, правда?
Семен не знал, радоваться ли такому повороту в разговоре, или лучше сбежать, пока не поздно.
- Эээ, - только и сказал он.
- Знаю, знаю, - махнул рукой прокурор, прожевывая ветчину. – Мы залезли на ваш участок. Идиоты из службы кадастра – дали неверную схему. И примар ваш, тоже хорош. Видел, что ошиблись, и ничего не сказал. Он, видите ли, решил, что вышестоящим виднее.
Талмазан треснул кулаком по столу так, что зазвенели бокалы.
- Бардак! – заявил он. – Низы боятся указать на ошибки верхам. А верхам, им ведь тоже свойственно ошибаться, разве нет?
Семен ошеломленно поддакнул.
- Разумеется, мы все исправим, - сказал прокурор, наливая еще коньяку. – Как, это другой вопрос.
- Ой, а можно? – Семен протянул руку с намерением прикрыть бокал, но прокурор его опередил.
- Конечно можно, - сказал Талмазан и наполнил бокал Семена до верха.
- Так вот, - продолжил прокурор. – Получается, нам с вами придется исправлять ошибки местной администрации. Непростительные ошибки.
Он помрачнел, выпил и помрачнел еще больше.
- Коррррупция! – закричал попугай.
- Вот именно, - отозвался Талмазан. – И за это, я считаю, соответствующий чиновник должен понести соответствующее наказание.
У Семена, несмотря на жар от коньяка, похолодело внутри.
- Отставка – достаточное наказание, как вы думаете? – прищурился прокурор. – Или пойдем дальше?
- К-куда? – у Семена затряслась челюсть.
- К уголовному делу, конечно. Или, если повезет, к уголовным делам.
- Н-не н-надо, - мотнул головой Семен.
- Я тоже так думаю. Сильный должен быть милосердным. Просто выгоним ушлепка к чертовой матери, а?
Не выдержав, Семен схватил бокал дрожащей рукой и разом опустошил его.
- Хорошо, - продолжил прокурор, а опрокинувший бокал коньяка и протрезвленный поворотом в разговоре Семен понял, что сам Талмазан-то прилично набрался. – Примара мы заменили. А кем?
Семен искренне пожал плечами.
- Я вот как думаю, - продолжил прокурор. – Нам нужен человек европейской направленности.
- Пррринципы и ценности! – отозвался попугай.
- Вооот! – расплылся в пьяной улыбке Талмазан. – Нужен патриот. Но! – он поднял палец, - понюхавший европейских принципов и ценностей. Сколько, говорите, вы прожили в Европе?
- Пятнадцать лет.
Прокурор неуклюже развел руками.
- В самый раз, - констатировал он.
***
В предыдущий раз единственный флоринештский ресторан «Норок», построенный еще в середине восьмидесятых, был забит под завязку лет десять назад – на свадьбе, которую примар Михай Плешка устроил своему младшему сыну. С тех пор «Норок» большей частью пустовал, приходя в запустение и проигрывая в конкурентной борьбе барам и забегаловкам, в которых сельчане с удовольствием пропивали денежные переводы от вкалывающих за границей родственников, а также собственные редкие заработки.
Но в этот вечер «Норок» переживал неожиданное возрождение, или, учитывая особенности собравшейся публики – Renascimento. Почти полторы тысячи человек – столько людей во Флоринештах не проживало с начала девяностых, сейчас же все ониуместились в одном ресторане. Урожденные молдаване, они разлетелись по свету – в Греции, Португалию и, конечно, в Италию, - чтобы слететься блудными мотыльками в один день и в одну точку.
Когда подошла пора горячего, было уже почти десять. Ничего, обычно на флоринештских свадьбах основные блюда подавали не раньше трех ночи. Впрочем, никто не роптал, наоборот, люди были веселее обычного. Казалось, сам всевышний ниспослал этот пир за все то, что односельчане пережили за десятилетия скитаний.
- Дорогие друзья! Родные мои односельчане! – примар Плешка уже изрядно выпил и обычно в таком состоянии он представлял себя произносящим историческую речь перед миллионом сограждан на центральной площади Кишинева. – Я счастлив, что дожил до этого момента! Наконец-то случилось то, о чем мы мечтали все эти годы! Мы, молдаване, возвращаемся домой! Возвращаемся, получив европейскую прививку от советского прошлого! Возвращаемся, как настоящие хозяева! Хватит убирать в дома погибающей Европы, давайте все вместе строить на своей земле!
К четырем утра опустели бутылки и блюда, и тогда снарядили курьеров. Ездили дважды, первым рейсом привезли вино из подвала Георгия и итальянские колбасы от Серафимы. Второй параллельный рейс привез коньяк и водку из трех домов, плацынды от Марии и котел с токаной. Лэутаров, которые звучали в первые часы, уже не включали. София Ротару чередовалась с Лепсом, Карлас Дримс отлично уживалась со Здубами, а Паша Парфени – с Натальей Гордиенко. Из проблем выявился забившийся туалет, но и это было решено – веселящиеся стали чаще выскакивать на улицу.
Семен весь вечер не опускал телефон, снимая происходящее, стараясь не выпускать из кадра примара. Он решил, что записанное на камеру свидетельство организации примаром незаконного в условиях карантина массового мероприятия и более того, его безудержное веселье в состоянии алкогольного опьянения лишь добавят баллы в копилку будущей отставки Михая.
За вечер Семен трижды подзаряжал телефон. Теперь он снимал, как примар, обняв двух женщин, в танце кружил их вокруг себя. Из брюк Михая вылезла рубаха, и в камере то и дело мелькало волосатое пузо примара.
- Ооооо! Дарида дарида дарида даридаридари оп дарида! – гремела веселая до сумасшествия молдавская мелодия.
- Семен! – заорал примар в камеру, словно не видел соседа сто лет.
Схватил Семена за шею, Михай ткнул толстым пальцем в монитор, переключив телефон в режим «селфи». Семен увидел собственное растерянное лицо рядом с красной, радостной мордой примара. Он натяжно и криво улыбнулся, но при этом подумал, что именно такое несчастное выражение его лица и будет его алиби, когда делу примара дадут ход.
- Мой лучший друг! – прокричал примар, и Семен нашел чем ответить: двумя пальцами указал себе в глаза и в глаза примару.
Михай только хрипло засмеялся, едва не поперхнувшись.
Тем временем звуки, доносившиеся из соседнего зала свидетельствовали об оживлении, превосходящим даже возглавленное лично примаром веселье. Звуки были громкими, отрывистыми и напоминали приступы рвоты.
Выбравшись в соседний зал, Семен понял, что снимает драку, причем далеко не в ее дебюте. Дрались две пары мужиков и куча женщин, причем некоторые мужики, уже изрядно помятые, с разбитыми лицами, пытались безуспешно разделить баб.
- Что вы делаете? – закричал Семен, выключив камеру. – Сейчас примара позову! – и сам понял бессмысленность своей угрозы. Он ринулся вперед, но застыл, обдумывая, не смогут ли теперь и ему припаять статью – за участие в массовой драке.
Его раздумье нарушилось резанувшим светом из-за окна. Потом был еще один удар света, в окно напротив, потом еще один.
Крики стали стихать, затем заглохла музыка, обрушенная криком примара: - Всем молчать! Тишина!
И даже ошалелые визги дерущихся баб не смогли скрыть гула моторов за окнами.
- Вертолеты! – заорал примар. – Нас всех отравят хлоркой!
Зал ответил паническим ором, но вместо вертолетов, в помещение влетели темные фигуры в защитного цвета костюмах, в противогазах и с автоматами. Семен попытался включить камеру, понимая, что становится, хотя и несколько неожиданно для себя, свидетелем конца политической карьеры примара. Но его самого сбили с ног и скрутили руки за спиной.
- За что? – закричал в пол Семен.
Но получил тычок в голову и увидев, как капает кровь из носа, заплакал.
- Я же свой! – проныл он.
Людей сгружали в подогнанные фургоны, которые все еще, как запрограммированные, крутили прожекторами, световые клинки которых то и дело пересекались в ночном флоринештском небе. Стоял крик и вой, как при конце света.
Машины покидали село одна за другой, растворялись в темноте, словно и не было никогда ни их, ни тем более исчезнувших с ними людей. Погасли ресторанные огни и лишь в одном доме за высоким забором, из больших окон лился мягкий приглушенный свет. Еще немного, и свет погаснет и в этом доме, и лишь утром на балконе дома появится одинокая фигура мужчины в белоснежном халате. Зевнув, мужчина неспешно потянется, вдохнет свежий воздух и застынет, пораженный непривычной тишиной, разбавляемой пеньем птиц. Постояв так с минуту, он, встрепенувшись, исчезнет за захлопнувшейся балконной дверью.
Весенный день вступит в свои права.