7
Девушка лежала как-то напряженно, я понял, что она боится. И не меня…
- Не бойся, Победа, я не причиню тебе боль!
Победа, встав на локте, спросила:
Я подошёл к ней, взяв на руки, положил обратно на кровать, лег рядом и ответил:
- Страсть! Я хочу тебя. Но я не хочу это делать без тебя, без твоего согласия! Пока ты не захочешь, ничего не будет!
Феликс был честным и открытым, даже откровенным, впрочем, как и всегда. Он сказал, что хочет меня. У меня после этих слов затряслись руки, я спрятала их под одеяло.
Взглянув на меня, Феликс сказал:
- Хочешь спать на кровати, спи. Я буду спать на кушетке!
Я остановила его рукой, взяв его за руку, и сказала:
- Я хочу спать сегодня с тобой!
Феликс зажег ночник, погасив верхний свет, сказал:
- Я привык спать обнаженным, если тебя это не смутит!
- Я когда-то тоже спала обнаженной….
Феликс лег, выключив ночник, сказал:
Я, сняв байковый халат, легла, и сразу попала в его объятья. Его сильные, мускулистые, но нежные руки обняли меня, я почувствовала, что у него на бедрах было что-то одето, но не придала этому значения.
- Это набедренная повязка, такие, носят на островах в Индийском океане! Она легко снимается, если знать как!
Я тихо повернулась на живот, опершись о локти, посмотрела на него, он закрыл глаза. Я решила погладить его руки, его плечи, его грудь они были мускулистые, мои пальцы прошлись по волосатой груди и спустились ниже к животу.
Когда рука дошла до повязки, Феликс перехватил её и, повернул ладонью вверх, поднёс к губам, нежно поцеловав, сказал:
И покачав головой, вздохнув, потер меня своей ладонью по щеке, сказав:
Я, посмотрела на него, кивнув, сказала:
- Да Феликс, я не готова! Но я хочу, чтобы ты меня поцеловал, обнял и прижал к себе очень-очень крепко.
Он улыбнулся, и сделал, так как я просила.
На улицах Сочи зажгли фонари. А мужчина, целуя свою девушку, учил её опять без боязни прикасаться к мужскому телу. Этот урок не прошёл даром. Они вновь и вновь целовались. Он чувствовал, что в ней загорается тот огонь, который давно погас, и который он знал, в ней в детстве и юности был.
Я вспомнил внезапно, ту маленькую девочку, что пробегала иногда с отцом мимо нашего дома-клуба, когда из нашего «Вестника» доносилась музыка, она пританцовывала. Я и представить себе не мог, что этот маленький «гадкий утёнок», превратится в такую, красивую, нежную, забавную и сильную птицу. Да это именно она. Именно Победа. Я понял, что не могу от неё отказываться и не должен.
Я лежал и дремал. Вдруг Победа проснулась и спросила:
Я посмотрел на свои наручные часы:
Она опять легла и стала задумчиво водить руками по моей груди и спросила:
- Феликс, а сколько у тебя было женщин?
Она поднялась на локте, посмотрела на меня и сказала:
- Ну, первая это бывшая жена, ежу ж понятно. А кто вторая…
Я повернулся, и лёг на неё сверху, прижав её к себе так чтобы, она почувствовала меня, расцеловав, спросил:
На её лице появился очаровательно-нежный румянец, и она кивнула:
Феликс шутил, играя со мной. Целуя и называя, такими нежными словами, что у меня вызывало это возбуждение. Он опытный мужчина я это знала. Он любил меня!
Всё же, я не могла поверить, своему счастью. Я была в объятьях того самого мужчины который меня вдохновил на танцы.
- Знаешь, это ты меня вдохновил на танцы!
Феликс усмехнулся, посмотрев на меня, спросил:
- Это ты в тот вечер стояла у витринного окна?
- Да! Я стояла, и смотрела на Ваш с Лианой, танго!
Я знал, что это была Победа. Я вновь вспомнил, как Лиана пришла ко мне в то утро и сказала, что она беременна от меня. Я был бы счастлив, если бы это одобрила Победа. И решил быть открытым до конца.
- Лиана приходила ко мне в то утро Паби, когда ты сообщила, что ты свободна от диабета и что Олимпий Радин не твой отец.
Я из тумбочки, достал копию документа, что дала Лиана, и показал ей, сказав:
- У нас с ней общий ребёнок, но, ни я, ни она не любим, друг друга, это была одна единственная ночь тогда…
Я смотрел на девушку, её лицо было спокойное и безмятежное ни намёка на возмущение, гнев или ревность.
Она зажмурилась, потянувшись, посмотрев в бумагу и прочитав, отложила, покачав головой, спокойно сказала:
- Знаешь, напрасно ты старался! Феликс я не ревную тебя к твоим женщинам, это твои вопросы и, я знаю, что ты не без греха, как и любой человек. Главное, какой ты сейчас, здесь, и со мной! Это главное, всё остальное приходит и уходит!
- Ты самое прекрасное и светлое, что случалось в моей жизни, помимо детей!
Я сел в кровати, и мы разговаривали почти весь оставшийся вечер, пришла Фелица, она спросила про ужин.
Победа пошла вниз, ужинать, а сестра, посмотрев на меня, сказала:
- Завтра тут будет, не протолкнутся, готовится мамин с папой фестиваль! Может, я позвоню в дом, пусть там приберут и ты с Победой, переберётесь туда?
Я, подумав над этим предложением сестры, похлопав по кровати, сказал:
- Фелица, иди-ка сюда, сестра!
Сестра подошла и села на кровать, а я спросил:
- Что у тебя с этим человеком из полиции, Фел?
Фелица вздохнув, склонив голову на бок и посмотрев на меня, спросила:
- Фел мне всё равно с кем ты спишь и кого ты любишь! Но я, твой брат, к тому, же близнец, и не хочу, чтобы у тебя были проблемы!
- Ну, кажется, у нас что-то есть…
- Фел, ты всегда была мудрой, давай дерзай!
Сестра, покачав головой, сказала:
- Они сначала подозревали тебя в этих убийствах....
И сестра мне всё рассказала. Она рассказала, при каких обстоятельствах познакомилась с этим служивым закону. Сказала, что он ей поначалу не пригляделся, но потом когда он сказал, что я вне подозрений, она успокоилась. А я успокоился за сестру.
Я поужинала и поднялась на ярус Феликса. Феликс обнимал Фелицу, и я невольно улыбнулась, они так любили друг друга, что я не могла нарадоваться, что Фелица здесь.
Сестра Феликса была тоже не обычной, как и вся семья Заряниных. У сестры-близнеца Феликса был ДЦП легкой формы. И при этом Фелица была неотразимой красавицей, как и все её братья, носила красивые формы тела, владея им, так, что даже родные братья иногда не узнавали её в танце. С мужчинами, которые приходили в дом-клуб Заряниных, Фелица была строга и даже слегка жестока. Но я понимала, почему она себя так вела, не хотела, чтобы её считали инвалидом. А когда она была с семьей, могла позволить себе немного расслабиться и немного побыть слабой и ранимой.
Фелица обернулась, заметив меня, она сказала:
- А вот и Паби, иди-иди сюда, не стесняйся!
- Вы так мило сидели, что я не решалась Вас беспокоить!
- Мы вспоминали детство. С этим домом у нас связано очень, много хороших и красивых воспоминаний!
Я села на кровать рядом с Феликсом и спросила:
- А почему Ваш клуб называется «Ночной Вестник»?
Фелица, взглянув на Феликса, вздохнула и сказала:
- В детстве я заболела. У меня был грипп или простуда, не знаю, уже не помню, что именно. В тот день Феликс отказался идти в школу из-за меня. И мы сидели в кровати и играли в слова. Кажется, папа, да-да это был он, проходил мимо моей комнаты, мы тогда произнесли друг другу слова: «ночной» и «вестник». И папа крикнул маму! Потом мы узнали, что из этих двух произнесённых в игре слова, мама с папой составили название нашего клуба! Я не ожидала, что родители так и оставят это название, и оно приживётся и понравится жителям города и его гостям!
После этого Фелица поцеловала меня в щёку и, похлопав брата по плечу, ушла. А мы, с Феликсом обнявшись, сели на кровать, он посмотрел на меня и кивнул сторону занавесок, они были закрыты.
У него есть балкон? Я с интересом кивнула. С входа в этот дом, с внешней стороны, выглядел неприглядным, старинное здание, наверняка, сохранившее свой первоначальный вид, но внутри это был вполне себе комфортный, красивый, без лишней бытовой атрибутики четырёх этажный дом, с салоном танго на первом этаже. А вот выше, начиная, со второго по четвертый занимали жилые помещения, надо сказать это очень удобно!
Я обнимая Феликса и поддерживая его под спину, он ещё не оправился, прошло каких-то несколько часов, после того как его споили братья. Я про себя ругала их за это, но их уже наказала Фелица! Она любила своего близнеца.
Я вывела Феликса на балкон, сев с ним на какой-то узкий диванчик, не обратив на его убранство внимание. Но я обратила внимание на то, как тяжело мужчина дышал, затем немного дыхание успокоилось.
Он взглянул куда-то вдаль. А вдали были холмы Сочи и Чёрное море. Оно играло серебром в лунном свете.
Я, обомлев от такой красоты, воскликнула:
Он, дрогнувшим голосом, сказал:
Я повернулась и только тут увидела, на чём сидит Феликс.
Он сидел на низком красивом диване, и то был не просто диван, это был трон. Трон с высокой резной спинкой, такими же резными, но низкими подлокотниками, сидение было из бордового или красного бархата или сатина, я толком не поняла, ведь были сумерки. Как у восточных шейхов или ханов. Откуда такие богатства у обычного танцора?
И тут я вспомнила, что он вовсе не обычный танцор, а один из потомственных артистов.
Вздохнув я села рядом, но не на трон, а возле него, у ног Феликса, он взглянул на меня, встал и, взяв за руку, под локоть, подняв меня, отряхнув мои брюки.
- Твоё место рядом со мной, а не у моих ног, милая! Ты достойна лучшего!
Он пересадил меня на трон. Этот трон был мягким. Феликс растянулся на нём. А я спросила:
- Да. Я его выкупил у турецких киношников. Помнишь, был такой исторический сериал про одного турецкого хана и его любимую наложницу, ставшую одной из величайших женщин Османской империи.
Я вспомнила историю, которую учила в школе. Хюррем (Роксолана), русская рабыня, потом любимая наложница, ставшая свободной и любимой женой, Османского хана Сулеймана Великолепного. Про неё и снимали этот сериал.
- Да. Такая великолепная и невероятная история этой русской рабыни, впоследствии ставшей одной из величайших женщин в Османской империи. И этот трон с той студии, где снимали этот сериал?
- Моя мама очень полюбила эту историю, поэтому я и выкупил этот трон после съёмок!
Вот это да! Вот это связи у Феликса Зарянина. Я знала, что у них много связей, но я и представить себе не могла, что он настолько именитый и обеспеченный. Это в моей голове пока не укладывалось.
Я наблюдал за девушкой, она уютно устроилась на этом троне, сложив под себя ноги, положив мне голову на плечо, обняв обеими руками за талию. И смотрела на море. Кто бы мог подумать, что я влюблюсь в эту красивую непосредственность. В эти тонкие руки, длинные мускулистые ноги, улыбающиеся светло-карие глаза и вьющуюся по плечам, роскошь светло-каштановых волос, среднего размера грудь, пусть и неидеально-плоский живот. Во всю эту широко-распахнутую, добрую душу и такое же сердце.
Это казалось невероятно. Но я был безумно влюблён в Победу. И во мне вновь проснулся отец. Словно я хотел заботиться о ней как отец. Отец, который у девушки без сомнения был. Главное его найти.
- Паби, ты не хочешь найти своего кровного отца?
Она встрепенулась, но спокойно ответила:
- Хочу. Но я не хочу спрашивать маму.
Она повернулась ко мне, она лежала на мне, а когда повернулась, её губы оказались над моими, сказав:
Я ухмыльнулся, закатив глаза, представив себе эту картину.
- Вот и я про то же! Я уже спрашивала её, когда первый раз услышала, что Олимпий мне не отец!
Губы девушки опустились, она, чуть ли не плача сказала:
- А она сказала, чтобы я забила на все слухи и сплетни!
А потом с живым восторгом произнесла:
- Но как говориться: «Слухом земля помнится!» в интернете я нашла базу данных биологических родителей. Но всё никак не соберусь осмотреть сайт. Я бы сделала это сама, но я хочу, чтобы ты и Олимпий были в этот момент рядом!
Она опять откинула голову и подставила губы для поцелуя, затем сказала:
- Я это знаю. Осталось сказать об этом Олимпию. Он, я знаю, конечно, не обрадуется, но я так хочу найти того мужчину, который меня зачал. Я мечтаю о том, чтобы у нас была большая семья. Чтобы папа, Олимпий, нашёл себе женщину, которая бы и его любила, а не только себя. Ещё надо окончательно перебраться в пансион тёти Фел….
Победа стала такой живой, планов у неё было очень-очень много, и в них обязательно присутствовал я. Это меня очень веселило, и я смеялся. Я начинал всерьёз задумываться о том, чтобы сделать её окончательно и бесповоротно своей женщиной. Я сделаю это на день её рождение.
- Паби верни мне кулон, я хочу отреставрировать его!
- Он слишком не современный, я хочу кое-что подправить. Это, в конце концов, семейная реликвия. Моя мама получила его в дар от бабки матери отца. И так далее. Он передавался исключительно по женской линии. И ты подари его невестке своего сына.
Победа, отдавая мне кулон, сказала:
- Если наша любовь доживёт до того дня!
Я почему-то был уверен, что наша любовь доживет, она должна дожить, иначе не получится. Мне этого очень хотелось. И я молился за это.
И на шее стало как-то не привычно. Я думала, что он не захочет опять целоваться, но его сильные руки и нежные пальцы легли мне шею как раз туда, где висел кулон. А за тем проведя руками по шее, он стал целовать её. И вновь я попала под его удивительный мужской шарм. Но я всё же, была настороже, потому что было что-то в этом темно-карем взгляде, что заставляло меня пугаться. Я усилием воли заставила не дрожать руки и обвить его красивую, лысую голову.
Я не знала, что он хочет, но чувствовала, что он ничего не сделает мне больного или чего-то постыдного. Мы упали на его кровать, она была тоже не обычной, это было скорее ложе востока, чем обычная европейская кровать.
Победа опять стала отстранённой и страстной одновременно. Как долго я смогу это терпеть, я не знал! Но я и ломать её не хотел. Она слишком дорога мне.
Я ласкал её тело. Молодая женщина отзывалась неохотно, но постепенно она стала мягкой и нежной. Она обвила мою голову, её руки дрожали. Когда я стал целовать её живот, девушка замерла, даже руки опустила мне на плечи, будто хотела отстранить. Я тут же остановился.
- Я пообещал, что не буду делать того, что ты не захочешь!
Она, задрожав, но, не отвернувшись, сказала:
- Феликс я не могу, не могу…. О Боже! Прости! Но это сильнее меня, я не могу. Я боюсь, Феликс. О Боже, я боюсь, Феликс. После этого праздника для выпускников я всё тебе расскажу. Дай мне время. Я-я! Я сейчас не готова.… Прости! Дай мне самой всё тебе рассказать! Прошу тебя!
Вздохнув, глядя ей в глаза, покачав головой, я сказал:
- Я давно догадываюсь, я бы настоял. Но ты права. Лучше рассказать самой. Поэтому я и терплю. Паби, я в первый раз в жизни так сильно люблю женщину, как тебя. Я хочу, чтобы ты это знала: всё будет, так как ты хочешь!
Он такой был всепонимающий, терпеливый, нежный и… страстный. Как я могла ему отказывать? Но и он все, же останавливался. Он всякий раз останавливал себя, когда…. Страсть захлёстывала. И в этот раз было так же. Боже он был на пределе.
Я перевела дух, но мне надо было о чём-то поговорить, и я спросила:
- Что у тебя с Лианой Долман с директрисой д\к?
Феликс усмехнулся, он даже поднял голову с подушки, и, водя пальцами по моему плечу, ответил:
- Я провёл с Лиа всего одну-единственную, но очень, страстную ночь…
Посмотрев на меня, он договорил:
- Паби, мы с Лианой, не любовники, и до той единственной ночи мы даже не знали друг друга, но моя работа в салоне мамы позволяла мне несколько, скажем так отпускать себя. У Лианы есть сейчас мужчина, но тогда его не было, и он ещё не замаячил на горизонте. Так, что я тоже, будучи относительно свободным, не отказывал себе в, скажем так, развлечениях. И я был бы полный идиот, если бы сказал, что мне не понравилась та ночь. Так что да, у нас Лианой будет общий ребёнок!
И улыбнувшись той самой заразительно-нежной улыбкой, которая сводила меня с ума, Феликс спросил:
- Но это, как я надеюсь, не повлияет на мои отношения с тобой?
- А у тебя до меня кто-то был?
Этот вопрос застал меня врасплох, но я честно и немного резковато ответила:
- Был, но я не хочу о нём говорить. Не сего дня. Не сей час!
Судя по резкому тону Победы, это этот кто-то и сделал, так что она стала такой зажатой и стеснительной. Девушка ведь была не такой, становясь раскрепощенной только в танце, и Феликс Зарянин об этом знал.
Я дрогнула, когда Феликс подошёл ко мне. Он без сомнения всё заметил и понял ещё тогда когда, я пришла к нему в танцкласс. В первый день.
Феликс ведь был более опытный и зрелый, чем все те мальчишки, которые за мной бегали, до и после этого случая…. Я это знала. И именно ему я расскажу всё то, что со мной происходит, а потом если он того захочет, отдамся на волю страсти.
Я, повернувшись и посмотрев ему в глаза, пообещала:
- Я обещаю, что смогу тебе всё рассказать, но после выпускного бала!
Феликс подошёл, ко мне молча, и заключил в объятия, это было так неожиданно и приятно.
Затем поцеловав в макушку, вздохнув, он тихо сказал:
- Тогда давай поговорим про меня? Чего тебе ещё рассказать? Спрашивай?
Я разоткровенничался. С этой девушкой, которую звали Победой, было легко это сделать. Я не упускал ни одной детали, того где я был и что видел! А был я, пожалуй, везде кроме Антарктики и Антарктиды. Вся моя жизнь это яркий калейдоскоп, который бил красками всех цветов. А иначе и быть не могло ведь я Зарянин. И мне нужно всё самое лучшее. От отелей, обстановки в моей комнате, до женщин, и кажется я, получил в этот раз именно такую женщину.
Оказывается до того как карьера Феликса оборвалась из-за случая с Помпеевой он успел побывать везде, объездил с гастролями и на отдых весь мир.
Феликс казалось никогда, не был таким откровенным как со мной, он говорил-говорил и говорил, а я слушала его рассказы о дальних странах, удивлялась, спрашивая, если, что-то было непонятно.
- А вот я нигде не была, за исключением Москвы и Крыма!
- Какие твои годы ещё успеешь побывать везде!
Я обняла его, поцеловав, сказала:
- Перекусим и спать? Выступлений сегодня не будет, я ещё не могу выступать!
Меня переполнили чувства и я сказала:
- Этакие балбесы, твои братья. Они ведь знали это свойство твоего организма, и так поступить! Не понимаю, Феликс!