September 15, 2016

Про принцесс и тетради в клетку

Оригинал взят у

kukina_kat в Про принцесс и тетради в клеткуВ детстве у меня была подруга. Лучшая-наилучшайшая. С 3 лет мы были не разлей вода. Она, конечно, жила в моем доме и ходила со мной в садике в одну группу.

У подруги была мама. Ее мама казалась мне эталоном красоты и женственности. А как же иначе? У нее ведь был уже третий муж. Или четвертый. Или, возможно, даже не муж, а -- ох, как волнительно! -- поклонник. У моей мамы вообще никаких поклонников не было. И всего один муж, и тот мой папа.

Мама подругина училась заочно в каком-то институте (и иногда ездила на сессии). Иногда сессии мамы совпадали по времени с сессиями Верховного Совета СССР (или какой у нас там был орган управления в 86 году?), мы с подругой понимали что-то и заговорщицки друг другу подмигивали. Главное было не говорить вслух, что мы там поняли, а то никакой таинственности не будет. Короче, мама подруги была прекрасна, немного похожа на Аллу Пугачеву (ту Аллу Пугачеву 86 года, которая пела "Эй вы там, наверху!") и абсолютно неуловима. Иногда мы с ней гуляли. Но случалось это редко, может, раз-два в год. Она кормила нас мороженым, курила, водила в кино, и просила никому не рассказывать, что мы делали. Особенно подругиной бабушке и моим родителям. А особенно, что она курила.

Да, конечно, у подруги была бабушка. Дедушка тоже был, но дедушка роли вообще не играет, очень тихий и неприметный был дедушка.

У меня тоже была бабушка. Моя бабушка была веселая, шебутная, простая русская баба, которая и матом приложит и оглоблей при необходимости, и в горящую избу, и коня на скаку, и вообще бабушка моя слегка без башни (в хорошем смысле этого слова). Бабушка жила не с нами, а на другом конце города, куда надо было 2 часа ехать на перекладных (и то, если повезет, то 2 часа, а не повезет вообще не известно сколько).

Мы с бабушкой больше всего любили шастать (именно шастать, другое слово тут никак не подходит) по гостям (почему-то всегда по ночам мы это делали), вываливать мусор в неположенном месте -- там, где все его сваливают, но нельзя! (опять же по ночам) или ходить к ней в школу, потому что бабушка работала директором школы (это тоже, считай, по ночам, ибо начало школы в 8-00, а директор должен прийти раньше всех).

В гостях мы пили. Бабушка взрослый шипик (шипик -- это напиток, который шипит, мое детское слово). А я детский шипик. Мы, конечно, и ели тоже, но это не в счет. Ели мы везде, а пили в основном в гостях. Взрослый шипик был гадкий, и я все недоумевала, почему бабушка не пьет детский. Бабушка пила гадкий взрослый шипик, а потом пела. Моя бабушка прекрасно пела. Очень красиво и мелодично. Люди так не умеют. Когда она пела, казалось, что где-то рядом звучит музыка. Я даже слышала, как а капелла поют настоящие профессиональные певцы -- им до бабушки как до Луны пешком. После гостей мы всегда шли домой по каким-то абсолютно глухим местам в абсолютной темноте. И это было лучше всего. С бабушкой ничего не страшно.
В школе мы не пили, в школе мы не знаю, что делали. Когда по ночам груши воровали из соседских садов или астры с клумбы -- тоже не пили. Но мне все равно нравилось, ведь мы пели -- только обязательно на обратном пути и когда подальше отойдем.

Блин, опять мама скажет, что я написала порочащий бабушку пост и такой нельзя было -- а я же пишу "не пили" -- чего тут порочащего? Но все равно, когда я что-то упоминаю в постах про семью, мама называет такие посты порочащими.

А вот у подруги бабушка была совсем другая. Она была строгая. Я очень редко видела, чтобы она улыбалась, и уж совершенно точно она не умела смеяться. Она даже ходила всегда прямо и застегнута на все пуговки. Она была очень правильная. От нее этикетом за полверсты перло -- и от всех того же требовала: не клади локти на стол, не подтягивай штаны, не ковыряй в носу, не кривись... Я ни разу ее не видела в халате или в бигудях. Всегда при параде: в белой рубашке и брюках, при макияже. Я ее побаивалась.

Подруга не могла сказать, пила ли ее бабушка взрослый шипик. То, что он у них дома был -- это доподлинно известно. Мы его видели. А вот как бабушка его хотя бы раз пила -- не видел никто.

Когда к бабушке с дедушкой приходили гости, подруге надо было гулять во дворе и в дом не заходить, там взрослые разговоры. Когда бабушка уходила в гости, подруга либо оставалась дома и не могла выйти гулять, либо оставалась на улице и не могла зайти в дом. Почему-то ключей у подруги не было.

Мою маму всегда страшно расстраивало, что подруге нельзя у нас питаться, и она ходит весь день по двору голодная. Потому что питаться у чужих людей неприлично. Поэтому мы подкармливали подругу по секрету. У нас она научилась есть пельмени, сосиски и жареную картошку -- такого у нее в семье не было. Я не представляю, чем же у них там кормили -- но такого не давали.

Как вы могли догадаться, подругина бабушка была учительницей. И не просто учительницей, а учительницей математики. Поэтому бабушка с подругой занималась, учила ее. Это сейчас принято с детьми активно заниматься типа уроками чуть не с года. А тогда я вообще ни одного ребенка не помню, с которым прямо "занимались". Однажды я пришла позвать подругу гулять -- а нельзя, как раз время занятия. Ну, меня тоже на занятие взяли. Нам было лет 5.

Мне выдали тетрадь. Чистую и в крупную клетку (я тогда первый раз видела тетрадь в крупную клетку). Написали в ней примеры на сложение и вычитание на целую страницу. Подруге тоже написали. Мы все быстренько решили, конечно, и побежали гулять. Подруга очень радовалась: вместе решать в сто раз быстрее! Тетрадь мне подарили: в нее написали еще целую страницу примеров и сказали, что это "домашняя работа" до завтра. А потом пусть я каждый день прошу маму писать в тетрадь примеры и решаю их.

Я очень тщательно запомнила время, в которое у подруги уроки, и больше никогда в это время не приходила. Потому что даже самая крепкая и наикрепчайшая дружба имеет предел. А мне даже маленькой интуитивно не хотелось проверять, где же он находится.
Через неделю бабушка подруги поинтересовалась, как там тетрадь. Пришлось показать. А на каждой странице были цветы и принцессы. И даже один дракон.

Меня долго, но очень сдержанно, ругали тихим голосом, поджав губы и осуждающе покачивая головой, и сказали, что тетрадь в клетку нельзя было так бездарно тратить, подразумевая, что вместе с этой тетрадью в мусорное ведро пойдут и мои младые годы, проведенные не за примерами на сложение, а за рисованием принцесс с мечом и в туфлях на шпильке.

Потом мы вышли от бабушки, пошли во двор, а подруга сказала:
-- Кать, а научи меня рисовать принцесс на шпильках!